Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2020
Перевод Андрей Захаров
Кимберли Мартен – специалист по вопросам международной безопасности, профессор политологии, преподаватель Барнард-колледжа при Колумбийском университете (Нью-Йорк, США).
[стр. 272—289 бумажной версии номера] [1]
После крушения Советского Союза в 1991 году Москва допустила заметное ослабление своего присутствия в Африке, оформившегося в период «холодной войны». Были закрыты девять посольств и три консульства, сворачивались торговые представительства и прекращались программы студенческого обмена – даже несмотря на то, что в прежние времена такие учреждения и инициативы помогали крупным российским фирмам (подобным, например, алмазному конгломерату «АЛРОСА» в Анголе) заключать новые контракты [2]. В 2000-е, в президентство Владимира Путина, российский интерес к Африке начал возрождаться. Однако по сравнению с длительным присутствием на «черном континенте» Соединенных Штатов Америки и Европейского союза, мощным коммерческим и финансовым натиском Китая, а также растущей заинтересованностью со стороны Индии, Бразилии, Японии и Турции активность России в Африке по-прежнему оставалась незначительной.
Следовательно, нельзя не удивляться тому, что в последние несколько лет – начиная с поиска новых рынков, стимулированного западными санкциями, введенными в 2014 году, – Россия вновь, причем весьма напористо, вернулась на континент, пусть даже в сравнительном плане ее присутствие все еще менее заметно, чем присутствие Европы и Китая. Москва вдруг оказалась вовлеченной в невероятное количество широко разрекламированных политических, экономических и военных инициатив, многие из которых тем или иным образом касались доступа России к африканским полезным ископаемым, нефти и газу, а также к другим видам сырья [3]. Наибольшие выгоды от этого сотрудничества получает узкий круг друзей Путина (многие из которых возглавляют принадлежащие государству ресурсные корпорации), а также африканские лидеры, выступающие их местными партнерами. Российские сделки в основном непрозрачны; чаще всего они дополняют ту политическую и военную поддержку, которую Москва оказывает отдельным автократам, снижая потенциал демократической консолидации в странах, где властные институты слабы или вообще не работают.
Вашингтон видит в этом наступлении стратегический вызов. Бывший советник Белого дома по национальной безопасности Джон Болтон, объявляя в декабре 2018 года о новой африканской политике президента Дональда Трампа, объединил Россию и Китай как «мощных конкурентов, […] стремительно распространяющих свое финансовое и политическое влияние, […] целенаправленно и агрессивно размещающих инвестиции в регионе таким образом, чтобы обеспечить себе преимущество над США». К сказанному он добавил, что «хищнические практики» двух упомянутых стран «во-первых, блокируют американские инвестиции; во-вторых, мешают американским военным операциям; в-третьих, создают значительную угрозу американской национальной безопасности» [4]. Те же мысли были воспроизведены в феврале 2019 года генералом Томасом Вальдхаузером, тогдашним главой Африканского командования вооруженных сил США (AFRICOM), который назвал Россию «растущим вызовом» из-за увеличивающихся продаж российского оружия и действий частных военных компаний, подобных действиям «группы Вагнера» в Центральноафриканской Республике (ЦАР). По словам Вальдхаузера, Россия пытается «импортировать жесткие практики безопасности в регион, который и без того страдает от разнообразных угроз, наращивая при этом добычу африканских полезных ископаемых». Генерал также обратил внимание на то, что российское присутствие в Ливии потенциально вредит военно-морской активности США в Средиземноморье, а шаги, предпринимаемые Россией на континенте в целом, «угрожают свободе маневра США в пределах Африки и вокруг нее» [5]. Преемник Вальдхаузера на посту в AFRICOM, генерал Стивен Таунсенд, в апреле 2019 года тоже рассуждал о «вредоносном влиянии России в Африке», назвав частные военные компании из этой страны второй по масштабам – после терроризма – угрозой интересам безопасности США на африканском континенте [6].
Эти опасения разделяются некоторыми исследовательскими центрами. Так, Наталья Бугаева и Дарина Реджио из Института изучения войны утверждают, что российские «вложения в Африке носят стратегический характер […] и, вероятнее всего, будут иметь долгосрочные последствия» для расширения глобального влияния России [7]. Пол Гобл из Джеймстаунского фонда опасается, что «Москва может вытеснить западные и китайские компании […] и в основном восстановить те политические позиции, которые она занимала в советское время» [8]. А его коллега Стивен Бланк добавляет, что вся эта деятельность имеет «политико-стратегически значимость, […] позволяя России закрепиться на месте, а потом расширять свое влияние по многим направлениям сразу» [9].
Наиболее тревожные сообщения исходят от центра «Досье», руководимого изгнанным оппонентом Путина и бывшим российским нефтяным олигархом Михаилом Ходорковским. На сайте этого проекта размещены анонимные документы, отражающие суть миссии Евгения Пригожина – сподвижника Путина, зловещего военного контрактора «группы Вагнера» и руководителя «фабрики троллей», известной под именем «Агентства Интернет-исследований». Кроме того, не вошедшие в эту подборку материалы были резюмированы в газете «The Guardian» [10]. Пригожин находится под американскими санкциями; кроме того, власти США обвиняют его во вмешательстве в президентскую кампанию 2016 года. Согласно документам центра «Досье», Пригожин намеревается распространить российское влияние с целью подрыва позиций США и Европы (в особенности Франции) в 21 стране континента и «возродить панафриканское сознание», подкрепляя эти действия созданием «лояльной сети представителей по всей территории Африки». По разным данным, его планы идут столь далеко, что включают даже подготовку «агентов влияния» внутри самих США посредством создания «тренировочных лагерей» в Африке для чернокожих американских граждан, вовлеченных в «криминальные группировки» или «радикальную деятельность» и готовых «дестабилизировать ситуацию внутри США». Достоверных доказательств, что планы Пригожина реализуются на деле, не имеется, но о них тем не менее в мае 2019 года сообщалось в «NBC News», после чего тот же материал был воспроизведен в «Daily Beast», «Vox» и «The Guardian» [11].
Почему «холодная война» в Африке не повторится
Очень важно не поддаваться самообману Москвы относительно того, насколько значимы ее действия – включая, скажем, первый за всю историю российско-африканский саммит, состоявшийся в Сочи в октябре 2019 года [12], – и помнить, что российское влияние в Африке ограничивается целым рядом фундаментальных факторов. Прежде всего Россия опоздала на этот матч. Пока США, ЕС и Китай обзаводились разносторонними и многолетними связями по всему континенту, Москва страдала из-за недоверия африканцев, вызванного тем, что в начале 1990-х она бросила на произвол судьбы бóльшую часть своих старых союзников. Действительно, некоторые места, где Россия демонстрирует сегодня наиболее бурную активность – включая такие страны, как ЦАР, Ливия, Судан и Зимбабве, – сами остаются под многосторонними санкциями ООН и/или ЕС из-за военных преступлений и нарушений прав человека. Скорее всего руководители России и этих стран поддерживают взаимные отношения в первую очередь по той причине, что у них, как у государств, наказанных международным сообществом, довольно мало альтернатив – а вовсе не потому, что Россия как-то преуспевает в серьезном международном состязании с Западом.
Во-вторых, экономика России, при всем ее бахвальстве, находится не в лучшей форме: почти не показывая ни инноваций, ни роста, она сталкивается с реальной возможностью рецессии [13]. Путину в какой-то мере удалось диверсифицировать российскую экономическую систему и создать «подушку безопасности» на случай потрясений. Но, по-прежнему оставаясь в прочной зависимости от нефтяного и иного ресурсного экспорта [14], она уязвима для любого глобального спада. Учитывая опыт 1990-х, когда русские тут же оставили своих африканских партнеров, как только экономические неурядицы начались у них дома, рационально мыслящие африканские лидеры едва ли горят желанием слишком тесно связать свои судьбы с нынешней Москвой.
В годы «холодной войны» Москва успешно утверждалась в Африке отчасти из-за того, что советская плановая модель предлагала реальную альтернативу западной капиталистической конкуренции постколониального периода, пропагандируя преодоление бедности посредством быстрой индустриализации, осуществляемой государством [15]. Сегодня трудно представить, что кто-то увидит в российском образце пример, достойный подражания; даже руководители с авторитарными наклонностями могут вместо него обратиться к более успешной китайской модели (и к более богатым китайским инвесторам). Некоторые российские аналитики полагают, что Россия все-таки выступает более соблазнительной альтернативой, чем Китай, особенно если принять во внимание африканские опасения по поводу «новой эры китайского экономического колониализма» и историю списания долгов африканским странам, которая выгодно контрастирует с китайскими долговыми ловушками [16]. Впрочем, нам еще предстоит увидеть, что в конечном счете предпочтут африканские страны – в особенности в свете того, что присоединение к китайской инициативе «Один пояс и один путь» сулит им расширяющийся доступ к глобальным рынкам, а российское присутствие в Африке ориентировано сугубо на российский рынок. Те африканские государства, которые относятся к китайскому начинанию с наибольшей подозрительностью – среди них, в частности, Джибути, Кения и Замбия [17], – могут, отказываясь от Китая, и избрать своим ориентиром не Россию, а Запад. Этому будет способствовать их история и относительное (пусть даже далекое от идеала) тяготение к демократии.
Действительно, как отмечает французский аналитик Арно Калика, «в экономическом плане Россия в Африке отнюдь не выглядит тяжеловесом» [18]: ее торговый оборот c африканскими странами ниже, чем у ЕС, КНР, Индии, США и Турции (в порядке убывания). Один российский аналитик настаивает, что в течение следующего десятилетия Россия опередит всех своих экономических конкурентов на африканском континенте – но при этом не уточняет, как именно это будет происходить [19]. Другой, заявляя, что русские могли бы расширить экспорт технологий и удобрений, базирует свою идею исключительно на российских производственных возможностях и ощущении, что у африканцев на все это есть спрос, – избегая комплексного анализа рынков [20].
В то время, как Россия в период с 2013-го по 2017 год обеспечивала 39% общемировых поставок оружия в Африку, 78% этих продаж пришлись на долю одного клиента в лице Алжира, причем его импорт военной продукции из России обнаруживает тенденцию к снижению [21]. Поскольку российская военная техника дешевая и надежная, ее в тех или иных объемах используют три четверти африканских стран – даже если их новейшие закупки производятся в других местах. Это означает, что российские военные специалисты по-прежнему широко обеспечивают техническое обслуживание всего этого оборудования [22]. Однако подобные сервисные контракты, многие из которых заключались еще в советскую эпоху, продолжали бы действовать и без какого-то давления со стороны Москвы – следовательно, их наличие не может подтверждать расширяющегося влияния России или ее растущей конкурентоспособности.
В-третьих, хотя Болтон и многие другие выражали беспокойство по тому поводу, что Россия сумеет использовать свои африканские связи, мобилизуя голоса в ООН для противодействия США и их союзникам (как это делали Советы в «холодную войну»), потенциальный ущерб, который подобная тактика способна нанести американским интересам, весьма и весьма ограничен. Например, Москва пыталась налаживать контакты с африканскими государствами, сменяющими друг друга в Совете Безопасности ООН на правах непостоянных членов (группа А-3), но это не принесло ей особой пользы [23]. Ведь Россия и США пользуются в Совете Безопасности правом вето, а у африканских государств такого права нет, и поэтому голос А-3 не имеет большого веса. По словам профессора Калифорнийского университета Барри O’Нила, который анализирует динамику непостоянного членства в Совете Безопасности и тенденции голосования в нем, для многих непостоянных членов «соображения престижа и доступа к информации оказываются гораздо важнее распоряжения собственным голосом» [24].
Подлинное африканское влияние в ООН ограничивается лишь залом заседаний Генеральной Ассамблеи. Принимаемые здесь резолюции определенно имеют лишь символическое значение. Их действительно можно использовать, чтобы доставлять неприятности Вашингтону и его союзникам или же препятствовать всеобщему осуждению дурного поведения как России (например в связи с аннексией Крыма), так и авторитарных африканских государств, которым Запад хотел бы вынести порицание [25]. Но они не предусматривают каких-либо механизмов принуждения, и поэтому Генеральная Ассамблея не может ни запретить Соединенным Штатам делать то, что они хотят, ни заставить их сделать что-либо против воли. В недавнем анализе китайской роли в ООН утверждается, что Пекин использует свои лидерские позиции в этом органе в основном для афиширования выгод, проистекающих из инициативы «Один пояс и один путь», и укрепления поддержки собственных политических акций [26], но, даже если и Россия предпримет нечто подобное, такой подход не нанесет ощутимого ущерба американским интересам.
В-четвертых, вероятно, наиболее значимым ограничителем российского влияния в Африке является то, что Москва работает здесь в рамках индивидуалистической и патронажной модели ведения политики и бизнеса, где коррупционные блага предлагаются «под столом» отдельным боссам исходя из устоявшейся личной лояльности, а не прочных институциональных отношений. Путин на протяжении многих лет использует подобный стиль как для внутренней [27], так и для внешней политики [28], нередко жертвуя объективными государственными интересами ради того, чтобы удовлетворить нужды своего ближнего круга. Но такой способ ведения дел становится для Африки все более устаревшим. Хотя Москве удалось укрепить свои позиции в некоторых африканских государствах, еще остающихся авторитарными – и в особенности возглавляемых престарелыми лидерами, которые обучались в Советском Союзе, – континент в целом постепенно уходит от диктатуры. Демократические идеи все более заметно усваиваются африканцами, даже несмотря на то, что коррупция и репрессии во многих местах пока препятствуют подлинно либеральной демократической институционализации [29]. В 2019 году народные протесты сотрясали даже самые укоренившиеся авторитарные режимы континента – например, в Алжире, Судане и Зимбабве.
Впрочем, Путин, как представляется, обновил свою версию персоналистской стратегии, взяв за основу сети, которые Франция выстраивала в своих бывших владениях сразу же после обретения ими независимости в 1960–1980-е, когда экономическая и военная помощь предлагалась тем или иным лидерам в обмен на «особо доверительные отношения». Этот французский подход получил презрительное прозвище «Françafrique»: он подразумевал, что Париж покупает дружбу с государственными деятелями, обеспечивая им пребывание у власти, чтобы сохранить французский контроль над бывшими колониями [30]. Но, в отличие от Франции в ту раннюю пору, современная Россия не ограничивается только своими «историческими» союзниками. Например, до 2017 года она не имела военных или каких-то иных отношений с ЦАР, но теперь здешний президент Фостен-Арканж Туадера сделался тем не менее основным российским партнером в вопросах безопасности и разработки недр, которые курируются Пригожиным [31].
Действуя во французском духе, Москва пытается поддерживать патронажные отношения с отдельными лидерами, обменивая свою политическую и военную поддержку на доступ к местным коммерческим возможностям, благоприятствующим путинским друзьям. Например, в 2018 году фоном для московского содействия избирательной кампании нового президента Зимбабве (и бывшего инициатора государственного переворота) Эммерсона Мнангагвы стала информация о запуске двусторонних проектов, предполагающих разработку российскими компаниями здешних месторождений платины и алмазов [32]. Президент компании «АЛРОСА» Сергей Сергеевич Иванов является сыном Сергея Борисовича Иванова, товарища Путина по школе КГБ, бывшего министра обороны и бывшего руководителя президентской администрации – и, следовательно, сетевого партнера российского президента. Но, несмотря на это, крупнейшим международным инвестором в Зимбабве выступает не Россия, а Китай [33], а Москва остается в этой измученной международными санкциями стране лишь статистом. Иначе говоря, патронажные отношения способны приносить серьезные выгоды непосредственно путинским приближенным, но они не всегда оборачиваются ростом политического влияния Кремля.
Кроме того, Москва или ее приспешники отнюдь не всякий раз могут рассчитывать на многое. Вовсе не факт, что, например, в ЦАР Пригожин, несмотря на весь его контроль над контрактами по добыче алмазов и золота, получает хоть какую-то прибыль – особенно если учесть, что подобные работы в этих краях представляют собой кустарные операции, раскинувшиеся на обширных территориях и производимые в основном с помощью ручного сита [34]. Не исключено, что Пригожин вкладывается в эту страну в первую очередь для отмывания денег, чему способствует слабый таможенный контроль и неэффективность правоохранительной системы [35]. Впрочем, нищее и замкнутое государство в самом сердце Африки едва ли выглядит привлекательным для русских, желающих отмыть деньги. Ведь возможности для этого в изобилии присутствуют в некоторых странах Восточной и Центральной Европы, не говоря уже о еще более приятных офшорных площадках.
Между тем на Мадагаскаре в 2018 году Пригожин и его люди вполне явно занимались финансированием дюжины (или даже больше) кандидатов на президентский пост, позже попросив их всех поддержать вырвавшегося вперед Андри Радзуэлину [36]. Однако русские деньги здесь были, похоже, лишь каплей в море: говорить об этом позволяет, в частности, тот факт, что в ходе предыдущей президентской кампании (2013), к которой Россия вовсе не была причастна, победитель в этой небогатой стране потратил 43 миллиона долларов – в расчете на каждого избирателя это больше, чем затраты президента Дональд Трампа в 2016-м [37]. Радзуэлина, ранее на протяжении пяти лет занимавший пост премьер-министра и тесно связанный с одним из местных политических кланов, возможно, вовсе не нуждался в российских деньгах – и потому не чувствовал себя чем-то обязанным. Накануне выборов 2018 года структуры Пригожина получили разрешение на открытие совместного предприятия по добыче мадагаскарских хромитов, но шахта почти сразу же была закрыта, так как рабочие взбунтовались против российских менеджеров [38].
Кстати, российская ориентация на персоналии иногда оказывается вообще бесплодной. В Судане, например, Москва долгое время настойчиво поддерживала диктатора Омара аль-Башира, который был смещен со своего поста в результате государственного переворота, произошедшего на фоне народных протестов в апреле 2019 года. Пригожин неоднократно призывал аль-Башира жестко расправиться с протестующими [39], а бойцы «группы Вагнера», по имеющимся данным, принимали участие в атаке суданской армии на лагерь оппозиционеров в 2018 году [40]. По состоянию на конец 2019 года переходное правительство Судана, в котором преобладают военные, формально продолжает поддерживать ранее согласованные проекты по добыче полезных ископаемых и прочие коммерческие связи с Россией, а суданское министерство обороны в мае 2019 года подтвердило желание сохранить оборонное сотрудничество с российскими партнерами [41]. Но при всем этом в переговорах, обеспечивавших мирный характер суданского транзита, наиболее заметную роль сыграли Саудовская Аравия, Египет и Объединенные Арабские Эмираты (и на втором плане – США и Великобритания), а вовсе не Россия [42].
Переходный военный совет обязался взаимодействовать с коалицией гражданских и оппозиционных организаций, чтобы в течение 39 месяцев провести в стране демократические реформы. Пока неясно, сработает ли это соглашение – многие сомневаются, что суданская армия откажется от власти, – но уже сейчас не вызывает сомнений, что, связавшись с аль-Баширом, Москва сделала ставку не на ту лошадь и в итоге оказалась среди игроков с низким потенциалом влияния. Российские аналитики в 2019 году высказывали обеспокоенность тем, что нечто подобное может повториться и в охваченном беспорядками Алжире, который остается первейшим покупателем российского оружия на африканском континенте [43].
В демократической Южной Африке, где правящий Африканский национальный конгресс (АНК) имеет давние связи с Москвой, а государство сотрудничает с Россией в рамках экономического объединения БРИКС, местным активистам удалось разоблачить коррупционную ядерную сделку, которую пытались заключить «Росатом» и тогдашний президент Джейкоб Зума [44]. Публичность погубила планируемое соглашение и способствовала политическому давлению, из-за которого Зума, обвиняемый в масштабной коррупции, вынужден был уйти в отставку. Скорее всего будущие сделки между двумя странами после этого инцидента будут изучаться самым тщательным образом, что создаст дополнительные проблемы для российской деятельности в ЮАР. Демократия на африканском континенте, как и во всем мире, испытывает сегодня стрессы, но в странах, подобных Южной Африке, где демократические нормы сильнее, российская модель обнаруживает свои слабые места.
Но бдительность все же терять нельзя
Несмотря на упомянутые выше российские неудачи, опасения по поводу активности России в Африке остаются обоснованными. Например, полугосударственная «группа Вагнера», которая ранее отметилась в восточной Украине и Сирии, сделалась зловещим новым игроком в Судане, ЦАР и Ливии [45]. Это формирование присутствует также в Мозамбике, где местные новостные сводки указывают на то, что до семи бойцов группы были убиты – наряду с солдатами мозамбикской армии, – как минимум в одном, а возможно, и в двух боестолкновениях с исламскими экстремистами в октябре 2019 года [46].
Командир «группы Вагнера» Дмитрий Уткин является ветераном российской военной разведки (Главного управления Генерального штаба – ГРУ), а его бойцы тренируются в специальном учебном центре ГРУ где-то в российской глубинке. С технической точки зрения, правовое положение формирования остается неопределенным, хотя Путин весьма одобрительно упоминал о зарубежной деятельности «группы Вагнера» в одном из публичных выступлений [47]. Ее двусмысленный и полугосударственный статус оставляет за Путиным возможность отрицать причастность Кремля к ее акциям, почти наверняка с ним согласованным. Евгений Пригожин, финансирующий группу в последние несколько лет, входил во взрослую жизнь в советской тюремной камере: он отбывал срок за причастность к организованной преступности. Выйдя на свободу, Пригожин превратился в успешного ресторатора в Санкт-Петербурге, а после того, как Путин перебрался в Кремль, постепенно стал одним из крупнейших подрядчиков оборонного ведомства. Пригожин и «группа Вагнера» получили печальную известность в Африке после того, как трое российских военных журналистов (нанятых Ходорковским) в июле 2018 года были убиты при загадочных обстоятельствах, пытаясь снять фильм о деятельности группы в ЦАР. Инструкторов из «группы Вагнера» (или, возможно, каких-то других русских) также обвиняли в пытках гражданина ЦАР, что побудило ООН, представленную в Банги посредством MINUSCA (французская аббревиатура, обозначающая Многопрофильную комплексную миссию ООН по стабилизации в Центральноафриканской Республике), начать расследование этого инцидента [48].
В то время, как США не слишком интересуются ЦАР, Россия получает шанс «обкатывать» здесь модель вмешательства, которая может использоваться против американцев в других африканских странах (или даже в Сирии, откуда американские войска в значительной степени уже выведены). Москва использует финансовые и военные стимулы, чтобы купить хрупкий мир между руководителем страны в столице Банги и местными военачальниками с богатой ресурсами периферии, выступая в качестве единственной опоры стабильности и подрывая тем самым многосторонние усилия по установлению мира и демократии. В свете многостороннего характера большей части международных усилий, предпринимаемых в ЦАР, несколько странным выглядит тот факт, что Москва представляет свое присутствие в этой стране в качестве геополитического вызова Франции [49]. Такая тактика может означать, что Пригожин попытается предпринять подобные трюки и в других бывших французских колониях на континенте, что подтверждается и его мадагаскарскими интересами. Международная кризисная группа (МКГ) обобщила односторонние действия России в ЦАР начиная с 2018 года, включающие продажу оружия, обучение военного персонала, развертывание добычи алмазов и золота, обеспечение личной безопасности президента Туадеры и его свиты, а также назначение бывшего офицера российской военной разведки президентским советником по национальной безопасности [50]. Туадера окружен представителями российских спецслужб 24 часа в сутки – для него это мощный стимул следовать желаниям Москвы.
Относительно ЦАР два факта вызывают наибольшее беспокойство. Во-первых, местные вооруженные формирования, подготавливаемые русскими специалистами, не интегрируются в поддерживаемую ООН тренировочную миссию Европейского союза, руководствующуюся четкими правозащитными стандартами. Фактически происходит становление параллельных и контролируемых только Россией структур национальной безопасности, которые могут быть использованы для защиты российских интересов и выведения вооруженных сил ЦАР из-под демократического контроля. Во-вторых, как отмечает МКГ, сыграв вполне позитивную роль в заключении в охваченной войной стране мирного соглашения, которое было достигнуто в феврале 2019 года, Россия одновременно способствовала тому, что лидеры повстанцев (некоторые из них контролируют месторождения, где собирается работать Пригожин) слишком глубоко интегрировались в правительственные и военные учреждения ЦАР, получив непомерно широкие властные полномочия [51]. Поскольку центральная власть в настоящий момент контролирует только 20% национальной территории, столь поспешная интеграция ставит под сомнение реальный суверенитет ЦАР. Население республики ждут большие неприятности, если Россию не удастся убедить играть по устоявшимся международным нормам миротворчества – поскольку в таком случае гражданам придется иметь дело с чуждыми либеральным ценностям силами безопасности и недостаточной подотчетностью будущего правительства. Контрольный тест состоится в декабре 2020 года, когда в ЦАР планируются очередные президентские выборы. Очень скоро мы увидим, попытается ли Россия, как она делала это в других африканских странах, вмешаться в предстоящее голосование, чтобы оставить своего фаворита у власти.
К сказанному стоит добавить, что Вашингтону необходимо следить за любым российским военным присутствием, которое нацелено на мониторинг или даже воспрепятствование военной или торговой деятельности США и их союзников. Как отмечал Вальдхаузер, Россия давно выступает союзником ливийского военачальника Халифы Хафтара, силы которого прочно контролируют береговую линию Средиземного моря на востоке страны. В какой-то момент в будущем она вполне могла бы построить базу в Ливии, используя ее для отслеживания морских и воздушных коммуникаций европейских членов НАТО.
Начиная с 2015 года Россия подписала с африканскими государствами более двадцати соглашений о военном сотрудничестве, каждое из которых теоретически способно обеспечить постоянное военное присутствие и открытие военных баз [52]. Так, в сентябре 2018 года Москва объявила о договоренностях с Эритреей относительно строительства военно-морского логистического комплекса в Асэбе [53] – всего лишь в нескольких сотнях миль от американского военно-морского центра AFRICOM в Джибути. Правда, пока нет никаких подтверждений, что этот российский объект действительно строится. Однако есть еще и Мадагаскар, где в 1984 году уже открывался советский центр электронной разведки, следивший за американскими кораблями и субмаринами в Индийском океане [54]. Теоретически Пригожин может использовать свое присутствие в этой стране, чтобы попытаться получить что-то подобное, хотя пока Индия опережает в этом отношении Россию: она открыла свой военно-технический пост на Мадагаскаре в 2007 году [55].
И все-таки, исследуя российскую политику безопасности в Африке, аналитикам не нужно забывать, что африканские государства обладают политической субъектностью и, следовательно, имеют право выбора. Соглашение об открытии военной базы означает для государства-хозяина долгосрочное обременение, а у многих африканских государств есть веские основания не связывать своей судьбы с находящейся под санкциями Россией и ее стагнирующей экономикой. Тем более, что перед ними открываются множество других доступных опций – особенно перед лицом давления со стороны США. Например, прежде, чем подписать контракт о базе в Эритрее, Москва пыталась обосноваться в самом Джибути, где, помимо американцев, военные объекты арендуют и другие страны: Франция, Италия, Китай и Япония [56]. России, однако, в таком праве было отказано: США убедили Джибути отклонить ее заявку [57]. Москве также не разрешили – причем случилось это еще до народного восстания 2019 года – создать военную базу в Алжире, несмотря на давние закупки российских вооружений, производимые правительством этой страны [58]. (Кстати, Советскому Союзу в свое время алжирские власти тоже не позволили этого сделать.) Россия, возможно, и желала бы наладить постоянное военное присутствие в ключевых точках Африки, но отсюда вовсе не следует, что она сможет это сделать.
Ключевые выводы и рекомендации
Вероятность, что Путин сумеет выиграть в геостратегическом состязании с США в Африке, весьма невелика. На этом континенте и без России достаточно зарекомендовавших себя игроков, включая Европейский cоюз и Китай (но не ограничиваясь только ими), которые за много лет выстроили долгосрочные отношения на местах. Несмотря на то, что Китайская Народная Республика и Российская Федерация являются партнерами по БРИКС, нет никакой ясности в вопросе, заинтересованы ли китайцы в серьезном сотрудничестве с русскими в Африке – ведь по своему инвестиционному потенциалу Пекин намного опережает Москву. Между тем, развивая собственные полугосударственные военные компании, призванные охранять китайские объекты на африканской земле [59], Пекин вполне мог бы опереться на модель «группы Вагнера», но при этом мудро избежать ее ошибок и дурной славы.
Российская модель персоналистских преференций способна привлекать местных лидеров c авторитарными наклонностями, но она может оказаться неэффективной, как в Судане, – учитывая ту нестабильность, с которой в последнее время сталкиваются подобные государства. Более того, коррупционная составляющая этой модели будет, по-видимому, все более оспариваться в странах, где, как в Южной Африке, продолжается демократическая консолидация. Путинский подход к политике будет терять привлекательность на континенте, население которого все больше ориентируется на демократические идеалы.
Россия, конечно, создаст для США и их европейских союзников определенные проблемы, если ей удастся разместить в Африке военные базы – но на данный момент попытки Москвы в указанном направлении не имеют большого успеха, за исключением, может быть, Эритреи (хотя даже здесь вопрос о воплощении достигнутых договоренностей остается открытым). Использование Россией частных армий, подобных «группе Вагнера», уже препятствует миротворческим усилиям ООН и EC в Центральноафриканской Республике; оно же усугубило жесткую реакцию суданской армии на протесты в Хартуме. Можно предположить, что развертывание российских сил в других местах повлечет столь же негативные последствия для правозащитной деятельности и совершенствования государственного управления. За подобными вещами, безусловно, надо следить, хотя на текущий момент нет подтверждений того, что какие-то новые африканские государства выстраиваются в очередь, желая принять у себя русских.
В целом же Россия не способна играть в Африке лидирующую роль, особенно если принять во внимание ее относительно слабую экономическую базу. Ее вооружения по-прежнему будут пользоваться спросом, но только этот сектор, взятый сам по себе, не гарантирует большого политического влияния. Следовательно, наилучшая стратегия, которой Соединенные Штаты могли бы придерживаться в противостоянии российским интригам в сфере безопасности в Африке, заключается в том, чтобы вообще не обращать внимания на заявления Москвы о начале новой схватки за Африку.
Участвуя в многостороннем институциональном строительстве, нацеленном на демократические реформы и укрепление подотчетности власти, США и их партнеры могут выдвинуть ясную альтернативу отстаиваемой Россией архаичной модели индивидуального патронажа [60]. Чем теснее американцы будут сотрудничать со своими коллегами из ООН, ЕС и других международных организаций (а также с другими демократическими государствами, подобными Японии), тем меньше у России останется пространства для односторонних действий – и, соответственно, тем менее привлекательными окажутся односторонние варианты, предлагаемые Кремлем африканским государствам.
Перевод с английского Андрея Захарова, доцента факультета истории, политологии и права РГГУ
[1] Перевод осуществлен по изданию: Marten K. Russia’s Back in Africa: Is the Cold War Returning? // The Washington Quarterly. 2019. Vol. 42. № 4. P. 155–170.
[2] Подробнее см.: Giles K. Russian Interests in Sub-Saharan Africa. Strategic Studies Institute Letort Papers. Carlisle: US Army War College, 2013. P. 7 (www.files.ethz.ch/isn/167578/ pub1169.pdf).
[3] Подробное описание нынешней российской активности в Африке см. в работах: Kalika A. Russia’s Great Return to Africa? // Notes d’Ifri. Russie. Nei. Visions. 2019. № 114 (www.ifri.org/sites/default/files/atoms/ files/kalika_russia_africa_2019.pdf); Stronski P. Late to the Party: Russia’s Return to Africa. Carnegie Endowment for International Peace. 2019. October 16 (https://carnegieendowment.org/2019/10/16/lateto-party-russia-s-return-to-africa-pub-80056).
[4] Remarks by National Security Advisor John R. Bolton on The Trump Administration’s New Africa Strategy. The White House. 2018. December 13 (www.whitehouse.gov/briefings-statements/remarks-national-securityadvisor-ambassador-john-r-boltontrump-administrations-new-africa-strategy/).
[5] Statement of General Thomas D. Waldhauser before the Senate Armed Service Committee, 116th Congress. 2019. February 7. P. 9, 32, 33 (www.armed-services.senate.gov/imo/media/doc/Waldhauser_02-07-19.pdf); см. также: Turse N. U.S. Generals Worry about Rising Russian and Chinese Influence in Africa, Documents Show // Intercept. 2019. August 13 (https://theintercept.com/2019/08/13/russia-china-military-africa/).
[6] Lamothe D. U.S. Africa Command Nominee Cites Potential Russian and Chinese Threats to U.S. Interests in the Region // Washington Post. 2019. April 2.
[7] Bugayova N., Regio D. The Kremlin’s Campaign in Africa. Institute for the Study of War. 2019. August 23 (www. understandingwar.org/backgrounder/kremlins-campaign-africa).
[8] Goble P. Moscow Quickly Expanding Ties to Africa // Eurasia Daily Monitor. 2018. Vol. 15. № 92 (https:// jamestown.org/program/moscow-quickly-expanding-ties-to-africa/).
[9] Blank S. Russia’s Military Diplomacy in Africa: What Does It Mean? // Eurasia Daily Monitor. 2019. Vol. 16. № 82 (https://jamestown.org/program/russias-militarydiplomacy-in-africa-what-does-it-mean/).
[10] Стратегия развития «негроидного расового шовинизма», или Пригожинский ответ доктрине Герасимова. Центр «Досье». 2019. 21 мая (https://dossier.center/e-prigozhin/article/prigozhinskij-otvet-doktrinegerasimova/); Harding L., Burke J. Leaked Documents Reveal Russian Effort to Exert Influence in Africa // The Guardian. 2019. June 11 (www.theguardian.com/world/2019/jun/11/leakeddocuments-reveal-russianeffort-to-exert-influence-in-africa).
[11] Engel R., Benyon-Tinker K., Werner K. Russian Documents Reveal Desire to Sow Racial Discord – and Violence – in the U.S. // NBC News. 2019. May 20 (www.nbcnews.com/news/world/russian-documentsreveal-desire-sow-racialdiscord-violence-u-s-n1008051); Arciga J. Russian Communications Show Blueprint to Establish «Pan-African State» in U.S.: NBC // Daily Beast. 2019. May 21 (www.thedailybeast.com/russiancommunications-show-blueprint-to-establish-pan-african-statein-us-nbc); Ward A. Secret Documents Show Russian Plot to Stoke Racial Violence in America // Vox. 2019. May 21 (www.vox.com/2019/5/21/18633783/ russia-2020election-racial-violence-nbc).
[12] Russia–Africa Summit to Bring Bilateral Ties to a New Level, Diplomat Says // TASS. 2019. May 28 (https://tass. com/politics/1060405).
[13] Economic Recession in Russia Possible in 2019, Say Experts // TASS. 2019. August 5 (https://tass.com/ economy/1071930).
[14] Garrison A., Song K. Russia’s Achilles Heel: Putin Still Falling Short on Master Plan for Aging Oil Economy // CNBC. 2018. July 19 (www.cnbc.com/2018/07/19/checkmate-putin-falling-short-on-master-plan-for-agingoil-economy.html); Claim in 2018: «Russia Relies Heavily on Energy Exports for Close to Three-Quarters of Its Export Earnings and over Half of Its Budget». Cambridge: Belfer Center, 2018 (www.russiamatters.org/ node/11300).
[15] Westad O.A. The Global Cold War. New York: Cambridge University Press, 2007. P. 92–93.
[16] Kulkova O. What Russia Can Offer Africa. Russian International Affairs Council. 2019. August 26 (https:// russiancouncil.ru/en/analytics-and-comments/analytics/whatrussia-can-offer-africa/).
[17] Chatzky A., McBride J. China’s Massive Belt and Road Initiative. 2019. May 21 (www.cfr.org/backgrounder/ chinas-massive-belt-and-road-initiative).
[18] Kalika A. Op. cit.
[19] Kulkova O. Op. cit.
[20] Chkoniya L. Countdown to the Russia-Africa Summit: Exploring What the Partnership Has to Offer. Russian International Affairs Council. 2019. May 17 (https://russiancouncil.ru/en/analytics-and-comments/columns/ african-policy/countdown-to-therussia-africa-summit-exploring-what-the-partnership-has-to-offer/).
[21] Wezeman P.D. et al. Trends in International Arms Transfers, 2017. Stockholm International Peace Research Institute. 2018.March (www.sipri.org/publications/2018/sipri-fact-sheets/trends-international-arms-transfers2017).
[22] Kalika A. Op. cit.
[23] Stronski P. Op. cit.
[24] O’Neill B. Power and Satisfaction in the United Nations Security Council // Journal of Conflict Resolution. 1996. Vol. 40. № 2. P. 224.
[25] Albert E. et al. The Role of the UN General Assembly. 2018. September 24 (www.cfr.org/backgrounder/ roleun-general-assembly); Stronski P. Op. cit.
[26] Gramer R., Lynch C. Haley Tried to Block Appointment of Chinese Diplomat to Key U.N. Post // Foreign Policy. 2019. February 14 (https://foreignpolicy.com/2019/02/14/united-nations-china-xia-huang-influence-africagreat-lakes-diplomacynikki-haley-united-states-international-organizations/).
[27] Обстоятельное описание того, как неформальная политика работает в России, см. в работах: Ledeneva A.V. How Russia Really Works: The Informal Practices that Shaped Post-Soviet Politics and Business. Ithaca: Cornell University Press, 2006; Kryshtanovskaya O., White S. The Formation of Russia’s Network Directorate // Kononenko V., Moshes A. (Eds.). Russia as a Network State: What Works in Russia When State Institutions Do Not? New York: Palgrave Macmillan, 2011. P. 19–38; Hale H.E. Patronal Politics: Eurasian Regime Dynamics in Comparative Perspective. New York: Cambridge University Press, 2015.
[28] Marten K. Putin’s Choices: Explaining Russian Foreign Policy and Intervention in Ukraine // Washington Quarterly. 2015. Vol. 38. № 2. P. 189–204; Idem. Informal Political Networks and Putin’s Foreign Policy: The Examples of Iran and Syria // Problems of Post-Communism. 2015. Vol. 62. № 2. P. 71–87.
[29] Lewis P.M. Aspirations and Realities in Africa: Five Reflections // Journal of Democracy. 2019. Vol. 30. № 3. P. 76–85 (www.journalofdemocracy.org/articles/aspirations-and-realities-in-africa-five-reflections/); GyimahBoadi E. Aspirations and Realities in Africa: Democratic Delivery Falls Short // Journal of Democracy. 2019. Vol. 30. № 3. P. 86–93 (www.journalofdemocracy.org/articles/aspirations-andrealities-in-africa-democraticdelivery-falls-short/).
[30] Charbonneau B. France and the New Imperialism: Security Policy in Sub-Saharan Africa. Burlington: Ashgate, 2008 P. 55–56. Термин «Françafrique», как предполагают, был предложен Феликсом Уфуэ-Буаньи, первым президентом Берега Слоновой Кости (ныне Кот-д’Ивуар).
[31] Marten K. Russ-Afrique? Russia, France, and the Central African Republic. PONARS-Eurasia Policy Memo № 608. 2019. P. 5 (www.ponarseurasia.org/memo/Russ-Afrique-Russia-France-CAR).
[32] Maslov A., Zaytsev V. What’s behind Russia’s Newfound Interest in Zimbabwe. Carnegie Moscow Center. 2018. November 14 (https://carnegie.ru/commentary/77707).
[33] China Lines Up Multi-Billion Projects // Zimbabwe Independent. 2019. January 25 (www.theindependent. co.zw/2019/01/25/china-lines-up-multi-billion-projects/).
[34] Marten K. Russ-Afrique?..
[35] Kalika A. Op. cit.
[36] Rozhdestvensky I., Badanin R. Master and Chef: How Evgeny Prigozhin Led the Russian Offensive in Africa // Proekt. 2019. March 14 (www.proekt.media/investigation/evgeny-prigozhin-africa/); Чемодан наличных // BBC. 2019. April 8 (www.bbc.com/russian/features-47851658).
[37] Madagascar Presidential Election: What You Need to Know // Al Jazeera. 2018. November 6 (www.aljazeera. com/news/2018/11/madagascar-presidential-election-1811061 53544927.html).
[38] Rakotobe T., Raymond R. Kraoma Mining: A Joint Venture at the Centre of Attention // Reseau Malina. 2018. December 31 (https://malina.mg/en/article/kraomamining-a-joint-venture-at-the-centre-of-attention).
[39] Lister T., Shukla S., Elbagir N. Fake News and Public Executions: Documents Show a Russian Company’s Plan for Quelling Protests in Sudan // CNN. 2019. April 25 (www.cnn.com/2019/04/25/africa/russia-sudanminvest-plan-toquell-protests-intl/index.html).
[40] From Russia with Wagner: Are Russian Mercenaries Suppressing the Sudan Protests? Conflict Intelligence Team. 2019. January 11 (https://citeam.org/are-ru-mercenariessuppressing-the-sudan-protests/?lang=en).
[41] Shuster S. It’s Business as Usual for Russians in Sudan, Despite Bashir’s Fall // Time. 2019. April 12 (https:// time.com/5569355/sudan-bashir-russia-mining/); Ramani S. Moscow’s Hand in Sudan’s Future. Carnegie Endowment for International Peace. 2019. July 11 (https://carnegieendowment.org/sada/79488). Несколько межправительственных соглашений с Суданом, касающихся военного сотрудничества и подписанных в мае 2019 года, доступны на сайте правительства Российской Федерации: http://publication.pravo.gov.ru/ Document/View/0001201905240004; http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001201905240005; http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001201907220030.
[42] Lynch J. How Sudan’s Military Overcame the Revolution // Foreign Policy. 2019. August 5 (https://foreignpolicy. com/2019/08/05/how-sudan-military-overcame-the-revolutionconstitution-protests/).
[43] Iskendeerov P. Unrest in Algeria: A Blow against Russia? // International Affairs. 2019. March 14 (http:// en.interaffairs.ru/analytics/845-unrest-in-algeria-ablow-against-russia.html).
[44] Chutel L. How Two South African Women Stopped Zuma and Putin’s $76 Billion Russian Nuclear Deal // Quartz Africa. 2018. April 25 (https://qz.com/africa/1260877/howtwo-south-african-women-stopped-zuma-and-putins76-billion-nuclear-deal/).
[45] Marten K. Russia’s Use of Semi-State Security Forces: The Case of the Wagner Group // Post-Soviet Affairs. 2019. Vol. 35. № 3. P. 181–204; Idem. Into Africa: Prigozhin, Wagner, and the Russian Military. PONARS-Eurasia Policy Memo № 561. 2019 (www.ponarseurasia.org/memo/africa-prigozhin-wagner-and-russian-military); Idem. Russ-Afrique?..
[46] Мозамбикские СМИ сообщили об убийстве пятерых наемников из России // Радио Свобода. 2019. 31 октября (www.svoboda.org/a/30244890.html; Sauer P. 7 Kremlin-Linked Mercenaries Killed in Mozambique in October – Sources // Moscow Times. 2019. October 31 (www.themoscowtimes.com/2019/10/31/7-kremlinlinked-mercenaries-killed-in-mozambiquein-october-sources-a67996).
[47] Marten K. Russia’s Use of Semi-State Security Forces…; Idem. Into Africa…
[48] UN Investigates «Russian Soldier Torture» Case in CAR // AFP. 2019. February 12 (https://news.yahoo.com/ un-investigates-russian-soldier-torture-case-car-190039798.html).
[49] Marten K. Russ-Afrique?..
[50] Making the Central African Republic’s Latest Peace Agreement Stick. International Crisis Group Report № 277. 2019. June 18 (www.crisisgroup.org/africa/central-africa/central-african-republic/277-making-central-africanrepublics-latest-peace-agreement-stick).
[51] Ibid.
[52] Hedenskog J. Russia Is Stepping up its Military Cooperation in Africa. Swedish Defense Research Agency. FOI Memo № 6604. 2018 (www.foi.se/rest-api/report/FOI%20MEMO%206604).
[53] Dahir A.L. Russia Is the Latest World Power Eyeing the Horn of Africa // Quartz Africa. 2018. September 3 (https://qz.com/africa/1377434/russias-sergey-lavrov-confirmsplans-for-logistics-base-in-eritrea/).
[54] Harrison S., Subrahmanyam K. Superpower Rivalry in the Indian Ocean: Indian and American Perspectives. New York: Oxford University Press, 1989. P. 253–254.
[55] Pubby M. India Activates First Listening Post on Foreign Soil: Radars in Madagascar // Indian Express. 2007. July 17 (http://archive.indianexpress.com/news/india-activates-firstlistening-post-on-foreign-soil-radars-inmadagascar/205416/).
[56] Melvin N. The Foreign Military Presence in the Horn of Africa Region. SIPRI Background Paper. 2019 (https:// sipri.org/sites/default/files/2019-04/sipribp1904.pdf).
[57] Jacobs A., Perlez J. U.S. Wary of Its New Neighbor in Djibouti: A Chinese Naval Base // New York Times. 2017. February 25 (www.nytimes.com/2017/02/25/world/africa/us-djibouti-chinese-naval-base.html).
[58] McGregor A. Defense or Domination? Building Algerian Power with Russian Arms // Eurasia Daily Monitor. 2018. Vol. 15. № 122 (https://jamestown.org/program/defense-or-domination-building-algerian-power-withrussian-arms/). Несмотря на то, что Россия недавно опровергла слухи о том, что она пыталась обзавестись базой в Алжире, российские государственные СМИ обнародовали заявление министра обороны Сергея Шойгу, свидетельствующее об обратном: Тихонов А. Оборонные приоритеты // Красная Звезда. 2014. 28 февраля.
[59] Arduino A. China’s Private Army: Protecting the New Silk Road // Diplomat. 2018. March 20 (https:// thediplomat.com/2018/03/chinas-private-army-protecting-thenew-silk-road/).
[60] Siegle J. Recommended US Response to Russian Activities in Africa. Russia Strategic Intentions White Paper. Strategic Multilayer Assessment Publication Series. 2019 (https://africacenter.org/experts/joseph-siegle/ recommended-usresponse-to-russian-activities-in-africa/).