В несколько строк
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 1998
В несколько строк
Анатолий КИМ. СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ в 6 тт. Том 1. Белка. Роман, повести. [Б. М.] “Корё Сарам”, 1997. Тир. 20 000 экз.
Имя Анатолия Кима обычно связывают с “новым мифологизмом”, причем окрашенным в восточные тона. Верно ли это? “Петер Мунк покачал головой: он понял, что дело ему почти удалось, вспомнить бы только еще одну-единственную строчку заклинания, и Стеклянный Человечек предстанет перед ним, но, сколько он ни думал, сколько ни старался, все было тщетно. На нижних ветвях ели снова появилась белочка, казалось, она подзадоривает его или смеется над ним. Она умывалась, помахивала своим роскошным хвостом и глядела на него умными глазками; но под конец ему даже стало страшно наедине с этим зверьком, ибо у белки то вдруг оказывалась человеческая голова в треугольной шляпе, то она была совсем как обыкновенная белка, только на задних лапках у нее виднелись красные чулки и черные башмаки. Короче говоря, забавный это был зверек, однако у Петера-угольщика душа теперь совсем ушла в пятки,— он понял, что дело тут нечисто”. Небольшая цитата из сказки В. Гауфа дает для понимания романа “Белка” куда больше, чем трактаты по буддизму или даосизму. Кто не согласен с таким утверждением или хочет его проверить, пусть перечитает том за томом собрание сочинений писателя, тем более и сделать это нетрудно: подписка на него свободная.
Черубина де ГАБРИАК. ИСПОВЕДЬ. М., “Аграф”, 1998. Тир. 3500 экз.
Наиболее любопытный раздел тома — хроника жизни и творчества Е. И. Дмитриевой (Васильевой), она же и создатель Черубины де Габриак. Запутанность и трагичность ее существования, парадоксальность и — даже на нынешний взгляд — разнузданность личной жизни, а также поразительная живучесть в тяжелейших обстоятельствах дают обильный материал для осмысления. Переводы, пьесы, стихотворения и автобиография — лишь комментарии к этой хронике. По созданиям художества только догадываешься о затаенном под спудом. Можно хотя бы сопоставить сюжет и атмосферу шестистрочной миниатюры и близко расположенные слова в окончаниях последней и предпоследней строк, чтобы попробовать реконструировать выталкиваемое поэтессой за грань сознания (причем уже не Черубиной, ибо стихи написаны от собственного лица):
Сегодня в эту ночь никто не будет рядом,—
А как мне хочется прикосновенья рук,
Заботливого взгляда,
Чтоб мой утих испуг.
Сегодня, в эту ночь одна я понесу
Воспоминаний бремя.
Андрей КОНЧАЛОВСКИЙ. НИЗКИЕ ИСТИНЫ. М., Коллекция “Совершенно секретно”, 1998. Тир. 25 000 экз.
Сравнивая то, как сказался человек в разных областях бытия, убеждаешься, сколь специфичны законы каждого жанра. Судя по фильмам, режиссер Кончаловский мастеровит и независим. Но, прочитав мемуары, понимаешь: ты обманулся. Вот на съемках “Танго и Кэша” его презрительно отодвигает в сторону продюсер и снимает фильм по собственному разумению, тут появляется С. Сталлоне, переписывает многие сцены и переснимает все по-своему. Получается умелый фильм, лидер американского кинопроката. А вот иной эпизод — русский режиссер Кончаловский, сильно подвыпив в ресторане, прилюдно пытается напомнить М. Брандо, что они знакомы. Американец глядит в упор и не видит. Да, специфичны законы жанров. Если судить по интервью, Кончаловский очень умен. Если же судить по мемуарам, переполненным подробностями, которые даже и не похабны (в похабщине звучит первобытная радость), а просто их не принято обсуждать (мало ли кто с кем спал и пил), Кончаловский — человек донельзя бесхитростный. Впрочем, может, и тут кое-что следует списать на жанровую специфику — ведь это не книга, написанная самим режиссером, а литературная запись, сделанная А. Липковым.
Джеймс ХОЛЛ. СЛОВАРЬ СЮЖЕТОВ И СИМВОЛОВ В ИСКУССТВЕ. М., “КРОН-ПРЕСС”, 1997. Тир. 10 100 экз.
Первый тираж словаря расходился вяло, и до сих пор еще его экземпляры встречаются на полках магазинов. Но причины тому особенные. Стоило резко увеличить поля, сделать белой бумагу, окружить текст на каждой странице рамкой и обернуть теперь почти квадратную книгу толстой гладкой суперобложкой, на нее появился спрос. Причина, должно быть, в том, что форма и содержание и не противоречили и не соответствовали друг другу, даже не соприкасались. Это книга, по которой можно бродить, путешествовать от понятия к понятию, для чего и создана система перекрестных ссылок (помогает и особенный указатель). В чем-то книга эта похожа на лабиринт, в ней есть и тупики, и нежданные выходы, а в русском издании они еще и усложнены. Неожиданный поворот страницы — и взгляду открываются цветные вклейки. Картины старых живописцев сладко разглядывать и без каких-либо истолкований. Но, узнав, что значит та или иная деталь, читатель и зритель получают возможность перейти к следующей подробности, шаг за шагом преодолевая пространство книги, откуда вероятно вернуться, но которую никогда не пройти до конца.
Юрий КОВАЛЬ. СУЕР-ВЫЕР. ПЕРГАМЕНТ. М., “Вагриус”, 1998. Тир.7000 экз.
Самое знаменитое его сочинение — о недопеске Наполеоне III — имеет посвящение Белле Ахмадулиной. Последняя книга посвящена ей же. О странствиях, об открытии островов, где живут то щенки, то голые женщины, то валерьян борисычи, книга эта о прощании с миром. Читать ее надо с любой главы и закрывать на любой главе, пересказу же она не поддается, ведь нельзя же пересказать, что такое жизнь: забавные и загадочные пустяки, перемежаемые бедой и грустью.
Владимир КАНТОР. ЧУР. Сказка для дочки Маши. М., МФФ, 1998. Тир.1500 экз.
Писатели сочиняли истории для детей, ибо вынуждены были молчать в сочинениях для взрослых. Огромная и самая значительная часть советской детской литературы определена этим непреложным обстоятельством. Теперь о гражданских симпатиях и антипатиях куда проще заявить вслух, чем создавать на тему политики художественную аллегорию. А сказочник почему-то придумывает социальную сказку. Что же, времена не изменились? Или сказочник не хочет расстаться с традицией?
Е. ЭТКИНД. ТАМ, ВНУТРИ. О русской поэзии XX века. Очерки. Спб., “Максима”, 1997. Доп. тираж 1000 экз.
Литературоведческие опыты почтенного ученого, созданные и в России, и в эмиграции, необыкновенно скучны. Такую скуку часто принимают за академизм, при том, что академизм — вторая отличительная черта работ Е. Эткинда. Когда-то читали не саму известную монографию “Материя стиха”, ходившую по рукам, а стихотворные цитаты из нее, старательно пытаясь не задеть текст, обрамляющий строки полузапретного Мандельштама и запретного Бродского. Сейчас нет нужды собирать по крупице чужие стихи, они изданы. Впрочем, надо отдать должное, книги
Е. Эткинда, как прежде, обстоятельны и добротны.
К. К. РОМАНОВ. ДНЕВНИКИ. ВОСПОМИНАНИЯ. СТИХИ. ПИСЬМА. М., “Искусство”, 1998. Тир. 2000 экз.
Хорошо о нем написал А. Ф. Кони: “…он стремился подвязывать крылья разным самоучкам…” И за строчками, поэтическими ли, прозаическими, видится человек, в котором главное — не разнородные таланты, а человеческое достоинство.
Мирча ЭЛИАДЕ, Ион КУЛИАНО. СЛОВАРЬ РЕЛИГИЙ, ОБРЯДОВ И ВЕРОВАНИЙ. М., “Рудомино”, Спб., “Университетская книга”, 1997.Тир. 100 000 экз.
Словарь представляет нечто вроде пространного конспекта работы М. Элиаде “История религиозных идей и верований”, созданного его учеником с согласия самого философа-традиционалиста. Мнение ученого о книге неизвестно, он не дожил до выхода ее в свет, а потому правильнее рассматривать словарь как интерпретацию идей М. Элиаде. И в подобном отраженном свете очевиднее делаются и слабости, и сильные места его концепции.
Б. ФИЛЕВСКИЙ
∙