Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2020
[стр. 28—31 бумажной версии номера]
20 мая 1972 года Республика Камерун в ходе общенационального референдума упразднила федеративное устройство, конституционно превратившись в унитарное государство. Ситуация, надо сказать, не очень типичная, поскольку та или иная страна принимает федерализм не из прихоти, а по необходимости – когда другого выхода у ее политических элит просто нет. И действительно федерализм, весьма редкое для тропической Африки приспособление, появился в местном политико-правовом дискурсе отнюдь не случайно. Как и большинство африканских государств, Камерун был сотворен воображением европейских колонизаторов: его «придумали» немцы, которые с середины 1880-х утвердили в этих местах один из своих немногочисленных африканских форпостов. В 1916 году, однако, кайзеровская Германия, проигрывая Первую мировую войну, сдала Камерун силам Антанты, а в 1922-м он превратился в подмандатную территорию молодой Лиги наций, управление которой было доверено Парижу и Лондону.
Французский Камерун был большим, а Британский Камерун – маленьким. Тем не менее за полвека своей «цивилизаторской миссии» на отведенных им 10% камерунской территории англичане успели довольно много. За два поколения здесь прижился английский язык и некоторые другие английские обыкновения, а местные элиты, которые пусть немножко, но прикоснулись к британским манерам, в том числе и в политике, с пренебрежением смотрели на своих франкофонных собратьев. Когда началась деколонизация, англоговорящее меньшинство хотело присоединиться к соседней Нигерии, которую тоже довольно долго опекал Лондон, но франкофонные отцы камерунской государственности отпустили туда только «английских» мусульман, предложив южной части британских владений федеративный союз – разумеется, со встроенным в него сочетанием самоуправления и разделенного правления, федеративными сделками и федеративным торгом. Британский Камерун провел плебисцит, на котором этот вариант был поддержан. Так в 1961 году на карте мира появилась Федеративная Республика Камерун.
Как выяснилось вскоре, элиты большинства не были до конца искренними: в последующие десять лет они методично изымали у англоязычных камерунцев все атрибуты, позволявшие им чувствовать себя самостоятельным и уважаемым меньшинством: сначала исчез британский фунт, потом английская система мер и весов, а затем начались языковые ущемления . У Западного Камеруна – именно так теперь назывались бывшие британские владения – одно за другим отбирались региональные полномочия. Завершилось же дело упомянутым выше референдумом: унитарии более чем впечатляюще разгромили федералистов: из 3 236 280 избирателей, участвовавших в народном волеизъявлении, с надоевшим федерализмом были готовы покончить 3 177 846. Иначе говоря, уникальные свойства федеративной системы, позволяющие меньшинствам более или менее уютно чувствовать себя в рамках большого государства и гарантирующие очень важные культурные, политические, психологические преференции, были использованы камерунскими политиками вполне цинично: они сначала подкупили доверившееся им меньшинство, а в конце обманули его.
Однако, и это знаменательно, история камерунского федерализма на этом не закончилась. В 2017 году, после полувека маргинализации и притеснений англоговорящих камерунцев, местные сепаратисты провозгласили независимость так называемой Амбазонии, охватывающей территорию бывшего Британского Камеруна, и объявили войну центральному правительству. Гражданский конфликт, сопровождаемый многочисленными жертвами и массовыми нарушениями прав человека, продолжается и сегодня, несмотря на то, что в 2019 году камерунское правительство попыталось «отыграть назад», наделив две провинции, населенные англоговорящим меньшинством, «особым статусом». Представители воюющих с Яунде повстанческих группировок отвергли эту инициативу как запоздавшую: теперь, заявили они, «английский» Камерун не устроит даже федеративное решение – ему требуется полная независимость.
Для того, чтобы пройти весь цикл от внедрения федерализма с последующим его упразднением до осознания острейшей необходимости возврата к опороченным федеративным рецептам, камерунскому обществу потребовались несколько десятилетий. Символичен же здесь сам факт отката камерунской политической системы к исходной точке: он убеждает в том, что близорукое пренебрежение лекарством отнюдь не означает, что без него вообще удастся обойтись. Конечно, Камеруну приходится нелегко; в тексте, публикуемом ниже, один из лучших мировых экспертов по сравнительному федерализму убедительно показывает, что правящими стратами постколониальных государств федерация нередко воспринимается как неудобное приспособление, мешающее концентрации власти в одних руках, или, хуже того, как бомба замедленного действия, оставленная зловредными колонизаторами перед уходом. «Национальные лидеры» многих молодых стран Африки считывают в федералистском этосе только одну идею: императивное требование делиться властью – причем с теми, кто в меньшинстве и потому слабее. Естественно, подобная обязанность смущает, но их едва ли можно упрекать: ведь даже тот политический класс, который в освоении демократии сегодня на голову или две превзошел африканских или азиатских государственников, не всегда умеет убедить себя в благотворности федерализма. Например, как показано в другой статье, написанной видным каталонским правоведом, политико-правовая мысль Испании демонстрирует сегодня поразительную неспособность «переварить» федерализм и превратить его, наконец, в норму испанской жизни – причем, несмотря даже на тот факт, что неумение или нежелание сделать это все более осязаемо угрожает единому испанскому государству развалом.
На эту беду обращал внимание Дональд Горовиц, по словам которого, в некоторых обществах о федерализме вспоминают с фатальной задержкой.
«Государства, способные получить выгоды от перехода к федеративному устройству, зачастую осознают “плюсы” федерализма слишком поздно, когда внутренний конфликт уже вовсю разгорелся. По мере того, как напряженность нарастает, их правительства проявляют еще больше колебаний, опасаясь все более неизбежной сецессии. А затем, когда начинается настоящая гражданская война, наиболее вероятной опцией оказывается “разделяющая” федерация со слабым центром» .
Именно таков случай Йемена, описанный в статье российских специалистов, так же вошедшей в эту подборку материалов. В этой стране бесконечные разговоры о федерализации не сменялись проработкой каких-то реальных проектов до тех пор, пока йеменская государственность не оказалась разрушенной сначала революцией, а потом интервенцией. Причем в настоящий момент мало кто решится делать прогнозы относительно того, принесет ли насущная, но опаздывающая реформа пользу или она уже совсем не поможет. Почему же такими очевидными, казалось бы, решениями столь часто пренебрегают? Размышляя об этом, полезно иметь в виду, что федерация – непростое приспособление и возвести ее юридические леса гораздо легче, чем подвести под них прочный политический и гражданский фундамент. В итоге общества, где на протяжении веков торжествовал властный моноцентризм, испытывают аллергию на федерализм – ведь диктатор, научившийся уважать меньшинства, стал бы воплощенным «противоречием в терминах», таких диктаторов не бывает. Поэтому авторитарные режимы, получившие федеративную государственность в качестве наследства – будь то колонизаторов или коммунистов, – предпочитают, как правило, не уподобляться простосердечным камерунцам: показной и громкий отказ от сочетания «самоуправления и разделенного правления» стал бы ненужным оскорблением национальных и региональных элит, лояльность которых для харизматичных вождей очень важна. И это, кстати, совсем неплохо: «спящий» федерализм гораздо лучше «мертвого»: ведь когда очередной диктатор впадает в маразм, а его режим расползается по швам, федерализация, принципы которой были заботливо сохранены в пыльных сундуках конституционного наследия нации, внезапно оказывается востребованной. Так было уже не раз – сошлемся хотя бы на бразильский транзит середины 1980-х. И так будет еще не раз, потому что ценности федерализма не перестают быть ценностями только из-за того, что какие-то отдельные «национальные лидеры» в какой-то конкретный момент времени в бестолковом самодовольстве своем царственно их отвергают. [НЗ]
[1] Подробнее о перипетиях этой истории см.: Chem-Langhee B. The Road to the Unitary State of Cameroon 1959–1972 // Paideuma: Mitteilungen zur Kulturkunde. 1995. Bd. 41. S. 17–25.
[2] Горовиц Д. О разнообразном применении федерализма // Неприкосновенный запас. 2017. № 1(111) (www. nlobooks.ru/magazines/neprikosnovennyy_zapas/111_nz_1_2017/article/12392/).