Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2018
Евгений Александрович Казаков (р. 1982) — историк, старший научный сотрудник Центра сравнительных исторических и политических исследований Пермского государственного национального исследовательского университета (ПГНИУ), старший преподаватель кафедры новейшей истории России ПГНИУ.
[стр. 190—215 бумажной версии номера]
История противостояния еврейского движения за эмиграцию и советского государства часто пишется как история победы упорного сопротивления снизу над всесильной государственной машиной. Победа национального движения рассматривается как результат упорного отстаивания аутентичной традиции перед лицом ассимиляторских тенденций. Массовый отъезд евреев видится как фрагмент в триумфалистской картине распада СССР[1]. Во многом такой взгляд на историю евреев в СССР становится понятен, учитывая тот факт, что многие исследователи в свое время были активными участниками борьбы за право на эмиграцию — в их работах активно используются такие политизированные термины тех лет, как «евреи молчания»[2] и так далее. При такой склонности к героизации борьбы за антисоветскую национальную идентичность нередко в сочетании с эсхатологической трактовкой попыткам противопоставить сионизму некий просоветский вариант еврейской идентичности уделяется сравнительно мало внимания. Стремления мобилизовать еврейскую общественность для противодействия быстро растущим эмиграционным настроениям редко исследуются как отдельный феномен. Вопрос о том, какие альтернативные варианты еврейской идентичности имели место в те годы, снимается бинарным противопоставлением «национального возрождения» и полной ассимиляции. Такое явление, как возвращение части эмигрантов в СССР, в рамках подобных концепций практически вообще не удостаиваются внимания. Неопровержимые факты дискриминации советских евреев не означают, что их история должна рассматриваться лишь как прелюдия к репатриации на «историческую родину». Материалы «Белых книг» содержат значительно больше исторического материала, чем обычный набор официальных штампов.
В данной статье рассматривается лишь один эпизод из истории борьбы за «правильную» идентичность советских евреев. При этом советская власть и сионистское движение представляются не только как антиподы, но и как своего рода близнецы в попытке утвердить «единственно верную» идентичность проживавших в СССР людей с еврейскими корнями. Отказываясь от дихотомии «власть—сопротивление», мы можем увидеть, что в конце 1970-х — начале 1980-х, в период, который принято считать наиболее глухими годами «застоя», в СССР наряду с репрессиями имели место новые попытки интеграции потенциально недовольных через создание новых ниш для легальной деятельности. Как будет показано ниже, советская национально-культурная политика по отношению к евреям как раз в период роста репрессий против инакомыслящих и очередной эскалации ближневосточного конфликта стала несколько гибче. Более пристальный взгляд на советский подход к определению того, что составляет «правильную» еврейскую национальную культуру, позволяет усомниться в тезисе исследователя Бен Циона Гольдберга о том, что в СССР быть евреем означало «быть советским гражданином без национальной идентичности»[3]. Процесс вырабатывания поздней версии «советской еврейскости» представляется нам более интересным, чем, собственно, сам результат.
В данной статье рассматривается деятельность так называемого Антисионистского комитета советской общественности в контексте советской политики табуизации и легализации различных аспектов еврейской идентичности. До сих пор эта организация упоминается в историографии советского еврейства лишь мельком, а ее главная публикация «Белая книга» — сборники, объединяющие переводные материалы, свидетельства эмигрантов и «экспертные комментарии», — не подвергалась детальному анализу. Конечно, тот факт, что данный Комитет был создан, как и большинство советских общественных организаций, по инициативе сверху, дает повод отнестись к его истории лишь как к маневру советских спецслужб. Участие представителей «советской общественности» в таких организациях трудно признать их собственной инициативой. Но, во-первых, работа Антисионистского комитета была частью изменения курса в советской политике по отношению к роли еврейской идентичности в СССР. А во-вторых, все больше отходя от бинарных противопоставлений типа «власть—общество», «добровольность—принуждение», «официальное—свободное», историография советского периода последнее время обращает пристальное внимание на то, как «советское» проявлялось в языке и мышлении. Если рассматривать выступление советских евреев против сионизма не просто как пропаганду, а как своеобразный случай, пользуясь терминологией Стивена Коткина, «говорения по-большевистски», то можно увидеть, каким образом в рамках осуждения сионизма могли проговариваться табуированные ранее темы[4].
В качестве источников использовались в основном официальные советские публикации. В настоящее время материалы о том, как составлялись сборники писем реэмигрантов и так называемые «Белые книги», недоступны. Из активных деятелей «советско-еврейского антисионизма» уже никого не осталось в живых. Формальная работа таких структур, как Антисионистский комитет, вообще была мало связана с тем значением, которое приписывали этой структуре современники[5]. При этом особенного внимания, на наш взгляд, заслуживает тот факт, что в подобных публикациях активно использовались тексты, циркуляция которых в СССР тщательно пресекалась.
Эволюция позднесоветского антисионизма
Для того чтобы правильно понять контекст появления Антисионистского комитета, необходимо проследить динамику развития отношения к Израилю и сионизму в советской пропаганде. Начиная с 1949 года, то есть с момента окончания первой арабо-израильской войны и одновременного ухудшения отношений СССР с Израилем, антисионистская тема играла в ней заметную роль[6]. Но ее формы, авторы и целевая аудитория на протяжении десятилетий заметно варьировались. Можно проследить следующую тенденцию: если в периоды относительного спада напряжения советско-израильских отношений предпочтение отдавалось «разоблачениям» сионизма устами советских евреев с позиций альтернативной сионизму советской идентичности, то на этапах обострений этих отношений место разоблачителей занимали, как правило, не еврейские авторы, работы которых апеллировали — вполне в духе «антикосмополитической» кампании последних сталинских лет — к бдительности советских граждан и к антиимпериалистической солидарности народов «третьего мира»[7].
Особенно заметной стала перемена акцентов в советской пропаганде после Шестидневной войны 1967 года, когда дипломатические отношения между СССР и Израилем были прерваны, а само государство Израиль стало упоминаться в советских СМИ практически только в связи с ближневосточным конфликтом — естественно, в резко отрицательном контексте. Теперь Израиль представлялся в более негативном образе, чем ведущие державы западного блока. Если о культурной и общественной жизни США, Великобритании, ФРГ, не говоря уж об относительно более дружественных СССР Франции и Италии, вполне могло сообщаться в нейтральных или положительных тонах, то Израиль фактически был причислен к таким государствам, как ЮАР, Тайвань, Южная Корея, Родезия[8], легитимность самого существования которых ставилась под вопрос. Соответственно, информация, доступная советским гражданам об Израиле, была крайне скудной.
К 1970-м в СССР сложилась когорта специалистов по антисионистской пропаганде, состоящая в основном из представителей наиболее «надежных», с точки зрения советской иерархии, восточнославянских народов, многих из которых в этой теме, по мнению большинства исследователей, привлекала возможность безнаказанно проговаривать в советском публичном пространстве антисемитские мифологемы[9]. Трофим Кичко (1905—?), Владимир Бегун (1929—1989), Валерий Емельянов (1929—1999), Юрий Иванов (1930—1978 или 1980), Евгений Евсеев (1930—1990), Лев Корнеев (р. 1930), Владимир Большаков (р. 1937), Валерий Скурлатов (р. 1938) специализировались на критике иудаизма и сионизма, при этом всячески подчеркивая идентичность религии и политического течения. Многие из них активно интересовались такими табуированными в СССР темами, как биологические расовые теории, неоязычество и конспирология. Интерес со временем все более перерастал в симпатию, что стало очевидным с началом перестройки, когда авторы уже не пытались маскироваться[10]. В их работах антисемитские клише представали в едва прикрытом виде, с оговорками, что речь идет не о «евреях вообще», а о «сионистах» или «иудаизме»[11]. Так, например, на сионизм не только возлагалась, намеками или открыто, фактическая ответственность за приход к власти нацизма, обе мировой войны и Шоа, а также жестокое отношение к арабскому населению, но и утверждалась связь сионистов с масонами, троцкистами, террористическими организациями всех направлений, особая бесчеловечность иудаизма к иноверцам, роль евреев в кругах финансового капитала, губительное влияние ассимилированных евреев на национальные культуры[12]. В результате читателям внушалась идея существования некого всемирного заговора. Таким образом, почти все мифологемы дореволюционного и контрреволюционного антисемитизма были фактически легализованы в советско-антисионистской оболочке[13]. Их тиражирование лишь в редких случаях вызывало нарекания с официальной стороны[14]. Подобные публикации подспудно формировали образ евреев как граждан СССР, чья лояльность не может не вызывать сомнений. В некоторых случаях проглядывала прямая преемственность «антикосмополитической» и «антисионистской» пропаганды[15].
Исследователи неоднократно отмечали, что такой подход к задаче антисионистской пропаганды порождал ряд проблем. Во-первых, он вызывал негодование левой западной общественности, в том числе просоветских компартий. Например, результатом публикации работы Кичко «Иудаизм без прикрас» в 1963 году стали критические выступления французских и итальянских коммунистов, в том числе и такой значительной фигуры мирового коммунистического движения, как Морис Торез[16]. В конечном счете книга была осуждена на официальном уровне[17]. По-видимому, советское руководство относилось к подобным инцидентам серьезно: снятый в 1972 году документальный фильм «Тайное и явное: цели и деяния сионизма» (другой вариант названия: «Империализм и сионизм») режиссера Бориса Карпова (1936—1997) и сценариста Дмитрия Жукова (1927—2015) так и не был выпущен на экран из-за обилия откровенно конспирологически-антисемитских штампов, в том числе и намеков на «мировое господство» сионистов[18]. СССР позиционировал себя как союзника национально-освободительных движений, и упреки в дискриминации собственных граждан по национальному признаку потенциально были способны нанести ущерб мировому престижу[19]. Другим фактором, способствующим торможению публикации латентно антисемитских материалов, служило настороженное отношение части советской верхушки, и в частности КГБ, к русскому национализму, который так же рассматривался как угроза[20].
Кроме всего вышеперечисленного, существовала еще одна проблема, на наш взгляд недостаточно разработанная в историографии: подобные публикации могли возыметь эффект среди части нееврейского населения СССР, а также в арабских и мусульманских странах, но никак не могли решить задачу обуздания стремления советских евреев эмигрировать в Израиль. При этом в 1970-е количество еврейских граждан, желающих покинуть СССР, стремительно росло, а попытки советских властей препятствовать им приводили к скандальным демонстративным акциям так называемых «отказников», кампаниям солидарности с «узниками Сиона» за рубежом и осложнениям отношений с западными странами[21].
При этом критикой иудаизма по атеистической линии, как правило, занимались авторы еврейского происхождения, обычно избегавшие в своих работах конспирологических конструкций и отождествления религии с сионизмом как политическим течением, например Михаил Шахнович (1911—1992) и Моисей Беленький (1910—1996) — бывший член Еврейского антифашистского комитета, друг Соломона Михоэлса, отбывший в последние сталинские годы шестилетнее заключение[22]. Но это направление утратило значение после прекращения хрущевской антирелигиозной кампании. Хотя работы этих авторов не всегда избегали некоторых клише вроде отождествления «талмудической этики» с ростовщичеством, в целом их можно рассматривать как некий заповедник, в котором советским евреям можно было писать на еврейские темы.
Как попытку противопоставить сионистским призывам к эмиграции «аутентичные» выступления лояльных советских евреев можно расценивать кампанию, развернутую в газетах в марте 1964-го[23]. Для работы с еврейской аудиторией в 1969 году в УССР был опубликован сборник писем эмигрантов, сожалеющих о своем решении покинуть Советский Союз[24]. Сбор подобных материалов начался еще в 1958-м[25] Комиссией ЦК по вопросам идеологии, культуры и международных партийных связей под председательством Михаила Суслова[26]. В целом подробности жизни в Израиле продолжали быть табуированной темой. Впоследствии, вплоть до конца 1970-х, то есть до событий, о которых речь пойдет ниже, замалчивание только нарастало. В период возобновления дипломатических отношений в СССР были изданы, хотя и ограниченным тиражом, несколько переводов израильских писателей, что было немыслимо в последующие годы[27]. Если при Хрущеве еще был возможен выход книг о путешествии советских граждан в Израиль, то после 1967 года это было уже трудно себе представить[28]. Лишь с большими усилиями режиссеру Виктору Мандельблату удалось закончить работу над документальным фильмом «Мы здесь родились». Идею фильма, снимать который начали еще до Шестидневной войны, подала «прогрессивная» израильская деятельница культуры Маргот Клаузнер (1905—1975). В нем показывалась не только счастливая жизнь советских евреев в Биробиджане и бывшей черте оседлости, но и богослужение в московской синагоге[29]. В итоге фильм, который стал последней на долгие годы попыткой советско-израильского культурного диалога, вышел на экраны лишь за рубежом[30]. При этом поездки советских делегаций в Израиль по приглашению «прогрессивных» организаций продолжались и после разрыва дипломатических отношений, но данный факт никак не освещался в советских СМИ[31]. В начале 1970-х между Израилем и СССР все еще имели место осторожные попытки наладить хоть какой-то диалог[32].
Одновременно только в период с 1970-го по 1971 год вышли 59 книг антисионистской направленности общим тиражом в два миллиона экземпляров[33]. В 1970-е к антисионистской пропаганде все чаще стали подключать авторов еврейского происхождения. Правда, в основном это были публикации «республиканского» значения, в основном в УССР[34]. Критика сионизма, озвучиваемая авторами еврейского происхождения, была менее уязвима для обвинений в антисемитизме. На этом фоне несколько выделялся писатель Цезарь Солодарь (1909—1992), специализировавшийся на теориях о сотрудничестве сионистов с нацизмом[35]. Пожалуй, мало кто из когорты еврейских антисионистских авторов так близко приблизился к позициям антисемитских конспирологов. При этом Солодарь подчеркивал аутентичность своего опыта противостояния с сионистами, с которыми он якобы сталкивался еще в подростковом возрасте. Правдоподобность его воспоминаний не может не вызывать сомнений: так, в одной из его книг члены левосионистских организаций «Цеирей Цион» и «Поалей Цион» ссылаются на авторитет своего заклятого врага Владимира Жаботинского[36].
К концу 1970-х внешнеполитическая ситуация изменилась. На смену политике разрядки пришло новое обострение в отношениях между блоками. Ближний Восток и, шире — весь исламский мир, играл ключевую роль в новом витке «холодный войны». Израильское вторжение в Ливан в марте 1978 года («операция Литани»), исламская революция в Иране весной 1979 года и ввод советских войск в Афганистан сделали регион главной площадкой противостояния США и СССР. В 1982 году вновь обострилась ситуация в Ливане, израильская армия начала операцию по вытеснению Организации освобождения Палестины из страны. СССР резко осудил эти действия. В Ливан был введен миротворческий контингент западных стран во главе с США, в то время как занятый афганской проблемой СССР оказался не в состоянии эффективно противостоять этому вмешательству. Между тем именно в Ливане исламизм впервые проявил себя как новая мощная сила, готовая к вооруженной конфронтации как с «первым», так и со «вторым миром»[37]. Другими словами, Ближний Восток стал еще более значимым и еще более опасным регионом. Соответственно, все связанные с ним миграционные процессы приобретали еще более важное значение.
Одновременно ужесточилась советская эмиграционная политика и изменилось направление потока еврейской эмиграции[38]. Если после Шестидневной войны в Израиль устремились высокомотивированные «идейные» сионисты, то теперь значительная часть получивших разрешение на выезд предпочитала уезжать в США[39]. С 1978 года количество желающих покинуть Советский Союз снова стало расти, а на 1979-й пришелся пик эмиграции. С 1980-го количество евреев, выезжающих из СССР, сократилось на 60%, а на следующий год — более, чем вдвое[40]. Теперь даже эмигрантские издания открыто писали, что возвращение на «историческую родину» отнюдь не является тайной мечтой всех советских евреев[41]. Желание покинуть Советский Союз вовсе не означало желания активно участвовать в ближневосточном конфликте.
Проект «Белая книга»
В идеологическом обеспечении советской политики в эти годы отметились новые тенденции, которые в свете вышесказанного могут показаться парадоксальными. Начальник пресс-бюро КГБ СССР Яков Киселев критиковал в 1981 году работы советских «экспертов по сионизму», в частности Льва Корнеева:
«В связи с усложнившейся мировой обстановкой и протестами “прогрессивной западной общественности” […] уже не годилась лобовая критика сионизма. “Представляется нецелесообразным […] в критике сионизма использовать ругательный тон, ибо предмет критики требует логически последовательного, трезвого, научно обоснованного и убедительного рассмотрения. Автор, возможно, не замечая, иногда отождествляет евреев и сионистов… сионистов и так называемых диссидентов… что может только дезориентировать читателя”»[42].
Теперь пропаганда для различных целевых аудиторий была разделена. 26 декабря 1978 года был создан «Советский комитет дружбы и солидарности с арабским народом Палестины», в руководство которого вошел известный эксперт по «антисионизму» Евгений Евсеев[43]. На следующий год Ассоциацией советских юристов[44] была выпущена «Белая книга»[45] — своеобразный сборник «разоблачающих» материалов, в котором отповедь советских евреев сионистам была перемешана со свидетельствами о тяжкой судьбе «репатриантов» в Израиле[46]. При этом как бы в дополнение и фактически в противовес арабско-антисионистской перспективе выставлялась именно перспектива еврейско-антисионистская. Важную роль в первой «Белой книге» играли такие проблемы, как дискриминация евреев из диаспоры израильскими «сабрами» или вопросы признания «смешанных браков» в Израиле. Нетипичным для советских публикаций подобного рода следует признать и то, что в книге никак не акцентировалась роль израильских коммунистов, что, впрочем, понятно, если учесть, что как раз в эти годы израильская компартия стремительно арабизировалась[47].
Следует отметить, что первая «Белая книга» задумана не только как отповедь сионистам. Скорее это была попытка дать ответ всем претензиям к СССР по линии защиты прав человека — таковые заметно участились после подписания советской стороной Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в 1975 году. Кроме собственно сионистов, в ней уделяется внимание украинским и литовским националистам, диссидентам-правозащитникам, «просто» шпионам и уголовникам, но все же явное превалирование еврейско-сионистской темы могло читаться как намек на особую опасность евреев и их могучих зарубежных организаций, их роль как тайных координаторов всех крамольных начинаний, подпитывающих других антисоветских националистов и таким образом подрывающих дружбу в советской «семье народов».
Первая «Белая книга» содержала немало писем вернувшихся в СССР эмигрантов, причем подчеркивалось, что после возвращения они работают по специальности, не столкнувшись с репрессиями[48]. Если в СССР до сих пор было принято замалчивать жизнь эмигрантов, особенно тех, кто обладал известностью в СССР, то «Белая книга» приводит например выдержки из материалов израильской печати о судьбе Эфраима Севелы (Ефима Драбкина, 1928—2010)[49]. В СССР Севела был вполне преуспевающим киносценаристом, но после участия 24 февраля 1971 года в захвате приемной Президиума Верховного Совета евреями-отказниками был исключен из Союза кинематографистов. Севела подал прошение на выезд в Израиль, откуда вскоре уехал в США. Юрий Андропов лично вынес резолюцию не препятствовать его выезду, «учитывая националистические убеждения Севелы, его низкие моральные и профессиональные качества»[50]. В «Белой книге» можно было прочитать выдержки из интервью сценариста, в котором он сетовал на невозможность реализовать свои сценарии в Израиле[51].
Другим важным аспектом «Белой книги» была попытка доказать, что советские евреи в случае утраты идиша как разговорного языка не русифицируются, а органично вливаются в культуры любых окружающих их народов СССР. До сих пор, как пишет исследователь Беньямин Пинкус, от евреев ожидалась ассимиляция в «общей советско-русской идентичности»[52]. Приводилось и высказывание директора Дворца народного искусства Саламонаса Свердиоласа: «Евреи, живущие в Литве, неразрывно срослись с ее народом и культурой. Литовский язык — наш родной, официальный язык Израиля нам совершенно чужд»[53]. От лица неашкеназских евреев (сам этот термин не употреблялся в СССР) в книге высказывался Михаил Давиташвили — депутат Верховного Совета Грузинской ССР:
«Грузинские евреи, к которым я принадлежу, глубоко впитали в себя обычаи, культуру грузинского народа. Они говорят по-грузински. Даже имена и фамилии у нас такие, что трудно отличить от грузин. Единственное, что связывает грузинского еврея с евреями, живущими в других краях и странах, — это религия. Для атеистов такой связи не существует вообще. А для верующих религиозная связь не является связью национальной»[54].
Создание АКСО и поиски новых путей в национальной политике
К концу 1970-х задачи антисионистской пропаганды стали все больше возлагаться на представителей советских евреев. Дальнейшее развитие эта линия получила после прихода к власти Юрия Андропова в 1982 году. Бывший глава КГБ, вероятно, как никто другой в советском руководстве, был знаком с ситуацией на Ближнем Востоке, так как через его ведомство проходили контакты с многочисленными и зачастую враждебными друг другу вооруженными палестинскими организациями[55]. К тому же новый Генеральный секретарь проявлял демонстративное внимание к теме национальных меньшинств в СССР, заявив в одной из своих первых речей на новом посту: «Полноправными советскими гражданами являются и миллионы немцев, поляков, корейцев, курдов, представителей других национальностей, для которых Советский Союз давно стал родиной»[56]. Неожиданное упоминание коллективно репрессированных при Сталине немцев и корейцев, у которых имелась и «капиталистическая» родина, а также борющихся за собственную государственность курдов наводило на мысль, что табу с некоторых тем могут быть сняты[57]. Что евреи в этом списке не указаны, может трактоваться как очередное подтверждение доктрины, согласно которой у советских евреев нет и не может быть альтернативой родины. Но также в словах генсека мог быть увиден намек на то, что в СССР этносы, и ранее рассматриваемые как «нелояльные», поскольку имели исторические связи с заграницей, теперь состоят из «полноправных граждан».
К тому же как раз в это время органы госбезопасности, кроме репрессий, стали применять метод создания контролируемых легальных площадок для «проблемных» групп граждан: так появились «Ленинградский рок-клуб» и литературный «Клуб-81». По некоторым данным, Андропов выступал как последовательный сторонник активного вовлечения советских евреев в дело антисионистской пропаганды[58]. Курс на «адресную» пропаганду получил развитие в создании весной 1983 года Антисионистского комитета советской общественности (АКСО) — организации, в руководство которой вошли известные деятели науки и культуры еврейского происхождения. Руководителем новой структуры стал генерал-полковник Давид Драгунский (1910—1992)[59]. Кроме него, в Правление входил ряд деятелей науки и культуры, чье еврейское происхождение ранее не особо афишировалось. Решение о создании АКСО, который должен был выступать как порождение низовой инициативы, принималось Секретариатом ЦК КПСС по предложению Отдела пропаганды ЦК и КГБ[60]. К осени были созданы и структуры на республиканском уровне[61].
1 апреля 1983 года в «Правде» было опубликовано заявление инициативной группы во главе с Драгунским, в котором советские граждане, «представители различных национальностей», призывались к участию в работе новой структуры[62]. АКСО был первой официальной еврейской общественной организацией в СССР после ликвидации Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) в ноябре 1948 года, и было символично, что Драгунский — дважды Герой Советского Союза — в свое время состоял в ЕАК[63]. Осенью 1948 года, когда СССР еще поддерживал Израиль, он даже предлагал отправить на Ближней Восток советскую дивизию[64].
Эта никак не афишируемая, но, конечно, известная всем посвященным преемственность могла сыграть существенную роль. Ведь независимо от официальных задач АКСО это была базировавшаяся в Москве организация, которая самим фактом своего существования заявляла о наличии некой советской еврейской идентичности или во всяком случае о возникновении политических предпосылок для ее признания. Похоже, эта идентичность отличалась и от чисто религиозной, за которую отвечали немногочисленные синагоги[65], и от практически вымирающей идишистской, репрезентация которой была задачей двух последних периодических изданий на идиш — газеты «Биробиджанер штерн» и журнала «Советиш геймланд»[66]. Ей противостояла новая антисоветская идентичность, главным доводом которой были незалеченные раны послевоенного советского антисемитизма[67].
При этом факт учреждения АКСО перекликался с созданием в 1977 году Камерного еврейского музыкального театра (КЕМТ), который официально числился биробиджанским, но фактически работал в Москве и не мог не вызывать ассоциаций с закрытым в 1949 году Московским государственным еврейским театром (ГОСЕТ), руководителем которого был Соломон Михоэлс, выполнявший также функцию председателя ЕАК[68]. В 1978 году после долгого перерыва в Москве прошло выступление полупрофессионального Московского еврейского драматического ансамбля (МЕДА), созданного еще во время «оттепели»[69]. Кроме того, в 1983-м начал выходить ежегодный альманах еврейской литературы на русском языке «Год за годом»[70]. На сценах советских театров появились пьесы про обманутых сионистами советских евреев[71].
Все это создавало впечатление начала конца табуизации еврейской тематики. Впрочем, как свидетельствуют источники, разговоры об этом велись в советском руководстве еще при Брежневе[72]. Керстин Армборст-Вейхс обращает внимание на тот факт, что на XXV съезде КПСС в 1976 году количество выбранных в ЦК евреев было самым высоким за предыдущие 20 лет, и связывает это с необходимостью улучшения имиджа СССР за рубежом[73].
Однако подобные сдвиги на уровне пропаганды вовсе не означали прекращения негласной дискриминации евреев при приеме в вузы и трудоустройстве[74]. Иногда частичная детабуизация принимала весьма специфические формы, что особенно хорошо видно по изданной АКСО совместно с Ассоциацией советских юристов второй «Белой книги»[75].
«Белая книга» 1985 года — антисоветские тексты в контексте советской пропаганды
В отличие от первой, вторая книга была всецело посвящена разоблачению сионизма, что может быть расценено как признание особого значения проблемы еврейской эмиграции. Кроме уже ставших для советских СМИ дежурными пассажей о схожести методов немецких нацистов и «израильской военщины», в книге всячески избегаются многие идеологемы, без которых не обходились сочинения «экспертов» по антисионизму. Стоит учитывать, что советские СМИ сравнивали с нацистами и американцев во время Вьетнамской войны, и китайских маоистов, и «красных кхмеров», и участников венгерского восстания 1956 года. То есть этот пропагандистский штамп не был чем-то, направленным исключительно против евреев и Израиля, хотя, безусловно, был особенно оскорбительным по отношению к жертвам Шоа и их потомкам.
В новой «Белой книге», однако, полностью отсутствует «масонская» линия, получившая к тому времени в советской политической пропаганде значительное место, и вообще сведены к минимуму конспирологические конструкции, нашедшие отражение в первой «Белой книге»[76]. Если в публикациях таких авторов, как Евсеев и Бегун, иудаизм и сионизм полностью отождествляются, то в «Белой книге» религиозные чувства не комментируются и ламентации репатрианта Гавриеля Ильяева о нравах синагоги бухарских евреев в Иерусалиме принимается как еще одно доказательство лживости сионистских обещаний[77]. В то же время «отказники» порицаются за то, что «собираются обычно возле синагоги, но ведут себя без всякого почтения к этому месту, священному в глазах верующих»[78].
Также в книге по сравнению как с предыдущим изданием, так и с другими антисионистскими публикациями почти нет обличения экономических происков сионистов — «романтический антикапитализм», играющий столь большую роль в антисемитской мифологии, в данном контексте не был задействован пропагандой[79].
Значительно меньше места по сравнению с первой книгой уделяется и описаниям счастливой жизни евреев в СССР. Зато огромное значение придается разоблачению советских диссидентов, борцов за право на эмиграцию и их заграничных групп поддержки. При этом не только излагается официальная версия причин судебного преследования таких известных фигур диссидентского движения, как Иосиф Бегун (р. 1932) или участники «самолетного дела»[80]. Составители книги оперируют, казалось бы, «запретной» для советского человека информацией. Они используют тексты, опубликованные бывшими советскими гражданами за рубежом, то есть фактически «тамиздат», который в любой момент мог попасть в Советский Союз нелегальным путем. Для читателей было очевидно, что доступ к подобным материалам в СССР немыслим без содействия «компетентных органов». «Белая книга» была одновременно и источником редкой информации, и официальным комментарием к этой информации.
Конечно, выдержки из «тамиздатовских» текстов приводятся в очень небольших дозах. В продолжение сюжетной линии первой книги повествуется о судьбе Эфраима Севелы, но теперь больше места предоставлено его прямой речи. В новой «Белой книге» приводился отрывок из его написанного уже в эмиграции романа «Остановите самолет — я слезу»[81]. Сама книга не имела никаких шансов быть изданной в СССР хотя бы из-за обилия антисоветских высказываний и эротических сцен. Но недовольство Севелы порядками своей «исторической родины» казалось составителям ценным документом, который призван был свидетельствовать о невзгодах жизни в Израиле. Вопреки советским канонам автора-эмигранта не называют «отщепенцем» и «предателем»: «Реалистические зарисовки жизни в Израиле сделал Э. Севела, бежавший оттуда в США»[82]. В приведенном в «Белой книге» отрывке речь идет об израильской бюрократии и работе Министерства абсорбции по «исправлению» евреев диаспоры. Безусловно ценным с точки зрения составителей являлось и признание Севелы в том, что «израильское» и «еврейское» не тождественные понятия:
«В Израиле есть целое министерство абсорбции. Оно только тем и занимается, что превращает евреев в израильтян. Вольных, необъезженных евреев вылавливают из диаспоры, как диких мустангов из прерий, и пропускают через машину абсорбции, чтобы довести их до местной кондиции»[83].
Не верившие советским СМИ потенциальные эмигранты должны были внимать словам тех, кто как еврей, интеллигент и антисоветчик считался «своим».
Владимир Лазарис (р. 1947) был в СССР важной фигурой сионистского движения и принимал участие в издании самиздатовского журнала «Евреи в СССР», а в Израиле, куда он уехал в 1977 году, стал работать на радиостанции «Голос Израиля»[84]. В «Белую книгу» включены собранные им воспоминания вновь прибывших из СССР евреев об их участии в боевых действиях в Ливане[85]. Любой негативный опыт, полученный на «исторической родине», должен был демонстрировать бесперспективность отъезда.
У сценариста Эдуарда Тополя (р. 1938), уехавшего в США в 1978 году, составители заимствовали подробное описание мытарств эмигрантов в первые дни на «перевалочных пунктах» в Австрии[86]. Даже изданные в Израиле воспоминания участника попытки угона самолета из СССР Гилеля Бутмана (р. 1932) используются в книге для обличения действий сионистов[87]. При этом приводятся даже такие святотатские для советской печати пассажи: «Мы боролись с существующим в СССР режимом [недопустимый в официальной печати эпитет советской власти. — Е.К.] на узком фронте»[88]. Бутман не скрывал своих радикальных намерений, и его мемуары должны были, по-видимому, создать представление о террористической угрозе, исходящей от еврейского движения в СССР. Читатели «Белой книги» могли узнать не только о запущенной из-за рубежа «Международным советом Бнай Брит» в нелегальный оборот брошюре «Как эмигрировать из СССР в Израиль», но и о подлинном имени ее автора — Феликса Кочубиевского (р. 1930), — которое в оригинале не указывалось[89].
Дополняла картину выдержка из статьи израильского социолога Вольфганга Зеева Рубинзона (1932—2014) из антикоммунистического журнала «Время и мы», издаваемого в США представителями «третьей волны» эмиграции. В статье речь идет об экономической неспособности Израиля принимать новых эмигрантов, особенно с высшим гуманитарным образованием[90].
При этом все вышеуказанные авторы вовсе не собирались менять своих взглядов или возвращаться в СССР. Севела, например, в своей книге не только подробно описывал плохое отношение в СССР к евреям, но и напрямую предостерегал от иллюзий «возвращенчества». Но одно упоминание имен авторов, цитирование их текстов, изображение обложек книг должно было сыграть свою роль. Они были призваны одновременно демонстрировать, что у советской власти нет больших секретов, и в то же время быть аутентичным свидетельством того, что евреям в СССР живется лучше, чем в любой другой стране. Один и тот же текст использовался и советской, и антисоветской пропагандой. Высказывания участников попытки угона самолета могли рассматриваться как пример открытой борьбы с режимом или как признание готовности к экстремистским действиям. Рассказы о присылаемой из-за границы помощи «отказникам» могли доказывать солидарность всех евреев мира или материальный интерес «борцов за эмиграцию». Откровения о трудностях адаптации в новых условиях могли означать обвинение «ненормальной» советской повседневности, а могли доказывать невозможность для людей с советским воспитанием свыкнуться с жестокими реалиями капитализма. На подобный семантический сдвиг обратили внимание и некоторые диссиденты — правда, лишь задним числом[91].
Любой советский читатель мог без труда догадаться, что подборки тамиздатовских текстов и писем разочарованных эмигрантов (реальных или выдуманных) вряд ли составляет сам АКСО, поскольку публикация подобных материалов возможна лишь при участии органов государственной безопасности. Вероятно, публикация «крамольных» текстов в таком контексте преследовала побочную цель навлечь на авторов из числа антисоветски настроенных эмигрантов гнев западной общественности. Но при всем этом АКСО озвучивал (причем для широкой русскоязычной аудитории) определенный канон правильной советской «еврейскости», который попросту больше нигде не проговаривался.
АКСО возник как раз в то время, когда поколение последних носителей идиша в СССР, количество которых резко сократилось в результате нацистского геноцида, начало исчезать по возрастным причинам. Многие еще владевшие устным языком, не знали письменности. Из страны уехали наиболее активные сторонники сионизма, и вопрос о том, что теперь означает советская еврейская идентичность, повис в воздухе. Допустимыми с официальной точки зрения были, судя по всему, только религиозная, но строго отделенная от сионизма идентичность (в «Белой книге» приводится письмо прихожан Московской хоральной синагоги, «советских верующих», требующих оградить их от акций зарубежных сионистов[92]), а также парадоксальным образом русифицированный вариант «идишкайт» (в отличие от ГОСЕТ, спектакли КЕМТ в основном шли на русском языке; именно на русском послевоенные поколения советских евреев читали и Шолом-Алейхема[93]). Достаточно сказать, что один из самых успешных поэтов, творивших на идиш в послесталинском СССР, Овсей Дриз (1908—1971), писал стихи для детей, широко известные в переводах, но вряд ли находящие аудиторию в оригинале[94]. По сути, это была детская литература для неродившихся детей. Но при этом попытки подпитать идишизм как альтернативу «сионистскому» ивриту в 1982 году после долгого перерыва возобновились[95].
Идишистско-местечковый мир перестал представлять собой угрозу советскому проекту. Он канул в прошлое, и теперь ностальгия по нему, по-видимому, воспринималась властями более безобидным вариантом еврейского национального самосознания, чем эсхатологическо-мессианский проект сионистов[96]. Формулировка «перевод с евр.» (это прилагательное редко писали полностью) в советской печатной продукции тех лет всегда означает перевод с идиш, как бы подчеркивая статус бывшего «жаргона» как единственно легитимного национального языка евреев. Поэты Хаим Бейдер (1920—2003) и Семен Сандлер (1914—2001) смогли издать «еврейский», то есть идишистский, букварь[97]. На тот момент идиш уже давно исчез из школьной программы (в Биробиджане на некоторое время было введено его преподавание на факультативной основе), так что, видимо, подразумевалось изучение его в домашних условиях. Параллели с организовываемыми сионистами подпольными курсами иврита напрашивались сами собой. В 1981 году при журнале «Советиш геймланд» была создана Еврейская историко-этнографическая комиссия[98]. Надежда на продолжение жизни диаспорного языка еще тлела. Однако языки и наречия бухарских, горских, грузинских евреев, а также крымчаков и караимов не получали поддержки на институционном уровне (школы, печать и так далее) и были практически на грани вымирания[99].
Официальное же отношение к ивриту продолжало быть подчеркнуто негативным[100]. В одной из брошюр по «контрпропагандистской работе» говорилось:
«Обращение […] к ивриту имеет сегодня не культурное, а сугубо политическое значение. Иврит в первую очередь язык Торы и Талмуда — священных иудейских писаний, которые являются источником религиозного фанатизма, шовинизма, стремления навязать евреям мысль об их исключительности, избранности, а следовательно, расовую нетерпимость к другим, якобы “неполноценным” народам»[101].
Всячески отрицая конфессиональную составляющую и культурную общность, официальная советская позиция по вопросу, что можно считать еврейской идентичностью, оставляла лишь происхождение, занимая таким образом радикально эссенциалистскую позицию[102]. В итоге в СССР евреи и антисемиты были единого мнения о том, что еврейство определяется «кровным родством». В свете вышесказанного эксперименты в области национальной политики давали возможность наполнить «биологическую» идентичность каким-то позитивным смыслом.
АКСО как неудачная попытка интеграции?
Сложно сказать, какую роль занял бы в советском обществе АКСО, не начнись перестройка. Публицист Евгений Жирнов указывает на специфический характер жанра выступлений советских евреев против израильской политики в послесталинский период. Согласно его тезису, антисионистская риторика должна была воспрепятствовать новым попыткам отождествлять все еврейское население СССР с Израилем и сионизмом:
«Авторы писем, настаивая на публикации, стремились донести до израильского руководства просьбу бить арабов так, чтобы за это не стали бить евреев вдали от Израиля. […] Нужно признать, что эта кампания оказалась вполне успешной. Во всяком случае никакой антисемитской волны в СССР не поднялось даже после официального разрыва дипотношений с Израилем. Видимо, советское руководство сочло, что почти искреннего гнева и возмущения советских евреев, подкрепленного антисионистскими митингами по всей стране, в качестве пропагандистского ответа Западу вполне достаточно»[103].
Приводимые Жирновым примеры могут рассматриваться как «разговор по-большевистски» с достижением желаемого результата. Но решить проблему антисемитизма в СССР подобные демарши, конечно, не могли.
Мало изучен вопрос, какой эффект имели произведения типа «Белых книг» или фильма «В семье равных народов», где показаны празднества юбилея ЕАО с «местечковыми» народными танцами. Как один из незапланированных эффектов может рассматриваться новая волна слухов среди советских евреев о грозящей им депортации на Дальний Восток[104]. Автору приходилось слышать рассказы эмигрантов, что в Москве и Ленинграде «Белая книга» быстро стала дефицитом — ее раскупили советские евреи как источник хоть какой-то информации о жизни за рубежом, легализированный сборник выдержек из «крамольных» текстов или как «сувенир» из СССР, призванный доказать на новой родине степень идеологического накала в стране, которую они покинули.
Хотя впоследствии Драгунский был поспешно записан в «антигерои» еврейской истории[105], он, судя по всему, действительно являлся носителем специфического советского национального еврейского сознания, краеугольным камнем которого для него было участие в Великой Отечественной войне и возмездие немецким нацистам. Это было важным отличием от первого поколения большевистских вождей еврейского происхождения, попросту переставших идентифицировать себя с евреями, подобно Троцкому, который утверждал, что его национальность «социал-демократ». Само признание факта, что у евреев к нацистам существовал особый счет, было проблематичным для официальной советской точки зрения, согласно которой Шоа не выделялся в нечто отдельное — речь всегда шла о «массовых убийствах советских граждан»[106]. Но не стоит забывать, что и на Западе, и даже в самом Израиле память о Шоа стала центральным пунктом исторической политики лишь в 1970-е[107]. Однако для того, чтобы эффективно использовать фигуру Драгунского как образец советского еврейского национального самосознания, приходилось проговаривать этот сложный аспект. В снятом в СССР к юбилею ЕАО документальном фильме Драгунский — кстати, никак официально не аффилированный с «еврейской автономией» — показан как образцовый советский военачальник. Но фильм также показывает место захоронения семьи Драгунского, которая была уничтожена немцами. И хотя голос за кадром апеллирует к трактовке об убийстве «советских людей разной национальности», сам Драгунский фигурирует именно как мститель за геноцид евреев. Нарратив о «сыне простой еврейской женщины», якобы включенном самим Геббельсом в список «личных врагов рейха», явно должен был взывать к национальной гордости советских евреев[108]. Мотивы характерного презрения к местечковому быту, часто встречающиеся у многих советских авторов от Эдуарда Багрицкого до уже упомянутого Цезаря Солодоря, сменяются почти ностальгическими нотами. В более поздних интервью генерал, который оставался верен своим антисионистским взглядам и после распада СССР[109], вспоминал, как его бойцы, которых немцы забрасывали антисемитскими листовками, шли в атаку с криком «Отомстим за семью Драгунского»[110]. Похоже, Драгунский как общественная фигура должен был являть собой разрешение парадокса национальной политики, которая требовала особой национальной гордости от каждого народа, но одновременно испытывала постоянные сложности с признанием евреев в качестве «народа, как все остальные». Драгунский позиционировался — и, видимо, сам сжился с таким публичным образом — как «советский национальный герой» для евреев, сменив в этой роли впавшего в немилость Лазаря Кагановича и Соломона Михоэлса. Стоит обратить особое внимание на значение появления в официальной пропаганде еврея-воина, образ которого и призван был воплощать генерал Драгунский. До этого образ «хорошего еврея» мог ассоциироваться с чем угодно, но только не с мужественностью и воинской доблестью[111]. В советском кино «хорошие евреи» и на войне — в первую очередь интеллигенты. Не в этом ли была причина огромной привлекательности для советских евреев израильской армии, которая являла образец «правильной маскулинности»?
О том, что просоветская еврейская идентичность получила некоторое распространение, косвенно говорит заметка деятеля еврейского движения перестроечного периода Евгения Сатановского (р. 1959), описавшего удививший его феномен:
«Это, как правило, бывшие военные, еще сталинского времени. Люди крайне жесткие, негибкие. Если такой человек — сионист, то он сионист до конца, при этом его сионизм удивительным образом сосуществует с партийными убеждениями, цитатами из Маркса и Энгельса»[112].
Впрочем, как показывает Майке Леман на примере Армении, национальная оппозиция в СССР нередко носила значительный отпечаток официальной идеологии[113]. Советская «этническая инженерия» сама вопреки своим целям подсказывала националистам обоснования их требований[114].
Поэтому, хотя полная реконфигурация национального дискурса не произошла, на вопрос об удаче или неудаче проекта «советской еврейской идентичности» не стоит отвечать поспешно. Драгунский, который искренне гордился своим знакомством с Михоэлсом, воспринимался критически настроенной еврейской общественностью как антипод известного артиста, у которого был имидж заступника за евреев перед властями. Но, возможно, просуществуй АКСО в советских условиях дольше, на него легли бы схожие функции неофициального национального представительства интересов как на единственную еврейскую организацию в СССР.
[1] Zaslavsky V., Brym R.J. Soviet-Jewish Emigration and Soviet Nationality Policy. London, 1983; Friedgut T.H. Soviet Anti-Zionism and Antisemitism — Another Cycle // Soviet Jewish Affairs. 1984. Vol. 14. № 1. P. 3—22; Pinkus B. The Jews of the Soviet Union: The History of a National Minority. Cambridge, 1988; Ro’i Y. The Struggle for Soviet Jewish Emigration, 1948—1959. Cambridge, 1991; Salitan L.P. Politics and Nationality in Contemporary Soviet Jewish Emigration, 1968—1989. Basingstoke, 1992; Korot B. (Ed.). Prisoners of Zion — Anonymous Soldiers behind Enemy Lines. Tel Aviv, 1995; Armborst-Weihs K. Ablösung von der Sowjetunion. Die Emigrationsbewegung der Juden und Deutschen vor 1987 [Arbeiten zur Geschichte Osteuropas. Bd. 10]. Münster, 2001; Свечинский В.Л. Из истории сионизма в СССР: Как заговорили «евреи молчания» // Новый век. 2003. № 3. С. 120—126; Беленькая Л., Зингер Б. Наперекор. Еврейское национальное движение в СССР и его идеология (1945—1976 гг.). Минск, 2004; Altshuler S. From Exodus to Freedom: A History of the Soviet Jewry Movement. Lanham, 2005; Spiegel P. Triumph over Tyranny. The Heroic Campaigns that Saved 2 000 000 Soviet Jews. New York, 2008; Хофман С. Советская еврейская интеллигенция: ее роль и поиски идентичности // История еврейского народа в России. От революций 1917 года до распада Советского Союза / Под ред. М. Бейзера. М., 2017. Т. 3. С. 291—320.
[2] Впервые введен Эли Визелем, см.: Wiesel E. The Jews of Silence: A Personal Report on Soviet Jewry. New York, 1966.
[3] Goldberg B.Z. The Jewish Problem in the Soviet Union: Analysis and Solution. New York, 1961. P. 288.
[4] В отличие от 1930-х, о которых пишет Коткин, в позднесоветский период уже не стояла проблема формирования «советской субъектности», см.: Kotkin S. Magnetic Mountain. Stalinism as a Civilization. Berkeley, 1995. P. 198—237.
[5] Носенко Т.В., Семенченко Н.А. Напрасная вражда. Очерки советско-израильских отношений 1948—1991 гг. М., 2015. С. 180.
[6] Laqueur W. Black Hundred: The Rise of the Extreme Right in Russia. New York, 1993. P. 37, 107; Rubenstein J., Naumov V.P. (Еds.). Stalin’s Secret Pogrom. The Postwar Inquisition of the Jewish Anti-Fascist Committee. New Haven; London, 2001; Агапов М.Г. «Принять эффективное участие в судьбе Палестины»: политика СССР в палестинском вопросе в 1944—1947 годах // Вестник Московского государственного гуманитарного университета имени М.А. Шолохова. История и политология. 2012. № 1. С. 34—44; Мустаев Р.Р. Взаимоотношения СССР и Израиля в начале 1950-х годов: о противоречиях сионистской и коммунистической идеологий // Вектор науки Тольяттинского государственного университета. 2015. № 1. С. 179—183.
[7] Behbehani H.S.H. The Soviet Union and Arab Nationalism, 1917—1966.London, 1986; Freedman R.O. Soviet Jewry as a Factor in Soviet-Israeli Relations // Idem (Ed.). Soviet Jewry in the 1980s: The Politics of Anti—Semitism and Emigration and the Dynamics of Resettlement. Durham; London, 1989. P. 61—96; Костырченко Г.В. Тайная политика Хрущева. Власть, интеллигенция, еврейский вопрос. М., 2012; Он же. Прорыв Хрущева на Ближний Восток (http://file-rf.ru/analitics/323).
[8] Гасратян С.М. Израиль и ЮАР: цели и формы сотрудничества. М., 1987; Чжицун В. От жесткого противостояния к первым шагам сотрудничества (Москва — Тайбэй, вторая половина XX в.) // Россия и АТР. 2007. № 4. С. 64—73; Урнов А.Ю. Советский Союз и борьба против колониализма и расизма на юге Африки // Азия и Африка сегодня. 2009. № 3(620). С. 55—61; Шубин В.Г. 30 лет плодотворного сотрудничества и 25 лет официальных отношений // Ученые записки Института Африки РАН. 2017. № 1(38). С. 6—18; Забровская Л.В. «Открытие Южной Кореи» как неизбежность // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 2017. № 1. С. 131—141.
[9] Shlapentokh V. Soviet Intellectuals and Political Power: The Poststalinera. Princeton, 1990. P. 218: Laqueur W. Op. cit. P. 106—111; Korey W. Russian Antisemitism, Pamyat, and the Demonology of Zionism. Jerusalem, 1995.
[10] Рогов С., Носенко В. Что сказал «А» и что сказал «Б» // Советская культура. 1989. 9 февраля. С. 6; Reznik S. The Nazification of Russia: Antisemitism in the Post-Soviet Era. Washington, 1996. P. 61—82; Митрохин Н.А. Русская партия. Движение русских националистов в СССР, 1953—1985 годы. М., 2003. С. 404—427.
[11] Kloke M. Linker Antisemitismus // Benz W. (Hrsg.). Handbuch des Antisemitismus. Bd. 3. Begriffe, Ideologien, Theorien. Berlin, 2010. S. 192—195.
[12] См.: Кичко Т. Іудаïзм без прикрас. Киев, 1963; Иванов Ю. Осторожно, сионизм! Очерки по идеологии, организации и практике сионизма. М., 1969; Евсеев Е. Фашизм под голубой звездой. М., 1971; Большаков В. Антисионизм на службе антикоммунизма. М., 1972; Бегун В. Вторжение без оружия. М., 1978. Обзор подобных публикаций см.: Большаков В. Критика сионизма в советской историографии // Вопросы истории. 1973. № 9. С. 78—88. Примечательно, что например тезис об особой роли сионистов в мировой истории не являлся настолько официально принятым, чтобы играть заметную роль в публикациях о немецком фашизме или других «общеисторических» темах. Увязывать практически все отрицательные явления мировой истории с происками «еврейской буржуазии» оставалось прерогативой «экспертов»-антисионистов.
[13] Vogt J. Old Images in Soviet Anti-Zionist Cartoons // Soviet Jewish Affairs. 1975. № 5. P. 20—38; Hazan B. Soviet Propaganda: A Case Study of the Middle East Conflict. Jerusalem, 1976; Cooper A. Portraits of Infamy: A Study of Soviet Antisemitic Caricatures and Their Roots in Nazi Ideology. Los Angeles, 1986.
[14] Митрохин Н.А. Евреи, грузины, кулаки и золото Страны Советов: книга В.Д. Иванова «Желтый металл» — неизвестный источник информации о позднесталинском обществе // Новое литературное обозрение. 2006. № 4(80). С. 195—220.
[15] Модржинская Е.Д. Космополитизм — империалистическая идеология порабощения наций. М., 1958; Модржинская Е.Д., Лапский В.Ф. Яд сионизма. М., 1983.
[16] См.: Levin N. The Jews in the Soviet Union since 1917. Paradox of Survival. New York, 1988. Vol. 2. P. 599—622; Laqueur W. Op. cit. P. 107—108; Костырченко Г.В. Тайная политика Хрущева... С. 226.
[17] Чарный С.А. Советская контрпропаганда по «еврейскому вопросу» во время антирелигиозной кампании 1958—1964 гг. // Новый исторический вестник. 2007. № 15 C. 108—116.
[18] Фомин В. Кино и власть: советское кино, 1965—1985 годы: документы, свидетельства, размышления. М., 1996. С. 120—121; Трояновский В., Фомин В. Кинематограф оттепели: документы и свидетельства. М., 2002. Т. 1. С. 356; Митрохин Н. Русская партия… С. 408—409.
[19] Костюк Р.В. Конфликты в Третьем мире в 1970-е годы и взгляд ведущих левых партий Франции на их урегулирование // Клио. 2014. № 4(88). С. 25—30; De Martino C. Israel and the Italian Communist Party (1948—2015): From Fondness to Enmity // Communist and Post-Communist Studies. 2015. Vol. 48. № 4. P. 281—290.
[20] Яковлев А.Н. Против антиисторизма // Литературная газета. 1972. 15 ноября. C. 5; Митрохин Н. Русская партия… С. 552—553.
[21] См.: Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим, 1995. Т. 1. С. 84—86; Т. 2. С. 37—38; Lazin F.A. The Struggle for Soviet Jewry in American Politics: Israel versus the American Jewish Establishment. Lanham, 2005; Деннингхаус В., Савин А. «Как бы Указ о евреях не отменять, а де фактом не применять». Л.И. Брежнев, разрядка и еврейская эмиграция из СССР // Россия. XXI век. 2013. № 1. С. 130—159; Костырченко Г.В. Брежнев и еврейский вопрос: эмиграция и страсти вокруг поправки Джексона-Вэника // Россия XXI. 2017. № 5. С. 118—147.
[22] Беленький М.С. Иудаизм. М., 1966; Он же. Что такое Талмуд? Очерк истории и мировоззрения Талмуда и современный иудаизм. М., 1970; Он же. Критика основных догматов Талмуда. М., 1975; см. также: Альтшулер М.С. Спор в иудейский новый год. М., 1961; Он же. Что есть иудаизм? М., 1968; Шахнович М.И. Закат иудейской религии. Ленинград, 1965.
[23] Бейзер М. Помогая в нужде и в борьбе. Посылочная программа «Джойнта» и «Натива» для советских евреев, 1950-е — 1970-е годы // Еврейская эмиграция в свете новых документов / Под ред. Б. Морозова. Тель-Авив, 1998. С. 220—240; см. также: Soviet Jews Reject Zionist«Рrotection». Moscow, 1971.
[24] «Земля обетованная» без прикрас. Свидетельства очевидцев о жизни в Израиле. Киев, 1969; Bland-Spitz D. Die Juden und jüdische Opposition in der Sowjet-Union. 1967—1977. Diessenhofen, 1980. S. 415—417.
[25] Отметим, что в этом году ситуация на Ближнем Востоке изменилась из-за свержения прозападной династии в Ираке и обострения межконфессионального конфликта в Ливане. См.: Kerr M.H. The Arab Cold War: Gamal ‘Abd al-Nasir and His Rivals, 1958—1970. London; New York, 1971.
[26] Костырченко Г.В. Тайная политика Хрущева… С. 286.
[27] Носенко Т.В., Семенченко Н.А. Указ. соч. С. 230.
[28] См.: Плоткин Г. Поездка в Израиль. Путевые заметки. М., 1959; Костырченко Г.В. Тайная политика Хрущева… С. 295.
[29] В отличие от православия и ислама, иудейская религиозная жизнь в СССР значительно реже афишировалась официальной стороной.
[30] Шейнис Б.С. Не дай умереть ребенку. Воспоминания киносценариста. М., 2010. В своих мемуарах Шейнис представляет свой проект как попытку прорвать замалчивание проблемы еврейской идентичности в СССР.
[31] Носенко Т.В., Семенченко Н.А. Указ. соч. С. 161—162.
[32] Семченко Н.А. Контакты между СССР и Израилем в конце 1960-х — начале 1970-х гг. // Восточный архив. 2015. № 2(32). С. 67—74.
[33] Носенко Т.В., Семенченко Н.А. Указ. соч. С. 171.
[34] Бренман Р.А. Іудаїзм на службі сіонізму. Київ, 1973; Он же. Іудаїзм і сіонізм в сучасній ідеологічній боротьбі. Київ, 1981; Гольденберг М.А. Социально-политическая доктрина сионизма. Кишинев, 1973; Он же. Мифы сионизма. Кишинев, 1972; Сойфер Д.И. Сионизм — орудие антикоммунизма. Днепропетровск, 1976; Эдельман А.И. Иудаизм: Прошлое без будущего. Ужгород, 1977; Рувинский Л.А. Сионизм: реакционные цели и преступные средства. Одесса, 1980; Баканурский Г.Л. Ложные доктрины, реакционная политика. Критика союза иудейской религии и сионизма. Одесса, 1982; Авшалумова Л.X. Реакционная сущность сионистской идеологии. Махачкала, 1982.
[35] Солодарь Ц.С. Дикая полынь. М., 1977; Он же. Темная завеса. М., 1982.
[36] Он же. Дикая полынь. С. 10.
[37] Носенко Т.В., Семенченко Н.А. Указ. соч. С. 128—132.
[38] Еврейская эмиграция в свете новых документов. С. 229—230.
[39] Слезкин Ю.Л. Эра Меркурия: евреи в современном мире. М., 2005. С. 460.
[40] Гительман Ц. Беспокойный век: евреи России и Советского Союза с 1881 г. до наших дней. М., 2008. С. 258.
[41] Перельман В.Б. Оглянись в сомнении // Время и мы. 1982. № 66. С. 151—159.
[42] Блюм А.В. Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы «оттепели», застоя и перестройки. 1953—1991. СПб., 2005. C. 129.
[43] Кузнецова И. Деятельность обществ дружбы социалистических стран. М., 1986. С. 79.
[44] Ассоциация советских юристов была создана в 1964 году на базе секции права, существовавшей с 1926 года в рамках Всесоюзного общества культурной связи с заграницей, а позднее Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами.
[45] Неизвестно, насколько осознанно название отсылало к составлявшимся британскими властями в подмандатной Палестине «Белым книгам», призванным контролировать и ограничивать еврейскую эмиграцию. См.: Cohen M.J. Britain’s Moment in Palestine: Retrospect and Perspectives, 1917—1948 [Israeli History, Politics and Society]. London, 2014. P. 233, 312.
[46] Белая книга: свидетельства, факты, документы. М., 1979.
[47] Merhav P. The Israeli Left: History, Problems, Documents. New York, 1980.
[48] Белая книга… С.48.
[49] Там же. С. 42—44.
[50] Костырченко Г.В. Политика советского руководства в отношении еврейской эмиграции после ХХ съезда КПСС (1956—1991) // Еврейская эмиграция из России. 1881—2005 / Под ред. О.В. Будницкого. М., 2008. С. 209.
[51] Белая книга… С. 43—44.
[52] Pinkus B. Op. cit. P. 161—162.
[53] Белая книга… С. 22.
[54] Там же. С. 23.
[55] Schiller D.T. Palästinenser zwischen Terrorismus und Diplomatie: die paramilitärische palästinensische Nationalbewegung von 1918 bis 1981.München, 1982. S. 431—440; Sayigh Y. Armed Struggle and the Search for State: The Palestinian National Movement. 1949—1993. Oxford, 1997. P. 545—555; Frankel E.R. Behind the Scenes: The Attitude of the Regime and Society toward Jewish Emigration // Ro’i Y. (Ed.). The Jewish Movement in theSoviet Union. Baltimore, 2012. P. 167—197.
[56] Андропов Ю. Доклад на совместном торжественном заседании Центрального Комитета КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР в Кремлевском дворце съездов 21 декабря 1982 года // Он же. Избранные речи и статьи. М., 1983. C. 8.
[57] О трактовках данного выступления Андропова за рубежом см.: Vanly I.C. Kurdistan und die Kurden. Göttingen, 1988. Bd. 3. S. 50.
[58] Носенко Т.В., Семенченко Н.А. Указ. соч. С. 180.
[59] Korey W. The Soviet Public Anti-Zionist Committee: An Analysis // Freedman R.O. (Ed.). Op. cit. P. 26—50; Гительман Ц. Указ. соч. С. 183; Bland-Spitz D. Op. cit. S. 333—334.
[60] Охотин Н.Г., Петров Н.В., Рогинский А.Б., Мироненко С.В. Экспертное заключение к заседанию Конституционного суда РФ 26 мая 1992 г. (С дополнениями к заседанию 7 июля 1992 г.). М., 1992.
[61] Khanin V. (Ed.). Documents on Ukrainian-Jewish Identity and Emigration, 1944—1990 [The Cummings Center Series. Vol. 15]. London, 2003. P. 304 f.
[62] Обращение // Правда. 1983. 1 апреля. С. 4.
[63] Шапиро Г. Евреи — герои Советского Союза. Тель-Авив, 1982. С. 41—59; Redlich S. (Ed.). War, Holocaust and Stalinism: A Documented History of the Jewish Anti-Fascist Committee in the USSR [New History of Russia Series. Vol. 1]. London; New York, 1995. P. 231—232; Friedgut T.H. The Zionist Family // Ro’i Y. (Ed.). The Jewish Movement in the Soviet Union. P. 256; Lustiger A. Rotbuch Stalin und die Juden. Die tragische Geschichte des Jüdischen Antifaschistischen Komitees und der sowjetischen Juden. Berlin, 1998. S. 195, 327—328.
[64] Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2001. С. 404.
[65] Как пишет Джеффри Хоскинг: «Советские власти беспокоила не традиционная еврейская вера, а признаки нового динамичного светского еврейского национального самосознания» (Хоскинг Д. Правители и жертвы. Русские в Советском Союзе. М., 2012. С. 304).
[66] Эйстрах Г. Арон Вергелис: главный еврей послегулаговского социализма // Архив еврейской истории. 2007. Т. 4. С. 125—144; см. также: Мелихов А.М. Биробиджан — Земля обетованная. История одной грезы // Октябрь. 2006. № 12. С. 16—45.
[67] Об идентичности молодого поколения см.: Fürst J. Born under the Same Star: Refusniks, Dissidents, and Late Socialist Society // Ro’i Y. (Ed.). The Jewish Movement in the Soviet Union. P. 137—163.
[68] Колганова А. Судьба еврейского театра в России. XX век. М., 2001. С. 65.
[69] Meier R., Meier-Rust K. Sowjetrealität in der Ära Breschnew[Schriftreihe der Studiengesellschaft für Zeitprobleme. Zeitpolitik 24]. Stuttgart, 1981; о создании МЕДА в порядке уступки западному культурному давлению см.: Костырченко Г.В. Тайная политика Хрущева… С. 203.
[70] Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим, 1996. Т. 8. С. 94—96.
[71] Солодарь Ц.С. Пелена // Театр. 1981. № 12. С. 135—161; Ставицкий А.З. Шолом-Алейхема, 40. М., 1984; см. также: Дмитриевский В.Н. Модная тема // Театр. 1992. № 7. С. 97—107.
[72] См.: Митрохин Н. Русская партия… С. 95.
[73] Armborst-Weihs K. Ablösung von der Sowjetunion… S. 33—34.
[74] В связи с обострившейся дискриминацией при приеме на физико-математические факультеты в эти годы возник «Еврейский народный университет», а диссидент Валерий Сендеров даже говорил об «интеллектуальном геноциде». См.: Szpiro G.G. Bella Abramovna Subbotovskaya and the «Jewish People’s University» // Notices of the American Mathematical Society. 2007. Vol. 54. № 10. P. 1326—1330; Шифман М.А., Каневский Б.И. Сендеров — борец с интеллектуальным геноцидом // Троицкий вариант. 2012. № 25(119). С. 6.
[75] Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. М., 1985.
[76] Например: Яковлев Н.Н. 1 августа 1914. М., 1974; Бегун В.Я. Рассказы о «детях Вдовы». Минск, 1983; об антимасонских публикациях в СССР см.: Витенберг Б.М. Между мистикой и политикой: российское масонство в начале XX века (обзор новых книг о русском масонстве) // Новое литературное обозрение. 2004. № 6(70). С. 378—389.
[77] Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. С. 159—160.
[78] Там же. С. 60.
[79] Postone M. Nationalsozialismus und Antisemitismus. Ein theoretischer Versuch // Merkur. 1982. № 1. S. 13—25.
[80] Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. С. 97—102.
[81] Севела Э. Остановите самолет — я слезу. Иерусалим, 1977; Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. С. 191—193.
[82] Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. С. 192.
[83] Там же. С. 191—192.
[84] Komaromi A. Jewish Samizdat: Dissident Texts and the Dynamics of the Jewish Revival in the Soviet Union // Ro’i Y. (Ed.). The Jewish Movement in the Soviet Union. P. 273—303.
[85] Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. С. 166—172.
[86] Там же. С. 150—152.
[87] См.: Бутман Г. Ленинград—Иерусалим с долгой пересадкой.Иерусалим, 1981; Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. С. 93—95.
[88] Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. С. 94.
[89] Там же. С. 109—110.
[90] Там же. С. 193—194; Рубинзон В.З. Алия в зеркале социологии // Время и мы. 1981. № 59. С. 148—160. Интересно, что в «Белой книге» приводится факсимильное изображение оригинала, в котором слово «алия» заретушировано.
[91] Войнович В. Антисоветский Советский Союз // Октябрь.1991. № 7. С. 65—110.
[92] Белая книга. Новые факты, свидетельства, документы. С. 77—78. Вообще ресурс религиозно мотивированного еврейского антисионизма использовался советской пропагандой редко. Хотя и тут ситуация к началу 1980-х стала меняться. См. документальный фильм «Сионизм перед судом истории» (1982, режиссер Олег Уралов); см. также: Pinkus B. Op. cit. P. 257.
[93] См.: Слезкин Ю.Л. Эра Меркурия… С. 446; Gershenson O., Shneer D. Soviet Jewishness and Cultural Studies // Journal of Jewish Identities. 2011. № 4(1). Р. 129—146; Эйстрайх Б.Г. Советская карьера Шолома-Алейхема// Новое литературное обозрение. 2012. № 2(114). С. 113—133; Он же. Разрешенная еврейская культура 1954—1991 гг. // История еврейского народа в России… Т. 3. С. 361; Бедерсон В.Д. Шолом-Алейхем и «вынужденный еврейский национализм» в идентичности Еврейской Автономной Области // Вестник Пермского университета. Политология. 2013. № 2. С. 98—103.
[94] Дымшиц В.А. Или-или… К столетию Овсея Дриза // Народ Книги в мире книг. 2008. № 73—74.
[95] О судьбе идишизма в СССР см.: Estraikh G. Soviet Yiddish: Language Planning and Linguistic Development. Oxford, 1999; Chernin V. Institunalized Jewish Culture from the 1960s to the mid-1980s // Ro’i Y. (Ed.). Jews and Jewish life in Russia and the Soviet Union. Ilford, 1997. P. 226—236; Shneer D. Yiddish and the Creation of Soviet Jewish Culture 1918—1930. Cambridge, 2004.
[96] Впрочем, в те же годы проблема будущего идиш остро стояла и за пределами соцлагеря. Присуждение Нобелевской премии по литературе Исааку Башевису Зингеру в 1978 году лишний раз подчеркивало это (см.: Estraikh G. Yiddish in the Cold War. London, 2008. P. 65, 91, 148).
[97] Бейдер Х., Сандлер С. Алэфбэйс (букварь). Хабаровск, 1982.
[98] Эйстрайх Б.Г. Разрешенная еврейская культура 1954—1991 гг. С. 357—367; Крупник И. Как мы занимались историей… и этнографией: К 35-летию Еврейской историко-этнографической комиссии, 1981—1990 // Советская иудаика: история, проблематика, персоналии. М., 2017. С. 286—360.
[99] Zand M. Notes on the Culture of the Non-Ashkenazi Jewish Communities under Soviet Rule // Ro’i Y., Beker A. (Еds.). Jewish Culture and Identity in the Soviet Union. New York, 1991. P. 424—426; История еврейского народа в России… Т. 3. C. 371—429; Константинов В. Еврейское население бывшего СССР в ХХ веке (социально- демографический анализ).Иерусалим, 2007. С. 26—33; Прайсман Л.Г. История евреев России: учебник. М., 2007. С. 481—482, 704.
[100] Gilboa Y.A. A Language Silenced. The Suppression of Hebrew Literature and Culture in the Soviet Union. New York, 1983.
[101] Прозоров Б.Л. Идеологическая диверсия против советской молодежи; расчеты и просчеты буржуазных советологов. Ленинград, 1986. С. 104—105.
[102] Могильнер М.Б. «Еврейская раса» в стране Советов // Неприкосновенный запас. 2011. № 4(78). С. 167—191; Зарецкий Ю.П. Стратегии понимания прошлого. Теория, история, историография. М., 2011. С. 342—344.
[103] Жирнов Е. «Отмежеваться от израильтян — наемных псов американского разбоя» // Коммерсантъ Власть. 2007. 18 июня. С. 64; см. также: Frankel J. The Anti-Zionist Press Campaigns in the USSR 1969—1971: An Internal Dialogue? // Soviet Jewish Affairs. 1972. № 3. Р. 5—6; Чернявский А.В. Реакция советских граждан на действия СССР в Шестидневной войне 1967 г. // Вестник МГОУ. Серия «История и политические науки». 2012. № 5. С. 80—86. Поздний пример подобных писем: Драгунский Д.А. О чем говорят письма. Антисионистский комитет советской общественности. М., 1984.
[104] Костырченко Г.В. Политика советского руководства… С. 216.
[105] Lustiger A. Op. cit. S. 292.
[106] Копосов Н.Е. Память строгого режима. История и политика в России. М., 2011. С. 70.
[107] Там же. С. 56.
[108] «В семье равноправных» (1984, режиссер Александр Воронцов). Закадровый текст продублирован в книге: Кривулин В.З., Пивовар Ю.И. И это все в одной судьбе. О дважды Герое Советского Союза, генерал-полковнике Д.А. Драгунском. М., 1986. Важно отметить, что фильм и книга вышли на русском языке.
[109] Носенко Т.В., Семенченко Н.А. Указ. соч. С. 229.
[110] Гейзер М.М. История жизни генерала Драгунского // Лехаим. 2000. № 6(98). С. 29.
[111] Исключение составляла советская литература на идиш, число читателей которой, как указывалось выше, сокращалось, а русские переводы часто оставались незамеченными аудиторией.
[112] Сатановский Е.А. Национальный консенсус достигнут // Панорама. 1990. № 1(13). С. 5.
[113] Lehmann M. Eine sowjetische Nation. Nationale Sozialismusinterpretationen in Armenien seit 1945. Frankfurt a. M.; New York, 2012.
[114] Тишков В.А. Забыть о нации. Постнационалистическое понимание национализма // Вопросы философии. 1998. № 9. С. 18—24.