Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2018
[стр. 194—199 бумажной версии номера]
Я хочу поставить вопрос, на который в обществе нет ответа. Вопрос этот явным образом не ставится и не обсуждается, однако, кажется, имеет первостепенную важность. Речь идет о месте России в мире.
У Советского Союза накануне его исчезновения такое место было, хотя охарактеризовать его можно по-разному. Вместе со своими сателлитами он образовывал «второй мир» и до известной степени был лидером «третьего мира». СССР занимал вполне определенное место в цепочках присвоения и распространения идей, технологий, мод от мира «первого» к «третьему». Некоторые идеи, изобретения, социальные практики были автохтонными, и они тоже передавались (иногда принудительно) тем, кто стоял следом за нами в геополитической цепочке. С точки зрения мира «первого», наш — «второй» — был «империей зла»; с точки зрения мира «третьего», — «надеждой» и «оплотом». Это был мир, который кое-как «кружился» и был понятен большинству его обитателей.
События конца 1980-х — начала 1990-х в одночасье сломали эту систему. Те, кому ее жаль, называют это «величайшей геополитической катастрофой». И хотя в мире больше, наверное, тех, кто был рад такому ходу вещей, но и они согласятся с оценкой масштаба произошедшего. Россия высвободилась из пелен Советского Союза. Быть может, Ельцин, объявляя независимость Российской Федерации от СССР, всего лишь прокручивал трюк, чтобы отобрать власть у Горбачева? Но Россия действительно стала независимой — от той роли, которую играл Советский Союз на поделенной на три «мира» планете.
В России были люди — они быстро приобрели авторитет, — которые знали, какой страной ей надлежит быть. России надо стать «нормальной страной»: «войти в Европейский дом»; установить равные и дружеские отношения с бывшими подконтрольными странами — республиками СССР, странами Варшавского договора. (О бывшем «третьем мире», о «неприсоединившихся странах», в той горячке не вспоминали.)
Капиталистический Запад, очарованный тем, как мягко и бескровно кончилась эра противостояния, как вдруг исчез «призрак коммунизма», охотно и от чистого сердца отправлял гуманитарную помощь ослабленной потрясениями стране, посылал советников, учивших, как стать «нормальными», то есть привести новое государство к своей норме. Однако Россия, с ее планами, с ее первыми демократическими и рыночными преобразованиями, оставалась лишь объектом помощи и надежд (а может быть, корыстных и коварных замыслов), но субъектности в мире еще не имела. Никто не думал, или по крайней мере не говорил вслух, какое место могла бы занять Россия, выполни она все, что требуется для того, чтобы стать «нормальной страной». В России же было распространено мнение, что она просто станет в ряд с другими великими державами и они будут хорошо жить в новом мире. Что в этом ряду для нее непременно есть место, казалось само собой разумеющимся.
В России тем временем шли реформы. Объявленная свобода рынка — как ее понимали (по книжкам) отечественные рыночники — должна была привести к тому, что неэффективные, невыгодные производства умрут, а эффективные, выгодные будут процветать. Точно так же неэффективные собственники и менеджеры проиграют, а эффективные выиграют. Рыночники понимали российскую специфику — отсутствие опыта и институтов. Но, к сожалению, правильно оценив, чего у нас — чужого — нет, рыночники забыли, что у нас есть свое, родное, с вековым опытом и серьезными институтами. Речь, конечно, о государстве, о власти, об идее государства как осуществляемой власти, о государстве и власти как ценности, точнее — сверхценности.
Формальное упразднение советского государства и советской власти, образование вакуума на их месте, формирование демократического самоуправления не привели к упразднению названных идей и ценностей. В силу своей социальной природы эти идеи и ценности способны принимать другие формы, и они их принимали. Авторитарные интенции демократических лидеров тому первый пример. Андрей Сахаров публично укорял Михаила Горбачева: «Вы, верно, хотите короноваться!?». Бориса Ельцина его сподвижники, мягко шутя, именовали «царем Борисом». Утверждение, что его преемник — «нам не царь», показало свою наивность в наши дни. Другой пример — воссоздание в виде Администрации президента Российской Федерации такого института управления, каким был ЦК КПСС, причем фактически в родных стенах.
Так что наши экономисты-институционалисты, на все лады твердящие, что России не хватает институтов, забывают уточнить, каких институтов нам хватает — причем с лихвой. Когда эти институты из своей скрытой формы — неосознанно сохраняемых ценностей и приоритетов, привычек мышления и поведения, овладев людскими и денежными массами, — стали материальной силой, они оседлали полуразвитый молодой капитализм. И в нем стали действовать законы рынка, но рынка особого. К формуле, обещающей победу эффективным производствам, собственникам и менеджерам, нужна ремарка: эффективным — значит располагающим таким видом капитала, как власть. Такой рынок быстро расчистил российское экономическое пространство: те, кто с позволения государства смог добывать и экспортировать природные ресурсы, и те, кто на вырученные деньги смог импортировать все, что надо для потребления, получили преимущества перед всеми остальными, и экономика стала такой, какой мы ее сегодня знаем.
Выход на первые места по экспорту углеводородов дал тем, кто теперь задумывался о месте России в мире, идею — продолжавшую, надо сказать, давние мечты российской власти — взять Европу за горло. Ранее императорской России страсть как хотелось иметь под своим контролем проливы; теперь же показалось, что можно поставить в зависимость от нас и производство, и повседневную жизнь той Европы, куда мы не вошли как «нормальная страна». Придуманное для этого название — «энергетическая сверхдержава» — звучало величественно. Приставка «сверх» подчеркивала, что статус новой державы не ниже, чем у Российской империи и Советского Союза, а слово «энергетическая» указывало на мирный путь к мировому или хотя бы континентальному доминированию (чего в отечественной истории еще не удавалось).
Как известно, не получилось. Кто помешал или что помешало, здесь разбирать не станем. Отметим только, что этот — мирный, в сущности — путь по обозначению роли России в мировой хозяйственной системе оказался закрытым. Возможно, что его и не было.
Приоритеты высшего руководства страны (как и его состав) стали меняться. Выручаемые от экспорта ресурсов средства стали демонстративно направляться на укрепление военного потенциала. Но если Советский Союз не только продавал оружие «третьему миру», но и покупал за оружие лояльность политических режимов, то нынешняя рыночно-воспитанная власть позволить себе такого не может. Да и однородного «третьего мира», дружно настроенного против империалистов, больше нет. Думать о нашей монополии на таких рынках уже невозможно. Таким образом, определить роль России в мире с опорой на отечественный ВПК не получилось.
Какие оставались варианты? Возвращаться к роли крупного, но не главного экспортера нефти и газа? Путь неинтересный прежде всего потому, что определял узкую, ущербную и убогую, по мнению многих, роль России в мире. Пошли разговоры о «нефтяном проклятии» и необходимости «слезть с нефтяной иглы», в которых хватало аргументов за то, чтобы слезть, но не было явных указаний, куда слезать. ВПК стать альтернативной «точкой опоры» для мирового доминирования не смог. Были предложения сделать нас мировым лидером в образовании и здравоохранении, но если посмотреть, где лечатся и учатся представители нашей элиты, то к этому предложению можно относиться только скептически.
На этом фоне был найден несимметричный, нестандартный, экстраординарный и неожиданный для всех ход. Россия, воспользовавшись стечением нескольких обстоятельств, молниеносным маневром присоединила к себе Крым. О многостороннем внутреннем эффекте от этой акции написано много. Самое главное: для россиян она явилась доказательством, что их страна — великая держава. (Репетицией была военная операция в Грузии в 2008 году, но для российского общественного мнения — не более чем репетицией, ее эффект был недолгим.)
Многие полагают, что крымская акция была предпринята Путиным, чтобы остановить падение своего рейтинга: ради этого он, мол, пошел на острый конфликт с Западом. Если принять данную версию, то получится, что президент во имя этой не столь государственно-важной цели не только подверг российское общество риску войны (все понимают, что такой риск был), но и заставил граждан платить за нее неопределенно долго из своего кармана, по которому ударили санкции. Цель остановить снижение рейтинга не может быть сочтена столь важной хотя бы потому что, во-первых, к весне 2014 года рейтинг, хотя и снижался, но не круто и составлял более 60% — у скольких еще президентов в Европе он был таким в это время? А во-вторых, размерность этого показателя не так уж много значит для возможности сохранять власть. Ельцин продолжал быть президентом при рейтинге в считанные единицы процентов. И если и был смещен с поста, то действующей за кулисами группировкой, а не народным волеизъявлением (одним из показателей которого является рейтинг).
Значит, (главная) цель крымской операции была не внутренняя, а внешняя: показать миру, что, во-первых, Россия стала силой, которая не боится противопоставить себя Западу и США как его «предводителю», и, во-вторых, что военная по своей сути операция может быть проведена абсолютно мирным путем.
Те, кто сейчас руководят страной, уважают силу. Видимо, они считают, что силу уважают все и что бояться России — значит ее уважать. Посылая столь рискованным образом сигнал всему миру, они, видимо, не сомневались, что вызовут недовольство, но полагали, что главным будет все-таки уважение. Иначе говоря, они полагали, что одним рывком поставят Россию на почетное место сильной державы, умеющей отстаивать свои интересы. Пусть это ничего не говорит об уровне экономического развития, но символический статус воспринимался как более важный.
Расчет оказался с ошибкой. Смелость пойти против воли Запада оценили не на Западе и в США, а в тех краях, которые и в России не очень уважают, — среди тех, кто сам так слаб, что ничего условной «Америке» не может противопоставить, а потому аплодирует тому, кто смог. Запад же отреагировал совсем иначе. Недооценивать силу России там не склонны, возможно, даже наоборот. Но чего нет — так это конвертации страха в уважение. Наоборот: субъект, делающий ставку на блеф и запугивание, вычеркивается из состава государств, достойных уважения. Он попадает в компанию стран, находящихся во вполне определенной нише — «стран-изгоев». И «положение обязывает»: новый статус начинает диктовать поведение (как тот, кого в классе считают хулиганом, вынужден хулиганить, поскольку вне роли хулигана он просто никто).
Из ниши изгоев иногда пытаются выбраться. Игравшая с огнем Северная Корея в самый последний момент сделала такой прыжок и теперь хочет дорого продать свой отказ от агрессивной политики. России повезло: необычайно мирно, весело и приятно прошел Чемпионат мира по футболу, наша страна показала миру очень симпатичное, отнюдь не воинственное лицо. Всех приняла, никому не сказала худого слова. И Россия теперь тоже будет требовать признать ее «нормальной страной».
Не исключено, что кому-то из мировых лидеров надоест держать Россию в изгоях, возможно, нам так или иначе пошлют соответствующий сигнал. Но куда стране выходить из этой ниши? Кем может быть Россия в мире? Что она может ему предложить?
Скажем самое, может быть, тягостное: вернуться в 1990-е, пусть даже их перестанут поносить и назовут «славными», не получится. Не потому, что «в одну реку нельзя войти дважды», а потому, что сама перспектива, сам образ «нормальной страны» стремительно теряет привлекательность. Идея преобразования исторически несвободного общества в свободное, демократическое не просто теряет шансы на реализацию, она исчезает сама по себе. Надо быть упертым либералом-демократом, чтобы продолжать в нее верить.
Посмотрим на страны, которые всегда были нам близки и которые всегда были на шаг-два впереди по политическому развитию: Венгрия и Польша. Сейчас они, по словам их жителей, находятся не впереди путинской России, а стремительно ее догоняют. В оплотах европейской демократии растет не ее поддержка, а оппозиция ей. Куда идет мир — на этот вопрос у нас нет ответа, но что он не идет по пути, который нам казался исторически главным и единственным, — это точно. Китай вот-вот выбьется в мировые экономические лидеры, и ни у кого не повернется язык сказать, что это будет успех демократии. И демократии, и либеральным принципам в Китае, России, Польше остается место, но подчиненное, едва ли не техническое. Они входят в конструкцию режимов, которые называют авторитарными, популистскими. Эти слова, не устану повторять, мало годятся для описания массово поддерживаемой политики (не одной лишь демагогии), политики, во многом консервативной, но позволяющей в иных случаях мощно двигаться вперед.
Может статься, мечта российских консерваторов-антилибералов стать лидерами этого тренда воплотится. Определенное место в мире, наконец-то, будет найдено — но снова лишь в символическом пространстве. Что при этом делать, чем жить, какое место в мировом экономическом процессе занимать, — остается вопросом открытым.
Как, по вашему мнению, относятся к России на Западе (%)?
(Респондентам предлагалась карточка, и они могли выбрать только один ответ)
Август 2000 |
Декабрь 2005 |
Декабрь 2006 |
Декабрь 2007 |
Февраль 2015 |
Март 2016 |
Март 2017 |
Апрель 2018 |
|
С уважением |
8 |
7 |
13 |
20 |
8 |
12 |
15 |
10 |
С сочувствием |
24 |
16 |
14 |
9 |
4 |
5 |
4 |
5 |
С тревогой |
12 |
13 |
12 |
12 |
20 |
22 |
22 |
21 |
С презрением |
21 |
16 |
14 |
11 |
21 |
19 |
14 |
16 |
Со страхом |
5 |
7 |
6 |
7 |
19 |
19 |
21 |
25 |
Без особых чувств |
19 |
32 |
28 |
27 |
14 |
15 |
16 |
14 |
Затруднились ответить |
13 |
9 |
13 |
14 |
13 |
9 |
9 |
9 |
Как, по вашему мнению, относятся в России к странам Запада (%)?
(Респондентам предлагалась карточка, и они могли выбрать только один ответ)
Август 2000 |
Декабрь 2005 |
Декабрь 2006 |
Декабрь 2007 |
Февраль 2015 |
Март 2016 |
Март 2017 |
Апрель 2018 |
|
С уважением |
34 |
30 |
40 |
32 |
19 |
16 |
15 |
11 |
С сочувствием |
3 |
2 |
2 |
3 |
9 |
8 |
10 |
9 |
С тревогой |
10 |
13 |
11 |
10 |
18 |
18 |
14 |
19 |
С презрением |
3 |
5 |
2 |
5 |
6 |
7 |
7 |
9 |
Со страхом |
4 |
3 |
2 |
2 |
3 |
3 |
3 |
3 |
Без особых чувств |
35 |
39 |
34 |
38 |
33 |
37 |
41 |
40 |
Затруднились ответить |
11 |
7 |
10 |
9 |
12 |
11 |
10 |
9 |
Из опросов «Левада-центра»