Павел БАСИНСКИЙ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 1999
Павел БАСИНСКИЙ
100-летие конца века Ранним холодным утром декабря 1899 года в кронштадтском Андреевском соборе шла литургия. На клиросе протоиерей Иван Ильич Сергиев, прозванный в народе Иоанном Кронштадтским, пел канон, дирижируя небольшим хором причетников. Манера пения отца Иоанна неизменно поражала всех, кто видел и слышал его впервые, и многим решительно не нравилась. Он резко взмахивал руками, повышал голос в самых неожиданных местах и с таким юношеским вдохновением исполнял привычные ирмосы и тропари, что не только часть высшего духовенства, но даже и некоторые сельские батюшки находили это неприличным для настоятеля.
Однако простой народ любил его наивно и не рассуждая. Одной заочной молитвы отца Иоанна было достаточно, чтобы исцелить безнадежно больного,— слухами об этом полнилась вся Россия, и не было в ней места, где не слышали бы о живом святом праведнике и чудотворце из Кронштадта.
Литургия подходила к концу. Началась общая исповедь. Отец Иоанн сказал строго:
— Те, кто пришел сюда в надежде скорого раскаяния и избавления от всех сомнений и тягости душевной, которые всегда есть свидетельства наших бесчисленных грехов, не просто глубоко заблуждаются, но и по совести не должны причащаться Святых Тайн, ибо они к этому еще не готовы. Только во времена Спасителя было легко каяться — пришел, поклонился в ноги Христу, вылил перед Ним всю душу, оросил слезами Его стопы и сразу получил облегчение и прощение грехов. Разбойник, сказавший на кресте: “Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем”,— в мгновение ока был исповедан и спасен и “ ныне же” оказался в Раю. Но не сравнивайте с ним. Он усладил своей верой последние минуты Богочеловека, когда Он был окружен гонителями, когда Его природа человеческая невыносимо страдала. Вы же должны ежедневно каяться, ежедневно плакать и обещать более не грешить…
В старческом, надтреснутом голосе отца Иоанна было что-то электрическое. В громадном храме, где собралось около пяти тысяч народа, стало душно, как перед грозой. Наконец раздались первые рыдания. Священник продолжал:
— Я сам, грешный, каждый день молю Господа простить мои беззакония. Я помолюсь о вас, но и вы помолитесь обо мне…
— Куда нам до тебя! Ты за нас помолись!
— Каетесь ли вы? Обещаете ли стараться не грешить?
— Грешны, батюшка! Каемся! Молись о нас!
Отец Иоанн поднял епитрахиль поверх тысяч голов, сказал необходимые слова о прощении грехов и стал причащать. Помогали ему ключарь Андреевского собора протоиерей Попов и дьякон, державшие серебряную чашу со Святыми Дарами.
Началась страшная давка. Десяток жандармов со специально приготовленными решетками бросились в толпу устраивать очередь. Их затолкали. Люди спотыкались о решетки, запутывались в них ногами и валили жандармов на пол.
Во время таких служб бывали жертвы. В лучшем случае люди отделывались ушибами и переломами, но были и смертельные исходы, о которых потом много писали в газетах и сплетничали в обществе. Однажды чуть насмерть не задавили и самого Кронштадтского, полиции тогда пришлось с помощью сабель вызволять отца настоятеля из обезумевшей от любви к нему многотысячной толпы . Говорили, что он тяжело переживал такие истории, но ничего поправить в своей роли главного всероссийского батюшки не мог… или не хотел.
Почему-то именно такая картинка, сконструированная мной из различных воспоминаний и свидетельств конца прошлого века, представляется мне наиболее символической не только для того времени, но и для нашего тоже. Казалось бы, XX век должен был рассеять последние иллюзии людей относительно возможности чуда, заставить их верить только в собственные силы. Ничуть не бывало! XX век насыщен мистикой до предела. Если что и развеял XX век, то это гуманистический идеал, то есть веру в то, что “человек звучит гордо”.
И опять, как в конце прошлого века, русские люди ощущают себя на пороге… неизвестно чего. Кажется, пройдет год, с ним — век, с ним — тысячелетие, и мы тотчас освободимся от какого-то тяжелого душевного груза, получим отпущение всех грехов, “ныне же” окажемся в раю. Старая проповедь Иоанна Кронштадтского до сих пор большинству из нас сложна и непонятна.
XX век развеял многие иллюзии, но не поколебал одной — веры в то, что жизнь может мгновенно измениться к лучшему. Как-то так сложатся звезды, победит какой-то правитель и проч. Самым тяжелым потрясением для нас будет то, что первый год нового тысячелетия окажется почти таким же, как и старый, только наверняка еще тяжелее. И уже не будет никакой лазейки для сознания: мол, что ж, конец века, конец тысячелетия… Потерпим еще немного… Еще совсем, совсем немного.
Впрочем, в запасе целый год. Почти со стопроцентной уверенностью можно сказать, что наиболее лакомой темой 2000 года будет обсуждение вопроса, какой год считать первым в новом тысячелетии. Разумеется, не 2000-й, а 2001-й. Стало быть, подождем еще год, потерпим еще год. И уж тогда поднимем бокалы, содвинем разом.
Словно нарочно, канонизация отца Иоанна Кронштадтского приходится на 2 января. Это именно тот день, когда страна начинает отходить после новогодней праздничной лихорадки, когда начинаешь ощущать себя в новом году.
Когда становится еще тяжелей, сложней и тревожней, чем в прошлом году. На экранах те же самодовольные идиоты, а в троллейбусах те же несчастные и беспомощные граждане.
В этот день хорошо пойти в церковь. И вспомнить там о старой проповеди отца Иоанна Кронштадтского, которую он любил в разных версиях повторять: “Те, кто пришел сюда в надежде скорого раскаяния и избавления от всех сомнений и тягости душевной… не просто глубоко заблуждаются, но и по совести не должны причащаться Святых Тайн, ибо они к этому еще не готовы”.
∙