ЛАВКА БУКИНИСТА
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 1998
В несколько строк
ЛАВКА БУКИНИСТА
СКАЗКИ КИТАЯ. М., “Художественная литература”, 1993. Тир. 50 000 экз.
В произведениях иной культуры тем интересней отыскать внезапно знакомое. Подобные совпадения указывают: есть другой путь, не западный, не восточный, лежащий в стороне. Он используется случайно, от времени и до времени, это запасной путь для разума и души. Сказка “Император и мышь” повествует о том, как в императорских покоях завелось неведомое животное. Император посчитал, что это оборотень. Маленькому, но по предположению многосильному зверьку приносили обильные жертвы. Император никогда не видел мыши, а потому издал указ: победивший страшного противника будет награжден десятью тысячами слитков золота и тысячью штук атласной материи. Простой деревенский парень принес в императорские покои кота. Император никогда не видел и такого животного и был потрясен, как быстро кот разделался с мышью. Хозяина кота наградили, а чудесное животное выкупили еще за десять тысяч слитков золота и тысячу штук атласной материи. Жадный помещик, узнав о том, как щедро награжден крестьянин, решил тоже обогатиться. Он
отвез императору в наложницы собственную дочь. Император дал ему в награду победителя оборотней, кота, обошедшегося в десять тысяч слитков золота и тысячу штук атласной материи. Если рассматривать сказку через призму традиционных китайских верований, кот напрямую связан с богатством, вернее, с его потерей, ибо приход в дом этого животного считается предзнаменованием близкой бедности. Наличие крыс и мышей характеризует скорый упадок — и это верно, ведь император, не знающий самых обычных вещей, обречен. Если же объяснять сказку, пользуясь набором европейской символики, то первый план займет соположение женщины и кота: на европейских эротических гравюрах это животное почти постоянный свидетель любовных игр. Как попала в китайскую сказку столь значимая для европейской культуры деталь? Только следуя путем, минующим и Восток, и Запад.
В. К. ШИЛЕЙКО. ТЫСЯЧЕЛЕТНИЙ ШАГ ВИГИЛИЙ. Томск, “Водолей”, 1994. Тир. 100нумерованных экз.
Как переводят “с листа” современные тексты, он диктовал вавилонский эпос, заглядывая в глиняные таблички. Переводы, собранные в книге, показывают — время их пощадило. Пощадило время и немногочисленные оригинальные стихотворения В. К. Шилейко. Впрочем, о том он ведал и сам:
Над мраком смерти обоюдной
Есть говор памяти времен,
Есть рокот славы правосудной,
Могучий гул; но дремлет он
Не в ослепленье броней медных,
А в синем сумраке гробниц,
Не в клекоте знамен победных,
А в слабом шелесте страниц.Александр РОГОВ. ИГРУШКА. Тексты. Рязань, “Профлитиздат”, 1996. Тир. 2000 экз.
С. Т. Кольридж увидел во сне поэму о Кубла-хане и, стряхнув ночной морок, записал запомнившиеся строки. Автор книги признается: “Я давно заметил, что если ляжешь во второй половине ночи, когда, говорят, самый глубокий сон, то снится самое невероятное. А ежели перед поздним сном еще и напьешься (сны во хмелю — тема особая) крепкого чаю или кофе и ляжешь, не дождавшись окончания действия этих напитков, то сны еще фантастичнее…” И все-таки оставляет увиденное забвению, а пишет полусатиры-полуюморески. Его право, но его ли сила?
Б. А. УСПЕНСКИЙ. СЕМИОТИКА ИСКУССТВА. М., Школа “Языки русской культуры”, 1995. Тир. 15 000 экз.
Загадочная история: представители формального метода, борясь с социологической школой, изучали бытование приема во времени. Но неожиданно оказались родными братьями тех, с кем боролись. Члены московско-тартусской семиотической школы, опираясь на работы формалистов и еще более отталкиваясь от них, создавали советский структурализм. Прошло еще несколько десятков лет, и теперь видно: их работы сильны именно там, где связаны с социологией. Тому подтверждение — помещенные под одной обложкой и давние работы “Поэтика композиции” и “Семиотика иконы”, и впервые опубликованная статья “Композиция Гентского алтаря Ван Эйка в семиотическом освещении”. Впрочем, истории конца не видно. Будь теоретики постмодернизма чуть поумнее, а главное правдивее, они бы признались, что составляемые ими инвентарные списки культуры — очередная разновидность социологизма, только донельзя пошлого и вульгарного.
М. М. ЗОЩЕНКО. СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ПЯТИ ТОМАХ. Т. 1, 2, 4, 5. М., “Русслит”, 1994. Т. 3, 1993. Тир. 50 000 экз.
Одна из последних работ Ю. В. Томашевского, отдавшего много сил изданию произведений М. М. Зощенко и воспоминаний о нем. Собрание любопытно тем, что большая часть рассказов сопровождается иллюстрациями, с которыми они выходили при жизни писателя. И тем не менее мысли рождаются самые грустные. В том не вина публикатора, но до сих пор сколько-нибудь удовлетворительного собрания зощенковских произведений не существует. Даже “Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова” переиздаются с купюрами, внесенными по идеологическим соображениям.
Александр КОНДРАТЬЕВ. СНЫ. СПб., “Северо-Запад”, 1993. Тир. 100 000 экз.
Не суховатая, как фантасмагории П. П. Муратова, а именно сухая, скучная проза, повествующая о русалках, домовых и прочих героях демонологии. Понятно, почему на материале этих сочинений В. Н. Топоров строит концепцию о неомифологизме. Давно замечено — причудливые здания легче всего строить из детских кубиков. К “Вечерам на хуторе близ Диканьки” и в голову не придет прикладывать умозрительную мерку: черти у Н. В. Гоголя не менее реальны, чем люди.
АНТОЛОГИЯ ДАОССКОЙ ФИЛОСОФИИ. М., Товарищество “Клышников-Комаров и Ко”, 1994. Тир. 30 000 экз.
Такая антология вышла впервые. Ничего похожего на нее нет ни на каком языке, даже китайском. Сборник состоит из разделов, среди которых есть посвященные и книжной мудрости, и практическим приложениям даосской философии, в том числе и в искусстве любви, и в боевых искусствах, и в быту. Один из составителей —
В. В. Малявин, человек, долго находившийся в тени, хотя и раньше было ясно — это один из самых крупных российских ученых современности.
ПИСЬМА АЗЕФА: 1893 — 1917. М., “ТЕРРА”, 1994. 10 000 экз.
Бытование Азефа сразу в двух лагерях, парение его вне морали тех и других, плодотворная и успешная деятельность и в охранке, и среди революционеров наводит на мысль: поведение его — некая ранняя модель политического и духовного плюрализма, полно воплощающаяся в жизнь сейчас. О том можно рассуждать, вспоминая известное об Азефе по разным источникам. Данная же книга и вовсе не рассчитана на прочтение, иначе обильные письма на немецком языке были бы снабжены хоть каким-нибудь переводом.
Ф. Ф. ЗЕЛИНСКИЙ. СКАЗОЧНАЯ ДРЕВНОСТЬ ЭЛЛАДЫ. М., “Московский рабочий”, 1993. Тир. 50 000 экз.
Знаменитый ученый считал: у разных народов общие истоки — античность. На том основании он мечтал об объединении Европы. Сколь он заблуждался, видно теперь, когда Европа объединяется, противостоя Америке и вовсе не понимая, что современные европейцы порождены “снятой”, претворенной в реальность американской культурой. Манерные пересказы античных мифов, сделанные Ф. Ф. Зелинским для детей, никому не нужны. Подлинная и облаченная в плоть мифология подстерегает на каждом углу. А миф силен плотью и кровью.
Б. ФИЛЕВСКИЙ
∙