В несколько строк
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 1999
В несколько строк
ЛАВКА БУКИНИСТА Герберт УЭЛЛС. ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ ФАНТАСТИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ. Кн. 1 и 2. М., “Текст”, 1996. Тираж не указан.
Жаль, что это издание так навсегда и замерло на первых двух книгах. И не только потому, что любое произведение Уэллса интересно, его следует читать всего — от начала до конца. Издание, предпринятое было “Текстом”, задумывалось как иллюстрированное, тут и портреты автора, и работы разных художников, старых и современных. В тиражировании пусть любопытных, но давно исчерпавших себя братьев Стругацких, в то время как выход собрания сочинений классика прерван в самом начале (да и то готовилось оно без комментариев), даже не цинизм момента, а суть культурной ситуации. И верно: какие комментарии можно сочинить, например, к многотомникам Фазиля Искандера или Андрея Битова? Притом забывают, что была же и принципиально другая литература.
СОВРЕМЕННАЯ БАЛЛАДА И ЖЕСТОКИЙ РОМАНС. СПб., Издательство Ивана Лимбаха, 1996. Тир. 5000 экз.
Стоит прислушаться к этим строчкам, и расслышишь нечто знакомое.
Вот раздался свисток паровозный.
Не успел скрыться поезд вдали,
Сторожа по платформе далеко
Неостывшийся труп пронесли.
И в вагоне вдруг все взбунтовалось,
Машинист тут стоял сам не свой —
Его дочь от любви и измены
Под машину легла головой.
В тот же день в том же самом вагоне
Офицера убитым нашли.
И погибла их жизнь молодая
Из-за этой несчастной любви.
Вроде известно от начала и до конца. Но что это? Откуда? И не догадаться, если искать прямые совпадения. На самом деле прямых совпадений тут, собственно, и нет. Как бывает фантомная боль на месте ампутированной ноги или руки, так жестокий романс, городская баллада болят там, где некогда существовала так называемая высокая культура.
Борис СИЧКИН. Я ИЗ ОДЕССЫ, ЗДРАСЬТЕ… СПб., “СМИО Пресс”, “Издательский дом “Бельведер”, 1996. Тир. 11 000 экз.
“Когда пришло время, сосед, старик Абрамович, отвел меня в школу. В классе, когда распределяли общественные нагрузки, я взялся за огород. Попросил всех учеников принести картошку, рис, вермишель, фасоль, огурцы, помидоры и так далее. Дома из этих продуктов мы варили супы. Пришло время сбора урожая, я посетовал на неурожай. Тогда класс мне дал еще один шанс”. Если это и выдумано, то выдумано очень смешно. Впрочем, ломать голову — шутит ли Борис Сичкин или говорит серьезно — не имеет смысла. Как жизнь его разнообразна и необыкновенна (и война, и театр, и кинематограф, и тюрьма, и эмиграция, и т. д.), как разнообразны и необыкновенны его близкие друзья и хорошие знакомые (Светлов, Смирнов-Сокольский, Гаркави и проч.), так разнообразен и неповторим он сам. И танцор. И куплетист. И актер кино. А главное — он один из немногих на этом свете счастливых людей. Как бы ни было трудно, почти всегда занимался любимым делом. И в самом страшном умудрялся разглядеть смешное. Само собой разумеется, книга эта не написана, а наговорена, рассказана. Шутка за шуткой, слово за слово. И возникает особый мир. И это неизбежно, достаточно единственного слова. В самом начале.
Варвара СТЕПАНОВА. ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ ЖИТЬ БЕЗ ЧУДА. М., “Сфера”, 1994. Тир. 3000 экз.
Письма, стихи и записки блестящего художника Варвары Федоровны Степановой помогают понять не только то, к чему стремились сама Варст (как она себя называла) и ее муж Александр Михайлович Родченко. Они помогают почувствовать, почему же великая эпоха искусства двадцатых годов уступила место великой эпохе искусства тридцатых. И не давление времени виной, а желание перевести художество в ранг государственного занятия. Это удалось, но последствий такого превращения предвидеть не мог никто.
Густав МАЙРИНК. ИЗБРАННОЕ, т. 1 и 2. Киiв, “Фiта Лтд”, 1994. Тираж не указан.
Сейчас, когда все романы Г. Майринка, кроме “Зеленого лика”, переведены, очевидно, что лучшее его сочинение — “Голем”. Прочие скучноваты, иногда рассудочны, а иногда обессмысленны. Но поразительно хороши рассказы, особенно “Заклятье жабы — заклятье жабы”, истинно мистический, гипнотизирующий рассказ с ироническим и страшным жабьим припевом: “Я плюю на цветок лотоса, я плюю на свою судьбу…” — и загадочным вопросом — что делает вторая, седьмая, девятьсот семнадцатая или тридцать девятая нога Тысяченожки, когда она вознамерится шагнуть. И, задумавшись над этим вопросом, Тысяченожка навеки оцепенела.
ПАРНАССКИЕ СТРАДАНИЯ. М., “Молодая гвардия”, 1990. Тир. 100 000 экз.
С легкой руки Николая Глазкова появился в литературе жанр “ироническая лирика”. Считается, под эту рубрику подходит любое стихотворение, вызывающее смех или даже усмешку. И потому в среднестатистическом ироническом стихотворении слышится этакая залихватистость. Мол, автору Иппокрена по колено. В действительности же ирония — явление иного порядка, и потому стихи, долгие годы публиковавшиеся в особом разделе альманаха “Поэзия”, а затем собранные под общей обложкой, столь разноголосы, принадлежат ли они местным поэтам, переведены ли с чужого языка. Тут действуют особые закономерности, которым надо бы посвятить обширное исследование, пока же впору констатировать вместе с одним из авторов:
Кормили хорошо, а вырос плохо —
должно быть, это, милые, — эпоха.Норман ДОНАЛЬДСОН. КАК ОНИ УМЕРЛИ. М., КРОН-ПРЕСС, 1995. Тир. 15 000 экз.
В смерти известного человека биографы, репортеры и досужая публика стараются разглядеть либо особый знак, заново освещающий всю его жизнь, либо эффектную точку, логично эту жизнь заканчивающую. На самом-то деле и первое, и второе — из области домашнего театра (театра для себя, театра для других, едино). Верно подмечено — каждый умирает в одиночку, и хотя известная русская пословица пытается упрямо возразить, что на миру и смерть красна,— это стороны одной монеты. “Орел” и “решка”.
Борис ЯМПОЛЬСКИЙ. ЯРМАРКА. М., “Вагриус”, 1995. Тир. 5000 экз.
Какие-то рукописи Б. Ямпольский раздавал на хранение знакомым, и о них до сих пор ничего не известно. Но то, что осталось, давно пора издать в нескольких томах. И станет явно, как менялась повествовательная интонация, как изменялись сюжеты, делаясь не хуже, не лучше, а становясь иными. И это будет самое достоверное свидетельство и о жизни писателя, и о том, что творилось у него в душе.
БЕРЛИН — МОСКВА. Мюнхен — Нью-Йорк, “Престель”, М., “Галарт”, 1996. Тираж не указан.
Каталог выставки, экспонировавшейся сначала в Германии, а затем в России, и более похожий не на каталог, а на монографию, лишний раз подтверждает — у советского и немецкого искусства тоталитарной эпохи нет ничего общего. Вернее было бы называть их разными художественными направлениями, сосуществовавшими в общем временном пространстве. И замечательно, что тенденциозно выстроенная музейная экспозиция давно разобрана, а в пределах книги картины, плакаты, фотографии и тексты существуют по собственным законам.
Б. ФИЛЕВСКИЙ
∙