Перевод с немецкого Александры Елисеевой
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2020
Перевод Александра Елисеева
Томас Флирль (р. 1957) – историк и публицист, научный советник Общества Эрнста Мая во Франкфурте-на-Майне.
[стр. 157—172 бумажной версии номера]
История критики Баухауса и Ханнеса Майера включает в себя два этапа. Первый из них охватывает период с 1929 года до съезда архитекторов в Советском Союзе в 1937-м; второй этап ознаменован преданием Баухауса анафеме в ГДР после поездки восточногерманских архитекторов в Москву весной 1950 года. В этой истории есть два главных действующих лица: это, разумеется, сам Ханнес Майер, а также Аркадий Мордвинов.
Илл. 1. Ханнес Майер, Бела Шефлер и Аркадий Мордвинов в Москве (1930–1931).
Если на первом этапе оба они тесно сотрудничали и Майер стал свидетелем и активным сторонником преодоления эстетики Баухауса, то в 1950–1951 годах он был лишен права голоса, оказавшись на скамье обвиняемых и идейных врагов. Ему было предъявлено обвинение в таких взглядах, которые сам он давно считал уже неактуальными. При этом бывший сподвижник и ученик Майера Аркадий Мордвинов, занявший к этому времени пост президента советской Академии архитектуры, стал его судьей.
Какими бы неровными ни были политические взгляды Майера, какое бы участие он ни принимал в политических играх своего времени, вызывая гнев сподвижников [2], он оставался бескомпромиссным архитектором. Это стало одной из причин того, что его архитектурное наследие невелико по размеру. В данной статье я остановлюсь на первом этапе этой истории [3].
1919–1929 годы: связь Баухауса и советской архитектуры
Истоки взаимодействия Баухауса и советской архитектуры восходят к заявлениям российской и немецкой сторон о политике интернационализма и начале новой эры всемирной истории, ознаменовавшейся концом Первой мировой войны и революциями в России и Германии. Его непосредственное начало было положено благодаря обмену депешами между немецким Рабочим советом по делам искусства и Отделом изобразительных искусств (ИЗО) при Народном комиссариате просвещения. Основными действующими лицами были Бруно Таут, Вальтер Гропиус, Адольф Бене и Василий Кандинский, представлявший отдел ИЗО в Германии.
В январе 1919 года через эмиссара [4], приехавшего в Германию в декабре 1918-го, Кандинский передал среди прочих Гропиусу в Веймаре и Рабочему совету по делам искусства в Берлине «Художественную программу» российского правительства [5]. Он же первым рассказал в российской прессе о Баухаусе и о положительной реакции Гропиуса на российскую программу «слияния всех искусств под сенью великой архитектуры», как написал Кандинский в своем манифесте «Архитектура как синтетическое искусство» (1920) [6]. Очевидно, что программа Баухауса, созданная Гропиусом, и идеи Кандинского, предложенные им московскому Институту художественной культуры (ИНХУК), испытали взаимное влияние [7]. Правда, в споре, разгоревшемся в стенах ИНХУКа, Кандинский потерпел поражение. Победили радикальные конструктивисты, объединившиеся вокруг Александра Родченко, Варвары Степановой и Любови Поповой, которые отвергали «визионерство» Кандинского, представленное в его трактате «О духовном в искусстве» (1911). В конце концов, Кандинский в декабре 1921 года уехал из Москвы и через Ригу добрался до Берлина. Уже в июне 1922-го он принял приглашение Гропиуса и стал сотрудником школы Баухаус. Однако тем самым был положен конец его деятельности в качестве посредника между Россией и Германией.
На Международной выставке архитектуры, проходившей в 1923 году в рамках недели Баухауса, Гропиус непременно хотел показать «и тенденции новой российской архитектуры» [8]. Однако это не удалось, поскольку представитель Москвы (Евсей Давидович Шор), сотрудник архитектурной мастерской Моссовета и архитектурной секции Государственной академии художественных наук (ГАХН), воспользовался поездкой за границу, чтобы эмигрировать из советской России [9].
Илл. 2. Плакат выставки Баухауса в Веймаре. Автор Йост Шмидт (1923). Архив Баухауса в Берлине.
Илл. 3. Обложка журнала «Вещь», издаваемого Элем Лисицким и Ильей Эренбургом в Берлине (1922. № 1, 2).
Зато в Веймар из Швейцарии приехал Эль Лисицкий и 17 августа 1923 года на «совещании у Гропиуса» (предположительно в нем участвовали Бруно и Макс Таут, Эрих Мендельсон, Мис ван дер Роэ, Адольф Бене и Якобус Йоханнес Ауд) предложил созвать «международный конгресс архитекторов в Москве» [10]. Стоит упомянуть, что за год до этого в Веймаре потерпел неудачу проект «конструктивистского интернационала». Роль главного посредника между различными фракциями авангарда среди прочего была обусловлена гибкостью концепции конструктивизма, характерной для Лисицкого.
Можно с уверенностью утверждать, что существует прямая связь между первой встречей Эля Лисицкого и Марта Стама в 1922 году в Берлине и тем идейным влиянием, которое Лисицкий через Стама оказал на Ганса Шмидта и Вернера Мозера. При участии Стама и Лисицкого весной 1924 года была основана группа ABC – «объединение, ставшее самой значительной конструктивистской группой архитекторов за пределами СССР» [11].
Рецепция эстетики Баухауса и усилия, направленные на создание международного объединения современных архитекторов, в самом Советском Союзе в середине 1920-х стали существенными предметами зарождающейся в то время дискуссии о дальнейшем пути развития. В свете необходимости принятия основополагающих решений в русле индустриализации страны авангардисты и традиционалисты продолжали бороться друг с другом за культурную гегемонию. Сразу после окончания Первого всесоюзного съезда по гражданскому и инженерному строительству в мае 1926 года [12], на котором Гинзбург выступал с докладом «Новейшие течения в области архитектуры у нас и за границей» [13], возник журнал Объединения современных архитекторов (ОСА).
Журнал, получивший название «Современная архитектура», опубликовал его статью «Международный фронт современной архитектуры» [14]. В том же номере был представлен отчет о встрече Бруно Таута, Эриха Мендельсона и других архитекторов с Моисеем Гинзбургом, Давидом Аркиным и Алексеем Ганом, организованной Всесоюзным обществом культурной связи с заграницей (ВОКС), на встрече присутствовала также председательница общества Ольга Каменева. Участники обсудили создание «Международного фронта современной архитектуры». Первым шагом на пути его основания стало официальное сотрудничество московских Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС) со школой Баухаус. Гинзбург сообщает о факультете Лисицкого во ВХУТЕМАСе, где «конструктивисты проектируют и создают предметы быта» [15]. Алексей Ганн – автор дизайна журнала «Современная архитектура» – так же выражает надежду на сотрудничество с «передовыми архитекторами Запада и Америки», и особенно с «немецкими конструктивистами Баухауса», чтобы помочь «им встать на более верный и более последовательный путь нашего конструктивизма» [16].
Полгода спустя, в конце 1926-го, Ханнес Майер принял предложение Гропиуса вести архитектурный мастер-класс в школе Баухаус. Согласно документам, Гропиус в то время мало знал Майера, с которым познакомился на церемонии открытия здания школы Баухаус в Дессау 4 декабря 1926 года. Сначала Гропиус просил возглавить архитектурное отделение Марта Стама, но тот отказался, после чего Гропиус обратился с этим предложением к Майеру [17]. Письма Майера Гропиусу не оставляют сомнений в его художественной программе: «основополагающая тенденция моего преподавания будет полностью носить функционально-коллективистско-конструктивистский характер в духе группы ABC и в духе программы “Новый мир” [“Die neue Welt”]» [18]. Может сложиться впечатление, что инициатива Гропиуса пригласить Стама, а затем Майера идеально отвечала ожиданиям советской стороны наставить Баухаус на «более верный и более последовательный путь» конструктивизма.
Во всяком случае в начале 1927 года Лисицкий весьма одобрительно отзывался о школе Баухаус, открытой в Дессау, рассматривая это явление во взаимосвязи с ноябрьской революцией, с берлинским Рабочим советом по делам искусства и с ВХУТЕМАСом [19]. В публикациях Майера для журнала ABC, а также в его программном эссе «Новый мир» [20] заметно влияние Лисицкого; проекты здания Петершуле в Базеле и дворца Лиги наций в Женеве (оба они созданы совместно с Гансом Виттвером), а также его опыт поселковой застройки соответствовали этой «генеральной линии».
5 февраля 1927 года Давид Аркин сообщил в правительственной газете «Известия» о начале сотрудничества школы Баухаус со ВХУТЕМАСом [21]. В рамках этого официального сотрудничества состоялся легендарный обмен студентами: осенью 1927 года московские студенты посетили школу Баухаус, а студенты Баухауса весной 1928-го приехали во ВХУТЕМАС [22]. Кроме того, сотрудники Баухауса приняли участие в «Первой выставке современной архитектуры» в Москве (с 18 июня по 15 августа 1927 года), организованной ОСА и оформленной Алексеем Ганом [23].
Илл. 4. Плакат выставки ОСА (1927 ), художник Алексей Ган.
Илл. 5. Раздел Баухауса на выставке ОСА (1927).
Если в 1926 году Гинзбург в статье «Международный фронт современной архитектуры» еще не упоминал Баухаус и называл Вальтера Гропиуса, наряду с Артуром Корном, Фрицем Глантцем, Бруно и Максом Таутом, Эрихом Мендельсоном, ван дер Роэ и прочими, как одного из тех, кто «открывает новый этап в развитии современной немецкой архитектуры» [24], то теперь, на московской выставке 1927-го, Баухаусу была посвящена отдельная секция. Дополнительно в разделе зарубежной архитектуры были представлены работы Вальтера Гропиуса и Ханнеса Майера (такие проекты Майера, как поселок Фрайдорф, интерьер «Co-Op», базельская школа, дворец Лиги наций).
Шестой номер журнала «Современная архитектура» за 1927 год был полностью посвящен «Первой выставке современной архитектуры». Вводную статью Гинзбурга «Конструктивизм как метод лабораторной и педагогической работы» сопровождали исключительно иллюстрации с изображениями проектов Баухауса – в частности, зданий Вальтера Гропиуса в Дессау и проекта дворца Лиги наций, созданного Ханнесом Майером и Гансом Виттвером [25].
Большое внимание журнал «Современная архитектура» уделил и уходу Гропиуса с поста директора школы Баухаус и приходу Майера на эту должность 1 апреля 1928 года. Информация об этом событии была помещена сразу после публикации доклада Моисея Гинзбурга «Конструктивизм в архитектуре», сделанного им на «Первой конференции ОСА». Была опубликована также статья Гропиуса «Архитектор как организатор современного строительства» [26]; а в статье «Баухаус жив» [27] Эрнст Каллай (редактор журнала «bauhaus» в 1928–1929 годах) отверг существующие опасения по поводу кризиса или даже конца школы.
Информируя о проекте школы профсоюзов ADGB в Бернау, созданном Майером и Виттвером, редакция журнала в то же время задает вопрос, не была ли поставлена «непролетарская цель» при решении этой строительной задачи, если учесть реформистскую направленность учреждения. Редакция журнала просила коммунистические профсоюзы выразить свое мнение по этому поводу, однако реакции не последовало. Вслед за этим, словно для подтверждения правильной идеологической позиции Майера, была напечатана его программная статья «Новый мир» (1926). Моисей Гинзбург также подчеркнул общность принципов Гропиуса и Майера. В речи на конференции ОСА в апреле 1928 года, опубликованной в том же номере журнала, он подчеркнул:
«Функционализм архитектуры […] открывает перед нами новые перспективы – создание социально новой типовой архитектуры. Но и на Западе имеется много архитекторов, которые стараются преодолеть индивидуалистические противоречия. […] В Германии надо указать и особо отметить немецкую школу “Баухаус” в Дессау, во главе с Гропиусом и Ганнесом Мейером, успешно преодолевающую все перечисленные уклоны новой немецкой архитектуры и ближе всего стоящую в своей идеологической установке к нашему архитектурному конструктивизму. Во Франции надо упомянуть Ле Корбюзье, одного из самых талантливых архитекторов Запада» [28].
Этот доклад, помимо прочего, давал обоснования участию Гинзбурга в создании Международного конгресса современной архитектуры (CIAM) в 1928 году, хотя приехать на конгресс он так и не смог из-за задержки с выдачей швейцарской визы. Как уверял Лисицкого в письме Зигфрид Гидион, «ситуация складывается таким образом, что […] на этом конгрессе бразды правления возьмет в свои руки настоящий авангард» – подразумевались группа ABC, Лисицкий, Гинзбург и Ле Корбюзье.
Год 1928 был, вне всякого сомнения, апогеем взаимовыгодного сотрудничества советских конструктивистов с последователями международного движения Нового строительства, в том числе со школой Баухаус под руководством Вальтера Гропиуса и Ханнеса Майера. Дополнительным доказательством этого служит приглашение Ле Корбюзье для строительства здания Центросоюза в Москве.
Год 1929
В 1928–1929 годы исход борьбы между традиционалистами и модернистами в Советском Союзе казался предрешенным в пользу конструктивизма. У ОСА были в этот период сильные союзники: профсоюзы, кооперативное движение, Народный комиссариат труда, Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции, Народный комиссариат просвещения (образования), Высший совет народного хозяйства, Комиссия по строительству РСФСР, представители Коммунистической академии и многие другие.
Несмотря на то, что в странах, где господствовал капиталистический строй, после относительной стабилизации экономики вопрос о революции остро уже не стоял, а строительство нового мира в Советском Союзе предполагало развитие собственного производства, тесное взаимодействие обеих сторон оставалось на повестке дня. Процессы модернизации в Советском Союзе, призванные преодолеть отсталость страны, опирались на передовую технику Запада, а развитие социалистической жилищной культуры и социалистического быта обладало привлекательностью для западноевропейских обществ. Тут пересекались интересы левой социал-демократии и культурбольшевизма, стремящегося к преобразованию повседневной жизни. Поднятая Гинзбургом и другими архитекторами проблема появления нового заказчика, который понимал бы социальное и эстетическое измерение нового строительства, предполагала для своего решения демократизацию государства. И наоборот: внутренняя логика развития проблематики, обсуждавшейся на Международных конгрессах современной архитектуры (CIAM) – от квартирного строительства, рассчитанного на жильцов с минимальным прожиточным минимумом (1929), до способов рациональной застройки (1930) и, наконец, задачи создания функционального города (1931), – соответствовала идее, по которой социализм с отменой собственности на землю освободит производительные силы, сложившиеся при капитализме, и в значительной степени разовьет их. Новое строительство и создание социального жилья должны были найти свое воплощение в социалистическом градостроении Советского Союза.
Одним из решающих этапов борьбы за власть между авангардистами и традиционалистами стал конкурс на строительство Ленинской библиотеки. В начале 1929 года результаты конкурса, который выиграл Владимир Щуко, вызвали резкую критику со стороны Объединения архитекторов-урбанистов, АСНОВА, круга архитекторов ВХУТЕИНа (до 1926 года – ВХУТЕМАС), а также со стороны ВОПРА (Всероссийское объединение пролетарских архитекторов).
Илл. 6. Библиотека имени Ленина, архитекторы Владимир Щуко и Владимир Гельфрейх.
В третьем номере за 1929 год журнала «Современная архитектура» были опубликованы протестные письма, написанные от лица перечисленных архитектурных объединений и направленные против эклектизма победившего проекта. Там же был представлен альтернативный проект здания, созданный братьями Весниными.
Илл. 7. Протест профессиональных сообществ архитекторов против итогов конкурса на строительство Библиотеки имени Ленина (Современная архитектура. 1929. № 3).
Однако, когда журнал «Строительство Москвы» в седьмом номере за 1929 год представил участвовавшие в конкурсе проекты, среди протестных писем, которыми редакция сопроводила публикацию, отсутствовал отзыв, составленный ВОПРА. Редакция «Строительства Москвы» обратилась к председателю Правительственной комиссии, народному комиссару просвещения Анатолию Луначарскому, за разъяснениями по поводу принятого решения. Вместо его ответа в следующем выпуске журнала была опубликована «Декларация Объединения пролетарских архитекторов» (ВОПРА) в которой отвергались «эклектизм», «конструктивизм» и «формализм» в архитектуре и отстаивалась концепция «пролетарской архитектуры» [29].
Илл. 8. Проект братьев Весниных, представленный на конкурс на строительство здания Библиотеки имени Ленина (Современная архитектура. 1929. № 3).
Изменение позиции ВОПРА и его последующее идеологическое наступление можно объяснить только сменой политического курса, провозглашенной Сталиным на апрельском пленуме ВКП(б) в 1929 году.
После того, как Сталин – в союзе с Николаем Бухариным и опираясь на его модель постепенной индустриализации Советского Союза – окончательно отстранил от власти Льва Троцкого и «левую оппозицию», на объединенном пленуме Центрального комитета и Центральной контрольной комиссии он развернул открытую борьбу против Бухарина (председателя Коммунистического интернационала) и Алексея Рыкова (председателя Совета народных комиссаров). На этом же пленуме Сталин перешел к политике «ускоренной индустриализации» и заявил о необходимости применения «чрезвычайных мер» по отношению к крестьянам-единоличникам. С его точки зрения, относительная стабилизация капитализма подошла к концу и факты «с несомненностью говорят о том, что в странах капитализма нарастают элементы нового революционного подъема», в то время как в Советском Союзе назрела необходимость «наступления социализма против капиталистических элементов народного хозяйства по всему фронту». Отсюда проистекает «задача заострения борьбы против социал-демократии, и прежде всего против ее “левого” крыла как социальной опоры капитализма; отсюда – задача заострения борьбы против правых элементов в компартиях как агентуры социал-демократического влияния» [30]. Исходя из имевшего катастрофические последствия тезиса об «общем обострении классовой борьбы» объединение ВОПРА, непосредственно связанное с партией, пересмотрело свои позиции и начало фракционную борьбу.
Архитектура СССР, согласно новой генеральной линии, все еще «шла на поводу у буржуазного искусства». Теоретики ВОПРА соотнесли различные архитектурные направления с разными стадиями развития буржуазного общества. Эклектика, будучи механическим копированием старых форм, является, по их мнению, выражением эпохи промышленного и торгового капитализма. Формализм, хотя и предполагает отделение декоративных элементов от современных технических конструкций, представляет собой бегство в абстрактные поиски «новых» форм и подразумевает опасный утопизм, являясь мелкобуржуазной реакцией на финансовый капитализм. Конструктивизм возник вместе с монопольным капитализмом, ведет к отрицанию искусства и заменяет его техникой и инженерным планированием. Свойственные ему фетишизация машин, антипсихологизм и вульгарный материализм соответствуют «психоидеологии» технической интеллигенции, состоящей на службе у крупного капитала [31].
Зарубежный модернизм отныне так же стал мишенью критики. В качестве примера можно процитировать слова члена ВОПРА Василия Симбирцева из статьи, опубликованной в журнале «Строительство Москвы»:
«Начиная с практики эклектических группировок, воскрешающих с настойчивостью, достойной лучшего применения, старые, отжившие стили и формы помещичьей и торгово-капиталистической архитектуры, и кончая сверхлевым конструктивизмом, переносящим на нашу [советскую] почву приемы архитектуры крупного капитала (Корбюзье, Баухаус в Дессау – Германия), – мы имеем в новой архитектуре Москвы произведения самых различных школ и течений. Эти течения и школы ведут непрерывную борьбу за гегемонию в архитектуре, и последняя, как и все другие области нашего строительства, не представляет собою единого потока, но разделена на имеющие свое четкое классовое выражение группы, которые не только выступают с особыми манифестами и декларациями, не только ведут длительные теоретические дискуссии, но и борются друг с другом в самой своей практике. Эта борьба неизбежно обостряется в наши дни в связи с общим обострением классовой борьбы в стране» [32].
А год спустя член ВОПРА Михаил Крюков заявил, что «новое общество пролетарских архитекторов» представляет собой «четвертое течение», противостоящее эклектизму, формализму и конструктивизму:
«Ему предстоит быть воинствующей организацией за пролетарскую идеологию в области архитектуры. К сожалению, молодое общество слишком малочисленно и слабо проявило свою деятельность за первый год существования» [33].
Изменившийся характер дискуссий
Ханнес Майер, приехав в Москву осенью 1930 года, попал уже в совсем иную идеологическую атмосферу [34]. Он примкнул к ВОПРА, став, таким образом, на сторону идейных противников международного движения Нового строительства, на сторону тех сил, которые воспринимали Баухаус как эстетическое выражение крупного капитала и монополистической буржуазии. Стремление к созданию «пролетарской архитектуры» еще не получило конкретного воплощения в зданиях, однако имело политические и теоретические последствия. Основные аргументы были таковы: если представители эклектического направления признают художественный характер архитектуры, но черпают ее формы исключительно из прошлого, то формалисты, и в особенности конструктивисты/функционалисты, отрицают художественное начало в архитектуре. Задача же нового пролетарского искусства состоит в том, чтобы развивать художественное начало в архитектуре, создавая новые формы, которые соответствуют классовой сущности пролетариата.
Такая позиция возвращала Ханнеса Майера именно к тому «искусству чувствительной подражательности» и к тем «местечковым и сословным» запросам, которые он провозгласил устаревшими в своем программном эссе «Новый мир» (1926), утверждавшем идею космополитизма и стандартизации производства. Теперь пролетариату причиталось то, в чем прежде было отказано богеме: «настроение, оттенки, границы, переливы и случайные мазки», «роман», «картина и скульптура как слепки реального мира» [35].
Парадоксальным образом критика Баухауса теперь одновременно исходила из уст Ханнеса Майера и была направлена против него. При этом имевший фатальные последствия миф о фашизме, характерном для Баухауса, и возрождение концепции архитектуры как строительного искусства тесно взаимодействовали друг с другом. В этом можно убедиться на примере каталога выставки Баухауса, проходившей в Москве с июня по сентябрь 1931 года, через девять месяцев после приезда Майера [36].
Во вступлении Майер рассказывает, повествуя о себе в третьем лице, историю Баухауса до момента собственного увольнения по политическим причинам. Его вывод звучит следующим образом: «Фашистская реакция захватила власть в Баухаусе». В следующем предложении, аргументируя этот тезис, Майер переходит к множественному числу первого лица: «Наш опыт, приобретенный в школе Баухаус в Дессау, показал, что “красный Баухаус”, служащий учебным заведением для подготовки архитекторов социализма, невозможен в условиях капитализма». Примечательно, что в финале статьи автор вновь обозначает себя в третьем лице: «На основании данного вывода Ханнес Майер и группа его сотрудников из Баухауса поставили себя на службу Советскому Союзу, делу строительства социализма» [37]. Таким образом, субъективные свидетельства представлены как часть «объективного» процесса – не имеющей никаких альтернатив фашизации буржуазного, капиталистического общества. Реальным выходом из ситуации является установление диктатуры пролетариата либо участие в социалистическом строительстве, развернувшемся в Советском Союзе.
Более длинный текст для каталога написал Аркадий Мордвинов. В 1927 году он побывал в школе Баухаус в Дессау, а в 1929-м стал одним из сооснователей ВОПРА. Теперь он выступил в роли «наставника» бывшего директора Баухауса.
В своей статье Мордвинов предпринимает попытку охарактеризовать «движущие тенденции и противоречия искусства капиталистической Германии вплоть до зарождения в его недрах элементов пролетарского искусства, встающего в непримиримое противоречие с господствующей буржуазной идеологией» [38]. Мордвинов выделяет три этапа в деятельности Баухауса:
«Для первого периода в развитии Баухауса в бытность его в Веймаре характерно доминирование в нем работников кисти – станковистов в искусстве. От станка художники переходят к “вещи”, в которой видят синтез искусств, и, поскольку они рассматривают каждое из искусств как чистую форму (живопись – цвет, плоскость, скульптура – объем, архитектура – пространство), постольку самый синтез живописи, скульптуры, архитектуры в вещи явился формально отвлеченным.
Во втором периоде развития Баухауса в Дессау доминирует законченный формалистический вещизм; здесь вместо картин – окраска стен, фотомонтаж и полиграфия, вместо скульптуры – производство мебели из дерева и металла. На первое место выдвигается архитектура. В этой области Баухаус порывает с прошлой архитектурой, украшенческой, подражательной, реставрирующей старые стили, – он идет по пути создания новой архитектуры. Как в производстве вещей, так и в архитектуре в Баухаусе были два направления мысли и методов работы. Формалистический конструктивизм, который главенствует при архитекторе Вальтере Гропиусе во второй период Баухауса, в третий период, при Ганесе Майере, уступает место функционализму и инженеризму. Школа Вальтера Гропиуса эстетизирует технику, школа Ганеса Майера обнажает ее, отвергая всякое эстетство» [39].
Если Гинзбург подчеркивал преемственность деятельности Майера по отношению к идеям Гропиуса, то Мордвинов акцентирует разрыв между ними, преувеличивая и схематизируя различия.
Мордвинов полагает, что социальная направленность творчества Баухауса нашла наиболее яркое выражение не в архитектуре и не в производстве предметов повседневного обихода, а в плакатах, фотомонтаже, в оформлении журналов, книг и брошюр.
«В этой области мы видим уже поворот от формализма, техницизма и отрицания искусства к искусству, пролетарскому по содержанию. Этот поворот не охватил еще область фрески, монументальной скульптуры, оформления массовых празднеств и демонстраций и не затронул архитектуры» [40].
Вероятно, для Майера было горьким разочарованием узнать, что Мордвинов счел лучшими достижениями эпохи его директорства в Баухаусе не построенные им «дома с выходом на балкон» (Laubenganghäuser) и не здание школы профсоюзов – эти постройки ныне включены во всемирное культурное наследие Баухауса, – а оформление плакатов, не имеющее прямого отношения к архитектуре. Мордвинов положительно оценивал три момента в «школе Майера»: 1) метод научного проектирования, 2) концепцию рационализации производства (типизация и стандартизация) и 3) систему профессиональной подготовки архитекторов, при которой преподаватели и студенты вместе работают над реальными проектами.
Однако все же в его статье преобладали негативные оценки. Невнимание к классовому содержанию искусства и в особенности отказ от художественности в архитектуре ведут, по мнению Мордвинова, к тому, что суть архитектурного произведения сводится к выполнению им элементарных функций.
«Будем надеяться, – заключал Мордвинов, – что в условиях СССР эти моменты Ганесом Майером и его группой будут преодолены» [41].
И Майер усвоил этот урок. Если он, уже находясь в Советском Союзе, писал в своей работе «О марксистской архитектуре» (рукопись от 13 июня 1931 года) «архитектура – это уже не искусство строительства» [42], то в 1932 году позиция его изменилась:
«Отрицание искусства в строительстве, которое пропагандируют некоторые современные капиталистические архитекторы, я расцениваю как один из симптомов немощи буржуазной культуры. […] По отношению к социалистической архитектуре мы понимаем под “искусством” сумму всех элементов, которых требует идеологическая организация сооружения или городской постройки, чтобы стать непосредственно наглядной для пролетариата. Ценность этого искусства определяется его политическим содержанием. В этом пролетарском строительном искусстве высшим достижением является восторженный отклик рабочей массы, а ее героизм и ее революционная воля служат неиссякаемыми источниками этого архитектурного искусства» [43].
Разумеется, в 1931 году процесс сталинизации архитектуры еще не был завершен. В то же время, когда в Москве проходила выставка «Баухаус в Дессау в 1928–1930 годы», Вальтер Гропиус вел в Берлине переговоры с представителями Советского Союза о том, чтобы возглавить отдел застройки городов в институте ГИПРОГОР, а также об участии в конкурсе проектов здания Дворца Советов. Однако в этом конкурсе ни у Вальтера Гропиуса, ни у Ханнеса Майера шансов на победу уже не было.
Перевод с немецкого Александры Елисеевой
[1] Перевод выполнен по: Flierl T. Zwischen Anerkennung und Ablehnung. Bauhaus-Rezeption in der Sowjetunion // Flierl T., Oswalt P. (Hg.). Hannes Meyer und das Bauhaus. Im Streit der Deutungen. Leipzig: Spector Books OHG, 2019. S. 361–380.
[2] См.: Bodenschatz H., Flierl T. (Hg.). Von Adenauer zu Stalin. Berlin, 2016. S. 9–14, 131–138.
[3] О периоде после Второй мировой войны см. мою статью «Суд Германа Хензельманна» в сборнике: Flierl T., Oswalt P. (Hg.). Op. cit. S. 493–506. Речь идет о публикации Хензельманном 4 декабря 1951 года статьи под названием «Реакционный характер конструктивизма» («Der reaktionare Charakter des Konstruktivismus»).
[4] Им стал близкий к Кандинскому художник Людвиг Бэр, в качестве немецкого военнопленного попавший в Россию. См.: Из истории художественной жизни СССР. Интернациональные связи в области изобразительного искусства 1917–1940. М., 1987. С. 42.
[5] См.: Behne A. Vorschlag einer bruderlichen Zusammenkunft der Kunstler aller Lander // Sozialistische Monatshefte. 1919. Bd. 3. S. 155–157.
[6] Архитектура как синтетическое искусство (из писем и программ германских художников) // Художественная жизнь. 1920. № 4-5. С. 23–24.
[7] См.: Lodder C. The VKhUTEMAS and the Bauhaus // Roman G.H., Marquardt V.H. (Eds.). The Avant-Garde Frontier. Russia Meets the West, 1910–1930. Gainesville, 1992. Р. 224.
[8] Walter Gropius an Edwin Redslob. Brief vom 8. Mai 1923 [Письмо Вальтера Гропиуса Эдвину Редслобу от 8 мая 1923 года] // ThHStAW. Bestand Bauhaus. Akte 33. Bl. 34.
[9] Биографические данные Шора приводятся в статье: Сегал Д. Вячеслав Иванов и семья Шор // Cahiers du Monde russe. 1994. Т. XXXV. № 1-2. Р. 331–352.
[10] Beyer O. (Hg.). Erich Mendelsohn. Briefe eines Architekten. Munchen, 1961. S. 56–58.
[11] Ingberman S. ABC – Die Internationale Konstruktivistische Architektur 1922–1939. Braunschweig; Wiesbaden, 1997. S. 8.
[12] Труды Первого всесоюзного съезда по гражданскому и инженерному строительству (6–15 мая 1926). М., 1928.
[13] Еще во время съезда Давид Аркин опубликовал в «Известиях» отчет, в котором писал: «Творчество советских архитекторов находится в русле устремлений Гропиуса, Мендельсона, Корбюзье, Малле-Стивенса и других прогрессивных архитекторов Германии, Франции и Голландии» (Ветров А. [Аркин Д.] Сегодняшний день в архитектуре и строительстве // Известия. 1926. 13 мая).
[14] Гинзбург М. Международный фронт современной архитектуры // Современная архитектура. 1926. № 2. С. 41–46.
[15] Собеседование в Вокс’е // Современная архитектура. 1926. № 2. С. 60.
[16] Там же. С. 62.
[17] См. письмо Вальтера Гропиуса Ханнесу Майеру от 18 декабря 1926 года. Опубликовано в: Kieren M. Hannes Meyer. Dokumente zur Fruhzeit. Architektur und Gestaltungsversuche 1919–1927. Heiden, 1990. S. 141.
[18] Письмо Ханнеса Майера Вальтеру Гропиусу от 16 февраля 1927 года. Опубликовано в: Meyer-Bergner L. (Hg.). Bauen und Gesellschaft. Schriften, Briefe, Projekte. Dresden, 1980. S. 44.
[19] Лисицкий находился летом и осенью 1926 года в Германии. Для дрезденской Международной художественной выставки (июнь–сентябрь) он создал «Кабинет для конструктивного искусства», затем начал работу над «Абстрактным кабинетом» в Ганновере. В первом номере журнала «Строительная промышленность» за 1927 год Лисицкий поместил очерк истории Баухауса в связи с открытием этой школы.
[20] Meyer H. Die neue Welt // Das Werk. 1926. Bd. 7. S. 205–224.
[21] А.[ркин]. Вхутемас и германский «Баухауз» // Известия. 1927. 5 февраля. С. 5. Аркин подчеркнул особый интерес советской стороны к задачам Баухауса, включающим массовое производство предметов быта, планировку квартир с учетом самых современных требований к гигиене жилища, а также к экономической и рациональной организации проживания. Он упоминает, что школа Баухаус недавно предложила производить обмен выставками студенческих работ; более углубленному знакомству друг с другом должен был послужить также студенческий обмен. По словам Аркина, участники Баухауса, которыми руководит выдающийся архитектор Вальтер Гропиус, проявили огромный интерес к художественной жизни в СССР.
[22] См.: Эфрусси Т. ВХУТЕМАС в Баухаусе. Баухас во ВХУТЕМАСе. История двух путешествий // Архитектура. Строительство. Дизайн. 2004 (www.archjournal.ru/rus/03602010/whiutemas.htm).
[23] См.: Современная архитектура. 1927. № 4, 5, 6.
[24] Гинзбург М. Международный фронт современной архитектуры… С. 42.
[25] См.: Он же. Конструктивизм как метод лабораторной и педагогической работы // Современная архитектура. 1927. № 6. С. 1600–166.
[26] См.: Der Architekt als Organisator der modernen Bauwirtschaft und seine Forderungen an die Industrie // Block F. (Hg.). Probleme des Bauens. Potsdam, 1928.
[27] Статья была сначала напечатана в журнале «bauhaus», издаваемом школой Баухауса в Дессау (1928. Bd. 2, 3).
[28] Гинзбург М. Конструктивизм в архитектуре (доклад на первой конференции ОСА) // Современная архитектура. 1928. № 5. С. 143–145.
[29] Строительство Москвы. 1929. № 8. С. 25–26.
[30] Сталин И.В. О правом уклоне в ВКП(б). Речь на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г. (стенограмма) // Он же. Сочинения. М.: Государственное издательство политической литературы, 1949. Т. 12. С. 31.
[31] См.: Строительство Москвы. 1929. № 8.
[32] Симбирцев В.Н. Итоги года // Строительство Москвы. 1929. № 11. С. 2.
[33] Крюков М.В. Год борьбы на строительном фронте // Строительство Москвы. 1930. № 11. С. 9–12.
[34] О событиях в школе Баухаус и о приезде Ханнеса Майера в Москву сообщал корреспондент «Правды» А. Гартман (выпуски от 11 августа и 12 октября 1930 года). См. также: Строительство Москвы. 1930. № 11; Загорская Е. Ганнес Майер в Москве // За пролетарское искусство. 1931. № 2. С. 28.
[35] Meyer H. Die neue Welt; цит. по: Meyer-Bergner L. (Hg.). Op. cit. S. 31. Wie Anm. 18.
[36] См. статью Татьяны Эфрусси: Ėfrussi T. Nach dem Ball. Die Bauhaus-Ausstellung in Moskau // Flierl T., Oswalt P. (Hg.). Op. cit. S. 381–394. Wie Anm. 2.
[37] Баухаус Дессау 1928–1930. М.: ВОКС; ГМНЗИ, 1930. С. 10. Репринтное издание и перевод на немецкий язык: Flierl T., Oswalt P. (Hg.). Op. cit. S. 141–172, 176–182.
[38] Ibid.
[39] Ibid.
[40] Ibid. Эти аргументы содержат также скрытую полемику с Элем Лисицким, Николаем Ладовским и Моисеем Гинзбургом.
[41] Ibid. В том же духе высказывались также Давид Аркин, Николай Милютин, Роман Чигер, Алексей Михайлов и Лев Перчик.
[42] Meyer H. Uber marxistische Architektur // Meyer-Bergner L. (Hg.). Op. cit. S. 92. Wie Anm. 18.
[43] Meyer H. Antworten auf Fragen der Prager Architektengruppe «Leva Fronta» (1932) // Ibid. S. 122f.