Мелочи жизни
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 1999
Мелочи жизни
Павел БАСИНСКИЙ
А слон идет… Стоило мне однажды в рамках рубрики “Мелочи жизни” напечатать заметки под названием “Прощание с Зоилом”, в которых я предрек конец русской критики в ее традиционном толковании, как тотчас посыпались упреки и насмешки. Мол, вот, объявляет конец критики, а сам продолжает существовать в качестве критика… в тех же “Мелочах жизни”!
Или совсем высокомерно: мол, он лает, а слон себе идет. Как существовала русская критика, так и существует. И будет существовать вечно.
Все это замечательно — весь этот стоицизм и подвижничество. Читать все журналы подряд, регулярно отзываться обо всех заметных публикациях, писать подробнейшие обзоры и проч.
Но никто не сможет отрицать того факта, что обзоры плюс рецензии еще не есть критика в традиционном, подчеркиваю, ее понимании. Настоящая критика начинается там, где есть пульс литературной жизни. А этот пульс возможен лишь там, где литература соприкасается с реальной жизнью. Когда есть драка, тогда есть и комментаторы, слушать которых интересно. Когда драки нет, то и комментаторы не требуются.
Почему обязательно драка? Ну хорошо — строительство. Созидание. Религиозное действо. Что угодно. Ничего этого в литературной жизни сегодня нет. Есть энная сумма литературных одиночек, озабоченных кто славой, кто деньгами, кто карьерой, кто, допустим, покорением духовных высот, но все это остается их личной проблемой, и только. А значит, и критика становится констатацией, и только. Такой-то и такой-то озабочены тем-то и тем-то — и вот что из этого получилось на бумаге. Так и пишутся обзоры и рецензии. Плюс, конечно, озабоченности самих критиков. И они ведь в некотором роде творцы. То есть одиночки.
Критиков продолжают обвинять в узурпации власти. Никакой власти у них давно уже нет. Какая власть у Немзера, нашедшего, возможно, последний свой приют в газете “Время МН”? Просто Немзер в современную литературу (вернее, в некоторую ее часть) влюблен, он ею буквально зачарован. Он свою “Песнь песней” будет исполнять и тогда, когда не будет “Времени МН” и когда закроются все газеты и даже сама современная литература перестанет существовать. Немзер — это вопрос о том, будешь ли заниматься критикой на необитаемом острове. Будешь. Если ты Немзер.
Александр Архангельский в “Известиях” культурно освещает верхушечные литературные события и тусовки и по мере возможности хвалит своих литературных друзей. О первом читать полезно, второе немного раздражает. Но в целом это вполне приемлемая газетная критика; по крайней мере Архангельский не путается в исторических фактах, как это делал до него Юрий Буйда. Несколько странным кажется лишь освещение на страницах “Известий” еще не вышедших номеров “толстых” журналов. Во-первых, не всегда верится, что критик эти номера всерьез читал. Читал ли он майский (юбилейный) номер “Октября”, о котором написал, мягко говоря, отчужденно, грубо говоря, через губу? Позволю себе в этом усомниться. Читал ли он верстку романа Алексея Варламова “Купол”, о котором только и смог сказать, что роман “философический”? Ой, не верю! Разве что сам Варламов с ним версткой поделился.
Но главное: подобный жанр сам собою предполагает, что читатели “Известий” этих самых будущих номеров журналов ждут не дождутся. Прямо из кожи выпрыгивают, чтоб подглядеть в замочную скважину, что там лежит на редакционном столе. Неужто новый роман Андрея Дмитриева? Да не может быть! Не верим!
В критический отдел “Нового мира” влилась порция свежей крови. Порция называется Никита Елисеев. Он человек высокообразованный, страстный, немного колючий, не без стилистического изящества. Казалось бы, что еще нужно, чтобы родился феномен критика? А нужно для этого, господа, чтобы еще и публика интересовалась тем, что внезапно заинтересовало Никиту Елисеева. А то ведь получается не критика, а выступление в оригинальном жанре, вроде тех, что популярны в захолустных курортных ресторанах. Выходит дядя и вынимает зубами гвозди из бревна. Толкает одной рукой килограммов двести — и хоть бы хны. Рвет цепи, гнет подковы и проч. Так и Никита Елисеев. На глазах у изумленной толпы (занятой все больше своими делами) крикнул “ах!” и прочитал в один присест пятьдесят с лишком романов, номинированных на Букера.
Ну и как? — спрашивают. Ой, чёй-то не нравится. А зачем читал-то? — опять спрашивают. Да я,— отвечает,— и сам не знаю, работа, мол, такая. А-а,— говорят.— Ну да, ну да. Работа, оно конечно…
Вот и вся власть.
Тем не менее критика необходима. Во-первых, она необходима для писателей. Бесконечные жалобы писателей на критиков сродни жалобам на плохую погоду. Плохая погода — это, разумеется, плохо, но еще хуже, просто кошмарно было бы, если бы никакой погоды не было вовсе. Это значило бы, что русская словесность как некий самостоятельный духовный и общественный климат в России исчезла совсем. Во-вторых, критика необходима как слепок исторической литературной эпохи. Историки и филологи это понимают; но и простые читатели могут понять, что статья, например, Николая Гавриловича Чернышевского “Русский человек на “rendez-vous”” говорит об общественном и даже литературном климате эпохи конца
50-х — начала 60-х годов прошлого века гораздо больше, чем повесть Ивана Тургенева “Ася”. И это невзирая на то, что повесть Тургенева — шедевр, который переживет века, а статья Чернышевского всего только опус социально озабоченного.
Вот два странных, казалось бы, не согласующихся между собой условия нынешнего существования критики: 1) ее не читают и 2) она необходима. Сегодня эта странность подчеркивается еще и тем, что не читают и литературу. Не читают в том, разумеется, понимании, в каком мы привыкли ее понимать. В каком понимали по меньшей мере два века в России. А что в литературе? — этот вопрос задают сегодня примерно с теми же интонациями в голосе, с какими спрашивают: а что в мелиорации? Критика, таким образом, стала тенью теней, и в то же самое время ее значение сегодня страшно выросло, ибо она стала чуть не единственной читательницей современных русских писателей. Вопрос, “что скажет Андрей Немзер” о новой вещи такого-то писателя, и есть вопрос о том, что скажут о новой вещи этого писателя вообще. Ведь часто бывает так, что никто, кроме Немзера, этой вещи не читал. Даже издатель книги, если она, скажем, издается за свой счет.
Поэтому критики ходят гоголем и задирают нос. Писатели дуются. Кричат: они почувствовали вкус власти. Да, власти. Свободной речи. Свободной трибуны. Сейчас это уже не много. Тем более что и писателей этой власти никто не лишал. Работайте — каждый в своем “оригинальном жанре”. Да ради Бога!
Реальная власть будет у того, кто нащупает средоточие жизни и литературы. Вот, например, В. Курицын пытается нащупать его в Интернете. Может быть, нащупает. Если только не окажется, что Интернет и есть “конец” — смерть литературной культуры.
∙