Мелочи жизни
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 1998
Мелочи жизни
Павел БАСИНСКИЙ
Казачий Неаполь
В конце апреля писательская делегация от журнала “Октябрь” (Ирина Барметова, Владислав Отрошенко, Виталий Пуханов, Петр Алешковский, Олег Павлов и аз грешный) нагрянула в город Ростов-на-Дону.
Ростов встретил нас мрачно и неприветливо: промозглой погодой, вообще-то не характерной в конце апреля для этого южного края, бестолковостью местного атамана по культуре (без шуток!), некоего Иванова из областной администрации, не желавшего понимать, зачем это прибыл из Москвы наш писательский десант, безбожными ценами в общепите и отсутствием отопления и горячей воды в лучшей гостинице города “Интурист”…
Ростов провожал нас ласково и радостно — теплым и щедрым южным солнцем, мягким ветерком, уже опробованной и по достоинству оцененной водкой “Ростов-папа” (без шуток!), крашеными пасхальными яйцами от супруги Дмитрия Пэна, местного филолога и университетского преподавателя, апельсинами от мамы Владислава Отрошенко, пришедшей на вокзал проводить в Москву своего забубенного сына, московского литератора, сбежавшего, как водится, из Ростова в столицу в юные годы…
И я так понял, что уезжать из Ростова гораздо лучше, чем наоборот… Но что бы это значило?
О том, что Ростов похож на Неаполь, словно две капли воды, еще до поездки нашей делегации много чего наговорил Отрошенко, который возле Ростова (в Новочеркасске) родился, в Ростове учился, но после бегства из Ростова в Москву в Неаполе, кажется, бывал гораздо чаще, чем в пенатах. “Я вам покажу!” — тем не менее торжественно заявлял он уже в поезде. И я его понимал! Если б я ехал с делегацией, например, в мой родной Волгоград, то, конечно же, тоже смотрел бы на остальных как на несносных профанов, как на интуристов, потому что всякий российский человек немножко интурист в своей необъятной и бездорожной стране…
На подъезде к Ростову Отрошенко начал показывать. На бескрайние, с редчайшими деревцами аксайские степи. На ровный, будто рукотворный, канал, сам Аксай, который — голос Отрошенко замирал от волнения — вот-вот соединится с самим Доном. Из раскрытого окна фирменного поезда Отрошенко водил рукой по Пустоте строго и твердо, словно сам атаман Платов перед боем. Вот тут мы врежемся в ихнии позиции. А ты, есаул, заходи справа, да смотри ж! Пленных — мать их так — не брать!
Я смотрел на пылающее лицо Отрошенко и думал: “Вот силища происхождения!” Он из донских казаков, а я из “волжских мужичков”. Но мы оба давно и более или менее прочно обосновались в Москве. И даже не в самой Москве, а на крохотном ее пятачке, называемом “московской литературой”. Казалось бы, стандарт московского литератора, существа, вечно озабоченного поисками славы и денег, должен победить всяческие крови. Но — нет! Наоборот — импульсы этих кровей всячески подмывают московский стандарт, что-то такое обрушивают в этой системе, создают какие-то неровные края, какие-то глыбы и пустоты. И это, собственно, и создает “московскую ситуацию”. И не только в литературе. Например, если б товарищи из ЦРУ были мудрые, они бы давно не слушали наших демократических политологов из наиболее успешно освоившихся в московском стандарте, но всерьез и надолго занялись бы этногенеалогией русских ученых, политиков, военачальников. Может, и занимаются — кто их знает? Только все равно — ни черта они во всем этом не поймут!
Это и русский человек не вполне понимает, а только временами и с изумлением чувствует в себе и окружающих. Например, что существо донского казачества (и казаков в любом поколении) — это не шашки наголо, не орущие рты и насупленные брови, не диковатые излохмаченные шапки, но странная и не поддающаяся логическому объяснению элитарность. Ростов — конечно же, Неаполь! Не важно, что в ростовском баре вас напоили простодушно разбавленным местным пивом с каким-то безумным иностранным лейблом. Не важно, что по центральной Садовой улице бесконечно снуют южнокорейские “DAEWOO”, собираемые на местном комбинате. Не важно, что любимыми газетами ростовчан являются “СПИД-инфо” и “МЕГАПОЛИС-экспресс”. Не важно, что в наспех отремонтированном “Интуристе” всех-то иностранцев — два чеченца, четыре армянина и шесть москвичей. Самосознание этноса рождается не из пустяков, не из пива, машин и газет, а из элементов более прочных. Зато центральная городская библиотека строилась по проекту, который, как нам объяснила ее милейший директор, “соединил в себе достижения всех европейских и американских библиотек”. Уже потом центральные власти схватились за головы и таких роскошных библиотек (с фонтанами, балконами и проч.) больше в России не строили. Зато (отправимся в прошлое) здание областной администрации (бывшего городского собрания) строил Растрелли. Строил, как нам объяснили, так. Собрали казачки деньги. О-очень много денег! И сказали они Растрелли: строй, как тебе Бог подскажет! Мы тебе никаких условий не ставим. Сделай нам красиво! И кто видел этот воздушный ампир, согласится, что казачки поступили правильно! Нельзя стеснять свободного художника…
Я всегда подозревал, что Дон — река чрезвычайно элитарная. В отличие от Волги, на которой я родился. Донская рыбалка — сложная, со спецификой, с коварным течением и корягами. Здесь бессмысленно ловить не местной снастью. Да что снасть! Ловил я как-то (безуспешно!) удочкой мелкую плотву на Дону. На хлеб. Подходит местный мужичок (казачок?) и спрашивает: а ты, милый, на какой хлеб ловишь? На местный? (То есть на местной воде замешанный.) Нет, говорю, я с собой привез. (То есть из Волгограда.) А-а, говорит мужичок, тогда понятно… И уходит… расстроенный такой. Мол, стоит ли с идиотом разговаривать… Я не выдержал, сорвался и спрашиваю язвительно: а с рожей с моей, не местной, ловить вообще-то стоит? Не испугается рыба? Мужичок остановился и посмотрел на меня еще скучней. Ага, сказал.
Из пяти русских писателей — лауреатов Нобелевской премии — двое “донцов”. Шолохов и Солженицын. А сколько, скажите, в России крупных рек? То-то! Первый нестоличный каменный собор при Петре, когда строить из камня за пределами столиц строго запрещалось, возвели в Черкасске (ныне — Старочеркасск). Да еще и на лично самим царем пожалованные 100 рублей (громадные деньги). Войсковой Воскресенский собор поражает иконостасом, шедевром иконной живописи и резьбы по дереву.
Но лично меня всегда больше интересуют люди, чем камни и дерево, даже в самом гениальном исполнении. Директор Старочеркасского музея-заповедника (городок расположен на острове, омываемом с одной стороны Доном, с другой — Аксаем) Михаил Павлович Астапенко — не только надежный защитник и хранитель казачьей старины, но и подлинный Нестор истории донского казачества. Его книга “Донские казачьи атаманы. Исторические очерки-биографии (1550—1920)” (Ростов-на-Дону, 1996),— написана в виде справочника, но, по существу, являет собой сборник своеобразных “житий” казачьих атаманов. И хотя слово “житие” не очень-то подходит к биографиям воинственных начальников всегда воевавшего племени, самый стиль книги М. П. Астапенко, нарочито безыскусный и как бы “бесстильный”, напоминает вот именно о “житиях”.
Между прочим, из книги М. П. Астапенко я наконец в точности выяснил: как ходили казаки на Индию в начале ХIХ века. Что-то подобное я слышал от Отрошенко, читал в его прозе, но наивно полагал, что это все-таки историческая мистификация. Какая там мистификация! Вот голые факты. “К началу 19 в. Павел I резко изменил курс внешней политики: недавние враги России французы вдруг превратились в друзей и союзников, предложивших совместный с россиянами поход в Индию — богатейшую английскую колонию. Павел I согласился.
В январе 1801 г. атаман Орлов через фельдъегеря получил императорский указ, которым предписывалось “собрать все войско на сборных пунктах с запасом провианта на полтора месяца”. Объясняя цель этой военной акции, император писал атаману: ”Англичане приготовляются сделать нападение на меня и союзников моих датчан и шведов. Я готов их принять, но нужно их самих атаковать и там, где удар может быть чувствительней и где менее ожидают. Заведение их в Индию самое лучшее для сего. Подите… с артиллерией через Бухару и Хиву на реку Индус. Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить и осмотреть дороги. Все богатства Индии будут вам за сию экспедицию наградой. Такое предприятие увенчает вас славой и заслужит мое особое благоволение. Прилагаю карты, сколько их у меня есть””.
Оцените этот сюжет! Итак, при помощи одних карт (“сколько их… есть”) русские казаки должны были “с артиллерией” проделать совершенно неизвестный путь на Индию, захватить ее и тем самым насолить англичанам во славу русского царя. Плата за “экспедицию”… Индия с ее фантастическими богатствами. Но это не сказка, это — быль! Цитирую дальше Астапенко: “Исполняя указ, Орлов за короткий срок сумел мобилизовать более 22 тысяч казаков, способных носить оружие, о чем и информировал императора в своем письме от 20 февраля 1801 г. Поход казаков в Индию, вошедший в историю под названием “Оренбургского похода”, возглавил прибывший на Дон из заключения в Петропавловской крепости сотоварищ Орлова генерал-майор Матвей Платов, которого император назначил заместителем войскового атамана. Поход этот, проходивший в тяжелейших условиях, прервался после убийства Павла I заговорщиками в марте 1801 г.”…
Вот так — “прервался”! Совершенно случайно — из-за смерти царя… А мог бы, стало быть, и не “прерваться”… И русские казаки дошли бы до Гималаев, взяли бы их и свалились, как снег с вершин, на головы ничего не подозревавших индусов и англичан… И, конечно же (как можно сомневаться!), захватили б Индию…
Подумаешь — Индия!
Так что разговоры Отрошенко о “казачьем Неаполе” не случайны. В новочеркасской библиотеке, доме бывшего казачьего собрания, на стене — гипсовая лепнина. Марс и Диана. У Марса на щите первый казачий герб: “елень пораженный стрелой”, символ уязвленной свободы. За спиной Дианы не лук со стрелами. Казачьи шашки.
“Вот же элитарный народец! — подумал я.— Не то что мы, лапти, или “волжские мужички”, создавшие “песню, подобную стону”, и так далее. И как-то не верится, что все мы в общем-то один народ — такие разные, такие бесконечно разные… В одной стране живем”.
∙