Мартовская зарисовка
Людмила МАКАРОВА
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 1999
Людмила МАКАРОВА МАРМАЗЕТКА МАРТОВСКАЯ ЗАРИСОВКА
Я живу на первом этаже и поэтому каждый вечер вижу, как она высматривает меня среди входящих в подъезд. Я машу ей рукой — привет, дескать, заждалась? Но на подоконнике ее уже нет, побежала караулить у двери. Когда дверь, наконец, открыта, она не бросается мне навстречу, а терпеливо сидит и наблюдает, как я снимаю пальто и ботинки, осторожно обнюхивает сумку и только после этого подходит здороваться. Она несколько раз обходит мои ноги, чуть задевая их шелковым боком и кончиком хвоста, и трусит впереди меня в комнату. В квартире она чувствует себя хозяйкой, ведь она проводит здесь все свое время, знает все закоулки, и, когда приходят гости, может спрятаться так, что ни за что не догадаешься.
Гостей она не любит с тех пор, как однажды подруга провела у меня всю субботу со своей пятилетней дочкой. Девочка очень заботлива и любвеобильна. Особенно она любит кошек. И Мармазетка не стала исключением. Еще бы, она такая красивая и умная. Ее так увлекательно пеленать и укачивать. Куда увлекательнее, чем куклу. Я виновата, обнаружила девочкину забаву не сразу, но Мармазетка на меня не обиделась. Она ведь все понимает. Дети есть дети. Они не могут не играть. Только теперь она опасается гостей. Так, на всякий случай.
В комнате я бережно распрямляю на плечиках дорогой офисный костюм, влезаю в длинный пушистый халат и валюсь на широченный диван, наконец-то расслабляя спину. Это мой ежедневный тамбур между работой и домом. Просто не представляю, как можно, едва переступив порог, ринуться на кухню. И Мармазетка этого бы не поняла. Чуть переждав, пока я займу свою часть дивана, она устраивается рядом. Как всегда на хитром расстоянии, таком, чтобы мне было удобнее гладить ее загривок. Она подгибает лапки, старательно укладывает их под себя и огибается длинным хвостом, кончик которого попадает точно в середину грудки и подрагивает, показывая заинтересованность в разговоре.
Мармазетка молода, красива и очень изящна. Я тоже молода и красива, а когда мне хотят сделать комплимент, то первым делом говорят об изяществе и грации, потому что я маленького роста и хорошо сложена. Мы с ней вообще очень похожи — у нее короткая шерсть, у меня короткая стрижка, у нее карие светлые глаза, у меня карие потемнее. Но самое главное — мы сходимся во вкусах. Наверное, потому так и подружились.
Мы обе аккуратистки. Любим во всем порядок. Каждая вещь в нашей уютной квартирке строго занимает свое место, текущая уборка по понедельникам, средам и пятницам, а недельная закупка продуктов по субботам. Мармазетка пользуется унитазом не хуже меня, точит когти о специальное бревнышко и играет только собственными игрушками, а не катушками и мебельными ключами. Когда я приношу свежие цветы, она осторожно обходит узкую, высокую хрустальную вазу, внимательно их осматривает и обнюхивает. Одобряет. Я не могу себе представить, чтобы она разбила фужер или порвала газету. Я ее к этому не приучала, странно даже подумать, что ее можно к чему-то приучить. Она сама знает, что делает. Просто нам повезло — сошлись характерами. Мармазетка устроила свои лапки, включила урчалку и ждет, что я ей сегодня расскажу. Я, как и полагается, предварительно интересуюсь:
— Ну что, Мармазетиха Кошаровна, как дела? Все в порядке?
Она согласно смыкает веки. Я тихонько глажу ее загривок, обводя пальцем пятнышки. Мармазетка вся состоит из пятен. У нее имеются пятнышки черные и белые, двух оттенков рыжего и трех серого. Даже на подушечках лап, кнопке носа и усах умещаются несколько. Говорят, такие кошки к счастью. Но к Мармазетке это не относится. В самом деле, невозможно же представить, что, знакомя с блондинкой, вам говорят: “Рекомендую, это Маша, она натуральная блондинка, поэтому приносит удачу”. Не знаю, как Маша, а Мармазетка такого не одобрила бы. Ведь она понимает абсолютно все. Даже странно это объяснять. По-моему, Мармазетка не умеет только работать и разговаривать. А слушает и чувствует она точно так же, как мы. Хотя ее неумение разговаривать относительно. Почти по-русски она умеет говорить два слова — “мне” и “угу”. “Мне” она говорит, когда я прихожу из магазина, требовательно и протяжно, удостоверяясь, что филе хека и пачка “Вискас” предназначены именно для нее. А “угу” она говорит очень часто, соглашаясь с моими предложениями перекусить, немного поспать или посмотреть телевизор. Правда, получается у нее коротенькое “гур-гур”, но зато очень убедительно. В остальное время мы понимаем друг друга и просто так. Вот как сейчас, например.
Я рассказываю:
— Устала как собака. Знала б ты, как неохота после работы еще на курсы тащиться. Конечно, тебе хорошо, спи себе, отдыхай.
Но Мармазетка знает, что это не главное, и мне приходится расколоться:
— А у нас сегодня было большое совещание. Наш отдел хвалили. Вернее, меня. За ту самую новую систему учета товаров, которую я придумала. Недаром против нее так восставали. Теперь все как на ладони.
Мармазетка внимательно слушает, кончик хвоста подрагивает. Она за меня рада. Не только за систему учета. Но еще за то, что сегодня мне удалось увидеться с Ним. Она знает, что я влюблена в начальника моего начальника, а вижу его редко, только на больших совещаниях или когда моего начальника нет на месте. Вернее, влюблена — слишком сильно сказано. Просто он единственный, на кого стоит обратить внимание. Он молод и притом солиден, интеллектуален и атлетичен, вежлив и тверд в решениях. Он источает ауру мужественности. Даже очки не портят его волевой профиль. А наличие обожаемой им, очаровательной, беззаботной жены и двух потешных малолетних детишек, фотография которых украшает его рабочий стол, делает образ настоящего мужчины законченным. К нему нечего добавить. Можно только прикоснуться и восхититься. Как произведением искусства в музейном зале. Поэтому слово “влюблена” не вполне верно. Просто приятно, что такие, как он, бывают и что иногда случаются большие совещания.
Мармазетка растрогана моим лирическим настроением, она осторожно, чтобы не нарушить равновесия подогнутых лапок, подвигается поближе, урчит громче и томно прикрывает глаза. Еще немного — и совсем разомлеет. Но я смотрю на часы и спохватываюсь:
— Лежим, да? Размечтались! Между прочим, ужинать пора, а то к сериалу не успеем.
Мармазетка “угукает”, и мы идем на кухню. Я делаю салат из крутого яйца, крабовых палочек и парниковых огурцов, накладываю его горочкой в белую креманку, посыпаю желтком и украшаю по краю свернутыми в розочки тонкими ломтиками огурца. Получается красиво. Мармазетка внимательно следит и одобряет мое художество. На горячее у нас цыпленок из СВЧ. Я люблю красивый стол. Расставляю прозрачные тарелки — большую подставную и маленькую хлебную на белую с шитьем салфетку. Мармазетка занимает свое место напротив и терпеливо ждет. Она ест почти все то же самое. Только по чуть-чуть. И тут наши вкусы совпадают. Мы обе не любим то, что называется “мясопродукты”. Мы любим настоящее мясо и свежие овощи. И еще пирожки собственного изготовления. Мармазетка мне помогает их печь. Она зовет меня вынимать противень из духовки точно в тот момент, когда пирожки уже не бледные, но еще не подгорели. Она определяет этот момент по запаху. Ей проще: не нужно открывать духовку и смотреть. Вот она и помогает. Но это по воскресеньям. А сегодня вторник, и мы уплетаем курицу и салат. Мармазетка обходится без вилки. Вернее, у нее есть своя. Она накалывает маленькие кусочки крабовых палочек, огурца, яйца, хлеба и курицы на коготок и прямо с него ест, сидя на табуретке напротив. Очень удобно. На табуретку я ей положила специальную подушечку, чтобы было повыше. Я кладу на ее край стола кусочки всего, что ем сама. Она должна все попробовать, иначе обидится. Если я дам ей курицу, а огурец не дам, она может подумать, что я отношусь к ней просто как к кошке, а не как к подруге. Ведь подругу всегда спрашивают: “Тебе что, чай или кофе?”
После ужина, пока я мою посуду, она занимает кресло перед телевизором. У нас такой уговор — кто первый займет, тот и сидит. Друг дружку не выгонять. Конечно, она пользуется тем, что я задерживаюсь на кухне. Но я ей прощаю. К тому же она так поступает не всегда. Мы включаем мыльную оперу из тех, которые смотрят все, но на работе в этом не признаются. Я, например, точно знаю, что мой начальник тоже ее смотрит, хоть и мужчина. Он однажды себя выдал. А уж нам с Мармазеткой и вовсе позволительна такая слабость. Я смотрю вполглаза, просто слежу за сюжетом, перелистывая параллельно журнал, а Мармазетка смотрит внимательно, не шевелясь, все сорок минут. Только зрачками не водит — просто пялится на экран, и все. Сегодня серия закончилась не на самом интригующем месте, и выключать не жалко. Вполне можно потерпеть до завтра. Тем более что нас ждет еще одно не менее приятное занятие — ванна.
Само собой, ванну принимаю я. Но Мармазетка тоже неравнодушна к этой процедуре. Особенно когда она сопровождается огромной шапкой лавандовой пены. Мармазетка осторожно обходит край ванны, садится на уголок и трогает лапкой пену. Наверное, не может понять, почему видит большое и белое, а на лапе остается только влажный след. Хотя спроси меня — почему, я бы тоже не объяснила, несмотря на пятерки по физике и химии в аттестате. Я давно привыкла не задумываться над такими вещами. Ведь они не влияют на объем продаж нашей фирмы. Мармазетка, по-моему, тоже уже не удивляется, просто ей занятно. Вообще она любит воду. Только не любит быть мокрой. Может часами смотреть в сливное отверстие и пытаться поймать струю. На ее немой вопрос, почему вода мокрая и течет, я тоже, к сожалению, не могу ответить. Потому что вода. Но Мармазетку это не удовлетворяет, все, что связано с водой, остается самой большой тайной в ее жизни. В ванне мы проводим довольно много времени — я расслабляюсь, она смотрит на воду. Мы друг другу не мешаем и думаем каждая о своем. А вот кремы, которыми я обильно мажусь после мытья, Мармазетке решительно не нравятся. На ее взгляд, они слишком сильно пахнут. Она презрительно фыркает и старается не подходить ко мне слишком близко, пока запах не выветрится. Вообще-то спать не особенно хочется, вернее, не хочется совсем. Я бы с удовольствием еще почитала или посмотрела телевизор. Но у нас твердое правило: ложиться спать в одно и то же время, с одиннадцати до половины двенадцатого. Каждый раз, когда я отступаю от этого правила, утром об этом жалею. Да и Мармазетке приходится будить меня не нежным щекотанием усов, а громким мяуканьем под дверью. Потому что ей пора в туалет. Я дисциплинированно стелю постель. Но Мармазетка не спешит на нее забираться, а сидит возле дивана и ждет. Я догадываюсь, чего она ждет.
— Слушай, Мармазетанка, ты обнаглела. Я же в воскресенье постелила чистое.
Но Мармазетка продолжает выжидать. И, конечно, добивается своего. Она знает, что свежее постельное белье — не только ее слабость. Едва я достаю из шкафа комплект, как она моментально на нем устраивается.
— Извините, пожалуйста, Мармазетуленция Котовна, мне придется вас потревожить,— язвлю я и вытаскиваю из-под нее простыню.
Я влезаю в ночнушку и ныряю в благоухащую постель. В шкафу я держу специальные сухие духи. С запахом нашей любимой лаванды. Спать по-прежнему не хочется, но я себя убеждаю:
— Мармазуль, давай спать.
Она показывает мне, как это делается: смачно растягивается во всю длину, распрямляя ладошки, потом сворачивается клубочком и медленно смыкает веки. От нее веет ровным жаром, как от маленькой печки. Я следую ее примеру и тоже опускаюсь в сон. Сон приятный, сладкий, тягучий, навеянный запахом лаванды.
В сон врывается странный, неестественный, как из фильма ужасов, стон. Он повторяется еще и еще. Я открываю глаза и слышу стоны еще четче. Мне страшно. Я ищу Мармазетку, но ее нет. Я включаю свет и вижу ее сидящей на подоконнике. За окошком, в пятне света от уличного фонаря, на грязной, не прикрытой ни снегом, ни травой весенней земле сидит и стонет огромный, раза в два больше Мармазетки, рыжий кот. Я беру Мармазетку на руки и успокаиваю:
— Ничего страшного, не бойся, я же с тобой.
Но она вырывается и начинает вторить коту таким же жутким стоном. Этот стон от нее не зависит, она и сама от него мучается, но ничего поделать не может. Она совсем не похожа на прежнюю, деликатную и умную Мармазетку. Мне очень хочется, чтобы она не мучилась, а взяла себя в руки. Или в лапы. Не важно. Я глажу ее и уговариваю:
— Ну, Мармазеточка, ну миленькая, ну не надо.
Но она не понимает. Она меня не понимает. Ее маленькое тельце больно напряжено каждой мышцей. Она не отрывает безумный, страдальческий взгляд от призывных желтых огоньков за окном и со всей силы бросается на стекло. Звуки ударов и дребезжание стекла примешиваются к стонам, и этого я уже не выдерживаю. Я судорожно открываю окошко, кое-как сдирая зимнюю заклейку, и попрекаю:
— Видишь, ты какая! Подруга называется. Предательница ты!
Но она не слышит. Она меня не слышит. Едва приоткрывается створка, она пулей вылетает за окно и исчезает за пределы светового пятна вместе с огромным рыжим котом. Комнату заполняет головокружительный, холодный запах талой земли, без труда вытесняя лаванду и ароматы дорогих кремов. Не боясь простуды, я сажусь на подоконник и горько плачу. Не о том, что Мармазетка ушла. Я уверена, она вернется и наверняка не одна. Просто мне обидно. Мне чертовски обидно, что в такую умопомрачительную мартовскую ночь я могу оставаться всего лишь чуть-чуть, самую капельку влюбленной в начальника моего начальника.