В несколько строк
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 1998
В несколько строк
ПОЭТЫ-ИМАЖИНИСТЫ. СПб., «Петербургский писатель»; М., «Аграф», 1997.
Тир. 5000 экз.Сборник не только наводит на мысль: имажинизм при всех поэтических удачах А. Мариенгофа или В. Шершеневича — явление мертворожденное. Понятно, что смысловые акценты перераспределились и, сколько бы ни возносили одного и не забывали о другом, А. Кусиков куда популярней С. Есенина, ибо знаменитый русский поэт сочинил единственное стихотворение, без нажима ставшее народной песней,— стихотворение о клене. Между тем А. Кусикову принадлежат и «Бубенцы» и «Обидно, досадно», не включенные в сборник, вероятно, потому, что прочие тексты рядом с ними теряют подобие жизни.
Н. А. ТЭФФИ. Собрание сочинений, том I. «И СТАЛО ТАК…» М., «Лаком», 1997. Тир. 4000 экз.
Разумеется, каждый мало-мальски интересный сочинитель достоин собрания сочинений уже хотя бы для того, чтобы стало видно, сколько он сочинил вздора. Подтверждение (либо опровержение противного)— всякий сборник избранных произведений Н. А. Тэффи. Когда же читаешь том ее собрания от начала и до конца, делается понятно, откуда произошло современное эссе, вернее то, что за эссе считается. Автор берет любой факт и далее выстраивает цепочку умозаключений, никак между собой не связанных. Сочинение по видимости делается изящной словесностью, но читать его по крайней мере утомительно. Впрочем, Н. А. Тэффи написала много страниц, оставшихся навсегда. Вспомню хотя бы сцену, как две старушки демонстрируют ненависть и презрение к немцам, занявшим Париж: они отвернулись лицом к стене, укрылись распахнутыми зонтами и так стояли, не шевелясь, и только тоненькие ножки одной все дрожали и дрожали от неистребимого страха.
УЛИЧНЫЕ ПЕСНИ. М., «Колокол-пресс», 1997. Тир. 16 000 экз.
Пусть составитель оправдывается, будто книга готовилась в период «застоя»; прошло достаточно времени, чтобы переделать работу заново. Теперь неполнота свидетельствует об элементарной безграмотности. Слова песни «Шумит ночной Марсель» принадлежат Н. Эрдману, «Когда качаются фонарики ночные» сочинил Г. Горбовский, «Бублики»— Я. Ядов, а «Девушку из Нагасаки»— В. Инбер (беру на выбор). И «Ванинский порт» звучит иначе. Магадан не «стоял» на пути, а именно «восстал». А концовка и безысходней, и поэтичней:
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь, не узнаешь.
А если придешь не одна,
С тобою придет твой желанный,—
Налейте стакан мне вина,
Налейте стакан восьмигранный.
Впрочем, рассуждая о явлениях фольклоризма, следует скорее говорить не об исходных текстах, а о произведениях, созданных по «мотивам». Но интересно и другое: какой огромный вклад внесла в создание блатного фольклора русская интеллигенция. А коли так, вполне естественно — по закону партиципации, прикосновения — разделить судьбу и с героями собственных произведений, и с публикой, которая эти произведения сделала своими. И пример Н. Эрдмана, сочиняющего, сидя на нарах, бескрайние рифмованные рассказы по приказу блатных, да останется поучением для будущих стихотворцев.
Хосе ОРТЕГА-И-ГАССЕТ. ВЕЛАСКЕС. ГОЙЯ. М., «Республика», 1997. Тир. 10 000 экз.
Хорошо иллюстрированная и снабженная комментариями книга о двух великих испанских художниках доказывает — про живопись можно писать не только концептуально, а и попросту интересно. Домыслы о стоящем за изображением подменены анализом самого изображения. Незаконченность исследования о Веласкесе выглядит как принципиальная открытость текста.
Илья ИЛЬФ. ДНЕВНИКИ. Омск, «Наследие», АО «ДиалогСибирь», 1997.
Тир. 999 экз.Попытка создать ильфовской прозе изобразительный эквивалент в духе плаката по технике безопасности — даже при нарочитой ироничности художника попытка с негодными средствами. Ильф — писатель метафизический. Недаром он мог занести в записную книжку фразу: «Что снится рыбе» — и в конце поставить вместо вопросительного знака точку. Он знал, что снится рыбам. Постепенно сатира обессмысливается, и от произведений, написанных им в соавторстве с Е. Петровым и самостоятельно, остаются отдельные фразы, указывающие на возможность какой-то иной литературы.
ШАЛАМОВСКИЙ СБОРНИК, выпуск 2. [Б. м.], «Грифон», 1997. Тир. 2000 экз.
В сборнике опубликованы фрагменты из шаламовских записных книжек, воспоминания о писателе и статьи, посвященные его произведениям и биографии. Проза В. Т. Шаламова и его судьба столь значительны, что на их фоне отвратительна пустая болтовня вроде помещенных в книге штудий учительницы «Шаламов в школе»: тут и тема природы, и тема нравственности. Поразительны обезьянья переимчивость и при том обезьянья зловредность людей. Позавчера они рассуждали о Маяковском и Шолохове, сегодня о Платонове и Замятине (дело не в личностях, а в принципе), рассуждают аффектированно, с придыханием в обратную сторону — из-за разницы в системе дыхания обезьяна не может говорить. Разложенная по графам, с цитатами из школьных сочинений статья особенно странно выглядит рядом с записями В. Т. Шаламова, озаглавленными «Что я видел и понял», где он утверждает, как страшно самолюбие мальчика и юноши (а точнее, любого подростка, ведь подросток пока не имеет пола): ему легче украсть, чем просить.
Ю. А. СМИРНОВ. ЛАБИРИНТ. МОРФОЛОГИЯ ПРЕДНАМЕРЕННОГО ПОГРЕБЕНИЯ. Исследование, тексты, словарь. М., Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1997, Тир. 1500 экз.
Сказанное в монографии любопытно сопоставить с сюжетом «о мертвом теле, никому не принадлежащем», особо важным в русской культуре. Автор сопроводил текст обширными таблицами «Отношение к умершему», «Обращение с умершим», «Погребальный инвентарь» и проч. Кажется, проблема изложена предельно ясно и преднамеренное погребение ничего общего не имеет с непреднамеренным — следствием, например, природных явлений, стихийных бедствий. Но если поставить вопрос чуть иначе, окажется: в культуре, где настоятельность человеческого поступка соотносится с последующим воздаянием, и природные явления не случайны, последний день Помпеи определен предыдущим существованием.
Аркадий ШТЕЙНБЕРГ. К ВЕРХОВЬЯМ. Собрание стихов. О Штейнберге. Материалы к биографии. Мемуары. Заметки. Стихи. [Б. м.], «Совпадение», 1997. Тираж не указан.
Избыточность поэзии А. Штейнберга, явленная хотя бы в неимоверной точности рифмовки, постепенно отвращает: слишком эта поэзия хороша. Такое утверждение не противоречит другому: перед читателем стихи одного из самых значительных поэтов второй половины века и замечательного человека (о чем вспоминают мемуаристы). Однако рядом с совершенством особое значение получают случайности. Эпизод из мемуаров, где художник А. Зверев отрезает ухо своему обидчику, обретает значение притчи — вот современная вариация на тему Ван-Гога. Оказывается, у искусства разные пути, каждый платит за совершенство по-своему.
Б. ФИЛЕВСКИЙ
∙