Беседа с Алексеем Варламовым
Послесловие
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 1997
Послесловие
— Алексей Николаевич, тема вашего нового романа неожиданна или закономерна для вас?
— Скорее закономерна. Она, как мне кажется, продолжает линию, начатую два года назад в «Лохе» («Октябрь», 1995, № 2), а именно — стремление распознать те вирусы, которыми поражено сознание современного русского человека. В предыдущем романе речь шла о том, как разрушающе действуют на личность апокалиптические настроения. То же самое и, быть может, даже в большей степени относится и к теме «Затонувшего ковчега» — сектантству. Пренебрежение к реальности вплоть до жажды конца света и уход от жизни вплоть до биологического уродства и самоуморения — это две наши национальные болезни, две жизнеотрицающие ереси, которые столько всего напортили в русской истории. Обе эти идеи проистекают, по-моему, из одного корня — от завышенных требований к жизни в сочетании с нехваткой доверия к ней (что, кстати, я попытался показать в повести «Рождение», «Новый мир», 1995, № 7), но при этом они имеют своеобразную притягательность, а особенно во времена, подобные тем, что мы переживаем сейчас. Конца света ждут и в секты уходят не худшие, но лучшие люди. Вот в чем беда-то.
— Однако согласитесь, что есть разница в вашем отношении к Бухаре и к «Церкви Последнего Завета».
— Да, конечно. Сектантство — это всегда тупик, но если во главе сектантства исторического, консервативного и стремящегося уйти от мира стояли люди по крайней мере искренние и никого не обманывавшие, то вожди нынешних сект, и доморощенных, и импортных, стремятся к тому, чтобы захватить мир, и замешано там все на холодном расчете и обмане.
— А где вы брали материал для романа?
— Прикинулся неофитом, завел знакомства и дурачил хитрых и расчетливых людей в одной секте, после чего едва унес оттуда ноги.
— Вас не хотели отпускать?
— Заигрывание с сектантами — вещь жутковатая. Существуют отработанные методики, и по мере того, как человек погружается в эти заморочки, такие на первый взгляд абсурдные, с его психикой что-то происходит, он попадает в зависимость от секты, привыкает к ней, становится добровольным заложником ее идей и теряет внутреннюю свободу (чем, кстати, секта отличается от Церкви, ибо в Церкви человек как раз обретает свободу). В известном смысле от сектантства не застрахован никто — человеческая психика, к сожалению, очень податлива, а особенно наша ошалевшая психика сегодня. А если ты не поддаешься воздействию, тебя начинают усиленно обрабатывать или ломать. Вероятно, поэтому, общаясь с этими людьми, я вдруг поймал себя на мысли, что все это мне напоминает что-то другое, до боли знакомое.
— Что?
— Нашу нынешнюю литературу: ее подводные течения и негласные корпоративные законы. У меня есть такое ощущение, что иные из наших толстых и почти все тонкие глянцевые журналы с их кажущейся распущенностью, но очень жесткой внутренней дисциплиной, суровыми правилами игры и оторванностью от жизни, наши литературные партии и кланы, дутые фигуры литвождей и законодателей мод, авторские рейтинги — есть не что иное, как прообраз тоталитарных сект для интеллектуалов, где заранее распределены все роли, выстроена определенная иерархия и где невозможно выйти за отведенные тебе кем-то границы. Эта схожесть подтолкнула меня к одной, быть может, рискованной параллели. В «Затонувшем ковчеге» при всем том, что его сюжет имеет самостоятельное значение, я зашифровал некоторые события литературной жизни девяностых годов, свидетелем или участником которых мне довелось быть, а за образами главных героев скрываются знакомые мне очно или заочно писатели и критики. В качестве прецедентов могу сослаться на романы начала века — брюсовский «Огненный ангел» и «Серебряный голубь» Андрея Белого, где, кстати, тоже речь идет о сектантах.
— То есть ваш роман — это такая большая шарада?
— Литература вообще до известной степени шарада. Все дело в том, как ее разгадать… Однако писал я, разумеется, не только для этого. Как я уже сказал, сектантство — это наша вечная проблема, но, боюсь, в будущем она встанет перед Россией еще острее. Перефразируя известную мысль, можно сказать так: страшно не то, как Россия входит в дикий рынок, а то, как и куда она из него выходить будет. И если вряд ли нас в скором времени увлечет новая утопия — к этой болезни общество, заплатив громадную цену, получило стойкий иммунитет на несколько поколений вперед, то против сектантства подобной защиты нет. Ведь самое трагичное, что произошло с нами за последние несколько лет,- это даже не распад государства, не разграбление его недр за счет будущих поколений, не рост наркомании и преступности и даже не демографическая катастрофа, а тотальное обезличивание, которое одновременно явилось и причиной, и следствием всего вышеперечисленного. Сбережение русского народа начнется только тогда, когда начнется сбережение личности. Именно за личность будет главная драка, которая, собственно, уже идет.
— А вы не преувеличиваете опасность сектантства? Ну, сколько может быть человек в этих сектах — несколько сотен или тысяч, вряд ли больше. В масштабах страны это ничто.
— «Белое братство», «Богородичный центр», «Церковь Виссариона», «Церковь Муна», «Свидетели Иеговы», «Церковь сайентологии» и им подобные — это только часть сектантства, сектантства более или менее откровенного и потому ограниченного, но есть более скрытые и потому более опасные формы. Чем, как не гигантской сектой, было, например, МММ, которое — только кликни — завтра же воскреснет! И где гарантия, что это не повторится в еще больших масштабах? Даром, что ли, Мавроди — классический сектантский вождь — ходит в неприкасаемых! А чудовищное манипулирование общественным мнением с помощью телевидения, психотропная накачка «Голосуй или проиграешь», этакое телекодирование — что это, как не государственное Аум Синрике? Эпоха перестройки с ее чумаками и кашпировскими, с гдлянами и ивановыми, с ночными бдениями у телевизоров и митинговым психозом нас не освободила, но, напротив, психологически подвела к еще большему рабству. Число рычагов давления на человека за последние несколько лет неизмеримо возросло. Из тоталитарного государства, в котором мы жили двадцать лет назад, но которое оставляло хоть сколько-то воздуха и пространства для личности, через сегодняшние войны, теракты, скандалы, мнимые разоблачения, политические кульбиты отставных генералов, при молчаливом одобрении мирового сообщества, нравственно отупевшие, не различающие добра и зла и отучившиеся думать мы завтра сами не заметим, как въедем в тоталитарное государство-секту.
— Вы полагаете, что существует некий «сектантский заговор» против России?
— Я полагаю, что сегодня в России есть все условия для того, чтобы подобный заговор мог возникнуть и успешно осуществиться. Я никогда не был сторонником теории заговоров, но, глядя на все эти настолько абсурдные, что они не поддаются никакому рациональному объяснению и кажутся кем-то специально придуманными, потрясения, я все больше склоняюсь к мысли, что и в мире, и у нас в стране действуют умные и хитрые подонки, которые хотят установить такую форму власти, когда общество будет жестко поделено на две половины — на кучку элиты и обезличенное быдло. Никогда люди не были так внушаемы и так легко управляемы, как в конце второго тысячелетия, и никогда возможности техники не были такими великими, чтобы эту обезличенность зафиксировать. В этом смысле мы — общество «лохов», у нас нет никакого иммунитета против кучки жуликов, жаждущих контролировать власть в стране и готовых пойти на что угодно и использовать кого угодно, чтобы этот контроль сохранить. К этому нас готовят, и те, кто готовит, очень надеются, что они будут элитой. Увы, мест мало. И уж тем более не из числа писателей в эту элиту будут вербовать. Разве что двух-трех проверенных сатириков возьмут. Ну и таких, как Виктория Токарева с Виктором Пелевиным, чтобы не захирела отечественная полиграфия и было что на Западе показать. Вся остальная литература будет представлена Константином Боровым. А на тех, кто книг не читает, направят в еще больших дозах сериалы, развлекательные программы, ставящие человека в физиологическую зависимость от телеэкрана, чтобы, когда надо, послушали своих телепастырей и проголосовали за нужного кандидата в президенты, в парламент, в губернаторы. Подобное зомбированное общество и будет фашизмом XXI века, который нам всем реально угрожает.
— Вы хотите этому помешать?
— Может быть, не помешать, ибо я хорошо понимаю ограниченность сегодняшних возможностей художественной литературы, но хотя бы этому противостоять. Я не хочу, чтобы моя страна опять подпала под власть негодяев и стала полигоном для чудовищных социальных экспериментов, проводимых под лозунгом народной свободы. Пусть слово писателя сегодня не может влиять ни на власть, ни на общество, но, пока нам не заткнули глотку, пока у нас еще есть хоть горстка читателей, мы можем и должны влиять на личность. Ибо, пока остался хотя бы один необезличенный человек, война не может считаться проигранной.