Стихи
Ирина ЕРМАКОВА
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 1998
Ирина ЕРМАКОВА
Белый звук
Афродита
из тягучей сладкой пены
сонной пены сольной пены
пузырей и брызг слепящих
аккуратно посвищу
ветер простыни надует
ветер пустится по венам
и стерильная картинка
повернется на стене
корабельщик корабельщик
улети меня отсюда
говорит волна с волною
на белужьем языке
корабельщик корабельщик
солнце красит желтым йодом
солнце крутится все ниже
я готова я вполне
и на палубу выходит
безупречный корабельщик
в белом кителе крахмальном
а в руке нормальный шприц
за бортом хлопочет пена
заливается сирена
крылья хлопают и двери
коридор пошел винтом
ветер в черепе гуляет
но летит кораблик белый
мимо взмыленного света
вдоль акульих плавников
где хохочет желтый снизу
золотой и белый сверху
пеной розовою взбитый
оглашенный Божий пир
Гекзаметры о счастье Нет никакого спасенья от счастья — догонит, достанет,
Вытолкнет в черный мороз, в звон хризантем ледяных,
Вывернет свет наизнанку, покатит в автобусе долгом,
Будет кружить и трясти, будет болтать до утра.
Холодно летним богам на московской пустой остановке,
Искры слезятся из глаз, влажно краснеют носы.
Греются счастьем бессмертные, звездный коньяк прикупают
И, ожидая меня, жаркие гимны поют.
Но мимо них пробегает блаженно урчащий автобус,
Где, ощипав лепестки, я остываю в тепле,
Где мне и так хорошо, о великие вечные боги,
Без тормозов и руля голые стебли везти.
Не улизнуть никому от повального счастия — поздно!
Счастливы боги, подруги, трескучие лживые звезды,
Счастливы все наконец,— шалый автобус гоня,
Свистнуло счастье мое и — добралось до меня.
* * *
Погоди, побудь еще со мною,
Время есть до темноты.
Наиграй мне что-нибудь родное,
Что-нибудь из вечной мерзлоты.
Ласточки, полезные друг другу,
Собирают вещи за окном.
Беспризорная зарница — к югу
В полной тишине махнет хвостом.
Божья вольница. И в нетерпеньи
Сумерки раскачивают дом.
Здесь всегда темнеет постепенно,
Здесь темнеет нехотя, с трудом.
Пальцы колют меленькие иглы,
Сметывают звука полотно.
Некому увидеть наши игры.
Посмотри, уже почти темно.
Тьма идет. Но, может быть, из тени,
Из гудящей тени шаровой
Выглянет горящее растенье —
Блеск последней вспышки.
Даровой.
* * *
Спит луна, похожая на лиса,
спит и видит в крест окна — меня,
и во сне проводит вдоль карниза
языком зеленого огня
мягко, никого не беспокоя,
чтобы мне — прозрачной и ничьей —
проскочить бегущею строкою
по карнизу — к Радости моей,
чтобы мне, как всякой райской твари,
сразу все сокровища…
— Смотри:
отчий дым,
мерцающий лунарий,
сладкий запах серы,
пузыри.
* * *
Идет огромная зима.
Овидий кутается в шкуру.
Не отрываясь от письма,
он починил стрелу Амуру,
и медной проволоки хвост
теперь свисает из колчана.
Я просыпаюсь раньше звезд,
я просыпаюсь слишком рано.
В аэропорт. Мой путь высок.
Летят посыльные от Феба,
но тонкий медный волосок
мешает мне увидеть небо.
По набережной, до метро
в одной сандалии летучей,
о пар, о Божий дар, о случай —
река баючит серебро
и разбивает о гранит —
Овидий пишет письма с понта —
и Аполлон меня хранит,
и воробьи меня поют
под куполом аэропорта.
* * *
Белый звук, слуховая накладка,
дудка стужи, невнятный толчок,
стукнет форточка, и по лопаткам
холодок побежит, холодок.
Дикий ветер, норд-ост посторонний,
мог случайно задеть в темноте
шкуркой льда остекленные кроны
в их осиновой наготе.
Или посвист невидимой плетки,
или беглой души мотылек
притянулся на сонный короткий
беспричинный полночный звонок.
И по слуху — на дудку метели —
ты разинешь оконный проем:
белый снег забивается в щели,
белый свет набивается в дом.
* * *
Шальная минутка, веселая водка,
Темнеет, поедем кататься, красотка,
Купаться поедем, накупим черешни —
Машина свободна. А время? Конечно!
Поедем. Пора возвращаться к себе —
Маяк подмигнет фонарем на столбе,
И море заплещется в памяти сводной:
Мы все неожиданно — просто свободны.
Вот счетчик ретивый взыграл и забился,
Вот бабушка Соня на керченском пирсе,
Знакомые детские звезды взошли,
Рассыпался воздух, не видно земли.
Отлив оставлял полосу на заборе.
Ты помнишь о море? Я помню о море.
Прилив растравляет — намоет и солит.
Ты помнишь о море? Я помню о нас,
Я помню блестящий лазоревый таз,
Где бабушка крупные рыжие солит
Икринки, на солнце — пролетные брызги,—
Подробности происхождения жизни.
Чабрец, подорожник, бессмертник, крапива,
Нам — глубже, южнее, до горла пролива,
Где черные воды касаются тверди,
Ты помнишь? Еще бы, я помню о море.
Я помню, мы живы, а значит — возможны,
Свободны, невидимы и бездорожны,
С пером под лопаткой, при полном разоре,
Я помню, за нами — открытое море.
∙