Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2015
Хью Тревор-Ропер (1914–2003) – классик британской историографии, специалист по истории Британии и нацистской Германии, пэр и пожизненный профессор в Оксфорде.
Шотландцы, собираясь в наши дни на праздники своей культурной идентичности, используют вещи из символического национального ряда. Прежде всего это тартановый килт, чей цвет и рисунок указывает на их «клан»; если же они намереваются помузицировать, то играть будут на волынке. Эти атрибуты, истории которых приписывают много лет, на самом деле весьма современны. Они были разработаны после – а иногда и гораздо позже – Унии с Англией 1707 года, против которой шотландцы в той или иной форме протестуют. До Унии некоторые из этих специальных предметов одежды существовали; однако большинство шотландцев считали их приметами варварства, атрибутом грубых, ленивых, хищных горцев, бывших скорее помехой, нежели реальной угрозой, цивилизованной исторической Шотландии. И даже в горах (Highlands[2]) эти предметы одежды были относительно мало известны, они не считались отличительным признаком горца.
На самом деле, сама концепция особой горской культуры и традиции – изобретение ретроспективное. До конца XVII века шотландские горцы не образовывали отдельного народа. Они были просто потомками переселившихся сюда ирландцев. На этом изломанном и негостеприимном берегу, на близлежащем архипелаге, море скорее объединяет, чем разделяет, и с конца V века, когда скотты из Ольстера высадились в Аргайле, и до середины XVIII века, когда эта земля была «открыта» после якобитских восстаний, запад Шотландии, отрезанный горами от востока, всегда был ближе к Ирландии, чем к равнинам (Lowlands) саксов. По своему происхождению и культуре это была ирландская колония. […]
В XVIII веке острова на западе Шотландии продолжали быть в какой-то степени ирландскими, и гэльский язык, на котором там говорили, описывался как ирландский. Будучи обитателями как бы «заморской Ирландии», но под управлением «иностранной» и в чем-то неэффективной шотландской короны, жители горных и островных регионов Шотландии испытывали культурное унижение. Их литература была грубым эхом ирландской. Барды при дворах шотландских вождей приходили из Ирландии или ездили туда изучать свое ремесло. Один писатель начала XVIII века, ирландец, рассказывает, что шотландские барды – мусор Ирландии, ради очищения страны периодически выметаемый в эту глухомань[3]. Даже под гнетом Англии в XVII–XVIII веках кельтская Ирландия оставалась самостоятельной культурно-исторической нацией, а кельтская Шотландия была в лучшем случае ее бедной сестрой. И у нее не было своей независимой традиции.
Создание независимой «горской традиции» и перенесение этой новой традиции, с ее опознавательными знаками на всех скоттов, было работой конца XVIII – начала XIX века. Это происходило в три этапа. Сперва возник культурный бунт против Ирландии: апроприация ирландской культуры и переписывание ранней скоттской истории, завершившееся нескромной претензией на то, что Шотландия, кельтская Шотландия, – «материнская нация», а Ирландия – ее культурная колония. Во-вторых, искусственно были созданы новые «горские традиции», представленные как древние, изначальные и особые. В-третьих, был запущен процесс, при помощи которого новые традиции были предложены и приняты исторической равнинной областью, восточной Шотландией пиктов, саксов и нормандцев.
Первый из этих этапов был завершен в XVIII веке. Утверждение о том, что кельтские, говорящие по-ирландски, «горцы» (Highlanders) Шотландии являлись не просто выходцами из Ирландии V века, а представителями древней культуры – каледонцами, что сопротивлялись еще римской армии, конечно, было древней легендой, сослужившей и в прошлом хорошую службу. В 1729 году она была отвергнута первым и величайшим из шотландских антиквариев, священником и якобитом-эмигрантом Томасом Иннесом. Но в 1738 году ее вновь подтвердил Дэвид Малколм[4], а более убедительно – в 1760 годах два литератора с одинаковой фамилией: Джеймс Макферсон, «переводчик» Оссиана, и преподобный Джон Макферсон, священник из Слита на острове Скай.
Эти два Макферсона, хотя и не были родственниками, но знали друг друга: Джеймс Макферсон останавливался у священника во время поездки на Скай в поисках «Оссиана» в 1760 году, а сын священника, впоследствии сэр Джон Макферсон, генерал-губернатор Индии, был позже близким другом поэта – и они даже работали вместе. Вот так, вдвоем, при помощи двух откровенных подделок, они и создали «местную» литературу кельтской Шотландии, а в качестве необходимой подпорки – ее историю. И эта литература, и эта история – там, где они вообще имели отношение к реальности, – были украдены у ирландцев.
Беспримесная наглость Макферсонов вызывает искреннее восхищение. Джеймс Макферсон собрал в Шотландии несколько ирландских баллад, составил из них «эпос», действие которого полностью перенес из Ирландии в Шотландию, а затем отверг настоящие баллады, опорочив их как испорченные современные выдумки, а настоящую ирландскую литературу, в которой они нашли отражение, – как низкое подражание. Затем священник из Слита написал «Критическую диссертацию» («Critical Dissertation»), которой обеспечил необходимый контекст «кельтскому Гомеру», «открытому» его однофамильцем: он поместил говорящих по-ирландски кельтов в Шотландию на четыре столетия раньше их исторического появления там и объявил подлинную ирландскую литературу украденной некими безнравственными ирландцами у невинных скоттов в «темные века». В довершение всего сам Джеймс Макферсон, используя исследование священника, написал «независимое» «Введение в историю Великобритании и Ирландии» («Introduction to the History of Great Britain and Ireland», 1771), где повторил его утверждения. Ничто так не свидетельствует о большом успехе Макферсонов, как то, что им удалось сбить с толку осторожного и критичного Эдуарда Гиббона, назвавшего этих «двух ученых горцев» своими «проводниками», закрепив тем самым то, что позднее было справедливо названо «цепью ошибок шотландской истории»[5].
Потребовался целый век, чтобы очистить шотландскую историю (если можно считать, что ее действительно очистили) от искажений и выдумок, произведенных двумя Макферсонами. Между тем эти два наглеца наслаждались победой: им удалось поместить шотландских горцев на карту страны. До того одинаково презираемые равнинными шотландцами как буйные дикари, а ирландцами – как неграмотные бедные родственники, они теперь были приняты всей Европой как Kulturvolk, народ, который в то самое время, когда Англия и Ирландия были погружены в первобытное варварство, уже выдвинул из своих рядов эпического поэта изысканной утонченности, равного Гомеру или даже превосходящего его. Но горцы привлекли внимание Европы не только своей литературой. Как только оборвались их связи с Ирландией, а горная Шотландия приобрела – хоть и с помощью подлога – независимую древнюю культуру, возник способ возвестить об этой независимости с помощью специальных традиций. И традиция, которая тогда установилась, касалась особенностей гардероба.
В 1805 году сэр Вальтер Скотт написал об «Оссиане» Макферсона эссе в «Edinburgh Review». Там он выказал характерную для него ученость и здравый смысл. Он решительно отверг подлинность эпоса, которую продолжали защищать как шотландский литературный истеблишмент, так и сами горцы. Но в том же эссе он (в скобках) отметил, что древние каледонцы, без всяких сомнений, уже в III веке носили «килт из тартана» (a tartan philibeg). В столь рациональном и критическом эссе подобное уверенное утверждение удивляет. Никогда прежде никто подобной претензии не выдвигал. Даже Макферсон этого не предполагал: его Оссиан всегда был представлен в развевающемся плаще (robe), а его инструментом, кстати, всегда была не волынка, а арфа. Но Макферсон сам был горцем и на поколение старше Скотта. В такого рода делах это многое значит.
Когда же современный килт, tartan philibeg, стал костюмом горца? Факты говорят об этом совершенно однозначно, особенно после публикации блестящей работы Телфера Данбара[6]. Если «тартан», то есть ткань, сплетенная из цветных нитей с геометрическим узором, был известен в Шотландии в XVI веке (вероятно, он возник во Фландрии, распространившись сначала на шотландской равнине, а потом в горах), то «килт» (philibeg) – и название, и сама вещь – оставался неизвестным до XVIII века. Отнюдь не являясь традиционным нарядом горцев, он был изобретен англичанами после Унии 1707 года; а различающиеся узором и цветом «клановые тартаны» – еще позднее. Они стали частью церемонии, разработанной сэром Вальтером Скоттом в честь визита в Эдинбург английского короля из ганноверской династии. Так что своей формой и расцветкой клановые тартаны обязаны двум англичанам.
Поскольку шотландские горцы по своему происхождению были ирландцами, просто переместившимися с одного острова на другой, естественно предположить, что и их изначальное одеяние было таким же, как у ирландцев. И действительно, именно это мы и обнаруживаем. Авторы вообще замечают наряды горцев только в XVI веке, но в то время все они единодушно показывают, что обычная одежда горцев состояла из длинной «ирландской» рубахи (leine на гэльском), которую высшие классы – как и в Ирландии – красили шафраном; туники, или failuin; и плаща, или plaid, который у высших классов был разноцветным или полосатым, а у простолюдинов коричневым и красновато-коричневым, защитного цвета, подходящего для жизни у болот. […]
На поле боя вожди носили кольчугу, а низшие классы стеганую льняную рубаху, покрытую смолой и оленьими шкурами. Кроме этого обычного наряда, вожди и вельможи, вошедшие в контакт с более изысканными обитателями равнин, могли носить «труз» (trews): сочетание бриджей с чулками. Эти «труз» можно было носить в горах только на свежем воздухе и только людям, у которых есть слуги, чтобы те возили «труз» за хозяином: следовательно, они были знаком социального отличия. И «плед», и «труз», вероятно, делались из тартана. […]
В XVII веке армии горцев участвовали в гражданских войнах в Британии, и всегда, судя по описаниям, мы видим, что офицеры носят «труз», а простые солдаты оставляют ноги и бедра голыми. И офицеры, и солдаты носили «плед», но первые как верхнюю одежду, а последние полностью покрывали им тело, подпоясывая на талии, так, что нижняя часть под поясом образовывала вид юбки. В такой форме это было известно как breacan, или «подпоясанный плед». Тут важно, что не было ни одного упоминания «килта», каким мы его знаем. Выбор был исключительно между «труз» джентльмена и «народным» «подпоясанным пледом»[7].
Название «килт» впервые появляется через двадцать лет после Унии. Эдвард Бёрт, английский офицер, посланный к генералу Уэйду в Шотландию главным землемером, написал из Инвернесса несколько писем о характере и обычаях страны. В них он дал тщательное описание quelt, который, как он объяснял, является не отдельным нарядом, а просто особым способом ношения «пледа, собранным в складки и подпоясанным на талии, чтобы получилась короткая юбка, закрывающая бедра до половины; остальная часть закидывается на плечи и застегивается там… так, что получается очень похоже на бедных женщин Лондона, когда они задирают подол платья на голову, желая укрыться от дождя»[8]. […]
После якобитского восстания 1715 года британский парламент рассматривал предложение законодательно запретить это одеяние – точно так же, как ирландский наряд был запрещен при Генрихе VIII: думали, что это поможет сломить особый горский образ жизни и интегрировать горцев в современное общество. Однако закон не прошел. Было признано, что горское одеяние удобно и необходимо в стране, где путешественник вынужден «скакать по горам и болотам и ночевать на холмах». […] Есть особая ирония в том, что если бы горский наряд был запрещен после 1715-го, а не 1745 года[9], то килт, который сейчас считается одной из древних традиций Шотландии, вероятно, так и не появился бы. А возник он через несколько лет после писем Бёрта и очень близко к тому месту, откуда он их посылал. Неизвестный в 1726 году, килт вскоре неожиданно появился и к 1746 году утвердился настолько, чтобы быть ясно названным в том парламентском акте, который все же запретил горский наряд. Изобретателем килта был английский квакер из Ланкашира Томас Роулинсон.
Семейство Роулинсонов давно занималось изготовлением железных изделий в Фёрнессе. […] Однако со временем объемы поставляемого угля стали снижаться, и в качестве топлива Роулинсонам потребовался лес. По счастью, после подавления восстания 1715 года горы открыли для предпринимателей, и промышленность юга смогла эксплуатировать леса на севере. Поэтому в 1727 году Томас Роулинсон заключил соглашение с Йеном Макдонеллом, главой клана Макдонеллов из Гленгарри близ Инвернесса, о 31-летней аренде лесистой области в Инвергарри. Он поставил там печь и плавил железную руду, которую привозил специально из Ланкашира. Предприятие оказалось экономически невыгодным: его свернули семь лет спустя; но за эти семь лет Роулинсон хорошо узнал местность, и установил регулярные отношения с Макдонеллами из Гленгарри, и, конечно, нанимал «толпу горцев», чтобы валить деревья и работать у печи[10].
За время своего пребывания в Гленгарри Роулинсон заинтересовался горским костюмом и узнал о его неудобстве. Подпоясанный плед годился для праздной жизни: ночевок на холмах или бродяжничества по болотам. Он был дешев, и все соглашались, что низшие классы не могут себе позволить штанов. Но для людей, которые валят лес или присматривают за печью, это было «стесняющее и неудобное одеяние». […] Роулинсон послал за портным из полка, расквартированного в Инвернессе, и с ним вместе придумал, как «укоротить платье и сделать его удобным для работников». Результатом стал the felie beg, или «малый килт», который получился так: юбку отделили от «пледа», и она превратилась в отдельный наряд с уже подшитыми складками. Роулинсон сам носил это новое одеяние, и его примеру следовал его партнер Йен Макдонелл из Гленгарри. После этого члены клана, как обычно, последовали за своим вождем, и нововведение, как указывается, «было сочтено столь удобным, что за короткое время было принято во всех горных землях, а также на многих северных равнинах»[11].
Эта история о происхождении килта впервые была рассказана в 1768 одним горским джентльменом, лично знавшим Роулинсона. В 1785-м история была опубликована, не вызвав никаких возражений. Ее подтвердили два тогдашних величайших авторитета по шотландским обычаям[12] – и, отдельно, свидетели из семейства Гленгарри[13]. Эту историю никто не стал опровергать еще сорок лет. Ее вообще никогда не опровергали. Все свидетельства, которые накопились с тех пор, с ней совершенно согласуются. […] Таким образом, мы можем заключить, что килт был костюмом Нового времени, впервые придуманным английским промышленником-квакером, и что тот надел его на горцев не для того, чтобы сохранить их традиционный образ жизни, а для того, чтобы его преобразить: вытащить горцев из болота и затащить на фабрику.
Но если таково происхождение килта, то немедленно возникают следующие вопросы: из какого тартана был сделан килт квакера […], были ли в XVIII веке особые «наборы» цветов (setts) и когда началось различение кланов по узорам?
Авторы XVI века, первыми заметившие горское одеяние, явно не знали таких различений. Они описывали «пледы» вождей как цветные, а у их соплеменников как коричневые, так что любое различение цвета тогда было социальным, а не клановым. […] Портреты одного семейства Макдональдов из Армадейла демонстрируют по крайней мере шесть разных «наборов» тартана, а свидетельства, современные восстанию 1745 года – будь то живописные, портняжные или литературные, – не показывают различения кланов по узорам или какой-либо их повторяемости. […] Выбор тартана был делом частного вкуса или необходимости[14].
Таким образом, когда разразилось великое восстание 1745 года, килт, как мы его знаем, был недавним английским изобретением, а «клановые» тартаны еще не существовали. Однако восстание знаменует перемену в портновской, равно как социальной и экономической, истории Шотландии. После подавления восстания британское правительство решило наконец осуществить то, что замышляло в 1715 году (и даже раньше), и окончательно разрушить независимый образ жизни горцев. Согласно различным парламентским актам, последовавшим за победой при Куллодене, горцев не только разоружили и лишили их вождей наследственной юрисдикции, но ношение горского одеяния – «пледа, филибега, труз, плечевой портупеи… из тартана или частично окрашенного пледа или ткани» – было запрещено по всей Шотландии под страхом тюремного заключения на 6 месяцев без освобождения под залог, а при повторном нарушении – под угрозой высылки на 7 лет. Этот драконовский закон оставался в силе 35 лет, во время которых весь горский образ жизни был уничтожен. […] К 1780 году горский наряд казался окончательно вымершим, и никакой разумный человек не думал о его возрождении.
Однако история нерациональна или, по крайней мере, рациональна лишь частично. Горский костюм действительно исчез для тех, кто привык его носить. Прожив целое поколение в штанах, простые крестьяне из горной Шотландии не видели причин возвращаться к подпоясанному пледу или тартану, который они когда-то находили таким дешевым и практичным. Они даже не обратились к «удобному» новому килту. А вот высший и средний классы, которые прежде презирали «холопские» атрибуты, теперь с энтузиазмом обратились к наряду, отброшенному его традиционными носителями. В те годы, когда он был запрещен, некоторые горские вельможи с удовольствием его надевали и даже позировали в нем дома для портретов. Затем, когда запрет был снят, мода на это одеяние расцвела. Англизированные шотландские пэры, богатеющее джентри, образованные эдинбургские адвокаты и благоразумные абердинские купцы – люди, не стесненные бедностью, никогда не вынуждаемые скакать по горам и болотам, ночевать на холмах, – выставляли себя напоказ не в исторических «трузах», традиционном костюме своего класса, не в нескладном подпоясанном пледе, но в дорогой и причудливой версии этого недавнего нововведения – в «филибеге» или малом килте.
У этой замечательной перемены были две причины. Одна – общеевропейская: движение романтизма, культ благородного дикаря, которого цивилизация грозит уничтожить. До 1745 года горцев презирали как праздных и хищных варваров. В 1745-м их боялись как опасных бунтовщиков. Но после, когда их уникальное сообщество было столь легко разрушено, горцы воплотили в себе сочетание романтизма первобытного племени с обаянием вымирающего вида. Именно в обществе, где господствовали подобные настроения, Оссиана и ждал триумф. Вторая причина была особая и заслуживает подробного рассмотрения. Это было формирование по приказу британского правительства горских полков (Highlanders).
Образование горских полков началось еще до 1745 года. Самый первый, «Черный дозор» (Black Watch), впоследствии просто 43-й, а затем 42-й линейный полк, бился при Фонтенуа в 1745-м[15]. Но именно в 1757–1760 годах Питт-старший[16] принялся систематически отвлекать боевой дух горцев от якобитских авантюр, направляя их на имперские войны. […]
Горские полки вскоре покрыли себя славой в Индии и Америке. Они также установили новую костюмную традицию. По «Акту о разоружении» 1746 года на горские полки не распространялся запрет на ношение их наряда, и поэтому те 35 лет, что кельтские крестьяне привыкали к саксонским штанам, а кельтский Гомер изображался в плаще барда, именно горские полки в одиночку удерживали на плаву индустрию производства тартана и обеспечили долговечность самому недавнему из всех нововведений – ланкаширскому килту.
Изначально горские полки носили в качестве формы подпоясанный «плед»; но, как только был изобретен килт – а его удобство было признано и сделало его популярным, – он был принят. Более того, вероятно, именно благодаря этим подразделениям родилась идея различать тартан по кланам; ведь число горских полков росло, и их тартанная форма должна была содержать отличия. Когда же право на ношение тартана возвратилось к гражданским лицам и романтическое движение поддержало культ клана, те же принципы различения легко были перенесены с полка на клан. Но это все произойдет в будущем. Пока нас интересует лишь килт, который, будучи изобретен английским промышленником-квакером, затем был спасен от вымирания английским государственным деятелем-империалистом. Следующей стадией стало изобретение для него шотландской родословной.
Все началось с важного шага, предпринятого в 1778 году – с основания в Лондоне Горского общества (Highland Society), чьей главной функцией было поощрение древних горских добродетелей и сохранение древних горских традиций. Его члены состояли из представителей знатных фамилий горной Шотландии и офицеров, но его секретарем, «чьему рвению Общество особенно обязано своими успехами», был Джон Маккензи – адвокат из лондонского Темпла, а также «самый близкий и доверенный друг», сообщник, деловой партнер и впоследствии душеприказчик Джеймса Макферсона. И Джеймс Макферсон, и сэр Джон Макферсон были в числе первых членов Общества, одним из величайших достижений которого, по мнению его историка сэра Джона Синклера, стала публикация в 1807 году «оригинального» текста Оссиана на гэльском. Этот текст был взят Маккензи из бумаг Макферсона и опубликован вместе с диссертацией, удостоверяющей его подлинность и написанной самим Синклером. Ввиду двойной функции Маккензи и поглощенности Общества литературой на гэльском (которая почти вся была или произведена, или вдохновлена Макферсоном), все предприятие можно рассматривать как одну из операций мафии Макферсонов в Лондоне.
Второй и не менее важной целью Общества было обеспечить отмену закона, запрещающего носить горский наряд в Шотландии. Ради достижения этой цели члены Общества постановили сами встречаться (что они законно могли делать в Лондоне) «в этом столь прославленном наряде, который носили их кельтские предки, и по таким случаям говорить выразительным языком, слушать усладительную музыку, читать древнюю поэзию и соблюдать оригинальные обычаи своей земли»[17].
Стоит заметить, что даже тогда горский наряд не включал килт: правилами Общества он был определен как «труз» и подпоясанный «плед» («плед и филибег в одном»). Главная цель была достигнута в 1782 году, когда маркиз Грэхем по просьбе комитета Горского общества продвинул отзыв акта в Палате общин. Отмена вызвала ликование в Шотландии, гэльские поэты увековечили победу кельтского подпоясанного пледа над штанами саксов. С этого момента и начался триумф только что переопределенного горского наряда.
К тому времени горские полки уже перешли на «филибег», и их офицеры легко убедили себя, что этот короткий килт и является национальной одеждой Шотландии с незапамятных времен. Когда в 1804 году военное министерство рассматривало замену килта на «труз», офицеры отозвались на это соответствующим образом. Полковник Камерон из 79-го полка был в ярости. Уж не хочет ли верховное командование, вопрошал он, действительно прекратить «свободную циркуляцию чистого и полезного воздуха» под килтом, «столь удивительно приспособленного горцами для физических упражнений?»[18]. […] Под таким вдохновенным натиском министерство ретировалось, и именно солдаты британских горских полков в килтах после окончательной победы над Наполеоном в 1815 году захватили воображение и пробудили любопытство Парижа. […]
Между тем миф о древности этого наряда активно распространялся другим военным. Им был полковник Дэвид Стюарт из Гарта, начавший службу в 42-м полку в возрасте шестнадцати лет и проведший всю взрослую жизнь в армии, в основном за границей. Как офицер, с 1815 года служивший на полставки, он посвятил себя изучению истории первых горских полков, а затем также жизни и традициям «гор»: традициям, которые он, вероятно, чаще открывал для себя в офицерских столовых, нежели в долинах и гленах Шотландии. Эти традиции теперь включали и килт, и клановые тартаны, что было принято полковником без сомнений. […] Он заявил, что тартаны всегда плелись с «особым узором (или “набором”, как они их называли) разными кланами, племенами, семьями и округами». Ни одно из этих заявлений он не сопроводил доказательством. Они появились в 1822 году в его книге «Заметки о характере, образе жизни и нынешнем состоянии горцев Шотландии» («Sketches of the Character, Manners and Present State of the Highlanders of Scotland»). Эта книга, как считается, и стала основой всех последующих работ о кланах.
Стюарт продвигал «горское дело» не только с помощью печатного станка. В январе 1820 года он основал Кельтское (Celtic) общество Эдинбурга: общество «юных гражданских лиц», первой целью которого было «поощрять общее использование древнего горского наряда в горах» – и делать это путем его ношения в Эдинбурге. Президентом Общества был сэр Вальтер Скотт, выходец с равнинной части Шотландии. Члены Общества регулярно собирались на ужин, «в килтах и беретах по старинной моде и вооруженные до зубов». Сам Скотт на таких встречах носил «труз», но объявлял, что он «очень доволен чрезвычайным энтузиазмом гэлов (the Gael), когда они освобождаются от рабства штанов». «Подобных прыжков, скачков и крика вы никогда не видели», – писал он после одного такого обеда[19]. Таковы были последствия – даже в чопорном Эдинбурге – свободной циркуляции чистого и полезного воздуха под горским килтом.
Таким образом к 1822 году, во многом стараниями сэра Вальтера Скотта и полковника Стюарта, «горский переворот» уже начал осуществляться. Особенный размах он приобрел именно в этот год, благодаря официальному визиту короля Великобритании Георга IV в Эдинбург. Монарх из ганноверской династии в первый раз прибывал в столицу Шотландии, и, чтобы обеспечить успех визита, были сделаны тщательные приготовления. Нас здесь интересует личность того, кто отвечал за эти приготовления. Ведь мастером церемоний, взявшим на себя решение всех практических вопросов, был сэр Вальтер Скотт; своим ассистентом он назначил полковника Стюарта из Гарта; почетный караул, которому Скотт и Стюарт поручили охрану королевской особы, государственных чиновников и регалий Шотландии, состоял из «энтузиастов филибега», членов Кельтского клуба, «одетых в соответствующий наряд». Результатом стала причудливая карикатура на шотландскую историю и реальность. Взятый в оборот своими фанатичными кельтскими друзьями, Скотт, судя по всему, решил забыть и историческую Шотландию, и свои родные равнины. Королевский визит, объявил он, будет «собранием гэлов». И поэтому стал требовать от горских вождей, чтобы те явились со «свитой своих соплеменников отдать дань уважения королю»[20]. Горцы исправно явились. Но какие тартаны им было нужно надеть?
Идея различающихся по кланам тартанов, столь разрекламированная Стюартом, видимо, пришла от находчивых производителей мануфактуры, которые на протяжении 45 лет не имели никаких клиентов, кроме горских полков, но с 1782-го – года отмены акта – надеялись на расширение рынка. Самой крупной была компания «Уильям Уилсон и сын» из Баннокберна. Господа Уилсон и сын углядели выгоду в создании целой линейки тартанов, различающихся по кланам, дабы стимулировать конкуренцию между ними, для чего и вступили в альянс с Горским обществом Лондона, предложившим для их коммерческого проекта исторически респектабельный плащ или «плед». В 1819 году, когда идея королевского визита только возникла, фирма приготовила «Книгу основных узоров» («Key Pattern Book») и послала различные тартаны в Лондон, где Общество исправно их «сертифицировало» как принадлежащие тому или иному клану. Впрочем, когда дата визита была уже подтверждена, времени для подобной педантичности не осталось. Наплыв заказов оказался таким, что «любой кусок тартана продавался, едва сходя со станка». В таких обстоятельствах первой обязанностью фирмы стало поддержание бесперебойных поставок товаров и обеспечение широкого выбора для горских вождей. Поэтому Клюни Макферсон, наследник первооткрывателя Оссиана, получил первый попавшийся тартан. В его честь данный тартан был назван «Макферсон», но незадолго до этого большую партию таких же «филибегов» продали мистеру Кидду, чтобы одеть его вест-индских рабов, и тогда он назывался «Кидд», а еще прежде – просто «№ 155».
Таким образом, столица Шотландии «тартанизировалась», чтобы встретить своего короля, который прибыл в таком же костюме, сыграв свою роль в кельтской процессии, а в апогее визита торжественно пригласил собравшуюся знать выпить, но не за подлинную или историческую элиту, а за «вождей кланов Шотландии». Даже преданный зять и биограф Скотта – Дж.Дж. Локкарт – был ошарашен этой коллективной «галлюцинацией», в которой, как он выразился, «знаменующими и венчающими Шотландию славой» были признаны кельтские племена, «всегда составлявшие малую и почти всегда неважную часть шотландского населения»[21]. […]
Фарс 1822 года придал новый импульс индустрии тартана и вдохновил на новую фантазию. Таким образом, мы переходим к последней стадии создания горского мифа: к реконструкции и распространению в призрачной и портняжной форме клановой системы, чья реальность была разрушена после 1745 года. Основными фигурантами этого эпизода были два самых изворотливых и обольстительных персонажа, которые когда-либо усаживались на кельтскую «лошадку» или ведьмовскую метлу, – братья Аллен.
Братья Аллен происходили из семьи морских офицеров с хорошими связями. […] Оба были талантливы во многих видах художеств. […] Все, за что бы они ни брались, они делали тщательно и со вкусом. Обстоятельства их первого появления в Шотландии не известны, но они явно были там со своим отцом во время королевского визита 1822 года, а может быть, и раньше – скажем, в 1819-м. Годы с 1819-го по 1822-й были посвящены подготовке к визиту. Именно тогда фирма «Уилсон и сын» из Баннокберна обдумывала номенклатуру тартанов для горских кланов, а Горское общество Лондона рассматривало идею публикации роскошно иллюстрированной книги об узорах на шотландских юбках. Есть повод думать, что семья Алленов в это время находилась в контакте с «Уилсон и сын».
В последующие годы братья «шотландизировали» свою фамилию, превратив ее сначала в Аллан (Allan), потом – через Хэй Аллан (Hay Allan) – просто в Хэй. Братья поощряли слухи о том, что происходят от последнего носителя этой фамилии – эрла Эррола. […] Большую часть времени братья проводили на далеком севере, где эрл Морэй дал им в пользование лес Дарнавэй, став знатоками оленьей охоты. Недостатка в покровителях-аристократах у них не было никогда. Практичные честолюбцы с равнин тоже попадались на их удочку. Таким был сэр Томас Дик Лаудер, которому в 1829 году они открыли, что владеют важным историческим документом. То была рукопись, которая (по их словам) некогда принадлежала Джону Лесли, епископу Росса, конфиденту Марии, королевы шотландцев, и которую их отцу передал не кто иной, как «молодой претендент», «принц Чарли». Рукопись называлась «Vestiarium Scoticum», или «Гардероб Шотландии», содержала в себе описания клановых тартанов шотландских семей и якобы была творением рыцаря, сэра Ричарда Уркухарта. Епископ Лесли пометил ее датой «1571», но рукопись могла быть и более древней. Братья объяснили, что оригинальный документ находится у их отца в Лондоне, но показали Дику Лаудеру «грубую копию», которая досталась им от семьи Уркухарт из Кроматри. Сэр Томас был очень взволнован этим открытием. Документ был не только важен сам по себе, но и являлся подлинным и древним авторитетным источником по различным клановым тартанам, а также удостоверял, что тартаны использовали жители равнин, так же, как и гор. […] Сэр Томас сделал транскрипт текста, который младший из братьев почтительно украсил иллюстрациями. Затем он написал сэру Вальтеру Скотту, чей голос был для него в таких вопросах голосом оракула. […] Царственная репутация Скотта не поколебалась под таким напором, он не поддался; и сама история, и содержание рукописи, и характер братьев – все показалось ему подозрительным[22]. […]
Посрамленные авторитетом Скотта, братья удалились обратно на север, где постепенно улучшали свой имидж, свои знания и свою рукопись. Они нашли нового покровителя, лорда Ловата, католического главу семьи Фрезеров, чей предок умер на эшафоте в 1747 году. Они также выбрали новую религию, католичество, и новое, гораздо более величественное происхождение. Они отбросили фамилию Хэй и приняли королевскую, Стюарт. Старший брат назвался Джон Собески Стюарт (Ян Собесский, героический польский король, был прапрадедушкой «молодого претендента» по материнской линии); старший же стал, как и сам принц Чарли, Чарльзом Эдвардом Стюартом. От лорда Ловата они получили в дар Эйлин Эгас (Eilean Aigas), романтический особнячок на островке посреди Боли-ривер в Инвернессе, и устроили там миниатюрный двор. Они стали известны как «принцы», сидели на тронах, придерживались строгого этикета и получали королевские дары от посетителей, которым демонстрировали реликвии Стюартов и намекали на таинственные документы, лежащие в запертом сундуке. Над дверями дома был повешен королевский герб; когда братья плыли вверх по течению в католическую церковь в Эскдэйле, то над их лодкой развевался королевский штандарт; на их печати была корона. Именно в Эйлин Эгас в 1842 году братья наконец опубликовали свой знаменитый манускрипт, «Vestiarium Scoticum». Он появился в роскошном издании тиражом в 50 экземпляров. Впервые была опубликована серия цветных иллюстраций тартанов, что само по себе стало триумфом технического прогресса. […] Сам манускрипт, как указывалось, был «тщательно соединен» со вторым, недавно обнаруженным, неким ирландским монахом в испанском монастыре, увы, теперь закрытом. […]
Напечатанный столь малым тиражом, «Vestiarium Scoticum» остался почти незамеченным. […] Однако, как вскоре стало ясно, он был только предварительной документальной основой гораздо большего труда. Через два года братья опубликовали еще более роскошный том, результат многолетних штудий. Этот потрясающий фолиант, щедро проиллюстрированный самими авторами, посвящался Людвигу I, королю Баварии, «восстановителю католического искусства в Европе», и содержал обращение, на гэльском и на английском языках, к «горцам». Согласно титульной странице, он был отпечатан в Эдинбурге, Лондоне, Париже и Праге. Назывался он «Наряд кланов» («The Costume of the Clans»).
«Наряд кланов» – удивительный труд. С точки зрения одной только эрудиции он делает жалкими все предыдущие работы по той же теме. В нем цитируются секретные источники, шотландские и европейские, письменные и устные, рукописные и печатные. Он ссылается на артефакты и археологию так же, как на литературу. Полвека спустя один дотошный и ученый шотландский антиквар описывал его как «совершенное чудо усердия и дарования»[23]. […] Это труд – умный и критичный. Авторы признают современное изобретение килта (ведь они, в конце концов, останавливались у Макдонеллов из Гленгарри). Ничто из того, что они говорят, нельзя опровергнуть без подготовки. Но и доверять там ничему нельзя. Книга составлена из чистой фантазии и откровенных подделок. Литературные призраки всерьез призываются в авторитетные свидетели. Поэмы Оссиана используются как источники, активно цитируются туманные манускрипты… и, конечно же, сам «Vestiarium Scoticum» теперь уже твердо датируется «на основании внутренних свидетельств» концом XV века. Выполненные вручную иллюстрации представляют монументальные скульптуры и древние портреты. […]
«Наряд кланов» был не только произведением антикварной эрудиции, в нем так же содержался один важный тезис. Этот тезис был следующий: причудливый наряд горцев – лишь дошедшее до нас свидетельство универсального костюма Средних веков, повсеместно вытесненного из Европы в XVI веке, но сохранившегося в ее глухом уголке. […] Как и Пьюджин[24], стремившийся возродить не только готическую архитектуру, но и всю воображаемую цивилизацию, стоявшую за ней, «Собески-Стюарты» (как их обычно звали) стремились возродить не только горский наряд, но и всю воображаемую горскую цивилизацию. И они добились этого при помощи выдумки, столь же дерзкой, как «Оссиан», – да и пересмотр истории они затеяли столь же возмутительный.
К сожалению, «Наряд кланов» никогда не вызывал критики или даже внимания ученого мира. Еще до того, как это случилось, авторы совершили серьезную тактическую ошибку. В 1846 году они зашли настолько далеко, что открыто выразили претензию на королевскую кровь. Сделали они это в серии коротких рассказов, напечатанных под романтическими, но прозрачными псевдонимами; целью рассказов было явить историческую правду. Работа называлась «Повести столетия», ее хронологические рамки – сто лет, с 1745-го по 1845 год. Основным посланием этих «повестей» было то, что линия Стюартов не пресеклась. […]
И в этот момент нанес удар скрытый враг. Под видом запоздалого обзора «Vestiarium Scoticum» анонимный автор разместил в журнале «Quarterly Review» разрушительное разоблачение королевских претензий двух братьев[25]. Старший из них попытался ответить. Ответ был олимпийским по тону, но слабым по существу. Вся ученая работа двух братьев оказалась фатально скомпрометированной; хозяйство в Эйлин Эгас неожиданно развалилось, и последующие двадцать лет братья провели за границей, в Праге и Прессбурге. […] Собески-Стюарты никогда не оправились от разоблачения 1847 года. Несмотря на личное обаяние, добрый нрав и достойный, мягкий стиль общения, гарантировавший наличие многочисленных последователей, доводы из этой статьи в «Quarterly Review» отныне были против них. Но их труд не пропал зря. «Vestiarium Scoticum» подвергли сомнению, «Наряд кланов» проигнорировали и разработанные ими фальшивые цвета клановых тартанов, уже без связи с подмоченной репутацией братьев, были подхвачены Горским обществом Лондона и способствовали дальнейшему процветанию шотландской индустрии тартана. Более приземленным последователем взлетевших слишком высоко Собески-Стюартов был Джеймс Логан, добившийся весьма основательного триумфа.
Он родился в Абердине и в молодости пострадал от того, что сам называл «ужасной раной», участвуя в «горских игрищах». […] Травма не отбила охоты у Логана, ставшего энтузиастом горских традиций, и в 1831 году после длительного пешего путешествия по Шотландии он опубликовал книгу под названием «Шотландский гэл» («The Scottish Gael»), которую посвятил королю Вильгельму IV. В ней Логан повторил все недавние горские мифы: о подлинности поэм Оссиана, о древности килта, о различении тартанов по кланам, а также объявил, что сам «специально готовит работу с иллюстрациями о тартанах и знаках». К тому времени Логан обосновался в Лондоне, а Горское общество в признание его заслуг поспешно избрало его своим президентом и начало финансировать обещанную работу о тартанах. Сей труд появился лишь в 1843-м – год спустя после публикации «Vestiarium Scoticum». Она называлась «Кланы шотландских гор» («Clans of the Scottish Highlands»), была щедро иллюстрирована и содержала 72 изображения горцев в тартанах.
Вряд ли была прямая связь между Собески-Стюартами, с их подлинной эрудицией и аристократическим духом, и некритичным плебеем Джеймсом Логаном. Но Собески-Стюарты явно поддерживали контакты с производителями тартанов. […] Мы также знаем, что фирма «Уилсон и сын», величайший из производителей тартана, была в контакте с Логаном, которого воспринимала как своего служащего, порой позволяя себе править его работу. […] Скорее всего труд Логана во всем подпитывался, прямо или косвенно, фантазиями Собески-Стюартов. […] На самом деле, как было позже замечено, многие из тартанов Логана были «не содержащими указаний об авторстве воспроизведением дизайна из “Vestiarium Scoticum”»[26].
Логану повезло с выбором времени. Разоблачение королевских претензий Собески-Стюартов, подлинных изобретателей клановых тартанов, разрушило репутацию его конкурентов в тот момент, когда культ гор, сложившийся у королевы Виктории, дал новый импульс развитию клановых тартанов. […] В 1850 году были опубликованы сразу три книги о тартанах, и все они были в молчаливом долгу перед «Vestiarium Scoticum». […] Оставшуюся часть столетия регулярно выходили многочисленные труды о клановых тартанах, и все они опирались, прямо или косвенно, на «Vestiarium». […]
Наше эссе началось с Джеймса Макферсона, а заканчивается Собески-Стюартами. Между этими творцами горской традиции было много сходства. Все трое видели «золотой век» в прошлом «кельтских гор». Все трое утверждали, что обладают документальными доказательствами. Они создавали литературные призраки, подделывали тексты и фальсифицировали историю в поддержку своих теорий. Они породили промышленность, которая продолжила свое существование в Шотландии после их смерти. Всех троих разоблачили, но они это проигнорировали и спокойно занялись другим делом в другом месте: Макферсон – индийской политикой, а Собески-Стюарты – частной жизнью в Европе.
Но между ними есть и большие отличия. Макферсон – чувственный громила, чьей целью, что в литературе, что в политике, были богатство и власть; он преследовал эту цель с безжалостной решимостью. Собески-Стюарты были любезными учеными мужами, обращавшими в свою веру явной невинностью; они были фантазерами, а не фальшивомонетчиками. Они были искренними в том смысле, что действительно жили своими фантазиями. В отличие от Макферсона, они умерли в нищете. Богатство, которое они создали, ушло к производителям тех самых клановых тартанов, что ныне носят с первобытным энтузиазмом шотландские горцы – и псевдогорцы от Техаса до Токио.
Сокращенный перевод с английского Андрея Лазарева
[1] Trevor-Roper H. The Invention of Tradition: The Highland Tradition of Scotland // Hobsbawm E., Ranger T. (Eds.). The Invention of Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. P. 15–42. – Примеч. перев.
[2] Формы перевода географического деления Шотландии (Highlands/Lowlands) в русском языке до сих пор не устоялись. В данной статье использовался вариант: Highlands – «горы», или «горная Шотландия», а не «Хайлендз», «горные земли» или «верхние земли», и Lowlands – «равнины», или равнинная часть Шотландии, или «равнинная Шотландия», а не «Лоулендз», «низовые земли» или «долины». То же и с производными: «горный», «горец» (Highlander), «горский» (Highlander’s), «равнинный». – Примеч. перев.
[3] Toland J. A Collection of Several Pieces by Mr John Toland. London, 1726. Vol. I. P. 25–29.
[4] Malcolm D. Dissertations on the Celtic Languages. 1738.
[5] См.: Gibbon E. Decline and Fall of the Roman Empire. London: Everyman, 1994. Vol. II. P. 496; Hay M.V. A Chain of Error in Scottish History. London, 1927.
[6] Dunbar J.T. History of the Highland Dress. Edinburgh, 1962.
[7] Stewart D.W. Old and Rare Scottish Tartans. Edinburgh, 1893. P. 21.
[8] Burt E. Letters from a Gentleman in the North of Scotland to his Friend in London. London, 1818. Letter XXII. P. 85.
[9] Имеется в виду второе, более масштабное, якобитское восстание шотландцев под предводительством претендента на престол Карла Стюарта. Карл Эдуард Стюарт (1720–1788), он же «молодой Претендент», или «Бонни [Красавчик] принц Чарли» – потомок католического короля Якова II, свергнутого в ходе «Славной революции» (1688–1689), в результате которой к власти пришел Вильгельм III Оранский, а потом и ганноверская династия, которая (под именем «виндзорская») правит в Великобритании до сих пор. «Второе якобитское восстание», устроенное «принцем Чарли», закончилось поражением в битве при Куллодене в 1746 году. – Примеч. перев.
[10] О шотландской авантюре Роулинсона см.: Fell A. The Early Iron Industry of Furness and District. Ulverston, 1908. P. 346 ff.
[11] Raistrick A. Quakers in Science and Industry. London, 1950. P. 95–102.
[12] Я имею в виду сэра Джона Синклера и Джона Пинкертона; см. об этом текст ниже.
[13] Здесь я ссылаюсь на свидетельство Стюартов-Собески, см. текст ниже.
[14] Доказательства этого собраны в: McClintock H.F. Old Highland Dress and Tartans. Dundalk, 1940.
[15] Одно из ключевых сражений войны за австрийское наследство (1740–1748). – Примеч. перев.
[16] Уильям Питт-старший (1708–1778) – британский политический деятель, виг, в 1760-е – премьер-министр. – Примеч. перев.
[17] Sinclair J. An Account of the Highland Society of London. London, 1813.
[18] Dunbar J.T. Op. cit. P. 161.
[19] Grierson H.C. (Ed.). Letters of Sir W. Scott. London, 1932–1937. Vol. VI. P. 338–343, 452; Lockhart J.G. Life of Scott. Edinburgh, 1850. P. 443, 481–482.
[20] Grierson H.C. (Ed.). Op. cit. Vol. VII. P. 213.
[21] Macaulay Th. History of England. London, 1979. Ch. XIII.
[22] Переписка Дика Лаудера и Скотта частично опубликована: Douglas D. (Ed.). Journal of Sir Walter Scott. Edinburgh, 1891. P. 710–713; более полно в книге: Stewart D.W. Op. cit.
[23] Stewart D.W. Op. cit.
[24] Огастес Пьюджин (Augustus Pugin, 1812–1852) – архитектор, теоретик неоготического стиля, строитель Биг-Бена. – Примеч. перев.
[25] The Heirs of the Stuarts // Quarterly Review. 1847. LXXXII.
[26] Stewart D.W. Op. cit.