Вавилонская библиотека
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 1996
Победители и побежденные Григорий Бакланов. И тогда приходят мародеры. М., «Книжная палата», 1996.
Творчество Григория Бакланова отличается редким внутренним единством, схожим в какой-то мере с нерушимой монолитностью фрагментарных исторических хроник. Своеобразие Бакланова в том, что о нем нельзя судить по отдельным произведениям, так как все они являют собой непрерывный поток-существование поколения, прошедшего великую войну и поэтому получившего право зваться великим поколением. Было бы непростительной ошибкой обрамлять портрет писателя рамкой лишь так называемой «окопной правды» — правда Бакланова много шире и глубже любой из присвоенных ей классификаций, а появление каждого его произведения становится значительным событием в литературе, что, безусловно, относится также к роману «И тогда приходят мародеры», давшего название новому сборнику произведений писателя.
Жизнь, вернее, ступени жизни поколения, опаленного войной, наученного войной, войной изуродованного и освященного,- тема, отчетливо прослеживаемая и в повестях «Меньший среди братьев», «Свой человек», вошедших в настоящий сборник. Надо полагать, роман неминуемо должен был подвести некий нравственный итог в судьбе военного поколения, означить его место и его роль в нынешней России — стране, обязанной ему самим своим существованием. К сожалению, временами оптимизм авторского замысла несколько меркнет на фоне безысходного пессимизма бытия, а поколение победителей большей частью чувствует себ поколением побежденных — участь, отдаленно схожая с участью «потерянного» поколения, воспетого Хемингуэем и Олдингтоном.
«Мы победили»,- уверен вернувшийся с фронта Александр Лесов, главный герой романа, и благой вестью звенят эти его слова над могилами родителей. «А теперь мы кто? Побежденные»,- зло констатирует много лет спустя фронтовик Дармодехин, тоскующий об утраченном порядке и железной руке, потерявший веру и завидующий погибшим. Кто прав? Наверное, оба, потому что и у победителя, и у побежденного своя правда. Вариации на эту тему слышны во многих произведениях Бакланова: Илья Константинович и Таратин («Меньший среди братьев»), Васич и Ищенко («Мертвые сраму не имут»), Евгений Усватов и Леонид Оксман («Свой человек»).
Важное значение для понимания идейно-смысловой структуры романа имеет проблема взаимоотношений отцов и детей. «Где там матери и ее кастрюлям уцелеть в перспективе, удлиняемой жизнью сына!» — аксиома, заключенная в этой невеселой усмешке Иосифа Бродского, для Бакланова явно неприемлема. Наоборот: баклановские персонажи, как правило, отчетливо сознают наличие той незримой нити, по которой явились они в мир из прошлого и по которой им предстоит двигаться в будущее, перспектива во времени всегда (или почти всегда) определяет перспективы психологические, формирует характеры героев. Однако новое обладает известным стремлением к конфликту, к отрицанию старого — диалектическая формула, в общем, не чуждая Бакланову: «… жизнь строилась на обломках чьих-то жизней. Да ведь и вера всегда утверждала себ так: ради новых богов свергали прежних богов, и на обломках их храмов воздвигали свои». Но это — канва, предельно широкое обобщение, принимаемое, пожалуй, большинством. В дальнейшем победителям и побежденным новое видится по-разному. Лесов может только сочувствовать Дармодехину, который «у сына из милости, как таракан запечный, пристегивает в углу за шкафом свою деревянную ногу» и которому «здоровенный бык», законченный фашист, встреченный в метро, бросает в лицо: «Вы когда все передохнете? Вымрете все когда?» И вот тут инвалид, задыхаясь от позора и бессилия, вспоминает о том, имени которого и по сей день не смеет назвать. Дармодехин устремлен в прошлое, он боится будущего, видя его сквозь пелену собственной беспомощности и озлобления. А ведь точно такой же мир окружает и Лесова, но Лесов по-иному воспринимает мир, он — гражданин своей страны, сознающий собственную долю ответственности за происходившее, происходящее и за то, что произойдет. Недаром сын Лесова говорит: «Вы дали нам жизнь — это главное». Дармодехин мертв при жизни. Лесову, гибнущему на последних страницах романа, все же уготована закономерная и счастливая участь «уцелеть в перспективе, удлиняемой жизнью сына».
Таково авторское решение. Таково в основном и читательское восприятие. Однако именно в образе Дмитрия Лесова, на мой взгляд, мы сталкиваемся с редчайшим дл Бакланова случаем, когда чрезмерная положительность героя автоматически делает его прямолинейным воплощением авторской идеи. Такому восприятию способствует и то, что практически на всем протяжении романа читатель видит Дмитрия исключительно глазами его отца, видит как-то урывками. Впрочем, есть в романе сцена, «оживляющая» этот персонаж: отец и сын встречаются у Белого дома в дни августовского путча, и Дмитрий рассказывает Лесову о печальной участи своего теплого свитера, «вопхнутого» им в дуло расчехленного орудия бэтээра.
Идея преемственности в романе многопланова: преемственность поколений соседствует с преемственностью исторической. И вновь, как тогда, полвека назад, победу, добытую кровью одних, станут использовать другие, и вновь самые серые и незаметные станут хозяевами жизни. На поле боя придут мародеры,- напоминает мрачноватое название романа; но вопреки всему писатель одушевлен надеждой: погибшим и уходящим есть кого оставить за себя на поле боя.
Валерий ВОЛКОВ