(Олег Шишкин. Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж)
Панорама
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 1999
Буддизм по-русски
∙ Олег Шишкин. БИТВА ЗА ГИМАЛАИ. НКВД: магия и шпионаж. М., “ОЛМА-ПРЕСС”, 1999.
∙ Читаешь эту документальную повесть и невольно задаешься вопросом: зачем надо было выдумывать писателям “Гиперболоид инженера Гарина” и “Чапаева и Пустоту” с романами об Остапе Бендере посередине? Ведь реальная действительность таит не менее увлекательные сюжеты, чем самые причудливые художественные вымыслы. Журналист О. Шишкин попытался, как смог, без всякой выдумки эту действительность изобразить.
Экспедиция во главе с заведующим Мурманским морским институтом краеведения, корреспондентом Ученой комиссии при Петроградском институте по изучению мозга и психической деятельности Александром Барченко в 1921 году на самом деле натолкнулась на Кольском полуострове на напоминающую гигантскую свечу бледно-желтую колонну, внушающую людям ужас и вызывающую эффект мерячения — направленного массового психоза. Документы свидетельствуют, что руководство ОГПУ — НКВД, увлеченное лекциями перенесшего свою деятельность в Москву Барченко, всерьез попыталось получить доступ к тайнам Шамбалы, а оттуда — к несравненно большим источникам психотропной энергии. Но теперь эти изыскания преследовали конкретную практическую задачу — устроить в Тибете посредством вмешательства во внутриламаистские противоречия один из эпицентров мировой социалистической революции с созданием социалистической буддийской федерации (отметим по ходу дела, что, получается, чекистская охота за тайнами Шамбалы началась на десятилетие раньше, чем были замечены связи духовных учителей Индии и Тибета с руководителями Третьего рейха). Николай Рерих, неожиданно оказавшийся после объявления независимости Финляндии в 1918 году эмигрантом, прибыл в США с целью обеспечить экономический и политический прорыв во взаимоотношениях между Советской Россией и США (основанная им корпорация “World Servis” занималась — среди прочего — поставкой в Америку рогов и копыт в обмен на зерно и… карандаши). И его последующие путешествия на Гималаи и в Тибет предстают как этапы грандиозной чекистской операции по приобщению к Востоку и пробуждению Востока играми с тибетской независимостью .
Лет пятнадцать назад мне пришлось присутствовать на глубокомысленной дискуссии в ЦДЛ, где обсуждалось, не пора ли нам создать, подобно американскому вестерну, альтернативный отечественный остерн. Стоит только засучить литераторам рукава, предварительно покопавшись в архивах, и живописание продвижения русских на Восток в ХVI—ХVIII вв. станет не менее увлекательным, чем завоевание американцами Дикого Запада. Однако, несмотря на все пост-“ермаковские” усилия, ударникам литературного (и кинематографического) труда вскоре стало не до нового социального заказа. А сама новая социальность пошла своим, непредсказуемым путем. Она, в частности, выбрала иной Восток, высшим пиком иллюзорного покорения которого (с переименованием пика созидательного Коммунизма в пик недеятельного Буддизма) пока что является наркотический Восток Виктора Пелевина.
Рерих Шишкина — это не известный художник и мыслитель, а Рерих-Индиана Джонс. Но теперь, в свете написанного им в 1926 году завещания, в котором все имущество и литературные права он передает ВКП, назначая распорядителями Чичерина и Сталина, в ином, чем ранее, ключе прочитываются и некоторые страницы его культовой “Общины”, где излагаются принципы построения государства на основах коммунизма и “очищенного” буддизма. Вместе с гималайской землей на могилу Ленина Рерих возил с собой в Москву “Письма махатм”, адресованные тем же лицам, что и его завещание. Махатмы солидаризировались с Центром в вопросах революционной стратегии и тактики: “Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преждевременным, так же как мы признали своевременность вашего движения и посылаем вам всю нашу мощь, утверждая единение Азии!”
В еще большей степени, чем Рерих, на роль русского Индианы Джонса годится в исполнении Шишкина Яков Блюмкин. Среди деяний этого героя, всю жизнь чистившего себя под Троцким и Лоуренсом Аравийским, известного в основном убийством посла Германии Мирбаха в 1918 году, имеется и роль легко пересекающего все границы связного между советскими спецслужбами и экспедициями Рериха.
Жизнеописание Блюмкина, годящееся для многосерийного боевика, впрочем, местами сбивается к комиксу. Ведь действительную сцену убийства Мирбаха вряд ли можно назвать героической. Вошедший по предъявлении служебного удостоверения в посольство Блюмкин нарочито резко, как это делали в немых фильмах той поры, выхватил револьвер и открыл пальбу по послу и всем присутствовавшим. Все выстрелы оказались мимо! Мирбах бросился в соседнюю комнату, и ему вслед из рук сопровождавшего Блюмкина Андреева полетела бомба, но не взорвалась. Детонатор сработал только после того, как Блюмкин бросил ту же бомбу вторично. Тогда Блюмкин схватил свой первый трофей — фуражку Мирбаха — и пустился бежать. Так ирокезы уносили с поля боя скальпы бледнолицых. На улице, перелезая через ограду, террорист зацепился штаниной, и, пока пытался освободиться, сотрудник посольства прострелил ему не что-нибудь, а ягодицу. Так что в подоспевшем автомобиле ему пришлось весь путь дальнейшего бегства стоять на коленях, зажимая ладонью кровоточащую рану, в надежде на самый справедливый, самый гуманный в мире советский суд. Так пробуждает из одного времени в другое героя “Чапаева и Пустоты” объявление в метро: “Следующая станция — ,,Динамо“!”
Как сообщил автор на презентации книги в издательстве “ОЛМА-ПРЕСС”, поначалу его заинтересовала только личность Блюмкина. Он попытался получить документы в архиве ФСБ, но там ему сообщили, что они находятся в Международном центре Рерихов, а оттуда последовали упорные отказы. Именно противодействие в изыскательской работе на фоне относительной либерализации наших архивов шесть лет назад стало стимулом к ее расширению. В итоге несколько организаций, объединяющих поклонников творчества Рерихов, попыталось обвинить Шишкина в фальсификации истории и нанесении “морального вреда” МЦР еще до выхода книги, что, естественно, стало для нее лучшей рекламой.
Так как читателей у этой претендующей на сенсационность книги может теперь оказаться даже больше, чем любителей “Агни-Йоги”, автору, видимо, можно сделать упрек, как сейчас принято выражаться, в редукции, в одностороннем подходе к личности Рериха. Общее направление внутренней эволюции художника-философа, правда, отмечено. Во время второй Азиатской экспедиции, в 1935 году, Рерих, узнав о расстреле Блюмкина и понижении по службе позже расстрелянного руководителя Тибетско-Гималайской операции Глеба Бокия, отказался от идеи возвращения в СССР через Монголию. Решение Сталина об уничтожении русских храмов (тут Шишкин цитирует дневники Рериха, изданные МЦР) Рерих назвал “адским”. Но в 1948 году скандальная публикация неизвестной переписки Рериха и вице-президента США в правительстве Франклина Рузвельта, создателя Прогрессивной партии, соперника Трумэна по президентским выборам Генри Уоллеса закрыла последнему дорогу в Белый дом.
В приложениях впервые опубликован без комментариев ряд документов касательно деятельности полуподпольного (с участием руководителей с Лубянки!) “Единого Трудового Братства” Барченко. Здесь выписки из его дневников, письма известному востоковеду Гонбожабу Цибикову, “Памятка для членов ЕТБ”, протокол допроса по делу о “масонской контрреволюционной организации ”Единое Трудовое Братство“” — как будто бы исповедь нового идейного Раскольникова новому идеологическому Порфирию Петровичу. Может быть, это главное открытие книги. Возникает живой и противоречивый образ самобытного ученого, достойного стоять в одном ряду с Федоровым и Циолковским, человека неуживчивого и не лишенного авантюристических черт. Он пытался на отечественной почве создать свои “Рога и копыта” с целью отделения при помощи “глаза Будды” (“чистого идейного коммунизма”) “козлов от козлищ” (“жестоких, грубых и безграмотных большевиков” от “действительных личностей, живых и подлинных ”БОЛЬШИХ БОЛЬШЕВИКОВ“”): “Главным побудителем участия в воздействии на мировые события должна быть цель нравственного усовершенствования отдельных общественных групп или всей совокупности их”. В конце 20-х годов для секретной нейрологической лаборатории Барченко из Горно-Алтайского краеведческого музея были изъяты отдельные предметы шаманского ритуала по “Особому списку ОГПУ”. Но все же в итоге реально действующим рогам и копытам все эти поиски оказались чужды, ученый, как и его патроны, был расстрелян в 1937 году.
Послужит ли книга Шишкина началом массового постпелевинского призыва в ряды архивного остерна не с лицом, так глазом Будды или просто с объективным глазом? Пока же автор, вероятно, еще не достаточно полно усвоил уроки иных героев своей книги: хорошо бы иметь не только чистые руки и горячее сердце, но и холодную голову. Тогда проведенный Шишкиным допрос, быть может, являл бы собой не столь фантасмагорическую картину.
Александр ЛЮСЫЙ