Интервью с Леонидом Сюкияйненом
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2017
[стр. 111 – 119 бумажной версии номера]
Леонид Рудольфович Сюкияйнен (р. 1945) – российский правовед, специалист по исламскому праву, профессор и ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, профессор Высшей школы экономики, член экспертных и научно-консультационных советов Министерства внутренних дел РФ и Министерства юстиции РФ.
«Неприкосновенный запас»: Леонид Рудольфович, как вы видите перспективы исламского мира в условиях глобализации? Сегодня исламизм называют главной угрозой западному обществу.
Леонид Сюкияйнен: В исламском мире существуют две позиции относительно взаимодействия с остальным миром. Одна – изоляция и конфронтация, враждебность к западному обществу и противопоставление себя ему. Другая – поиск пути для диалога и взаимодействия, точек соприкосновения, попыток сгладить противоречия. Обе позиции конфликтуют друг с другом, и обе хорошо просматриваются на политическом уровне. Меня, например, часто спрашивают, чем отличаются исламские радикалы от исламских нерадикалов. Ответ прост: радикалы отвергают возможность сотрудничества с западным миром, а умеренные, наоборот, открыты для него.
Однако нельзя забывать одной важной вещи: искать точки соприкосновения должен не только ислам. Западное общество, на мой взгляд, делает серьезную ошибку, когда полагает, что является носителем монопольно правильного представления о мироустройстве, а все остальные должны эту картину мира просто принять и адаптироваться к ней. Никому не известно, однако, что на самом деле «правильно», поскольку никто не владеет конечной истиной – соответственно, никто и не может учить этой «истине» других.
Я бы сказал, что европейцы – хорошие юристы, но плохие дипломаты и психологи. Например, они не стремились помочь мигрантам адаптироваться, чтобы войти в европейский дом не чужаками. Вот, скажем, Ангела Меркель заявила, что политика мультикультурализма в Европе провалилась; но давайте прежде ответим на вопрос: а проводилась ли такая политика вообще? Понятно, что и с гостя спрос большой, но ведь это Европа позиционирует себя как общество, которое выполняет цивилизаторскую функцию! Европейцы не справились с этой миссией или не захотели с ней справиться. Все это подогревает внутри исламского мира тягу к абсолютной изоляции.
«НЗ»: В чем, по-вашему, кроется главная причина противостояния исламского и западного обществ – в религиозных догматах, социально-культурных традициях, правовых нормах?
Л.С.: В любую систему социальных норм входят правовые, религиозные, морально-этические, корпоративные и другие регуляторы. Западное сознание приоритетным считает правовую регуляцию: в том случае, если возникает конфликт принципов и правил, право всегда берет верх. Президент Португалии, например, подписывая закон об однополых браках, заявил, что как католик он против этого закона, но как президент не может его не подписать, потому что документ одобрен парламентом. Католическая церковь открыто не поддерживает однополые браки, ни одна церковь их не поддерживает; но при столкновении права и религии в западном мире тем не менее побеждает право. Проблема в том, что от ислама европейцы, по умолчанию, ждут того же. Однако в исламском мире другие приоритеты, в нем существуют жесткие религиозные постулаты, которых не так много, но зато они прямо упоминаются в Коране или в сунне и являются для мусульман непререкаемыми, потому что это воля Бога, которой земная власть не вправе ни изменить, ни отменить. В данном случае религиозные нормы ограничивают действие правовых норм.
Возьмем закон о средствах массовой информации какой-нибудь арабской страны – скажем, Кувейта. В нем сказано, что журналисты не могут публиковать и распространять информацию, оскорбляющую Пророка. Возможно ли такое в Европе? Нет, потому что свобода слова там возведена в ранг почти абсолютных свобод. На Западе журналисты могут себе позволить рисовать любые карикатуры и подвергать осмеянию религиозные символы. Для мусульман это неприемлемо. Для них, кстати, неприемлемо глумление не только над исламскими, но и над любыми религиозными ценностями: нельзя оскорблять ни пророка Мухаммеда, ни Иисуса Христа, ни Деву Марию. Кстати, на международных межпарламентских форумах арабские страны ставили вопрос о разработке международной конвенции, запрещающей оскорблять религиозные ценности. Но ничего не добились именно из-за невозможности ограничить свободу слова за пределами мусульманского мира.
«НЗ»: То есть вы полагаете, что карикатуры французского журнала «Charlie Hebdo», в которых фигурируют символы христианства и ислама, в том числе и непристойные картинки, изображающие пророка Мухаммеда, – это все-таки злоупотребление свободой слова?
Л.С.: Да это просто неумно. Я считаю, что иметь право и пользоваться правом не одно и то же. Прежде, чем воспользоваться правом на свободу слова, подумайте о ситуации, в которой вы его намерены реализовать, о возможных последствиях и о своей ответственности – взвесьте этические, психологические и другие аргументы и только тогда решайте, действительно ли использование права в конкретном случае будет рационально и не принесет вреда. Мне кажется, в европейском мире люди редко задают себе подобные вопросы и вообще редко думают о последствиях, когда стремятся защитить свои интересы. К тому же, как известно, право на свободу слова de jure не является абсолютным и в Европе, ограничения этого права перечислены в Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
«НЗ»: Уточню, что Европейская конвенция допускает законные ограничения свободы выражения в нескольких случаях: «в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».
Л.С.: Разве редакция «Charlie Hebdo», принимая решение публиковать карикатуры на Мухаммеда, не могла предвидеть очевидных проблем, которые возникнут в результате такой акции? Редактор одной датской газеты, которая публиковала карикатуры на Пророка за несколько лет до французского еженедельника, спустя годы признавался в том, что, если бы он заранее мог знать о последствиях этого шага, то никогда не дал бы разрешения на публикацию. Кстати, в практике Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) в Страсбурге есть дела, в решениях по которым суд ограничивал свободу слова ради защиты религиозных ценностей. Например, в деле «Институт Отто-Премингер против Австрии»[1] суд запретил демонстрацию фильма, который еще не вышел в прокат, но потенциально мог оскорбить чувства верующих. Католики тогда заранее обратились в ЕСПЧ с требованием запретить публичные показы, и страсбургские судьи пришли к выводу, что вероятность беспорядков на улицах после показа фильма настолько велика, что разумнее ограничить свободу слова, нежели подвергнуть опасности жизнь и здоровье людей. Безусловно, требование разумности применимо и к исламскому миру. В свое время посол Саудовской Аравии в Москве рассказывал мне, что предупреждал исламских женщин перед поездкой в Москву о необходимости снять хиджаб перед выходом на улицы города.
«НЗ»: Мусульманские правоведы не раз критиковали Всеобщую декларацию прав человека за неспособность учитывать культурные и религиозные условия, характерные для незападных стран. Что вы скажете о предпринятой в 1981 году попытке мусульман принять свою Всеобщую исламскую декларацию прав человека? Преамбула этого документа была весьма вдохновляющей: «Четырнадцать столетий назад Ислам дал человечеству идеальный кодекс прав человека. Основная цель этого кодекса – даровать человечеству гарантию чести и достоинства, устранив возможность эксплуатации, гнета и несправедливости»[2].
Л.С.: Упомянутый документ не самый авторитетный, поскольку его провозгласила частная организация – Исламский совет Европы. Более весомым документом такого рода стала Каирская декларация, разработанная Лигой исламской конференции (ныне – Организация исламского сотрудничества) и подписанная министрами иностранных дел ряда арабских стран в Каире в 1990 году[3]. К сожалению, для вступления в силу под документом недостаточно подписей. Но путь, на мой взгляд, выбран верный: необходима плавная интеграция мусульман в западное общество, без откатов назад, каким стал, например, французский закон 2004 года о запрете на ношение в государственных школах символов религиозной принадлежности. В повседневной жизни закон назвали «антихиджабным», потому что он затронул прежде всего девочек-мусульманок. В то время его много обсуждали в том ключе, что хиджаб – это насилие над женщиной, тюрьма для нее и так далее. В результате многие мусульманские девочки вообще перестали посещать школы, потому что не готовы были снять традиционную одежду. Между тем, представление, согласно которому, хиджаб есть тюрьма и насилие, не совсем верно. Насилием скорее стоит назвать принудительную попытку снять его с девушек. Разве пресловутая европейская толерантность не подразумевает терпимость к другой культуре и искреннее, а не декларативное намерение ее понять? Французский законодатель полагает, что религия как внутреннее убеждение не может ограничиваться, но ее внешние проявления, скажем, в одежде или пищевых привычках, необходимо скрывать. Однако Комитет по правам человека ООН специально подчеркивал, что свобода вероисповедания включает в себя и право на демонстрацию внешней приверженности религии.
Не будем также забывать, что в свое время именно религиозная мысль внесла большой вклад в формирование современной концепции прав человека. Инициаторами свободы вероисповедания были протестанты, подвергавшиеся преследованиям со стороны католиков. А вот вексель – это шариатский институт, который венецианские купцы восприняли от арабских купцов. В европейском законодательстве немало и других следов исламского права: их можно обнаружить в переводе долга, институте морской аварии, правовом положении военнопленных. В современной Европе существуют советы и организации, которые разрабатывают нормы поведения для мусульман, живущих в странах западного мира. Современная исламская правовая мысль производит качественный продукт: почему бы не воспользоваться им для развития мультикультурализма? Европейской элите необходимо более тесно сотрудничать с коллегами и союзниками – исламскими юристами и исламскими политиками, стоящими на умеренных или даже либеральных позициях. Нужно изучать одну из самых древних правовых культур, чтобы понимать, что происходит в головах ее носителей. Но для этого необходимо встречаться и разговаривать друг с другом не раз в год и только на официальных мероприятиях, но постоянно, приглашая мусульманских мыслителей выступать в СМИ и в университетах.
«НЗ»: Как бы вы оценили положение женщин в мусульманском обществе в целом? По этой позиции нормы шариата особенно часто подвергают критике.
Л.С.: Начну с весьма характерного примера. Однажды мы с женой, будучи в Йемене, пошли на рынок за местными украшениями. В лавке, как и положено, начался торг с хозяином. Когда мы начали настаивать на объявлении окончательной цены, он ушел в другую комнату – чтобы получить указания жены, которая и была реальной хозяйкой как дома, так и лавки, пусть даже сама она и не стояла за прилавком. Внешний и внутренний мир мусульманских женщин – совсем разные вещи. Во время преподавания в Кувейте на факультете шариата меня как-то пригласили выступить на педагогическом факультете, где учились в основном девушки. Факультет находился в другом конце города, меня повезли туда на машине. Подъехав к воротам здания, водитель глушит мотор и ждет, пока иссякнет поток выезжающих с университетского двора машин. Он объясняет мне, что за рулем женщины, а значит, никто нас не пропустит – остается только ждать. Действительно, ни одна на нас даже не взглянула. И это забитые женщины Востока?! Да, хиджаб для них – важный предмет национальной традиции, но если им захочется его снять, то они найдут способ, как это сделать, будьте уверены. Тут другой мир и другая культура. В исламском обществе действительно не редки случаи насилия над женщинами, но разве мало их в Европе, США или в России? Такие случаи с шариатом не связаны, это местные варварские обычаи, а не ислам.
«НЗ»: Можно ли, опираясь на все сказанное, сделать вывод о том, что исламское право само по себе не противоречит международным правовым стандартам?
Л.С.: В каких-то вопросах сближение ислама с общемировыми стандартами прав человека действительно невозможно, но неразрешимых противоречий совсем немного – список очень короткий. Прежде всего, конечно же, это правовой статус женщин. Однако регулирование семейных отношений в исламском мире в последние десятилетия развивалось таким образом, что права и свободы женщин защищались все более основательно. Менее острым, но столь же сложным остается противоречие, связанное с правом на свободу вероисповедания. В европейском мире принято считать, что человек может менять религиозные взгляды, в то время как в исламе предусмотрено наказание за выход из религии, вероотступничество там – одно из наиболее тяжких преступлений.
«НЗ»: Но как обстоит дело с судебной процедурой, соблюдением принципов справедливого правосудия, обеспечением равенства сторон? Во многих регионах мусульманского мира по-прежнему практикуются внесудебные казни, распространена кровная месть – и это явно не имеет отношения к правовому государству.
Л.С.: То, что вы сейчас упомянули через запятую, опять-таки не связано с исламским правом и Кораном, которые не поощряют подобных вещей. Напротив, ислам можно считать инструментом преодоления архаических обычаев и традиций. Цивилизованный шариат гарантирует защиту от варварских правил – например, от так называемых «убийств чести». Мы не должны путать адат, то есть обычаи и традиции, и шариатские стандарты правосудия, которым в реальном мире, к сожалению, мусульмане следуют не везде и не всегда. Между тем, в догме шариата заложены такие правовые стандарты, до которых Европа еще не доросла. Процедура рассмотрения споров в шариатском суде, например, предусматривает жесткое соблюдение принципа формального равенства сторон. Представьте, что девушки, сидящие за столиком справа, решили обратиться в исламский суд для разрешения конфликта. Если бы я был судьей, то не смог бы сейчас же начать рассмотрение спора, потому что одна из них находится ко мне на двадцать сантиметров ближе, чем другая. Стандарты исламского правосудия, за редким исключением, не подразумевают пересмотра и обжалования судебных решений, в нем принято единоличное рассмотрение дела судьей. Когда суд выносит решение, оно сразу же исполняется. Но совсем другое дело – бытовое понимание шариата, выливающееся в неофициальное правосудие. При столкновении местных, зачастую вполне варварских, обычаев и шариата как правовой системы последний предлагает механизмы, гораздо более близкие к европейским юридическим стандартам, в том числе и в области прав человека.
«НЗ»: Известно, что в исламском праве есть норма, согласно которой, показания женщины не могут быть приняты судом без их подтверждения другими лицами. И наоборот, показания мужчины-свидетеля приравниваются к показаниям двух женщин. Можно ли как-то оправдать такой подход?
Л.С.: Во-первых, отмеченное вами обстоятельство касается лишь некоторых видов дел, например, имущественных споров. В Коране об этом сказано даже с некоторым юмором: «Если ошибется одна, ее поправит другая»[4]. В 1970-х годах, находясь в Йемене, я присутствовал на судебном заседании, разбиравшем довольно сложное дело. Женщину обвиняли в убийстве новорожденного, родившегося вне брака; она же уверяла, что младенец родился мертвым. Условия не позволяли провести вскрытие тела, и поэтому судья с особым тщанием допрашивал обвиняемую. Среди прочего он попросил ее детально описать день гибели малыша. После упоминания о том, что из дома она вышла в три часа, судья посмотрел на настенные часы и спросил у женщины, какое время показывает циферблат. Подсудимая ответила: шесть часов. Судья обернулся к секретарю судебного заседания и попросил указать в протоколе, что женщина вышла из дома в девять часов утра, а не в три, как заявила она сама. Почему он так поступил? Потому что она вела отсчет времени с того момента, когда просыпалась: иначе говоря, шесть часов утра в ее картине мира были «нулевой» отметкой.
К сказанному стоит добавить, что в мусульманских странах женщины традиционно ведут закрытый образ жизни и не всегда представляют, как выглядят финансовые документы: именно поэтому они не могут свидетельствовать в спорах об имущественных или долговых обязательствах. Когда в Египте в начале 1950-х годов произошла революция, новая власть решила наделить женщин избирательными правами. Мусульманские ученые-правоведы, к которым обратились за юридическим заключением, ответили, что это не правовой, а социальный вопрос – и лично я с этой позицией согласен. Ведь обладание правом имеет смысл только тогда, когда им можно эффективно воспользоваться. Это надо иметь в виду, когда мы рассуждаем об ущемлении прав женщин в исламе.
«НЗ»: Давайте подведем итог: шариат – это прежде всего правовая или религиозная система?
Л.С.: Несмотря на то, что исламское право своими корнями уходит в религию, оно обладает относительной самостоятельностью. Приступая к вводной лекции по исламскому праву, я всякий раз говорю студентам о том, что если бы оно было лишь частью религии, то на этом наш курс пришлось бы и закончить.
«НЗ»: Вы много говорили о том, что должен и чего не должен делать европейский мир. А какие усилия, нацеленные на согласие и диалог, должна предпринимать другая сторона?
Л.С.: С мусульманской стороны тоже мало желания слышать и понимать другую культуру, недостаточно работы в публичном поле, гласного представления позиции исламских правоведов. Когда во Франции шла горячая дискуссия о законе, запрещающем хиджаб, официальные представители мусульман повторяли политические лозунги об измене идеалам французской революции, но совсем не использовали правовых аргументов и механизмов, не участвовали в дискуссиях во французском парламенте и на других политических площадках. Повторяю, этим грешат обе стороны, которые предпочитают аргументировать позицию не посредством правового анализа и убеждения, а с помощью истерики или иных недопустимых методов.
Беседовала Юлия Счастливцева
Москва, март 2017 года
[1] Постановление ЕСПЧ от 20 сентября 1994 года. В своем решении суд, в частности, указал: «Свобода художественного творчества не может быть беспредельной. Свобода творчества может ограничиваться, во-первых, другими основными правами и свободами, гарантированными Конституцией (такими, как свобода вероисповедания и совести); во-вторых, потребностью в упорядоченной форме человеческого сосуществования, основанной на принципе терпимости; и, наконец, в случаях вопиющего нарушения защищаемых законом интересов других лиц. В каждом из этих случаев следует тщательно взвешивать конкретные обстоятельства дела, обращая особое внимание на все относящиеся к нему соображения. […] Принимая во внимание вышеуказанные соображения в настоящем деле, касающемся фильма, основной целью которого являются провокационные нападки на Церковь, а также факт неоднократного и продолжительного нарушения защищаемых законом интересов, право на свободу художественного творчества должно в данном случае считаться второстепенным». См.: www.echr.ru/documents/doc/2461425/2461425.htm.
[2] См. текст документа: www.idmedina.ru/books/history_culture/minaret/16/declaracia-01.htm.
[3] Каирская декларация представляет исламскую точку зрения на права человека и утверждает исламское законодательство (шариат) в качестве единственного источника права для мусульман. Цель документа – выработать «общие указания для государств-членов ОИС в области прав человека». Каирская декларация гарантирует большую часть прав, представленных во Всеобщей декларации прав человека, но одновременно утверждает принципы неравенства, закрепленные в шариате и исламской религиозной традиции относительно семейных отношений, политических прав и других аспектов жизни мусульманских обществ. В 1992 году текст Каирской декларации был представлен Комиссии ООН по правам человека, где он был подвергнут критике. См. текст документа: www.idmedina.ru/books/history_culture/minaret/16/declaracia-02.htm.
[4] Здесь перефразируется фрагмент суры «Корова»: «И берите в свидетели двух из ваших мужчин. А если не будет двух мужчин, то – мужчину и двух женщин, на которых вы согласны, как свидетелей, чтобы если собьется одна, то напомнила бы ей другая» (Коран 2:282) (перевод Игнатия Крачковского). – Примеч. ред.