Стихи
Бахыт КЕНЖЕЕВ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 1998
Бахыт КЕНЖЕЕВ
Даровитый самородок
Ремонт Приборов
Летом 1974 года я отправился в ДЭЗ № 10 Тушинского района получать новый паспорт взамен утерянного. Жившим при советской власти известна эта унизительная процедура. День, а может быть, и неделя были безнадежно испорчены. Томясь в порядочной очереди, я от нечего делать стал читать стенную газету ДЭЗа, заранее будучи готовым к призывам бороться за культуру труда и отчетам о количестве сэкономленных веников. Начав знакомиться с имевшимся поэтическим разделом стенгазеты, я вздрогнул! Уныние мое безвозвратно рассеялось. От шести стихотворений, кое-как отпечатанных на разбитой машинке, несмотря на их определенную бесхитростность, на меня повеяло истинным вдохновением. Правда, я не любил советской власти, а эти стихи ее яростно защищали. Но главным в них, несомненно, была глубокая вера, подлинная искренность! Меня окликнули. Я увидел смущенного юношу с горящим взором и с разводным ключом в руке. Это и был Ремонт Приборов, работавший тогда в ДЭЗе сантехником, а вечерами учившийся на инженера-ассенизатора. Разумеется, о публикации этих стихов не могло быть и речи. Советской власти требовались не убежденные сторонники, а прожженные циники. Мы немало сокрушались об этом в тот вечер на кухне моей тушинской квартиры, обмывая мой новый паспорт, полученный без очереди с помощью моего даровитого друга.
Ремонт Приборов — скромный, услужливый, талантливый, всегда при бутылке, а то и двух — вскоре прочно вошел в нашу компанию, подружившись и с Сопровским, и с Гандлевским, и с Цветковым, а впоследствии и с Тимуром Кибировым. Тогда же он взял себе этот псевдоним, хотя никогда не скрывал своей настоящей сибирской фамилии — Ремонт Бытовых-Приборов.
Ремонт Приборов — один из тех поэтов, настоящий расцвет которых начался с переходом России к капитализму. Его лира отзывалась едва ли не на все ключевые события последних лет. Вдумчивый читатель отметит, что эволюция Ремонта от коммуниста к демократу была противоречивой, но в том и прелесть его творческого пути. Печатается он редко и неохотно, отчасти от скромности, отчасти по причине материальной независимости, заработанной честным и нелегким трудом. Возможно, будущему литературоведу покажется интересным тот факт, что Ремонт робко попросил — и получил — разрешения написать некоторые циклы стихов от моего имени. В общем и целом я с удовольствием представляю читателю этого даровитого самородка.
Ремонт ПРИБОРОВ
Экономическое послание Тимуру Кибирову в связи с его сетованиями
на бедность и невозможность продать плоды своей музы
в условиях рынка
(писано от лица того же Б. Кенжеева)
Фантазия кипит в любой твоей поэме,
талантливый Тимур, но знаешь, в наше время,
особенно когда младенец и жена,
другая, ангел мой, фантазия нужна,
и хватка, друг-поэт, потребна нам другая.
Уже двенадцать лет я тихо постигаю
на тучном Западе (порой не без слезы)
изобретательности трудные азы.
Как буйволу, Тимур, не стать изящной ламой,
так денег бешеных ни модною рекламой
не заработаешь, ни шлягером, увы.
Хотя в карманах есть у жителей Москвы
немало разных штук, включая пять и десять,
ты волен рынок сей исследовать и взвесить,
но лирой трепетной богатства не ищи:
читатели твои, как и ты сам, нищи.
Не любы им клише, им дай чего повыше —
и все же им слабо пробиться в нувориши,
а для других, Тимур, скажу, зелена мать,
ты, право же, и сам не станешь сочинять.
Пускай ты архаист, а Кекова — новатор,
бесплатно совершай свой благородный труд.
Россией правят волк, гиена, аллигатор,
и за стихи, ей-ей, полушки не дадут.
Послушайся, Тимур, похерь свою гордыню.
Ведь деньги — это все. Они пленяют нас,
приобрести на них ты можешь дочке — дыню,
а для жены — шампанское и ананас.
Чем всуе рассуждать о девстве музы милой,
пой небо звездное, от музыки дрожи,
друзей не обижай и сердца не насилуй,
но днем, советую, хоть где-нибудь служи.
Уже не в том вопрос, чтобы косить на зоне.
Не тронут, не убьют — мы больше не нужны.
В Израиле теперь, в Берлине, в Аризоне
российских бедных муз упрямые сыны
и дочери, хотя и вкалывают люто,
но “Абсолют” глушат и гамбургер жуют,
чтоб привезти на Русь заморскую валюту,
создать зажиточность, порядок и уют.
И ты бы мог, Тимур. Душа твоя живая
ей-богу, не помрет и в лес не убежит,
когда б за рубежом ты жил, преподавая
“Бруски”, “Цемент”, “Гулаг”, Айтматова, Главлит.
Не бойся, что пойдет поденная работа
метафоре во вред — компьютер и “тойота”,
японской мудрости прекрасные плоды,
вознаградят твои унылые труды.
Какой там Нахтигаль — покуда ждет подарка
от скорби мировой пустынная душа,
от Кушки до Курил народом правит марка
немецкая, и фунт, и доллар США.
Пока вздыхаешь ты, не ударяя палец
о палец, накопить изрядный капиталец
ты мог бы, мой Тимур, вложить его в КамАЗ,
и за год без хлопот удвоить восемь раз.
С подобною деньгой ты бедности оковы
отбросил бы навек, купил свое Шильково
и на угрюмый быт навел бы марафет
не хуже, чем Толстой, Тургенев или Фет.
Покос, и полведра, и каши запах сытный,
опрятны мужики, и девки аппетитны,
и клевер так хорош, и барин знаменит —
вот счастье! вот права! любезный мой пиит.
Экономическая баллада
о молодом аудиторе
Спит Москва. В ресторанах погасли огни,
казино уж закрылись давно.
Лишь таксисты не спят да бандиты одни,
и горит над Тверскою окно.
Там под лампой зеленой, рабочий свой пот
утирая могучей рукой,
у компьютера верного ночь напролет
аудитор сидит молодой.
Позабыл аудитор, как время течет,
и покой позабыл, и семью.
Он шестнадцатый час изучает отчет,
за статьей проверяет статью.
Этот банк с подозрительным именем “Шанс” —
знаменит своей прибылью он,
отчего же его ежегодный баланс
с отрицательным сальдо сведен?
Побледнел над столицею месяца серп,
погрустнел аудитор Ильин,
он увидел, что вкладчики терпят ущерб,
что нарушен закон не один,
ибо систематически на дивиденд
основной уходил капитал,
и бессрочные ссуды под льготный процент
этот банк без залога давал.
Ночь бездонная, что ты так сердце томишь?
Он дискету бесстрашно берет,
и дрожит под рукою проворная мышь,
и крутится лихой дисковод.
Что ж, пиши заключенье свое без прикрас,
твой компьютер бесстрастен и быстр,
пусть назавтра издаст беспощадный приказ
всероссийских финансов министр!
Только чу — в тишине, на московской заре,
бродят доки в нечистых делах.
Кто там затормозил на безлюдном дворе,
уж не банковский ли “кадиллак”?
Кто по лестнице черной крадется наверх,
освещая фонариком тьму,
у кого в “дипломате” стальной револьвер
и десяток патронов к нему?
И пускай не боится Ильин никого,
не знаком аудитору страх —
грозен банка директор и двое его
заместителей в черных плащах!
Не спеши, аудитор, давать им ответ,
пожалей своих малых детей —
предлагают тебе неприметный пакет,
в нем пятьсот миллионов рублей.
Но в ответ на угрозы бесстрашно молчал
молодой аудитор Ильин,
и, увидев пакет, головой покачал
непреклонный Отечества сын.
И всего-то злодеям сказал: “Не страшусь
я пролить свою честную кровь!
Даже если погибну — великая Русь
из развалин поднимется вновь”.
Он на кнопку нажал — и сигналу вослед
файл отправил министру на стол,
а коварный директор достал пистолет
и на цель хладнокровно навел…
Ускользали убийцы рассветной порой,
уносился во тьме “кадиллак”
так погиб за идею наш юный герой…
Лучше денежку взял бы, чудак.
Экономические стансы Светлане Кековой
в связи с повышением курса рубля
на Московской валютной бирже
Когда в Саратов и Тамбов
на рынки разом, как зараза,
нагрянут с кучею мешков
пришельцы с дикого Кавказа
и, продавая виноград,
халву и прочие предметы,
в порядке сдачи норовят
неведомые дать монеты —
не верь им, нежный мой поэт.
Товар бери, но рубль российский
не унижай, на белый свет
с улыбкой глядя олимпийской.
Ты понимаешь все сама.
Ты так любила рыб когда-то,
но, гладя милого сома,
чурайся сома и маната.
Немало видел я таких
за годы юности беспечной,
но конвертируемость их
невелика, мой друг сердечный.
И много лет пройдет, как сон,
пока в Париже без вопросов
за камамбер возьмет гарсон
купоны дерзких малороссов.
Еще, ценя твой тонкий дар,
тебе, кротчайшая волжанка,
с трехцветным флагом гонорар
в окне коммерческого банка
дадут — но спрячь его в чулок.
Что б там ни пела заграница,
настанет день, настанет срок —
и курс рубля учетверится.
…………….
Когда страна своих детей
вознаграждала по делам бы,
я б продал в выпуск новостей
свои хозяйственные ямбы.
Но совершенства в мире нет,
дай хоть тебя по крайней мере,
мой романтический поэт,
наставить в современной вере.
Ты пишешь жаркие стихи,
твой взор бесхитростен и робок.
Не говори мне, что сухи
столбцы последних котировок.
Нет, видит в них душевный взгляд:
сражаются быки и тигры,
и, как в трагедии, кипят
сердец возвышенные игры!
Блажен, кто посетил сей мир,
когда Россией правит рынок!
Он призван если не на пир,
то на смертельный поединок.
Не затопчи его ростков,
войди под своды жизни новой,
где окликает Хлестаков
тень благородного Ноздрева.
СТИХИ ДЛЯ НОВЫХ РУССКИХ ДЕТЕЙ
Аккредитив
Не зря детишки просят маму
купить заморский шоколад
и сладкой парочки рекламу
заместо Тютчева твердят.
Но есть гораздо слаще пара!
В ней — избавленье от тревог,
и обещание навара,
и верной выручки залог.
Аккредитив и предоплата
нам часто снятся поутру.
Мы любим первого, как брата,
вторую любим, как сестру.
Их тайна, детки, выше неба,
сытней, чем хлебный каравай:
всегда их от партнеров требуй,
но сам — ни в жизни не давай!
Банк
Хранят сбереженья в коммерческом банке
полковник, певец, агроном,
поскольку боятся держать их в жестянке
и даже в чулке шерстяном.
Действительно, нет справедливости в мире!
В носке ли, в коробке, в уютной квартире,
в любом из надежнейших мест
все деньги инфляция съест.
А банк — итальянцы зовут его “лавкой” —
полгода пройдет или год,
вернет твои деньги с солидной добавкой,
а может, совсем не вернет.
Но не унывай! Если банк разорится,
банкир устремится в полет
и каждому вкладчику из-за границы
открытку бесплатную с видами Ниццы
с горячим приветом пришлет!
Киллер
Всем полезен добрый киллер,
наш российский Робин Гуд.
Если вам не уплатили —
дядя киллер тут как тут.
Он встает во мраке ночи,
тяжела его рука,
без усилия замочит
он любого должника.
Если грустно отчего-то —
позвони ему, народ!
Быстро сделает работу,
денег много не возьмет.
“Мерседес”
Завидуй русскому, Европа!
В стране лесов, в стране чудес
с утра садится дядя Степа
в бронированный “мерседес”.
Такому дяде в руки лом бы,
но, даже лома не держа,
не убоится он ни бомбы,
ни автомата, ни ножа.
Всегда осанист, горд и важен,
он ни пред кем не тормозил,
а если пешехода, скажем,
задавит дивный лимузин —
как будут родственники рады!
Щедр дядя Степа и умен —
без слов по высшему разряду
оплатит похороны он!
Налог
Допустим, Петя продал шерсть
Алене с выручкой на шесть
“роллс-ройсов” — верно, в миллионах
купается? Как бы не так!
Один лимон он взял, простак,
причем деревянных, не зеленых.
Неужто рэкет, злобный вор,
наставив автомат в упор,
ограбил Петю? Нет, ребята.
А в чем же дело? Петя — лох.
Исправно платит он налог,
и не бывать ему богатым.
Налог на прибыль, НДС,
налог на воздух, землю, лес,
налог акцизный и дорожный,
раскрыв широко жадный рот,
казна несытая берет
по ставке самой невозможной.
Но настоящий бизнесмен —
не то что Петя. Буен, смел,
как дорожит он баксом каждым!
И вот урок тебе, сынок:
мы все должны платить налог,
за исключеньем умных граждан.
∙