В несколько строк
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 1998
В несколько строк СОФИЯ ПАРНОК. СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ. Спб., “Инапресс”, 1998. Тир. 2 000 экз.
Бескрайняя вступительная статья С. Поляковой, ею же выполненные примечания, а также фотографии, воспроизведенные в книге, знакомят с поэтом, чьи стихи, не будь дополнительных истолкований, непросто было бы интерпретировать из самих себя. Умелые и значительные, они находятся на грани профессиональной литературы и частной альбомной поэзии. Ничего не знающий о поэте может прочитать их как поэзию макабрическую, исполненную черной иронии. Но кто знает о личности С. Парнок и ее жизни, увидит в этих строках возвышенную любовную лирику, куда ближе к трагической.
Моя любовь! Мой демон шалый!
Ты так костлява, что, пожалуй,
Позавтракав тобой в обед,
Сломал бы зубы людоед.
Но я не той породы грубой
(К тому ж я несколько беззуба),
А потому, не теребя,
Губами буду есть тебя!
РОЛАН БАРТ. CAMERA LUCIDA. [Б. м.], “Ad Marginem”, [б. г.]. Тираж не указан.
Очередная попытка узурпации духовного пространства, на этот раз при истолковании феномена фотографии, закончившаяся очередной неудачей. О своем намерении автор пишет с откровенностью, уже миновавшей цинизм: “…у меня всегда было стремление аргументировать свои настроения; аргументировать не с целью их оправдания, еще меньше для того, чтобы заполнить своей индивидуальностью сцену текста, но, напротив, чтобы растянуть эту индивидуальность до науки о субъекте, название которой не имеет значения при условии, что она (пока не произошло ничего похожего) достигнет уровня всеобщности, не редуцирующего, не превращающего в ничто меня самого. Так что нужно было браться за дело”. Растягивание собственной индивидуальности до размеров науки — занятие трудоемкое и бесперспективное, с чем согласится всякий, пролиставший книгу.
ЙОХАН ХЕЙЗИНГА. HOMO LUDENS. Статьи по истории культуры. М., “Прогресс — Традиция”, 1997. Тир. 5 000 экз.
Монография о человеке играющем известна читателям. Но второй — теперь ненумерованный — том из многотомника избранных произведений нидерландского ученого интересен тем, что в него включен новый перевод этой монографии, а необыкновенно подробные комментарии хотя и учитывают примечания, выполненные для предыдущего издания, и полнее, и сложнее их. Существование нескольких переводов дает возможность выбирать, возможность, которой и держится культура.
МИХАИЛ АРМАЛИНСКИЙ. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ МГНОВЕНЬЯ. Стихотворения 1994—1997. [Б. м.], M. I. P., [б. г.]. Тираж не указан.
Когда поэт начинает разговаривать чужим голосом, поэтическое безумие его покидает и он становится похожим на чревовещателя.
Мы мгновение остановим,
будем вкушать и не сменим новым,
так, чтобы длилось, не истекало,
чтобы тикало, но не тикало.
Отлично переданная безапелляционность Б. Слуцкого, продуманность всех вопросов от мала до велика выводит это четверостишие за рамки аттракциона и помещает в область пародии.
АЛЕКСАНДР БЕНУА. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПИСЬМА. 1930—1936. М., “Галарт”, 1997. Тир. 5 000 экз.
Чуть старомодная обстоятельность рассуждений уравновешивается парадоксальностью мысли. Вот что пишет автор в заметке, посвященной “выставке наивностей”, как он ее называет: “Тому, кто чудом остался ребенком на всю жизнь, тому за это честь и слава, но кто только желал бы быть ребенком, хотя он давным-давно вышел из ребяческого возраста, тому остается подражать детской неумелости и культивировать свою беспомощность. Надо при этом признать, что как и труды японских садоводов, добивающихся создания микроскопической натуры, вознаграждаются замечательными успехами, так точно и это своеобразное насилие над собой людей, старательно впадающих в детство, дает подчас прямо-таки пленительные результаты”. Общность тона вне зависимости от того, обращается критик к живописи Пикассо или гравюрам Калло, делает статьи из парижской газеты “Последние новости”, собранные вместе, главами единой истории искусств.
ВЛАДИМИР ПЯСТ. СТИХОТВОРЕНИЯ. ВОСПОМИНАНИЯ. Томск, “Водолей”, 1997. Тир. 1 000 экз.
Чтобы занять место в истории, вовремя должно появиться не только литературное произведение, вовремя должно появиться и его переиздание. С оригинальными книгами В. Пяста произошло иначе. Стихи его потерялись рядом со стихами более крупных поэтов, а мемуарная книга “Встречи” увидела свет в 1929 году, когда вспоминать об эпохе русского символизма было совсем не ко времени. Несвоевременным оказался и нынешний том — первоклассно подготовленная книга пястовских мемуаров вышла в издательстве “Новое литературное обозрение”.
Н. И. ХАРДЖИЕВ. СТАТЬИ ОБ АВАНГАРДЕ В ДВУХ ТОМАХ. М., “RA”, 1997. Тираж не указан.
После того как харджиевский архив был вывезен за границу, а недавно стал и распродаваться, вероятно, иначе надо оценить и личность владельца архива. Ни в бескорыстие, ни в прозорливость его больше не верится. По крайней мере одно в данном случае противоречит другому. Иначе воспринимаются и работы исследователя. И если статьи о творчестве М. Матюшина, Эль Лисицкого, А. Родченко, Елены Гуро и прочих деятелей русского авангарда представляют интерес, то многочисленные статьи о новаторстве В. Маяковского явно спекулируют на высокой официальной оценке творчества поэта, значение которого, несомненно, преувеличено.
Б. АКУНИН. АЗАЗЕЛЬ. [Б. м.], “Захаров”, 1998. Тир. 10 000 экз.
“Почему из греков? — обиделся Эраст Петрович, в памяти которого еще были живы издевательства шалопаев-одноклассников над его древней фамилией (гимназическая кличка Эраста Петровича была “Фундук”).— Наш род, граф, такой же русский, как и ваш. Фандорины еще Алексею Михайловичу служили”. Мало-мальски просвещенный читатель, обнаружив этот пассаж, улыбнется, ибо ему известно, что фамилия знаменитого сыщика иного происхождения. Знает о том и автор, скрывшийся за просвечивающим псевдонимом. Более того, пародийность и умелая стилизация входили в авторское намерение, ведь он собирается создать серию детективов, и сюжетно, и стилистически противостоящих современным поделкам. Пусть результаты умеренные, но само желание похвально.
АНГЕЛЫ В ИСКУССТВЕ. ЕВРОПЕЙСКИЕ ХУДОЖНИКИ. [Б. м.], “КРОН-ПРЕСС”, [б. г.]. Тир. 10 000 экз.
Убогий, почти юродивый текст и многочисленные, противоречащие словам репродукции. Например, фигура архангела Михаила, обязательная для сюжета “Страшный Суд”. Оставим в стороне вопрос, не решаемый нашей логикой, почему души праведников на его весах легче, чем души грешников (ведь куда последовательней мысль, что более ценное тяжелей, исходя из его значения). Но иной вопрос не дает покоя: души на весах взвешиваются по двое. Значит, их вес не абсолютен, а относителен, определяется по тому, кто на противоположной чаше весов. Получается, человек ответствен не сам, он зависит от чужих прегрешений. Что это за круговая порука, не упоминаемая автором текста, а может, и неведомая ему?
Б. ФИЛЕВСКИЙ
∙