(Иван ГАГАРИН. Дневник. Записки моей жизни. Переписка)
Панорама
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 1998
Гагарин / Gagarine ∙ Иван Гагарин. ДНЕВНИК. ЗАПИСКИ О МОЕЙ ЖИЗНИ. ПЕРЕПИСКА. Составление, вступительные статьи, перевод с французского и комментарии Ричарда Темпеста (при участии В. А. Мильчиной и А. Л. Осповата). М., «Языки русской культуры», 1996.
∙ Среди русских культурных мифов самый распространенный — представление о 20—30-х годах прошлого века как о «пушкинской эпохе». Для человека (общества), живущего в этом мифе, нет, например, ни ошеломляющей историософии Чаадаева, ни рукодельной прозы и стихов Вяземского; есть только «друзья Пушкина», ценность которых возрастает по мере житейского приближения к «солнцу русской поэзии». Между тем можно было быть молодым русским аристократом, образованным, тяготеющим к изящной словесности, вращающимся среди литераторов (в том числе и «друзей Пушкина») … и ни разу не упомянуть о символе, знаке своей эпохе в своем дневнике за 1834—1842 годы. Завидная смелость! Даже сумасбродная, если принять в разумение гнев потомков.
Этим смельчаком был Иван Сергеевич Гагарин, молодой русский дипломат, знакомец и корреспондент А. Тургенева, П. Чаадаева, П. Вяземского, Ю. Самарина, С. Шевырева (и прочая), обратившийся в 1842 году в католицизм, а позднее — священник-иезуит. «Дневник», «Записки о моей жизни» и отрывки из переписки Гагарина были изданы недавно в ставшей уже знаменитой серии «Языки русской культуры». Составитель, переводчик на русский, комментатор и интерпретатор — Ричард Темпест, английский славист, знаток «эпохи Чаадаева» (назовем ее так в контрадикцию «пушкинской эпохи»). Ричард Темпест совмещает в своей работе англо-саксонскую обстоятельность «Британники» и нежнейшую любовь к русской словесности — сочетание одно из лучших; прибавим к этому стилистическую одаренность Темпеста (в русском языке по крайней мере). Поэтому чтение постраничных комментариев в этом издании — одно удовольствие. Например, в комментарии на стр. 177—178 читаем: «Жан-Поль Марат (1743—1793) — революционер-якобинец, одна из самых зловещих фигур Французской революции. Его газетная пропаганда, искусством которой он мастерски владел, поощряла толпы простолюдинов предаваться самым кровавым эксцессам» (надеюсь, читатель оценит несгибаемо старомодные «толпы простолюдинов», развратно «предающиеся самым кровавым эксцессам»). Можно также восхититься неожиданным всплеском меломанских эмоций у обычно корректного комментатора на стр. 213: «Все-таки неудивительно, что после нескольких часов фантастической, маршевой, траурной и триумфальной музыки Берлиоза голова у нашего автора пошла кругом!»
Что же до автора напечатанных «Дневников», «Записок» и писем, Ивана Сергеевича Гагарина, или Jean-Xavier Gagarine (как его звали в Обществе Иисуса), то это один из тех наших соотечественников ХIХ века, судьбы которых волнуют русского интеллигента (тем более западника) до сего дня. Чаадаев, Печерин, Гагарин — конфессиональные отщепенцы российского имперского православия; чудаки, мучительно переживающие свое чудачество; эмигранты, протоптавшие разные дорожки русской интеллигентской эмиграции ХХ века (Чаадаев — внутренней эмиграции, Печерин с Гагариным — внешней). Загадка Чаадаева мучила Гершензона и Мандельштама, тот же Гершензон издал записки Печерина и написал его биографию. Теперь пришел черед Гагарина.
Иван Гагарин принял католицизм не без влияния Чаадаева (в 1862 году он вернул ему долг, издав первое посмертное собрание сочинений автора «Апологии сумасшедшего»). Был он знаком и с Печериным. Судьбы их троих действительно чем-то схожи. Сексуальность (вернее, ее почти явное отсутствие) и Чаадаева, и Гагарина покрыта тайной (на что Ричард Темпест несколько туманно, прикрываясь цитатами из розановских «Людей лунного света», намекает). И Печерина, и Гагарина руководство католической церкви пыталось использовать для неведомой тайной миссии в России. Все это так. Но. Но Гагарин не обладал гением Чаадаева. Гагарин не имел таланта писателя и человека, как Печерин. Честно говоря, тем-то он сейчас и интересен. Интересна судьба честного, порядочного и неглупого русского человека, ставшего вдруг французским иезуитом. Вспоминая название серии, в которой изданы его дневники, отмечу: это очень важно, что среди разнообразия «языков русской культуры» нашлось место и негромкому голосу Ивана Гагарина. Читателя можно поздравить с истинно поучительной книгой, с героем которой сопереживаешь на равных.
Вместо эпилога. В начале 1870-х годов капеллан дублинской больницы Владимир Печерин, успевший, кажется, разочароваться во всем, написал (рассчитывая на публикацию в России) следующее: «В 1844-м, когда я был уже священником, проезжая из Парижа в Бельгию, я заехал в St.-Acheul повидаться с Гагариным. Он тогда был свежим и благочестивым новицием. Мне пришлось в его присутствии вынуть кошелек для того, чтобы расплатиться с извозчиком. Он смотрел на это с каким-то священным омерзением: «Ох! уж эти деньги! какая это гадость!» А теперь он ежегодно получает из России 12 000 франков. О, святая бедность! бедный человек!»
Н. ЛУКАС