Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2016
Юлия Градскова – исследователь Института современной истории, Университет Содерторн (Швеция).
Введение
Согласно Нире Юваль-Дэвис, большие общности, подобные нациям, обычно рассматривают женщин в качестве носителей культуры, причем не в последнюю очередь это обусловлено тем обстоятельством, что они производят на свет и потом воспитывают новые поколения. В самом деле, женщина и все, что с ней связано, всегда считались чем-то особо важным для конструирования нации и национальной культуры: «Женщины, “подобающе” одевающиеся и “подобающе” себя ведущие, олицетворяют линию, очерчивающую границы коллективов»[2]. Сказанное еще более верно в отношении молодых женщин, которые оказываются в фокусе общественного контроля и дисциплинарного воздействия, поскольку они воплощают собой будущее наций – и как женщины, и как молодые люди. Читая советских авторов, можно сделать вывод о том, что эта озабоченность моралью, сексуальным поведением и здоровьем молодых женщин имела особую важность и для советского общества[3].
От девушек, взрослевших в эпоху «развитого социализма», общество ожидало учебы на «хорошо» и «отлично», активной работы в комсомольской организации, но в то же время и тяги к замужеству с последующим материнством вскоре после достижения восемнадцати лет. И все же, как показывает Алексей Юрчак, молодежь «последнего советского поколения», зачастую делала собственный выбор. Иногда она следовала ориентирам, установленным властью, порой, напротив, отвергала их, а в некоторых случаях выбирала какую-то промежуточную линию[4]. В постсоветский период озабоченность воспитанием и моралью девушек не утратила своей коллективной значимости, но ее проявления стали более разнообразными. Это вполне объяснимо: в России XXI века здоровьем и нравственностью девичества занимаются многочисленные новые акторы, включая некоммерческие или религиозные организации, а в центре дискуссий о сопутствующих рисках нередко оказываются принципы, заметно отличающиеся от представлений двадцатилетней давности. И если национализирующееся российское государство, обеспокоенное снижением рождаемости, видит в девушках прежде всего потенциальных матерей, то Русская православная церковь надеется обрести в их лице новых верующих, разделяющих ее подходы к христианскому воспитанию и христианской нравственности. В сочетании с утверждением рыночных отношений это привело к расширению в современной России диапазона гендерных контрактов[5], позволяя молодым женщинам делать выбор между полноценной карьерой или частичной занятостью, бездетностью или материнством, реализуемым дома до той поры, пока дети не станут подростками. В то же время девушки XXI века более открыты глобальным влияниям, нежели предшествующие поколения; глобальные акторы, начиная с производителей косметики и заканчивая транснациональными феминистскими организациями, формируют противоречивые устремления, подталкивая к трудному выбору между, например, потребительством и благотворительностью, положением гетеронормативной домохозяйки или активной феминистки.
С этой точки зрения представленное здесь исследование, в центре которого организация групп девушек в Калининграде, может оказаться полезным для изучения внутренних конфликтов и противоречий, присущих одному из новых для России способов конструирования нормативного девичества. С одной стороны, состоявшиеся в Калининградской области семинары следовали общепризнанным международным методикам: за образец групповой работы бралось проведение подобных мероприятий в скандинавских странах, хорошо известных своими достижениями в сфере благосостояния, демократии, гендерного равенства. С другой стороны, их программу пришлось приспосабливать к российскому контексту и потребностям местных молодых женщин. Такое переосмысление происходило на нескольких уровнях: в ходе предварительного обсуждения того, почему использование подобной модели важно для России; в процессе ее адаптации к локальным дискурсам и реалиям; наконец, в процессе ее воплощения российскими партнерами, у которых имелись собственные представления о нормативном и девиантном девичестве. Целью этой статьи является исследование того, как нормативные характеристики «подобающего» – используя формулировку Юваль-Дэвис[6] – девичества практически конструируются применительно к группам калининградских девушек, сформированным в рамках совместного скандинавско-балтийско-российского проекта, упомянутого выше. В особенности меня интересовало, что именно артикулируется в качестве «нормального» и, напротив, «опасного» для современной российской девушки[7], каким образом предлагается работать с этими нормами и рисками и как они влияют на сценарии группового взаимодействия.
В центре внимания статьи – совместный проект Института мира Аландских островов (Финляндия) и калининградского некоммерческого партнерства «Звезда надежды», основанного в начале 2000-х годов[8]. Несмотря на декларируемый этим объединением независимый статус, оно было тесно связано с местным муниципальным Центром социальной помощи семье и детям[9]. Такие центры, появившиеся в России в 1990-е годы, стали одной из составляющих постсоветской реорганизации социальной работы с теми семьями, которые классифицировались как «проблемные» – то есть отличались асоциальным поведением детей или родителей, наличием приемных детей и так далее. Среди сотрудников подобных центров преобладают психологи и социальные работники.
В Швеции с идеей создания групп для девушек и, позднее, для юношей в 1990-е годы выступила Миа Ханстрём, педагог и воспитатель продленного дня в школе. Рабочее расписание группы для девушек предполагает проведение регулярных (обычно еженедельных) собраний 8–12 девочек-подростков, направленных на укрепление их уверенности в себе и создающих площадку для обсуждения гендерных норм и прав, сексуальности, проблем, сопутствующих взрослению. По мнению координаторов и тренеров Института мира, реализация подобной программы в Калининграде должна была содействовать утверждению демократических ценностей, предотвращению рисков, связанных с торговлей людьми, а также способствовать разрешению социальных проблем, возникших в результате социально-экономических реформ в постсоветских странах.
Рассматривая аспекты девичества, связанные с нормами и рисками, я опираюсь на теорию governmentality (дословно – управления мышлением), в частности, на учение о меняющихся техниках управления индивидуальностью в современном мире, которое выдвинул Николас Роуз. Ее практическое воплощение, согласно Роузу, выглядит следующим образом:
«Под эгидой поддержания общественного благополучия был сконструирован сложнейший медицинско-терапевтический аппарат, предназначенный для управления индивидуальным и социальным целым как жизненно важным национальным ресурсом, а также особая управленческая система, регулирующая “вопросы жизнедеятельности” и включающая в себя технологии совета и попечения, медицинский персонал и специализированные учреждения, кадры наставников и консультантов»[10].
Таким образом, для того, чтобы изучить нормативные аспекты девичества в современной России, я рассматриваю дискурсы, складывающиеся вокруг деятельности групп, а также различия в артикуляции норм девичества различными акторами. Настоящая статья основывается на обучающих материалах, используемых руководителями групп, отчетах о ходе проекта в Калининграде, анонимных ответах на вопросы анкеты, разработанной для участниц групповых занятий их местными организаторами. Наиболее важным из привлеченных мной образовательных материалов является учебник «Группы для девушек: девушки, равенство полов и демократия», базирующийся на двух публикациях Ханстрём, ранее вышедших в Швеции[11]. Эти работы включали методические рекомендации, адресованные руководителям шведских групп для девушек и юношей[12]. Я также использовала материалы формальных и неформальных бесед с сотрудниками Института мира Аландских островов и «Звезды надежды» – организаций, содействовавших становлению групп в России[13].
Личность, психология и коллективное обучение в постсоветской России
Начало демократических преобразований в России способствовало не только важным изменениям в конструкциях женственности, реализация которых ожидается от девушек, но также появлению и развитию новых институтов и методов, касающихся индивидуальных и коллективных устремлений[14]. К моменту запуска скандинавско-балтийского совместного проекта институты, предоставляющие психологическую помощь, и специальные центры, предлагающие поддержку семье, выступали своеобразными заменителями тех механизмов коллективного контроля и самосовершенствования, которые прежде курировались коммунистической партией и комсомолом[15]. (Для комсомольцев, в частности, раньше предусматривалось заполнение индивидуальных планов, ежегодно намечавших рубежи личностного роста[16].) Среди таких механизмов были и группы, в центре деятельности которых находилось личностное развитие; к середине 1990-х годов они действовали во многих постсоветских городах. Заинтересованность в новых формах работы с собственным «я» была связана с крушением советской системы ценностей, концентрировавшейся вокруг коллективной ответственности и государственной защиты. Более того, эта новая работа над собой была нацелена на обнаружение внутренних ресурсов, обеспечивающих успех индивида в новом капиталистическом обществе[17]. Если в советские времена психология рассматривалась в основном как прикладная и медицинская наука, то постсоветская психология должна была гарантировать успешную трансформацию прежнего homo soveticus в рациональную, богатую, свободную и счастливую личность: человека, пригодного для реализации рыночного экономического порядка, политических свобод, новой индивидуальности. Действительно, в 1990-е годы российское общество пережило запоздалое знакомство с психоанализом[18]; причем эта встреча происходила на фоне распространения всевозможных околопсихологических и неорелигиозных течений[19], а также знакомства с православной духовностью, гуманистической и феминистской психологией.
Что касается молодежи, то организаторы групповых сессий видели в ней наиболее важную клиентскую аудиторию. Например, люди в возрасте от 16-ти до 30 лет составили львиную долю участников московского клуба «Синтон», основанного психологом Николаем Козловым и получившего широкую известность благодаря его публикациям[20]. «Синтон» начал проводить групповые занятия в начале 1990-х годов в нескольких городах; их участниками были как юноши, так и девушки. Впрочем, с самого начала в клубе создавались и специальные группы для молодых женщин, участницы которых занимались постижением собственной фемининности, а также обучались искусству соблазнять мужчин[21]. В конце 1990-х «стервология» – навыки использования женственности и сексуальности для доминирования над мужчинами – рекламировалась СМИ как полезная составляющая успеха в постсоветском обществе. С целью ее продвижения создавались особые группы, участие в которых обычно стоило дорого и было труднодоступным для многих молодых женщин. Лекции и групповые занятия, основанные на феминистской методике и ставившие под сомнение гендерные стереотипы, были, скорее, исключением[22]. Отчасти эту функцию восполняли группы, создаваемые при кризисных центрах для женщин[23]. Однако членство в подобных группах обычно ограничивалось жертвами домашнего и/или сексуального насилия, а сами они не имели финансовых средств, чтобы проводить тренинги по предотвращению насилия среди девушек.
Таким образом, и коммерческие наставники, и авторы книг по самосовершенствованию в основном игнорировали потребности молодых российских женщин, не принадлежавших к высокодоходным слоям населения. По контрасту учебные группы, анализируемые в настоящей статье, интересны прежде всего своей некоммерческой природой и вниманием к проблемам обычных молодых женщинах и гендерному равенству.
Российские девушки между рисками и возможностями: перспектива транснационального проекта
Семинары для девушек в скандинавских странах
Учебник «Группы для девушек: девушки, равенство полов и демократия» содержит материалы, которые были подготовлены во взаимодействии с партнерами из Финляндии, Литвы и России. Анализ тем для обсуждений и групповых упражнений, предлагаемых в шведской книге 1997 года, которая легла в основу учебника, позволяет заключить, что эта публикация была нацелена на преодоление возможных рисков и содействие личностному развитию девушек в таком обществе, где государство заботится о благополучии молодых женщин исходя из принципа гендерного равенства возможностей. Главными препятствиями, мешающими социализации девушек, представлялись неразвитость их лидерских качеств, недостаток уверенности в себе (отчасти обусловленная коммерциализацией женской красоты), а также низкий уровень знаний о том вкладе, который был внесен предшествующим женским движением в установление принципов гендерного равенства. Более того, сам факт наличия подобных групп считался важной инновацией: в частности, по мнению Вероники Хонкасало, в то время как в Финляндии работа с молодежью организовывалась преимущественно таким образом, чтобы она была «гендерно-нейтральной», идеалы равенства не были в полной мере «конкретизированы на практике»[24]. Для того, чтобы гарантировать плавный переход к взрослению в условиях законодательно закрепленного равенства возможностей, лидерам шведских и финских групп для девушек рекомендовалось стимулировать обсуждение так называемых «трудных тем» из тех областей, где гендерные иерархии наиболее ощутимы – таких, например, как красота, любовь, секс. При этом, чтобы не допустить превращения дискуссий в занудные уроки, их предлагалось комбинировать с развлечениями типа групповых экскурсий или занятий по кулинарии.
Как видно из сказанного, модель того, как нужно выстраивать правильную социализацию девушек в шведском или финском контексте, исходила из наличия экономической стабильности, государственной поддержки благополучия граждан, правовых гарантий равных возможностей для девушек и юношей, а также готовности женщин и девушек бороться за свои права.
Организуя семинары для девушек в России: подход интернациональных участников программы сотрудничества
Когда группы для девушек начали создаваться в Калининграде, логика сотрудничества потребовала определенного пересмотра базовой программы, связанной с ее адаптацией к установкам различных акторов, вовлеченных в проект. Так, например, вильнюсское бюро Международной организации по миграции поддержало перевод на русский язык учебника «Groups for Girls: Girls, Gender Equality and Democracy. Handbook for the Leaders of the Groups», написанного на основе более ранних публикаций Ханстрём. Интернациональные организаторы предполагали, что заботы и ожидания российских девушек окажутся иными; особенно важной им представлялась проблема вовлечения женщин из Восточной Европы в проституцию. Калининградская область считается регионом с высоким миграционным потенциалом, а это влечет за собой повышенный риск втягивания женщин в международные сети сексуального рабства. Организаторы считали, что молодые женщины, собиравшиеся за границу для обучения и работы, весьма уязвимы; как отмечалось во введении к учебнику, их легко могли втянуть в сеть нелегальных сексуальных услуг, что требовало от них осознания такого риска и знания о возможных путях его преодоления.
Подготовленное Международной организацией по миграции введение к пособию по групповым занятиям для девушек пытается согласовать западную программу с постсоветскими реалиями. По моему мнению, однако, российские девушки изображены здесь слишком наивными и нуждающимися в специальном попечении и руководстве, особенно во время заграничных поездок, где их подстерегают обманщики и сутенеры. Тем самым создается впечатление, будто российские девушки очень традиционны в том, что касается гендерных норм. Определенная ирония заключается, однако, в том, что, согласно введению, опасность сексуального рабства грозит отнюдь не всем молодым россиянкам: «большему риску подвергаются девушки, проживающие в неблагополучных семьях – при тяжелой ситуации в семье у них чаще появляется желание уехать за границу в поисках лучшей жизни»[25].
Возможно, из-за того, что книга готовилась при участии российских партнеров, в число особо уязвимых попали девушки из семей «неблагополучных», «неполных», «живущих в тяжелых жилищных/материальных условиях», а также из тех, в которых родители «не уделяют достаточно времени воспитанию»[26]. В этой дефиниции, которая не раз обсуждалась исследователями[27], воспроизводится стандартный подход, присущий российским социальным службам[28]. Действительно, в официальном дискурсе «семейного неблагополучия» носителями социальных проблем оказываются в основном «новые бедные», а неполные семьи или семьи, где дети воспитываются одним из разведенных родителей, предстают отклонением от социальной нормы. Таким образом, идея скандинавских партнеров о том, что группы должны состоять в основном из девушек, уязвимых в отношении обмана и нелегального вовлечения в проституцию, во многом сближается с тем, как социальное неблагополучие представлено российскими властями. С точки зрения последних, более обеспеченные и образованные девушки имеют более высокие шансы избежать приумножения «проблемных» семей. Такой подход к «неблагополучным семьям» способствует в свою очередь укреплению социальной иерархии, отделяющей «полезных членов общества» от нарушителей устоявшихся норм. Фактически речь идет о стигматизации представителей так называемых «неблагополучных семей».
Кроме того, русская версия учебника не была дополнена какими-либо описаниями или упражнениями, которые могли бы подвести девушек к пониманию связи между экономическим и гендерным неравенством. Не затрагивает она и проблемы организации властных структур и политической активности молодых женщин. Иначе говоря, подобно популярным публикациям о работе над собой и ток-шоу о самосовершенствовании[29], учебник исходит из того, что группы, для которых он предназначается, не будут ставить под сомнение властные иерархии современной России и ограничатся преимущественно проблематикой личного выбора и персональной ответственности.
Группы для девушек в Калининграде: оценка проекта российскими организаторами
Краткие отчеты о работе первых групп, созданных в нескольких муниципалитетах Калининградской области в 2009 году, которые приводятся в послесловии к книге, были подготовлены калининградской организацией «Звезда надежды» во взаимодействии с Институтом мира Аландских островов. Эти документы в основном подтверждают предложенную мной выше интерпретацию. Тем не менее сценарий работы групп подвергся дальнейшим изменениям. Групповые семинары, описанные в послесловии, предполагали добровольное, как и в скандинавских странах, участие, но присутствовали на них преимущественно девушки из «группы риска». Таким образом, легко предположить, что участие в работе дискуссионных групп ассоциировалось с определенной социальной стигматизацией: в частности, в одном из отчетов рассказывается о том, как после обсуждения на одной из групп проблем, связанных с вовлечением девушек в проституцию, две участницы, охарактеризованные как «девушки из полных семей», покинули группу, заявив, что «тематика обсуждаемых вопросов им чужда»[30]. Между тем риски, связанные с предотвращением вовлечения в проституцию, были важным фактором в организационном оформлении групп. Так, по инициативе скандинавских партнеров просмотр и обсуждение шведского фильма 2002 года «Лиля навсегда» (режиссер Лукас Мудиссон), направленного против торговли женщинами, были включены в программы всех групп.
Однако, несмотря на то, что учебник был переведен на русский, а некоторые важные темы, предназначенные для обсуждения на семинарах, утверждались по соглашению со скандинавско-балтийскими партнерами, именно калининградские организаторы сыграли решающую роль в приспособлении программы к местным потребностям. На произведенной адаптации сказывались представления социальных работников о том, каким должно быть нормативное девичество, как следует формировать будущее девушек, какие принципиальные риски важно учесть. Содержащиеся в отчетах описания, как работали первые калининградские группы, свидетельствуют, что по мере развертывания их деятельности первоначальный проект, который был обрисован в учебнике, существенно изменился. В то время, как русскоязычный вариант учебника в основном рекомендовал группам упражнения по развитию лидерских качеств наряду с обсуждением гендерного неравенства в повседневной девичьей жизни, из отчетов «Звезды надежды» и моих бесед с ее руководителями следовало, что калининградские группы много времени посвятили проблемам подростковых абортов, наркотиков, ВИЧ-инфекции, курения. В частности, их сосредоточенность на предотвращении девиантного поведения среди подростков стала для меня очевидной после ознакомления с неформальным файлом-презентацией работы групп за три года, копия которого была передана мне представителями «Звезды надежды»[31]. Важные различия касались также того, как интерпретируются проблемы семьи. В тексте русскоязычного учебника будущей семейной жизни уделяется удивительно мало места – всего лишь страница, на которой сжато изложена информация о различных видах семей, а в сопутствующих упражнениях вообще не фигурируют категории матери или отца. Однако прилагаемые к учебнику краткие отчеты о деятельности калининградских групп, а также планы семинаров свидетельствуют о том, что семейные роли и материнство выступали важными темами, которые обсуждались на протяжении нескольких сессий. Следовательно, было бы весьма полезно более детально разобраться в том, каким образом ориентиры достижения гендерного равенства, разработанные скандинавско-балтийскими инициаторами программы, менялись в процессе ее адаптации российскими партнерами.
Обучение девушек и формирование будущего: от гендерного равенства к гендерной компетентности?
Из личных бесед с калининградскими психологами и педагогами я вынесла мнение о том, что они весьма довольны достижениями и результатами состоявшегося сотрудничества[32]. Кроме того, работа, предпринятая в группах для девушек, предъявлялась мне как лишь малая часть всей деятельности центра «Звезда надежды» и только один из сегментов его обширного взаимодействия с медицинскими учреждениями, местными администрациями, некоммерческими структурами, международными спонсорами[33] и правоохранительными органами. В данном разделе статьи я рассматриваю в основном взгляды калининградских организаторов на то, почему и как регулярные собрания групп для девушек, которые, как считается, входят в предполагаемую группу риска, могут обеспечить им более благополучное будущее.
Просматривая отчеты о реализации программы, написанные по-русски, нетрудно заметить, что необходимость создания групп для девушек и позитивный эффект от их деятельности здесь объясняются не совсем так, как в переведенном на русский язык учебнике. Например, описание рабочей программы для семинара-тренинга на тему «Мальчишки и девчонки: формирование гендерной компетентности у молодежи из малообеспеченных семей», включенного в проект «Преодоление гендерного неравенства как инструмент социальных изменений» (2010–2012), начиналось с перечисления региональных проблем, требующих общественного внимания:
«Под опекой государства в настоящее время в области находятся 1558 неблагополучных семей. Это семьи, где есть родители-безработные, а также члены, страдающие алкоголизмом или наркоманией. […] В каждой подобной семье есть дети, которые не получают достаточного внимания со стороны взрослых. […] Подростки в таких семьях более уязвимы и подвержены риску раннего материнства или отцовства»[34].
В целом же среди причин, обусловивших создание групп для девушек, упоминаются потребности «социальной профилактики», недопущение подростковой беременности, противодействие образованию слишком молодых и нежизнеспособных семей, предотвращение в таких семьях домашнего насилия, в котором женщины оказываются жертвами, а мужчины «демонстрируют гендерные стереотипы»[35].
Из сказанного очевидно, что в центре работы группы оказываются не девушки сами по себе, а скорее контроль над их поведением в интересах общества в целом: предотвращение рисков ранней беременности и появления в будущем «проблемных» матерей и жен. Иначе говоря, групповая работа с девушками из неблагополучных семей призвана способствовать большей управляемости обществом и будущими поколениями. Как утверждается в кратком отчете о реализации программы сотрудничества, размещенном на сайте организации, «формирование гендерной компетентности должно послужить основой для предотвращения семейных проблем»[36].
Понятия «гендерной компетенции» и «гендерной идентичности»[37] не раз упоминаются в отчетах и планах рабочих групп в связи с организацией групп для девушек (и юношей). Однако в доступных мне документах[38] эти понятия нигде не получали четких определений. Просматривая рабочий план группы, предполагающий проведение 45 встреч в течение года, можно понять, что посредством групповой работы организаторы предполагали обучить девушек видеть в себе женщину, снабдить их некоторыми знаниями об особенностях женского тела – в основном о репродуктивной системе и опасностях, связанных с незащищенным сексом и нежелательной беременностью, – а также дать им определенные представления об основах здорового образа жизни. Что касается гендерного неравенства, то девушки должны были обратить внимание в основном на случаи его крайнего проявления как дома, так и за его пределами. Именно это, как мне представляется, в отчетах называли гендерной компетентностью. Наряду со встречами, посвященными семейной жизни и семейным ценностям, программы рабочих групп включали в себя дискуссии о справедливом распределении домашних обязанностей, выборе профессии, женских социальных ролях[39]. Однако наиболее четко характер ожидаемой от девушек трансформации, под которой подразумевалось обретение «гендерной компетентности», был выражен в кратком финальном отчете о реализации программы. «Типичное гендерное поведение», говорилось в этом документе, не должно «чрезмерно подчеркиваться или навязываться», чтобы не «подавлять индивидуальность».
Хотя намерение просветить девушек относительно недостатков гендерной поляризации выглядит весьма скромным и сильно отстающим от современных феминистских дебатов о гендерном равенстве, в контексте российских дискурсов социальной помощи и социальной работы подобная постановка вопроса кажется довольно новаторской. Призыв к умеренности в использовании гендерных стереотипов ради того, чтобы снизить социальные риски, какой бы ограниченной ни казалась эта цель, все же оставляет девушкам возможность поразмышлять о сковывающем влиянии гендерных стереотипов в личной жизни. В то же время очень трудно оценить степень того, в какой мере этот позитивный потенциал программы мог бы повлиять на группы и на отдельных участников, поскольку факторы, влияющие на происходящее в группах, слишком многочисленны и разнообразны (среди них, в частности, позиции лидеров и исходные ожидания девушек).
Девушки и их будущее: мнения участниц групп
Как воспринимают девушки, участвующие в группах, себя и свое будущее? Для того, чтобы оценить влияние, которое оказала на девушек их групповая работа, организаторы калининградских групп при содействии Карельского центра гендерных исследований подготовили специальный вопросник. Около 70 девушек в возрасте от 12-ти до 18 лет анонимно заполнили его, завершая групповой тренинг по теме «Преодоление гендерных различий». Отнюдь не пытаясь разглядеть в материалах проведенного опроса обобщенный портрет участниц программы или извлечь из него совокупный итог их обучения, я пользуюсь им исключительно для того, чтобы включить в свой анализ мнения девушек относительно некоторых вопросов, которые находились в центре групповой работы.
Ответы участниц нескольких групп из Калининградской области показывают, что молодые женщины, заполнявшие опросный лист, ничуть не сомневались в своем праве на получение образования и приобретение специальности на тех же условиях, что и юноши. Например, многие из них упоминают о том, что в школе они учатся вместе с мальчиками, а наличие обоих работающих родителей рассматривают как свидетельство равенства между мужчиной и женщиной. Вместе с тем многие ответы обнаруживают озабоченность проблемами, нетипичными для жизни молодых женщин в обществах с высоким уровнем достатка, для которых, собственно, и создавался групповой метод обучения гендерному равенству. Так, из ответов следовало, что самым большим минусом для тех, кому суждено родиться женщиной, девушки считали невозможность продолжать карьеру из-за рождения детей, что работа на огороде важна для выживания семьи, что мужчин ценят прежде всего в тех случаях, когда они не пьют и способны защитить своих партнерш или семьи от физического насилия. В мире, очертания которого просматриваются в ответах калининградских девушек, людям приходится не только готовить пищу и нянчить детей, но и самостоятельно ремонтировать дома, квартиры, машины, компьютеры. Это мир, в котором семья может иметь собственный автомобиль, но при этом ей приходится самой выращивать овощи, чтобы сводить концы с концами. Такой мир не кажется безопасным, особенно после наступления темноты. Для тех, кто заполнял опросник, наличие гетеросексуальной семьи и деторождение выступают важными и бесспорными социальными нормами, даже если сценарий жизни в браке видится очень неопределенным.
Интересно, что участие девушек в групповой работе явно сказывалось на заполнении ими той части опросного листа, где речь шла о гендерных ценностях и практиках их будущих семей: по мнению участниц, закрепление конкретных видов деятельности за мужчинами или женщинами не должно быть слишком строгим. Распределяя функции среди членов семьи, респондентки проявляли заметную гибкость: если в некоторых ответах фиксировалась убежденность в том, что воспитание детей и забота о них должны быть совместной компетенцией обоих родителей, то из других ответов следовало, что за детей должна отвечать женщина, а от мужчины ожидается исполнение традиционных мужских обязанностей – в частности, вождение машины и материальное обеспечение семьи.
Несмотря на разброс в представлениях о том, как должны распределяться семейные обязанности, неравенству во взаимоотношениях мужчин и женщин отводилось довольно много места, причем это явление изображалось как естественное и неизменное. Подобные воззрения были представлены преимущественно в ответах на открытые вопросы, касавшиеся сходств и различий в самовосприятии, а также в проявлениях любви и сексуальности. Подобно советским женщинам[40], нынешние молодые россиянки описывают мир, в котором для девушек и женщин важно быть красивыми, стать хорошими матерями, ощущать себя любимыми. От мужчин в этом мире они ожидают смелости, ума, ответственности, а также умения зарабатывать деньги и возглавлять семью. Рассуждения некоторых девушек о мужчинах, способных быть хорошими отцами и готовых хранить верность своим «избранницам», свидетельствуют о том, что в ответах на открытые вопросы, в отличие от ответов на вопросы закрытые (касавшиеся, в частности, распределения семейных обязанностей), в большей мере проявились традиционные гендерные стереотипы.
Присущая респонденткам убежденность в том, что гендерные отличия естественны, наиболее зримо проявляет себя в ответах на вопросы, посвященные любви и сексуальности. Заполняя опросный лист, участницы допускали для юношей более широкую сексуальную свободу, чем для себя. Этим участницам казалось, что для женщины гораздо более важно быть любимой и состоять в паре, чем для мужчины. Восприятие секса и любви также интерпретировалось по-разному: в то время, как мужчины представляются в ответах теми, кто стремится к сексу потому, что их сексуальные желания не связаны с любовью, женщины изображаются как те, для кого принципиально важны стабильные отношения, построенные на любви.
Опираясь на этот краткий обзор индивидуальных опросных листов, можно заключить, что молодые женщины воспроизводят в своих ответах многие аспекты гендерных ожиданий, адресуемых им со стороны российского общества. В частности, значительная часть участниц выказала убежденность в том, что в сфере любви и сексуальности наличие неравенства выглядит естественным.
Заключение
В современной России молодые женщины продолжают рассматриваться в качестве социальной группы, которая играет важную роль в обеспечении будущего благополучия общества. В то же время нормативы девичества в постсоветских странах нельзя рассматривать отдельно от глобальных ограничений и ожиданий, диктуемых такими ролями, как «компетентный потребитель / компетентная потребительница товаров и услуг», «ответственный родитель», «равноправный гражданин / равноправная гражданка». В настоящее время эта взаимосвязь глобальных и локальных норм девичества стала более очевидной, чем двадцать лет назад. Темы и проблемы, обсуждаемые на калининградских семинарах для девушек, подтверждают это.
Имеющиеся документы показывают, что группы для девушек, работавшие в рамках совместного скандинавско-российского проекта, в отличие от многих других подобных групп, фокусировались прежде всего на осознании девушками рисков, существующих в современном обществе. В то же время групповые занятия были призваны напомнить им о персональной ответственности и социальных ожиданиях. При этом все участники проекта признавали, что современные гендерные, политические, геополитические и экономические иерархии не гарантируют им равенства гендерных возможностей на том уровне, какой достигнут в скандинавских странах. Однако и акторы, вовлеченные в организацию семинаров, по-разному воспринимали нормативы девичества, а также порождаемые современной ситуацией риски как для самих девушек, так и для общества в целом. Если в глазах скандинавских партнеров такие риски в первую очередь имели отношение к предотвращению преступлений (например, торговли женщинами) и незнанию девушками собственных прав, то с точки зрения местных организаторов бóльшую опасность представляли неразвитые материнские качества и неумение молодых женщин заботиться о своих семьях. Таким образом, калининградские девушки, принимавшие участие в семинарах рабочих групп, впитывали в ходе занятий довольно противоречивые установки, касавшиеся гендерных ролей и социальных ожиданий.
Реализация совместного проекта повлекла за собой, возможно, не очень заметные, но существенные изменения в содержании и организации групповых занятий, которые повлияли на его направленность и результаты. Самые важные из них затронули практическую организацию групповых занятий российскими тренерами: обсуждение гендерного равенства, изначально выступавшее основной целью организации групп, преобразовалось позднее в занятия по профилактике «неблагополучных семей» и предотвращению негативных последствий крайнего проявления гендерных стереотипов. В итоге, с одной стороны, господствующее в российском обществе восприятие гетеронормативности и убеждение в естественности оппозиции мужского и женского не было подвергнуто критике; с другой стороны, сам исходный дизайн групп (зародившихся в более демократичном, гендерно сбалансированном и благополучном обществе) не включал упражнений, которые побуждали бы калининградских девушек к критике властных оснований российского патриархата или к обсуждению радикальной (феминистской и коллективной) оппозиции существующему порядку вещей.
Таким образом, несмотря на многочисленные отличительные особенности данного проекта, выделяющие его из ряда прочих проектов «работы над собой» в постсоветской России, практическая реализация рассмотренной программы очень напоминает другие инициативы, сфокусированные на проблеме индивидуального выбора. В групповых занятиях, организованных в Калининградской области, как и во многих других проектах групповых занятий, центральной стала идея персонального выбора и индивидуальной ответственности (а не солидарности или коллективизма) как основы для обеспечения успешного будущего и для молодых женщин, и для молодых мужчин.
Авторизованный перевод с английского Андрея Захарова
[1] Статья подготовлена в рамках коллективного исследовательского проекта, посвященного гендерной дискриминации и правам человека и поддержанного Шведским советом по научным исследованиям. Впервые текст опубликован в журнале «Girlhood Studies» (2015. Vol. 8. № 1. P. 76–92). Печатается с разрешения редакции и автора.
[2] См.: Yuval-Davis N. Gender and Nation. London: Sage, 1997.
[3] Кассиль Л. Девушка со вкусом // Работница. 1958. № 4. С. 27; Костыгова Т., Ракитина Р. Девочка, девушка, женщина. М.: Физкультура и спорт, 1983.
[4] Yurchak A. Everything Was Forever Until It Was No More: The Last Soviet Generation. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2006. P. 9 [расширенное и переработанное русское издание: Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. М.: Новое литературное обозрение, 2014].
[5] См.: Ashwin S. (Ed.). Adapting to Russia’s New Labor Markets: Gender and Employment’s Behavior. New York: Routledge, 2006.
[6] Yuval-Davis N. Op. cit. P. 46.
[7] О советских нормах см.: Gradskova Y. Soviet People with Female Bodies: Performing Beauty and Maternity in Soviet Russia in the mid-1930s–1960s. PhD diss. Stockholm University, 2007.
[9] См.: kcspsd.narod.ru/Cntr2.htm.
[10] Rose N. Governing «Advanced» Liberal Democracies // Barry A., Osborne T., Rose N. (Eds.). Foucault and Political Reason. Chicago: Chicago University Press, 1996. P. 37.
[11] См.: Группы для девушек: девушки, равенство полов и демократия. Вильнюс: Международная организация по миграции, 2010. Являясь главным автором этого учебника, Миа Ханстрём не упоминается в этом качестве на обложке; ее имя появляется лишь на титульном листе. По моему мнению, это было сделано намеренно, поскольку фактически книга имеет много авторов. Именно по этой причине для ссылок на эту работу используется только ее заглавие.
[12] Hanström M. Metodiken för tiejverksamhet. Borlänge: Björnen, 1997; Idem. Metodikbok för killverksamhet. Borlänge: Björnen, 2005.
[13] В мае 2012 года я принимала участие в методологическом симпозиуме, проходившем на Аландских островах и посвященном использованию групп в Белоруссии, России, Латвии, Финляндии, Литве и Азербайджане. В январе 2012-го я беседовала с координатором программы на Аландских островах, а в октябре того же года посетила калининградский центр, где разговаривала с директором и некоторыми сотрудниками. Я благодарна всем своим собеседникам.
[14] См.: Лернер Ю. Телетерапия без психологии, или Как адаптируют self на постсоветском телеэкране // Лабораториум. 2011. № 1. С. 116–137; Salmenniemi S. In Search of a «New Wo(man)»: Gender and Sexuality in Contemporary Russian Self-Help Literature // Rosenholm A., Nordenstreng K., Trubina E. (Eds.). Russian Mass-Media and Changing Values. London: Routledge, 2010. P. 134–153.
[15] О ранних механизмах «работы над собой» см., например: Kharkhordin O. The Collective and Individual in Russia: The Study of Practices. Berkley, CA: University of California Press, 1999.
[16] В пункты этого плана включались не только чтение трудов Ленина и партийных документов, но и шаги, направленные на личное самосовершенствование, а также изучение культурного наследия. Подробнее об этом см.: Педагогика / Под ред Ю. Бабановского. М.: Просвещение, 2002.
[17] Salmenniemi S. Op. cit.
[18] См.: Rotkirch A., Temkina A. What Does the (Russian) Woman Want? Women Psychoanalysts Talk // Rotkirch A., Haavio-Mannila E. (Eds.). Women’s Voices in Russia Today. Aldershot: Dartmouth, 1996. P. 49–70.
[19] См.: Salmenniemi S. Op. cit.; Tessmann A. On the Good Faith: A Fourfold Discursive Construction of Zoroastrianism in Contemporary Russia. PhD diss. Gothenburg: University of Gothenburg, 2012.
[20] Козлов Н. Как относиться к себе и людям, или Практическая психология на каждый день. М.: Эксмо-Пресс, 1996.
[21] См.: www.syntone.ru.
[22] См.: Михайлова Е. Я у себя одна, или Веретено Василисы. М.: Класс, 2006.
[23] См.: Johnson J.E. Gender Violence in Russia: The Politics of Feminist Intervention. Bloomington: Indiana University Press, 2009.
[24] Honkasalo V. «Save the Girls!» Gender Equality and Multiculturalism in Finnish Youth Work Contexts // Girlhood Studies. 2013. Vol. 6. № 2. P. 47.
[25] Группы для девушек: девушки, равенство полов и демократия. C. 12.
[26] Там же. С. 15.
[27] См.: Исола А.-М. Неблагополучные семьи: риторика российской демографической политики // Новый быт в современной России / Под ред. Е. Здравомысловой, А. Роткирх, А. Темкиной. СПб.: Издание Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. С. 404–426; Iarskaia-Smirnova E., Romanov P. Doing Class in Social Welfare Discourses: «Unfortunate Families» in Russia // Salmenniemi S. (Ed.). Rethinking Class in Russia. Farnhamn: Ashgate, 2012. P. 86–105.
[28] Например, вышедший в 2003 году учебник для будущих социальных работников в разделе о семьях, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, упоминает «многодетные семьи, неполные семьи, семьи, имеющие нетрудоспособных членов», см.: Основы социальной работы / Под ред. П. Павленка. М.: Высшее образование, 2003. С. 240.
[29] Salmenniemi S. Op. cit.
[30] Группы для девушек: девушки, равенство полов и демократия. C. 203.
[31] См. также: Отчет о деятельности некоммерческого партнерства «Звезда надежды». Калининград, 2010 [неопубликованный материал].
[32] Материалы о реализации программы «Преодоление гендерного неравенства как инструмент социальных изменений». Калининград, 2011 [неопубликованный материал].
[33] «Звезда надежды» участвовала в нескольких совместных проектах, включая инициативы, поддержанные UNIСEF, европейской программой TAСIS и итальянской неправительственной организацией «Differenza Donna».
[34] Отчет о деятельности некоммерческого партнерства «Звезда надежды». С. 2.
[35] Там же.
[36] См.: zvezdanadezhdy.narod.ru/S09.htm.
[37] Отчет о деятельности некоммерческого партнерства «Звезда надежды». С. 3.
[38] Материалы о реализации программы «Преодоление гендерного неравенства как инструмент социальных изменений»; Отчет о деятельности некоммерческого партнерства «Звезда надежды».
[39] Отчет о деятельности некоммерческого партнерства «Звезда надежды».
[40] См.: Gradskova Y. Op. cit.