Ганзелка и Зикмунд в СССР
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2020
Александр Бобраков-Тимошкин (р. 1978) – историк-богемист, переводчик. Сфера научных интересов – история Чехословакии (прежде всего период 1918–1948 годов), история чешской общественной мысли, чешско-русское культурное и политическое взаимодействие.
[стр. 195—218 бумажной версии номера] [1]
Вы должны понять, что ваша поездка означает для наших людей, которые с вами встречались: за последние сто лет, или даже за тысячу лет, к ним впервые приехали два человека, которые были в большом мире, которые его знают и которых они сами при этом знают, – поймите это!
Секретарь ЦК КПСС Леонид Ильичев на встрече с Иржи Ганзелкой и Мирославом Зикмундом в Москве, 19 октября 1964 года
Книга об СССР будет книгой, написанной в соответствии с нашими убеждениями. Я уверен, что это будет книга, которая поможет настоящей дружбе. Мы хотели бы, чтобы она помогла знакомству с реальной жизнью и реальными людьми в Советском Союзе. Если вы увидите их нашими глазами, у вас будут все причины для того, чтобы их полюбить.
Иржи Ганзелка на встрече с общественностью в Марианских Лазнях, 1 августа 1968 года
Встреча в Находке
13 сентября 1963 года на пристани в дальневосточном порту Находке собрались несколько сот человек с цветами, транспарантами и флагами. Они ждали теплохода «Георгий Орджоникидзе» из Японии. На нем в Советский Союз прибывали знаменитые путешественники из Чехословакии – Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд. Находка стала первым пунктом их поездки по Советскому Союзу, которая в свою очередь завершала длившееся более пяти лет путешествие по странам Азии на автомобилях «Татра-805».
Авторы книг об Африке, Латинской Америке и Ближнем Востоке, изданных в СССР огромными тиражами, понимали, что популярны в Советском Союзе, однако все равно были поражены масштабом встречи в Находке [2]. Зикмунд впоследствии вспоминал:
«По мере приближения к пристани на теплоходе начались какие-то волнения, и мы решили, что, наверное, с нами плывет какой-нибудь японский министр или какая-нибудь шишка. На моле стояли тысячи людей с цветами, фотоаппаратами, кинокамер было штук двадцать. И все они ждали Ганзелку и Зикмунда. И тогда мы поняли, что наше пространство будет ограничено и что показуха, которую мы знали с 1954 года, будет продолжаться» [3].
Сопровождение путешественников было поручено Академии наук СССР, но на местах, как правило, поездку курировали партийные органы: с путешественниками встречались первые секретари, их селили в обкомовских резиденциях или в лучших гостиницах, не обходилось и без опеки КГБ [4]. Советская пресса активно информировала о передвижении путешественников по стране. Стремление властей продемонстрировать пусть и гражданам страны-сателлита, но все же знаменитым иностранцам, свои достижения было очевидным. Однако, если бы поездка чехословацких путешественников по СССР сопровождалась только показухой, банкетами и прочими проявлениями «гостеприимства», вряд ли она могла бы стать темой этой статьи. Путешествие вышло за очевидно предполагавшиеся для него рамки. Столкнувшись с помпезной встречей в Находке, Ганзелка и Зикмунд настояли на том, чтобы опеку над ними свели к возможному минимуму и позволили придерживаться избранного ими самими маршрута.
Сопровождавший чехов по Иркутской области журналист Леонид Шинкарев так рассказывает об их поездке:
«Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд были единственными за всю историю СССР иностранными журналистами и писателями, которым удалось побывать на самых отдаленных и труднодоступных российских окраинах, куда редко добирались корреспонденты даже московских газет. Для многих тысяч жителей Дальнего Востока, Сибири, Крайнего Севера эти двое были первыми, а часто единственными “живыми” чехами, с которыми они встречались, читали их книги, принимали у себя, которых с симпатией и, без преувеличения, с величайшим доверием слушали» [5].
В «Спецотчете номер 4», составленном путешественниками для руководства ЦК КПЧ, Ганзелка и Зикмунд пишут:
«У нас была полная свобода передвижения по СССР, в том числе и областям, в принципе полностью закрытым… мы почти повсюду в СССР чувствовали себя как дома, среди близких людей, и вместе с ними больше года жили радостями и трудностями современной жизни» [6].
Эту же атмосферу Зикмунд вспомнил и в радиообращении к советским людям 25 августа 1968 года, после ввода советских войск в Чехословакию:
«Вы, естественно, помните, сколько раз мы с вами выпивали по рюмке за здоровье, за дружбу, за новые встречи. Сколько раз мы ночами говорили о наших впечатлениях, о нашем совместном будущем – в бесчисленных беседах в сибирской тайге, на вечной мерзлоте Якутии, вблизи вулканов и гейзеров прекрасной Камчатки, на вершинах Памира. На заводах в Норильске, Кемерове, Новокузнецке, Челябинске, Свердловске. На встречах с рыбаками и моряками в Петропавловске, Тикси, Владивостоке, с геологами в Удокане, Чите, Талнахе, в Алдане и в Мирном. […] Мы увезли от вас не только чувства человеческой теплоты и дружбы, но и убеждение, что все недостатки… надо устранять и у вас, и у нас [7]».
Путешествие по азиатской части СССР, с проездом через Москву, где Ганзелка и Зикмунд оказались в день открытия Пленума ЦК, отправившего в отставку Никиту Хрущева, завершилось 8 ноября 1964 года (с перерывом на несколько зимних месяцев, которые путешественники провели в Чехословакии). Во всех регионах, которые они посещали, устраивались пресс-конференции, визиты на предприятия, встречи с общественностью. Одним из самых частых на этих встречах был вопрос, какой будет книга о поездке по СССР и когда она выйдет в свет.
Спустя несколько лет, однако, имена Ганзелки и Зикмунда пропали со страниц советской печати, их книги перестали переиздаваться. Путешественники в 1968 году поддержали Пражскую весну и осудили ввод советских войск. После наступления режима так называемой «нормализации» в Чехословакии на Ганзелку и Зикмунда был наложен негласный запрет публиковаться, их по сути лишили средств к существованию, и ни о новом путешествии по СССР, ни о литературной обработке материалов поездки, конечно, не могло быть и речи.
Однако собранные Ганзелкой и Зикмундом в ходе путешествия 1963–1964 годов (а также в период подготовки к нему) материалы о Советском Союзе сохранились. «Тысячи страниц документов, записей, набросков, битком набитые ящики фото- и киноматериалов из самого важного в их жизни путешествия, в таких масштабах никому до сих пор не удававшегося, похоронены в подвалах их домов в Праге и Готвальдове», – сокрушался об их судьбе Шинкарев [8]. Однако в действительности материалы советского путешествия хранятся сейчас в архиве Ганзелки и Зикмунда при Музее Юго-Восточной Моравии в городе Злин [9]. Эти материалы – бумажные документы, дневниковые записи, артефакты, более четырех тысяч фотографий и кинопленка – доступны для исследователей. Знакомство с небольшой частью архивных документов привело нас к мнению, что они могут служить интересными и в любом случае уникальными свидетельствами не только о жизни и быте СССР в начале 1960-х, но и об атмосфере в стране, и об идеях, обсуждавшихся в то время.
Чешский взгляд на Россию
Путешествие Ганзелки и Зикмунда можно рассматривать в контексте широкой традиции заметок иностранцев о России, в том числе советской. Особый характер их поездке придает, однако, ее маршрут – с акцентом на азиатскую часть СССР. Публичный, а не частный характер поездки – также ее отличительная черта, с одной стороны, сузившая для чехов возможности передвижения независимо от надзора властей, с другой, – позволившая встретиться с большим числом людей, в том числе в «нетуристических» регионах.
Существует, однако, и более узкий контекст: традиция чешского взгляда на Россию, которая, по сути, распадается на две [10]. Первая из них – традиция отношения к России как к «старшему славянскому брату», «мощному дубу», само существование которого служит гарантией существования чешской нации и который так или иначе должен сыграть положительную роль в ее судьбе. Эта традиция, заложенная еще в XIX веке, в период «национального возрождения», была после революции 1917 года переосмыслена сперва одним из основателей КПЧ Богумиром Шмералом («Правда о советской России»), а затем, помимо иных коммунистических «паломников» в Советскую Россию, и Юлиусом Фучиком – автором книги, название которой в Чехии вошло в поговорку: «Страна, где завтра означает вчера». Коммунисты видели «свет с Востока» именно в советской России; после 1945 года обе интерпретации — панславистская и коммунистическая – по сути, слились в одну, став фундаментом официальной идеи послевоенной Чехословакии. Вторая же традиция основана на критической оценке политического и общественного устройства России, воспринимаемой не только как скрытая угроза для Центральной Европы и чешской нации, но и как страны с непредсказуемым потенциалом экономического роста и общественных перемен. Эта традиция берет начало с писем и статей Карела Гавличека-Боровского (1840-е), продолжателем ее можно считать и первого президента Чехословакии, историка Томаша Масарика («Россия и Европа»).
На первый взгляд, трудно было бы ожидать от лояльных чехословацким властям знаменитостей, членов КПЧ, взгляда на Советский Союз, отличного от официально принятого. Однако внимательное знакомство с личностями путешественников и с историческим контекстом их поездки заставляет усомниться в этом предположении.
Трэвел-блогеры за реформы
Мирослав Зикмунд родился в 1919 году, Иржи Ганзелка в 1920-м (умер в 2003-м). В 1938 году оба поступили в пражский Институт коммерции, где и познакомились [11]. Сочетание предприимчивости и страстного желания посмотреть мир привело к рождению плана кругосветного путешествия на автомобиле. Этот проект в послевоенной Чехословакии им удалось «продать» руководству корпорации «Татра» и чиновникам. Путешествие на «Татре-87», в которое они отправились из Праги 22 апреля 1947 года, должно было стать прежде всего рекламой чехословацкого автомобиля в Африке и в странах Латинской Америки. Наряду с этим, однако, Ганзелка и Зикмунд писали репортажи для газет и радио, благодаря которым приобрели общенациональную известность. Это путешествие описано в книгах, которые в 1950-х и начале 1960-х были изданы и в СССР («Африка грез и действительности», «Там, за рекой – Аргентина», «Через Кордильеры», «К охотникам за черепами» и так далее). Весной 1950 года, проехав через всю Африку и Латинскую Америку, Ганзелка и Зикмунд вернулись на родину. Гонорары за репортажи, а впоследствии и за книги принесли им солидный доход, а популярность – высокое общественное положение и возможность относительно автономного существования даже в условиях господства коммунистов. То обстоятельство, что они писали о странах «третьего мира», позволяло издавать их книги без существенных цензурных вмешательств.
Во вторую поездку Ганзелка и Зикмунд в сопровождении еще двоих спутников – механика и врача – отправились тоже 22 апреля [12], в 1959 году.
«На этот раз в путешествие отправлялись опытные, знаменитые, вызывавшие восхищение путешественники, авторы семи больших книг, трех полнометражных фильмов, десятков короткометражных документальных лент, участники сотен встреч с рассказами о своих впечатлениях… Дети играли в Ганзелку с Зикмундом, как в казаки-разбойники. Их репортажей ждали у радиоприемников сотни тысяч нетерпеливых слушателей. Они стали звездами своего времени» [13].
Поездка была организована чехословацкой Академией наук, разумеется, по согласованию с ЦК КПЧ. Ганзелка и Зикмунд ехали на двух фургонах «Татра-805». План путешествия предполагал посещение Ближнего Востока, Пакистана, Индии, Цейлона, Индонезии, Австралии (эта страна, в конце концов, отказала путешественникам в визах), Японии и Советского Союза. К сентябрю 1963 года, таким образом, чехословацкие путешественники побывали в 75 странах.
Ганзелка и Зикмунд не являлись профессиональными географами или специалистами по другим естественным наукам, они не решали в своих экспедициях конкретных научных задач. Речь не шла, впрочем, и о путешествиях в качестве хобби, из праздного интереса. Используя терминологию нашего времени, Ганзелку и Зикмунда можно было бы охарактеризовать как трэвел-блогеров, работающих на полной ставке. Главное достоинство их путешествий (помимо литературных достоинств описаний) – широта охвата материала: они встречались с тысячами разных людей и посещали множество разных мест. «Мультимедийность» Ганзелки и Зикмунда поразительна для их времени: помимо репортажей, они фотографировали, снимали на кинокамеру, а впоследствии литературно обрабатывали свои впечатления, причем тематика текстов была разнообразной – от дорожных баек до комплексных анализов социально-экономической ситуации тех или иных территорий.
Они не были мировыми знаменитостями, и их популярность в странах советского блока (помимо Чехословакии, прежде всего в ГДР и СССР) была обусловлена не в последнюю очередь тем, что они были в числе очень немногих, кому было позволено путешествовать подобным образом. Важным было, однако, то обстоятельство, что Ганзелка и Зикмунд стали известны еще до прихода коммунистов к власти. Благодаря этому они могли лояльно представлять «братскую» страну в глазах советских деятелей и в то же время быть людьми, воспитанными в демократической парадигме чехословацкой Первой республики. К этим обстоятельствам добавлялся и их искренний интерес к России, и блестящее владение русским языком.
Контекст второго путешествия, в том числе и поездки по СССР, нельзя постичь без понимания специфики ситуации в Чехословакии в послесталинское время. Политическая либерализация сопровождалась оживлением общественной и культурной жизни. Тоталитарный режим в самом жестоком изводе властвовал в Чехословакии лишь несколько лет, потому давние традиции демократического социализма в стране, а также тот факт, что ЧССР располагала высокоразвитой наукой и техникой, способствовали формированию представлений о возможности некоего особого пути социалистического развития, основанного на сочетании достижений научно-технической революции и «социалистического гуманизма». Ганзелка и Зикмунд были вхожи в круги реформистски настроенной интеллигенции. Второе путешествие, сохранив черты «трэвел-блогерства», приобрело и иное измерение: Ганзелка и Зикмунд согласились составлять о посещенных странах так называемые спецотчеты [14], которые они считали своим вкладом в подготовку концепции реформ. В частности, составленный в 1963 году спецотчет о Японии, в котором чехословацкие путешественники впервые описали японское «экономическое чудо», вызвал полемику в ЦК КПЧ, а интервью путешественников о Японии – споры в прессе и обществе об относительности «завоеваний социализма» в сравнении с успехами капиталистической страны. По завершении советского путешествия был написан «Спецотчет номер 4», речь о котором ниже.
Маршрут путешествия
Бортовых журналов путешествия по СССР Ганзелка и Зимкунд не вели. Подробный маршрут экспедиции можно установить только по косвенным данным, по блокнотам самих путешественников, документам, публикациям в прессе. Кроме этого, архив содержит немало привезенных путешественниками из СССР документов (таких, как меню камчатской столовой, «программки» рейсов «Аэрофлота», приглашения на открытые для публики встречи с путешественниками). Хранятся там и публикации о путешествии в советской прессе [15]. Фотографии, сделанные в СССР, в архиве так же, как правило, распределены по датам, когда они были сделаны. Это снимки в самых разных жанрах: от пейзажных зарисовок до портретов собеседников Ганзелки и Зикмунда и неприглядных картин советского быта – одна из самых ценных частей архива; они имеют не только историческую, но порой и художественную ценность. Наряду с фотографиями ценная часть архива – записи из путевых блокнотов Ганзелки и Зикмунда. Речь идет о заметках в блокнотах карманного формата, нередко записанных торопливо, с сокращениями и пропусками слов, иногда с использованием стенографии – их расшифровка требует немалых усилий [16].
Илл. 1. 30 ноября 1963 года. Бурятская АССР, Большой Куналей [17].
Нам удалось реконструировать маршрут Ганзелки и Зикмунда с точностью до суток. Программа включала в себя не только посещение крупных городов и природных достопримечательностей, но и многих малых населенных пунктов, поездки на горнодобывающие и промышленные предприятия, в колхозы и совхозы, в научные учреждения, институты и школы. Путешественники побывали в Приморском и Хабаровском краях, слетали на Камчатку. Дальнейший путь пролегал через Еврейскую автономную область, Амурскую и Читинскую области, Бурятию. Закончилась первая часть путешествия 2 декабря 1963 года.
Илл. 2. 26 апреля 1964 года. Якутская АССР, перед вылетом из юкагирской деревни в село Нелемное.
7 апреля 1964 года Ганзелка и Зикмунд прилетели в Якутск и почти месяц главным образом на воздушном транспорте перемещались по Якутии и Колыме. К 1 мая они вернулись в Иркутск и около месяца провели в Прибайкалье. Здесь они стали свидетелями первых публичных чтений Евгением Евтушенко поэмы «Братская ГЭС», побывали и на самой ГЭС. С 30 мая по 3 июня путешественники были в Норильске и его окрестностях. Затем через Красноярский край, Туву, Хакасию и Кузбасс Ганзелка и Зикмунд приехали в Новосибирск, где их ждали встречи в Академгородке. Через Алтайский край они отправились в Казахстан, в августе и сентябре посетили Киргизию, Узбекистан и Таджикистан, проехали по Памирскому тракту. Через Урал, Казань и Горький к 14 октября они добрались до Москвы, где 19 октября беседовали с новым Первым секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым. Выехали из Москвы путешественники 6 ноября и покинули территорию СССР из Бреста двумя днями позже. Тогда же официально завершилась их экспедиция.
Илл. 3. 27 июля 1964 года. Казахская АССР, Карагандинская область, Целинный край.
Путевые блокноты
Записи Ганзелки и Зикмунда (бóльшая часть их принадлежит Зикмунду), сделанные во время поездки по СССР, в архиве сгруппированы как в хронологическом порядке, так и по темам. Как правило, это записанные по горячим следам впечатления о посещении каких-то мест или бытовых разговорах с людьми; мы ознакомились только с их частью. По тематическому же принципу сгруппированы более широкие и обобщенные наблюдения, о которых тут и пойдет речь. Приведем примеры некоторых тем, лейтмотивом проходящих через записи путешественников.
Политическая система СССР, аппарат. Отмечается безальтернативность и несменяемость власти в СССР, отсутствие разделения властей.
«Неслыханно: как может быть представитель партийной власти одновременно и членом парламента? Какой инициативы, и в особенности критики, от него можно ожидать, когда его высокое кресло и хороший доход повелевают ему молчать? Законодательная и исполнительная власть не должны быть в одних руках!» (запись от 8 октября 1964 года).
В записи от 28 мая 1964 приводятся слова писателя Владимира Тендрякова:
«Мы не против партийного руководства, но хотим одного: чтобы оно было квалифицированным! Принципы конкурсного отбора должны действовать для тех людей, которые управляют государством!»
Немало заметок посвящено критике партийного аппарата и его способа мышления:
«О будущем никто не думает – и так во всем: только то, что можно использовать здесь и сейчас, долгосрочный план и перспектива имеются лишь в нескольких отраслях» (запись от 12 августа 1964 года).
«Сообщения, передаваемые снизу вверх, напоминают камни – река их омывает и превращает в одинаковые» (запись от 6 августа 1964 года).
4 июня, вернувшись из Норильска, Ганзелка записывает историю о секретаре горкома КПСС, который в присутствии путешественников наорал на молодого геолога, осмелившегося подарить чехам свой «модернистский рисунок», который назвал «мазней» и пообещал отправить в Ленинград [18]. Встречались путешественникам, впрочем, и другие партработники, такие, как секретарь по идеологии Свердловского обкома КПСС, отметивший в беседе с ними 6 октября: «Наш недостаток, что у нас всего слишком много, мы не научились этого ценить». Интересно и свидетельство о «человеке из ЦК» [19], 19 октября 1964 года, спустя пять дней после падения Хрущева, признавшегося путешественникам: «Теперь ко мне приходят сотрудники аппарата и хотят инструкций, распоряжений, приказов» [20].
31 октября 1964 года в ЦК КПСС Ганзелку и Зикмунда принял секретарь по идеологии Леонид Ильичев. В записи разговора, составленной Зикмундом, приводятся высказывания партийного идеолога о росте критических настроений в народе:
«В трамваях и автобусах критикуют не только маленькое, но и большое начальство!.. Недавно я стоял в очереди за фруктами и что слышал – и того нет, и сего нет, – а там были и коммунисты, и комсомольцы, и в защиту никто ни слова не сказал».
Часть ответственности за такое положение дел Ильичев возложил на «пустые разговоры, обещания, излишества (снабжение, дачи, машины)» партийных работников, подчеркнув при этом, что считает сложившуюся систему «демократического централизма» правильной: «общество – это “стоножка”, которая останавливается, как только начинает задумываться о направлении движения».
Советский быт. Ганзелка и Зикмунд отмечают, что люди в магазинах, кафе, общественном транспорте ведут себя довольно грубо, функционеры презрительно относятся к простым гражданам, и, наоборот, персонал заискивает перед начальством. Жгучей проблемой, связанной с неразвитостью горизонтальных связей между людьми, а также с низкой культурой обращения со свободным временем, названо пьянство [21]. Общий уровень жизни также неприятно поразил чехов. «Уровень цен выше, чем у нас, недостаток яиц, сахара, масла, всюду очереди». Много записей посвящено бесхозяйственности и наплевательскому отношению к так называемой «социалистической собственности». По завершении двух месяцев поездки Зикмунд записывает:
«Социализм за 46 лет создал в СССР более-менее социально гомогенные условия… При этом выросли контрасты в других сферах: выдающиеся достижения в области техники и при том невероятная отсталость в самых простых вопросах ежедневной гигиены (ужасающие уборные, отсутствие канализации). С одной стороны, действительно массовое образование, с другой, – вредные привычки (ни в одной стране я не видел столько пьяных)… и главное — по-прежнему много болтовни и воспевания успехов при игнорировании недостатков» (запись от 8 ноября 1963 года).
Знакомство с советскими общественными (и не только) уборными, видимо, вызвало у путешественников культурный шок. Ганзелка пишет:
«Какой культуры управления, методик и содержания работ, какой этики мышления можно ожидать от депутата Верховного Совета, который каждый день ходит отправлять естественные надобности в деревянный сарай, такой низкий, что в нем взрослый человек не может выпрямиться, с продуваемой ветром крышей из досок (в Сибири!), загаженным и заплеванным полом и с единственной возможностью попасть туда весной – протоптав тропинку через снежную кашу? Как он может принимать решения об управлении государством, если не может построить (или распорядиться о постройке) нормальной уборной?» (запись от 8 августа 1964 года).
«Предлагаем одноразовую акцию, которая дала бы работу идеологам: вместо наглядной агитации, которая вместе с аппаратом, ее обслуживающим, стоит огромных денег, построить по всему Союзу культурные уборные. Это будет иметь гораздо большее влияние на уровень жизни и психологию людей, чем пустые лозунги» (запись от 18 сентября 1964 года).
Илл. 4. 17 ноября 1963 года. Амурская область, перед стадионом в Чите.
Упомянутая здесь наглядная агитация – еще одна постоянная тема заметок. Путешественники даже составили своего рода миниэнциклопедию встретившихся им лозунгов (они нередко попадали и в объектив).
«Идиотские лозунги, например, перед аэродромом в Якутске: “Слава советской науке! Слава труду! Слава советскому народу!” Зададим себе вопрос, как подобные “выкрики” звучали бы, например, на американском шоссе: Glory to American science! Glory to the work! Glory to the American People! Или в иной аналогичной версии (Хайль…)» (23 мая 1964 года).
«“Душу и сердце в работу вложи, каждой минутой в труде дорожи!” (лозунг в ресторане в Перми)» (8 октября 1964 года).
«Надпись на автозаправочной станции в Калаи-Хумбе: “Коллектив дорожно-эксплуатационного участка номер 3 обязуется выполнить 10-месячный план к 40-летию республики и компартии Таджикистана с оценкой не ниже «хорошо»”» (9 сентября 1964 года).
«“Ленин – наше знамя, партия – наш рулевой!” (Тюп, Киргизия) – это немного напоминает мальчика, который идет по лесу ночью и громко говорит: “А я не боюсь, а я не боюсь!”» (8 августа 1964 года).
Илл. 5. 15 апреля 1964 года. Якутская АССР, Мирный, контора «Якуталмаз».
Есть в записях, впрочем, отражение и противоположного агитпропу явления – анекдотов.
«Какой самый высокий дом в Иркутске? – НКВД на улице Литвинова. Почему? Оттуда видно Колыму» (21 мая 1964 года).
«Будут ли воровать при коммунизме? Нет. Почему? Потому что все украдут еще при социализме» (25 мая 1964 года).
«Певец Вертинский вернулся в Россию после многих лет, в Одессе на пристани встал на колени, поцеловал землю, а когда встал, смотрит – а чемодана нет. “Теперь я узнаю тебя, матушка Русь”» (22 мая 1964 года).
Заметки путешественников о Ленине и его культе в СССР не отличаются лояльностью. Зикмунд пишет:
«Один идол, один бог – Сталин – был повален, уничтожен… Но по-прежнему всюду склоняют имена двух других членов святой троицы – Ленина и Маркса… Это набожность, поклонение, как иконам. Зачем вечно цитировать Ленина и Маркса в тех вещах, в которых технический прогресс и общественные связи в динамично развивающемся мире уже давно преодолели их учение?» (запись от 8 июня 1964 года).
Однако в сопоставлении со Сталиным Ленин по-прежнему выглядит скорее положительным героем. Критическое представление о сталинском времени у путешественников было и до экспедиции [22], но, очевидно, их собеседники, среди которых были и реабилитированные, расширили их кругозор. В записях Ганзелки и Зикмунда о Сталине и сталинизме, пожалуй, наиболее отчетливо проявляются именно те идеи, которые транслировали встречавшиеся с ними советские люди. В записи от 9 июня 1964 Зикмунд рассуждает о необходимости книги «Сталин грез и действительности» (название по аналогии с африканской трилогией путешественников):
«Такая монография была бы самым лучшим решением, как рассказать правду о прошлом без того, чтобы это страшное пятно на чести советского народа возобладало над позитивными явлениями сегодняшнего дня. Необходимо найти для этого рассказа конкретных политических заключенных, которые вернулись из лагерей, калейдоскоп Иванов Денисовичей».
При этом перспективы выхода такой книги о Сталине при Хрущеве путешественники оценивали невысоко, давая прогноз: Хрущева сменит «невыразительный преемник», потом будет «переходный период», и только после него очередной лидер «откроет всю правду», и произойдет это «в конце XX века». Что это за «правда», видно из записи от 4 июня: «Николай II – сосунок по сравнению со Сталиным, на совести которого 20 миллионов человек. Цари были младенцами в сравнении с этими палачами».
С кем они встречались
Кто был собеседниками Ганзелки и Зикмунда? Как мы уже упоминали, путешественники выступили перед тысячами людей; иногда такие встречи были заметными событиями в жизни городов, которые они посещали, как, например, в Братске, где они выступили на «устном журнале» «Глобус» по приглашению его ведущего Фреда Юсфина:
«Для большинства они были первыми увиденными в жизни иностранцами. […] Они были такие душевные, как родные. Их долго не отпускали, все хотели затащить их к себе в палатки, в щитовые дома, в общежитие» [23].
С частью собеседников Ганзелка и Зикмунд потом переписывались (после 1968 года поток писем практически иссяк). Но был и узкий круг собеседников, разговоры с которыми цитируются неоднократно. Пожалуй, главное место среди них занимает корреспондент «Известий» Леонид Шинкарев, с которым они несколько недель ездили по Иркутской области. Он же впоследствии стал автором ценных воспоминаний о своем общении с Ганзелкой и Зикмундом, которое не прервалось даже после 1968 года.
В ходе поездки путешественники встречались с немалым количеством известных людей – от партийных деятелей и космонавтов до ученых и писателей. Назовем некоторые имена: историк из Владивостока, впоследствии академик Андрей Крушанов; хабаровский писатель Всеволод Сысоев; геолог, открывший Удоканское месторождение, Федор Морозов; Пандито Хамбо-лама Жамбал-Доржи Гомбоев; основатель Академгородка Михаил Лаврентьев; художник Вадим Лаговский; бывшие узники ГУЛАГа: штабс-капитан Александр Нестеров, арестовавший в 1920 году Александра Колчака; строитель Братской ГЭС Степан Бакланов; агроном из Тулуна Василий Маркин; строитель Норильского комбината Леонид Ройтер; археолог Альберт Липский. Множество встреч провели Ганзелка и Зикмунд в конце октября – начале ноября 1964 года в Москве. В ЦК они дважды встречались с главой Совнархоза Вениамином Дымшицем, президентом Академии Мстиславом Келдышем, побывали в гостях у академика Петра Капицы, 18 октября 1964 года виделись со Львом Ландау.
Это, конечно, неполный список. Выделим из этого ряда имя поэта Евгения Евтушенко [24]. Представлены они были друг другу еще на съемках фильма «Застава Ильича» в 1962-м, но по-настоящему познакомились в Иркутске 8 мая 1964 года. В тот день поэт читал отрывки из поэмы «Братская ГЭС» – это была ее вторая публичная премьера, после выступления в Братске несколькими днями ранее. Зикмунд записал в блокноте: «Вечер устраивает комсомол, мест в зале 700, желающих попасть – несколько тысяч. Организовано в полутайне, через обком, на приглашениях не пишут, что выступает Евтушенко». Начал свое выступление поэт «в 19.17 — минута в минуту» и выступал три часа. На ужине после этого Евтушенко говорил с Ганзелкой и Зикмундом как о своих стихах [25], так и о судьбах России. Зикмунд записывает:
«То, что большинство функционеров его [Евтушенко] не любят, не случайно. Якобы он критикует всех функционеров, и тех, которые исполняли приказы Сталина добросовестно, в убеждении, что поступают правильно. Это доказательство, что культ – до сих пор живая, жгучая проблема, культ смешивается с самим понятием власти, и потому культ так задевает, а молодежь критику одного функционера распространяет на всех, и то, что слово поэта столь зажигательно, – это замечательно!»
Ночь с 18 на 19 мая путешественники провели у родственников поэта в его родном доме в Зиме. Следующая встреча состоялась 1 ноября 1964 года в Переделкине. Речь зашла о процессе против Иосифа Бродского, о снятии Хрущева [26] и о Сталине.
«Достоевщина сидит в каждом из нас (вскакивает и изображает русского мужика: склоняет голову, хрипит от усталости, но смотрит куда-то далеко вперед, там видит искру надежды – к ней мы и идем)».
«Евтушенко – очень сложный человек. У меня сейчас о нем вовсе не такое однозначно положительное мнение, как при встрече в Иркутске. В нем есть искра Божия, это бесспорно, но то, что в “Братской поэме” он так много места отдал Ленину, можно считать в значительной мере идейной конъюнктурой: даже в своей вере… он должен обращаться к идолам. Он слишком русский, чтобы смочь на них не опираться».
27 октября 1964 путешественники беседовали в Москве с Ильей Эренбургом. «Он дряхлый старик… ходит неуверенно, пепельного цвета лицо, глаза запавшие, но живые», – описывает внешность писателя Зикмунд. В беседе, как следует из записи, речь зашла о прошлом и будущем России. «Когда кто-нибудь напишет роман о Сталине, это будет драма», – предположил, в частности, Эренбург, считая, что подобный роман может быть написан не ранее, чем через 30 или 40 лет. Советской молодежи он дал такую оценку: «3 процента молодежи мыслящих, творческих, 5 процентов циников, все остальные не знают, кто они такие – массовая аполитичность, равнодушие, несмотря на 40 лет воспитания». Спустя две недели после отстранения Хрущева Эренбург дал бывшему первому секретарю такую оценку:
«Хрущев – лучший русский царь в истории, он не казнил людей. После спора с ним я спокойно пошел домой и лег спать, потому что знал, что со мной ничего не случится».
Спецотчет и опала
Ганзелке и Зикмунду довелось встретиться не с Хрущевым, а с пришедшим ему на смену Брежневым. Произошло это, как мы уже упоминали, 19 октября 1964 года на приеме в честь советских космонавтов в Кремле. К этому разговору оба путешественника в интервью и воспоминаниях возвращались многократно. По их словам, Брежнев сам подошел к ним. Зикмунд в интервью 2002 года описывает это так:
«Он буквально поверг в ужас, когда сказал: “Мне хорошо известны все ваши разговоры, которые вы вели от Владивостока до Москвы… Скажите, товарищи, а когда мы сможем прочитать такой же отчет об СССР, какой вы написали о Японии и Западном Иране? Напишите и о Советском Союзе?” Как у Иржи Ганзелки, так и у меня пошел мороз по коже. Мы и понятия не имели о том, что Брежнев, а до него Хрущев держали нас под микроскопом» [27].
Путешественники пообещали Брежневу передать ему отчет. Одна из его оригинальных копий вместе с переводом на русский язык, который и был передан в 1966 году Ганзелкой Брежневу в Праге, хранятся в архиве в Злине [28]. Свои дальнейшие неприятности путешественники связывают с тем, что помощники генерального секретаря, которые читали отчет, вынесли вердикт о его антисоветском характере и настроили самого Брежнева против них.
Историю прочтения спецотчета в Москве, вероятно, помогла бы помочь реконструировать работа в российских архивах. В архиве же Ганзелки и Зикмунда содержится лишь копия документа от 11 июля 1968 за подписями Константина Русакова и Владимира Степанова – заведующих отделами по связям с компартиями социалистических стран и пропаганды ЦК:
«Весь отчет составлен в остро критическом духе, выдержан в поучающих и назидательных тонах. В ряде мест он носит открыто недружественный и клеветнический характер по отношению к нашему строю и советским людям».
В любом случае, после того, как отчет попал в руки Брежнева, Ганзелка и Зикмунд заметили изменение отношения к ним со стороны советских чиновников [29]. Подготовка ко второму путешествию по СССР фактически была сорвана. На московских переговорах августа 1968 года Ганзелка удостоился от Брежнева такой характеристики: «Это чешский миллионер, который за счет чешского народа, за счет других стран и за счет нашей страны совершил экзотическую поездку и разбогател. Ему мало было денег» [30].
Именно «Спецотчет номер 4» стал единственным опубликованным результатом поездки Ганзелки и Зикмунда в СССР [31]. Целиком он, впрочем, увидел свет только в 1990 году, после «бархатной революции». Русский перевод вышел в журнале «Дальний Восток» в 1991-м и прошел практически не замеченным.
Подробный пересказ и анализ отчета не является целью нашей работы: во-первых, в отличие от других материалов путешествия, отчет опубликован; во-вторых, это документ, имеющий едва ли не большее отношение к истории чешской общественной мысли, чем к заявленной нами теме. В отчете немало рассуждений об истории СССР, но, конечно, есть и конкретные наблюдения за советскими реалиями, во многих из которых видны результаты обобщения тех записей, которые путешественники делали «по горячим следам» и часть которых мы цитировали выше.
Среди достижений и преимуществ Советского Союза Ганзелка и Зикмунд отмечают «фантастическое богатство природы, огромный и растущий экономический потенциал СССР». Важной вехой они считают XX и XXII съезды КПСС, которые, по их мнению, «означали подлинный, глубокий перелом в экономической жизни СССР»: «В сравнении с 1954 годом мы девять лет спустя были свидетелями значительного улучшения условий жизни (жилья, снабжения, одежды)». Отмечен и общий настрой советских людей: «Мы встретили много людей, больных созидательной лихорадкой и не обращающих внимания на личные неудобства и трудности».
В основном тем не менее отчет посвящен проблемам [32]. Причинами неурядиц в экономической сфере Ганзелка и Зикмунд считают проблемы политические и моральные. Часто «повседневная жизнь казалась нам огромным, мощным автомобилем, водитель которого одной ногой жмет на газ до упора, а второй ногой – на тормоз; в одно и то же время» [33].
Ключ к большинству бед авторы видят в эпохе Сталина. Ганзелка и Зикмунд пришли к нетривиальному для того времени выводу: «Этот период был до сих пор изучен и объяснен лишь поверхностно, в общих чертах, для тактической необходимости решения некоторых политических ситуаций» [34]. Среди 10 наиболее характерных отрицательных последствий эпохи Сталина, перечисленных в отчете, интерес вызывает прежде всего акцент на моральных последствиях, среди которых: «повседневное распространение притворства и противоречий между мышлением, словами и действиями, что противоречит социалистическим принципам и национальному характеру русских – людей, в большинстве глубоко правдивых, честных, открытых». Отмечено и перерождение при Сталине роли аппарата, который «превратился в касту, оценивающую успехи СССР с точки зрения собственной жизни». При этом отмечается, что «жизнь в СССР до определенной меры все еще находится под влиянием, а иногда и обусловлена концепциями, привычками, автоматическим мышлением и практикой сталинского периода» [35].
Одну из главных проблем советского воспитания авторы видят в разрыве между идеологической пропагандой и реальной жизнью:
«Дети растут и формируются в непоколебимой вере, что в СССР все хорошо, нет серьезных проблем. Руководство идеальное, оно не ошибается, в СССР все прекрасно, бедные дети, живущие при капитализме (не раз на встречах советские дети задавали нам недетские вопросы, очевидно, исходившие от их учителей или прямо ими сформулированные, вроде “расскажите, как страдают дети при капитализме”). После школы такие идеалисты сталкиваются с реальной жизнью, и их вера ломается» [36].
Авторы советуют руководству ЧССР пересмотреть отношение к наследию классиков марксизма как к догме и отказаться от «узкой» авторитарной концепции социализма в пользу «широкой, демократической»:
«[Это] означало бы огромный рост авторитета партии, огромное развитие всех творческих сил в обществе, и это было бы очень важное действие, которое усилило бы авторитет социалистической Чехословакии в мире. А в мировом революционном движении ЧССР как развитая страна исполнила бы историческую миссию, став убедительным примером» [37].
Авторы обосновывают не только право Чехословакии на собственный путь, но и на лидерство в социалистическом лагере, то есть на право давать (дружеские, разумеется) советы самой Стране Советов.
Тем самым Ганзелка и Зикмунд придают своей поездке – которую в СССР, по всей вероятности, рассматривали как возможность представить «друзьям» «выставку достижений» и укрепить имидж Советского Союза в странах-сателлитах – характер своего рода миссии «прогрессоров» из произведений современников чешских путешественников, тоже творческого дуэта – братьев Стругацких:
«Мы… движимы единственным стремлением – в меру своих сил способствовать ликвидации тормозов социалистического развития, возвращению убедительного лидерства соцлагеря в мире. К тому же мы чувствуем специфическую обязанность: подробное изучение, аналитическая работа в 76 странах мира, последующие сравнения и некоторые синтетические соображения дали нам некоторый опыт и возможность более остро взглянуть на вещи. Мы убеждены, что эти возможности и опыт мы обязаны предоставить в распоряжение партии» [38].
Изучая Советский Союз, знакомясь с самыми разными «измерениями» советской жизни, ведя разговоры с разными людьми, от чернорабочих до академиков и деятелей ЦК, Ганзелка и Зикмунд не только собирали материалы для будущих книг о путешествии. Речь шла о более амбициозном проекте. Путешествие не вписывается ни в утопическую традицию поездок чехов в Россию, ни в традицию развенчания мифа о России, заложенную Гавличеком. Ганзелка и Зикмунд критикуют положение дел в Советском Союзе, однако делают это не с целью предостережения от избыточной русофилии и не для обоснования необходимости западной политической ориентации страны. Напротив, они видят в СССР прежде всего наиболее мощную державу социалистического лагеря, без реформирования которой перспективы реформ в самой Чехословакии, построения в ней тех общественных отношений, для которых позднее было найдено обозначение «социализм с человеческим лицом», было бы весьма проблематичным. При этом роль авангарда реформ они оставляют даже не за своей страной – а за своими единомышленниками в обеих странах. Советский Союз для чешских путешественников «свой», они не лукавят, говоря об этом советским журналистам. Но «свой» он не в том смысле, как для Фучика, не объект обожания и повиновения, а как трудный «пациент», которому могут помочь «исцелиться» в том числе советы просвещенных и повидавших мир чешских путешественников-экономистов.
Впрочем, для российского читателя, как можно предположить, больший интерес представляет все же не «чехословацкое» измерение поездки, а широта и разнообразие собранного Ганзелкой и Зикмундом материала о советских 1960-х. Эта работа – только один из первых опытов анализа этого свидетельства, которое заслуживает дальнейшего кропотливого изучения.
Приложение. Письма советских граждан Ганзелке и Зикмунду
В архиве в Злине хранятся [39] несколько сот писем от советских граждан, часть из них получена путешественниками еще до экспедиции, в 1950-е и начале 1960-х. Более ценным источником, однако, являются письма, полученные чешскими журналистами уже после экспедиции, в 1964–1967 годах. Их анализ позволяет увидеть, помимо прочего, какие темы обсуждали в беседах с советской молодежью Зикмунд и Ганзелка и как их путешествие воспринималось теми, кто с ними встречался или так или иначе ими интересовался. Приводим некоторые из них [40].
«Я очень часто вспоминаю неожиданную встречу на дороге, когда в полосе дождя вдруг увидели впереди ваши игрушечные очаровательные Татры, и нашу беседу в “клубе на колесах”. Очень вас прошу, уважаемый товарищ Мирек, когда выйдет ваша “книга о России” – вспомните о существовании тезки! Мне бы очень хотелось получить от вас такой сувенир!»
Мирослава Ефимова, Владивосток [41]«Я часто вспоминаю, когда вы приезжали в наш совхоз, и мне хотелось бы, чтобы вы подарили мне свое фотографие на память».
Валентина Югай (совхоз «Кедровский», Приморский край)«Сердечно поздравляем новым годом желаем счастья здоровья успехов работе гордимся восхищаемся завидуем будем вашими преемниками приглашаем гости».
(Телеграмма, подписанная «Ученики 7–8 класса. Коростень, школа 7. Украина»)«Вашу книгу о путешествии в Африке я читала, очень интересная. Пусть книга о нашей Родине, о дружбе нашего и вашего народа будет еще интересней, ее пишет история, ее пишет сама жизнь, ее пишут наши сердца, цель у которых едина: мир, дружба, коммунизм».
Матвейчук Надежда Дмитриевна (учительница школы на станции Ружино, Приморский край)«Я, советский парень, набрался смелости написать вам. Живу я в небольшом шахтерском городе Горловка, на Донбассе. В этом году оканчиваю 11-й класс средней школы и думаю поступать в Киевский медицинский институт, но и конечно я очень увлекаюсь географией и путешествиями. Мне 17 лет, но я уже много где побывал, конечно за границей я еще не был, но у нас, в Советском Союзе я видел уже очень многое. Как уже сказал Иржи Ганзелка: “Путешествовать хочется большенству людей, но практически это пока невозможно”, и все же я верю, что мне это удасться».
Владимир Горбовцев, 28 сентября 1965 года«Очень хотелось о многом поговорить: о том, как расправились со мной наши бюрократы, называли антипатриотом и т.д. Я опять “воюю”, веду войну с дураками. Bohužel [42], они у нас еще не перевелись… Верьте, что в Союзе есть не только плохие, но и хорошие люди. И за последнее время мы (особенно молодежь) повзрослели. Во всяком случае, дурачить себя мы больше никому не дадим».
Саша Коноплев, Томск, 21 июля 1966 года«Дорогие товарищи! В день Советской Армии учащиеся нашего класса приняты в пионеры. Мы очень просим вас дать согласие присвоить нашему отряду ваши имена».
Кавалерово, 3 класс, школа-интернат
[1] Автор благодарит сотрудников Музея Юго-Восточной Моравии в городе Злин (Чехия), в особенности госпожу Магдалену Прейнингерову, за неоценимую помощь в доступе к материалам архива Иржи Ганзелки и Мирослава Зикмунда и консультации.
[2] Фрагменты этой встречи можно видеть в короткометражном документальном фильме Ганзелки и Зикмунда «В стране далекой и самой близкой» (https://bit.ly/3dpMUHl).
[3] Тольц В. Мирослав Зикмунд: история незавершившегося путешествия и ненаписанной книги // Радио Свобода. 2002. 17 ноября (https://bit.ly/2wr8M4y).
[4] В архиве Ганзелки и Зикмунда в Злине, в частности, хранится копия отчета об их пребывании на Камчатке. Подписан отчет главным ученым секретарем президиума АН СССР, академиком Норайром Сисакяном. 12 декабря 1963 года отчет под грифом «секретно» направлен в ЦК КПСС, а также заместителю председателя КГБ Захарову и начальнику генштаба Бирюзову. «В связи с предстоявшим прибытием известных чешских путешественников для изучения жизни трудящихся, развития народного хозяйства и коммунистического строительства на Камчатке была развернута обстоятельная подготовка к приему гостей. При Камчатском обкоме КПСС была создана комиссия… Работа комиссии направлялась идеологическим отделом Камчатского обкома КПСС». Поведение Ганзелки и Зикмунда в отчете охарактеризовано положительно (Muzeum jihovýchodní Moravy ve Zlíně. Archiv inženýrů Hanzelky a Zikmunda, Sign. 4038).
[5] Šinkarjov L. Příběhy ze sovětské provincie // Pazderka J. (Ed.). Invaze 1968: ruský pohled. Praha, 2011. S. 78.
[6] Hanzelka J., Zikmund M. Zvláštní zpráva číslo 4. Praha, 1990. S. 13–14.
[7] Цит. по: Шинкарев Л. Я это все почти забыл… Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году. М., 2008. C. 229–232.
[8] Там же. C. 73.
[9] Далее в сносках – Archiv Hanzelky a Zikmunda.
[10] О чешском взгляде на Россию и связанной с ним полемикой речь идет в двух наших работах: Бобраков-Тимошкин А. Сегодня в России, а завтра и у нас! Чешские споры о русской революции // Неприкосновенный запас. 2017. № 5(115). C. 179–198; Он же. Поедем в страну Ленинию // Неприкосновенный запас. 2018. № 6(122). C. 280–293.
[11] Ганзелка и Зикмунд получили академический титул «инженер», но фактически имели не инженерное, а экономическое образование.
[12] «Когда мы встретились в Красноярске с местными функционерами, один из них заявил: “Товарищи, от всего сердца вас благодарим, что обе даты отъезда вы посвятили Ленину”, – вспоминал Ганзелка. По его словам, он простодушно ответил, что не знал этого, после чего в зале воцарилась ледяная тишина» (Jandourek J. H. a Z. Tajná zpráva slavných cestovatelů // Reflex Speciál. 2013. Léto. S. 22).
[13] Století Miroslava Zikmunda. Praha, 2017. S. 256.
[14] В 2002 году Зикмунд рассказывал: «В 1960 году […] нам представилась возможность встретиться и поговорить с нашими тогдашними партийными руководителями, включая президента Академии наук. После часовой беседы он сказал нам: “Господа, то, что вы вытворяете в беседах с партийным руководством, – все равно, что дразнить быка на арене”, – и посоветовал нам, вместо этих разговоров, написать им секретные доверительные отчеты» (Тольц В. Указ. соч.).
[15] Archiv Hanzelky a Zikmunda, Sign. 4065-2. Бóльшая часть заметок представляет собой отчеты об ответах путешественников на пресс-конференциях в разных городах – как правило, довольно однотипных. Ганзелка и Зикмунд рассказывают о «русском чуде» («Мы увидели необычный размах мирного строительства, высокий уровень механизации, любовь к труду, большую заботу о человеке… Если поездить по этому чудесному краю побольше, то можно написать не одну книгу о русском чуде, которое совершают замечательные люди» (На земле русского чуда // Молодой Дальневосточник. 1963. 2 ноября)), о гостеприимстве («Советский народ буквально нянчит нас на руках… Мы даже боимся, как бы нас не избаловали»: Что есть чудо // Правда Востока. 1964. 30 сентября). Газета «Тувинская правда» в статье от 16 июня 1964 года под заголовком «Братское рукопожатие Праги и Кызыла» приводит слова Ганзелки: «Не скроем, приехали мы посмотреть не только на ваши успехи, но и на неуспехи. Сейчас пример социалистических стран особенно важен и поучителен – мы отвечаем всему рабочему миру». Статья же в алма-атинской газете «Ленинская смена» (1 августа 1964 года) и вовсе называется «Правда всегда полезна» и содержит такое высказывание Ганзелки: «Если мы и видим недостатки, мы высказываем их правдиво, как ваши друзья» – и Зикмунда: «Китайцы, наверное, в глаза только хвалили бы».
[16] Archiv Hanzelky a Zikmunda, Sign. 817, 818, 819.
[17] Здесь и далее – фото из архива экспедиции Ганзелки и Зикмунда. © Музей Юго-Восточной Моравии в Злине, Archiv Hanzelky a Zikmunda, 2020.
[18] «При Сталине людей из Ленинграда грозили отправить в Норильск, сейчас наоборот», – горько шутит Ганзелка. В результате он взял геолога «на поруки», пообещав не показывать его рисунка никому в СССР.
[19] Можно предположить на основании даты встречи и намеков в «Спецотчете», что речь идет о Вениамине Дымшице.
[20] Этот эпизод – как и ряд других сюжетов из заметок Ганзелки и Зикмунда – попал в «Спецотчет» в таком пересказе: «Утром все ведущие сотрудники отдела стояли перед моим столом с руками по швам. Они ждали указаний. Они так же послушно проводили бы линию Сталина, Хрущева или кого угодно» (Hanzelka J., Zikmund M. Op. cit. S. 95).
[21] «Посчитать бы как-нибудь, какие расходы понесли те или иные организации в связи с нашим угощением… сколько людей за наш счет напились, сколько бед мы натворили тем, что сами не пили и оставляли все выпить другим!». На Оби 14 июля 1964 пьяный экипаж баржи, на которой Ганзелка и Зикмунд плыли с геологами (которые были «мертвецки пьяны»), посадил ее на мель. Среди других наблюдений о пьянстве – множество молодых людей без верхних или нижних конечностей в Норильске (по словам одного из собеседников, это те, кто получал обморожения, заснув пьяными в сильный мороз); анекдоты («Разница между верблюдом и шахтером: верблюд может неделю работать и не пить, шахтер наоборот») и, наконец, исторические рассуждения (в России «не было принято спорить. Люди собирались, и могли говорить или о погоде, или молчать, или пить»).
[22] 22 января 1963 года Зикмунд в тетради, посвященной подготовке поездки по СССР, отвел отдельную страницу Александру Солженицыну: «44-летний учитель написал книгу о жизни в советском концентрационном лагере в Сибири “Один день Ивана Денисовича”. “Newsweek” 10.12.62 пишет: “на прошлой неделе тысячи москвичей за несколько минут разобрали весь тираж ‘Нового мира’, чтобы прочитать первую часть романа (sic! – А.Б.). Когда Хрущев стоит перед внешне- и внутриполитическими проблемами, такая литература – одно из средств, чтобы удержать популярность”» (Archiv Hanzelky a Zikmunda, Sign. 830).
[23] Шинкарев Л. Указ. соч. C. 45, 413.
[24] Именно к нему обратился Зикмунд 25 августа 1968 года: «Я прошу тебя, мой хороший друг Женя Евтушенко, не молчи!». Сам Евтушенко утверждал, что слышал это обращение и именно под его впечатлением написал стихотворение «Танки идут по Праге».
[25] «[Евтушенко] поет в микрофон “Американцы, где ваш президент?”. Отлично поет, затем включает запись и с удовольствием слушает. “Это ведь могли бы петь сами американцы, правда? А у нас это запретили. Якобы американцы могли бы протестовать, что мы говорим, что у них нет президента. Мол, как это нет? Он сидит в Белом доме”».
[26] Зикмунд приводит такой диалог Евтушенко с женой Галиной Сокол: «– Не так давно ты говорил, что Хрущев и ты – единственные коммунисты на свете. А что ты сделал сейчас, когда твоего лучшего друга сбросили в канаву? Ты и пальцем не пошевелил. Теперь, значит, ты единственный настоящий коммунист на свете? – А я вообще уже не верю в коммунизм – точнее говоря, почти не верю».
[27] См.: Тольц В. Указ. соч.; Шинкарев Л. Указ. соч. С. 60—61.
[28] Archiv Hanzelky a Zikmunda, Sign. 1486.
[29] Из выступления Ганзелки 1 августа 1968 года: «Консервативным сталинским элементам удалось чистой интригой создать у руководства мнение, что, кроме этого анализа, мы написали некий грязный антисоветский памфлет… К сожалению, высокопоставленные люди так высоко, что… у нас нет возможности с ними встретиться и все объяснить, а пока мы отказываемся ехать в СССР, чтобы завершить полгода работы в западных областях, потому что только после этого мы сможем написать книгу о путешествии в нескольких томах» (https://bit.ly/3dpMUHl).
[30] Цит. по: Шинкарев Л. Указ. соч. С. 313.
[31] Если не считать некоторого количества фотографий и вышедших в свет частично еще в 1960-е, а частично в начале 2010-х годов, и короткометражных документальных фильмов, снятых путешественниками в поездке. О СССР ими был снят 21 фильм, речь идет главным образом о зарисовках.
[32] «В дневниках, в памяти и в сердце у нас остались от СССР тысячи положительных впечатлений. Но, повторяя их в отчете, мы носили бы дрова в лес… Мы, конечно, опасались, смогут ли советские товарищи принять критические замечания друзей. Но эти опасения развеялись после сотен открытых разговоров во всех концах СССР в течение 1964 года, от простых рабочих до первого секретаря ЦК КПСС» (Hanzelka J., Zikmund M. Op. cit. S. 20).
[33] Ibid. S. 18.
[34] Ibid. S. 25.
[35] Ibid. S. 29–37.
[36] Ibid. S. 64.
[37] Ibid. S. 112.
[38] Ibid. S. 96.
[39] Archiv Hanzelky a Zikmunda, Sign. 1013-1, 1013-7, 4065-1, 4065-2, 828.
[40] Пунктуация и орфография оригиналов сохранены.
[41] Сотрудница Геологического института Академии наук, впоследствии ставшая крупным специалистом, а также главой польского дальневосточного землячества. Как следует из путевых заметок Зикмунда, их встреча произошла 10 октября 1963 года.
[42] «К сожалению» (чеш.).