Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2015
Александра Олеговна Васильева (р. 1986) – аспирант факультета политологии Амстердамского университета.
Надо стараться соблюдать формальные правила и неукоснительно соблюдать неформальные.
Из интервью с предпринимателем, 17 апреля 2014, Санкт-Петербург
Введение
Отношения государства и бизнеса в России претерпели значительную трансформацию за последние два десятилетия. В 1990-е годы мы наблюдали ситуацию так называемого «захвата государства»[2]: олигархи зачастую диктовали слабому государству выгодные для их концернов «правила игры» (один из самых ярких примеров – залоговые аукционы), а также финансировали переизбрание своего политического патрона Бориса Ельцина. Примерно с середины 2000-х годов в России наблюдается обратная тенденция: баланс сил бизнеса и государства сместился в сторону последнего. Причем влияние государства возросло как за счет общего усиления государственной роли в экономике (например, в ходе ренационализации), так и за счет увеличения давления на бизнес. Это давление принимает следующие формы:
– административно-юридические барьеры (сложное законодательство, пристрастные проверки, проводимые контрольно-надзорными органами, нажим со стороны правоохранительных органов);
– коррупция («откаты», взятки, вымогательство, «социальные обязательства» на местах);
– рейдерство или косвенный отъем собственности (недавний пример – история с компанией «Башнефть» Евгения Евтушенкова[3]).
В настоящей статье я намереваюсь рассмотреть механизмы доминирования государства над бизнесом и проанализировать стратегии адаптации предпринимателей к этим условиям. Мое внимание фокусируется на частных предприятиях малого и среднего бизнеса. Исходный материал для анализа – полевое исследование, в ходе которого были проведены подробные интервью с руководителями частных предприятий и бизнес-ассоциаций, а также с юристами, журналистами и исследователями (всего 34 интервью). В России доля малого и среднего бизнеса – около 20% ВВП и 25% занятых – очень мала по сравнению с развитыми странами, где в среднем оба показателя составляют около 50% и выше[4]. При этом в развитых капиталистических экономиках этот сектор является ключевым в плане инноваций, занятости и конкурентоспособности. По этой причине особенно важно исследовать состояние малого и среднего бизнеса в России и осмыслить препятствия, мешающие ему развиваться.
Под государством мы будем понимать не монолитного актора, а более сложную структуру. С одной стороны, государство – это комплекс формальных институтов, таких, как правительство, суды и различные ведомства, которые обладают монополией на насилие и работают (хотя бы в теории) по универсальному принципу в интересах общества. С другой стороны, государство являет собой совокупность политиков и чиновников, действующих не только в интересах общества, но и преследующих партикулярные интересы, как частные, так и корпоративные.
Важно отметить, что эти две стороны государства не просто олицетворяют фасад и реальность, а представляют формальные и неформальные властные ресурсы, находящиеся в распоряжении его представителей. Если представить себе взаимодействие бизнеса и государства как соревнование по фехтованию, то эту ситуацию можно сравнить с поединком тремя рапирами: государство фехтует двумя рапирами и при этом одинаково хорошо владеет и правой, и левой рукой, в то время как в распоряжении бизнеса только одна рапира. По ходу анализа мы будем возвращаться к этой ключевой мысли о двух типах ресурсов, которыми обладает российское государство, и рассмотрим особенности «неравной игры» между ним и бизнесом. В частности, будет показано, почему бизнес вынужден выбирать между формальными или неформальными стратегиями поведения и, в отличие от государства, на практике не может вести «двойную игру».
Государство: методы доминирования
В качестве контекста и одновременно основного формального ресурса доминирования государства над бизнесом – нарастающего с середины 2000-х годов – выступают консолидация власти президента и его команды и нейтрализация независимых источников влияния, особенно судов, парламента и СМИ[5]. Вместо того, чтобы представлять систему сдержек и противовесов, эти институты функционируют в интересах правящего режима. Более того, все они в значительной мере симулируют свою работу, снабжая действия власти процедурно-демократическим прикрытием и таким образом легитимируя их. Так, законы, принятые в последние годы «карманным» парламентом, ограничили свободу слова и собраний, позволили изолировать лидеров и активистов протестного движения конца 2011-го – начала 2012 года, стигматизировали деятельность НКО и независимых СМИ, особенно тех, которые имели иностранное участие или финансирование. Положение мелких и средних предпринимателей также в целом не улучшилось, несмотря на некоторые смягчения норм Уголовного кодекса, запрет внеплановых проверок контролирующих органов и создание института омбудсмена по правам предпринимателей. Например, в рамках новой «схемы размещения» с 2011 года начался систематический снос торговых палаток в Москве и других городах[6] (предприниматель/С, швейный цех, Московская область, 4 апреля[7]), введение нового сбора в 2014 году увеличило налоговую нагрузку на торговые предприятия, а более чем двукратное увеличение ставки пенсионных взносов с 2013 года привело к массовому уходу с рынка индивидуальных предпринимателей.
На фоне монополизации власти и отсутствия универсального правового поля государство параллельно использует формальные и неформальные рычаги давления. С одной стороны, одним из главных формальных ресурсов влияния государства на бизнес является избыточная строгость экономических законов. С другой стороны, возможность их широкой трактовки и выборочного применения составляет принципиально важный неформальный властный ресурс и дает властям фактически неограниченные возможности для давления на бизнесменов. Например, такие составы преступления, как мошенничество (ст. 159 УК) и злоупотребление полномочиями руководителями коммерческих организаций (ст. 201 УК), внесены в Уголовный кодекс и караются вплоть до лишения свободы. Проблема здесь не только в строгости наказания, но и в том, что при соответствующей трактовке правоохранительными органами под эти статьи подпадают многие аспекты предпринимательской деятельности. Предприниматель, отбывший тюремный срок по такому обвинению, приводит пример из собственного опыта:
«Уголовный кодекс несет в себе советский дух запрета предпринимательства. […] В частности, извлечение прибыли часто толкуется как извлечение корыстного интереса. […] Продал за 100 рублей, а мог продать за 90, а эти 10, значит, украл. А где мотив? Кроме того, что мотив каждого предпринимателя – получать прибыль?» (предприниматель/С, химическое производство, Москва, 11 апреля).
Выявление многих экономических преступлений предполагает инициативу со стороны правоохранительных органов (проверки, следственные действия и так далее). С конца 2014 года это касается и налоговых преступлений: правоохранительные органы получили право возбуждать уголовные дела по собственной инициативе, а не на основании обращения налоговых органов в Следственный комитет, как это было ранее[8]. Эти особенности законодательства развязывают правоохранителям руки: угроза возбуждения уголовного дела нередко используется как рычаг давления на предпринимателей[9], причем угроза весьма действенна, поскольку возбуждение уголовного дела фактически означает остановку деятельности компании – так как, среди прочего, замораживаются ее счета. Не случайно большая часть уголовных дел, возбуждаемых по экономическим преступлениям (60–80%), не передается в суд, то есть закрывается или переквалифицируется. По оценке специалистов Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге, это косвенный показатель того, что уголовное преследование часто используется правоохранителями как рычаг давления на предпринимателей в целях получения неформального дохода[10].
Что касается тех уголовных дел, которые передаются в суд, то в 70–80% случаев их рассмотрение заканчивается обвинением, обусловленным обвинительным уклоном российского судопроизводства[11]. Адвокат юридического бюро, специализирующегося на разрешении конфликтов между бизнесом и государством, подтверждает эту тенденцию:
«Если уголовное дело возбуждено, то оправдательный приговор, прекращение уголовного дела – это считается грубой ошибкой, правоохранительные органы плохо поработали» (юрист, Москва, 7 апреля).
Предприниматель поясняет, почему оправдательные приговоры редки:
«Раз осудили, должен сидеть. Если малейшее смягчение, система этому сопротивляется, поскольку, если бы суды оправдывали, тогда вскрывалось бы, как вообще такое дело получилось, как эти доказательства сложились, кто их сфабриковал. […] Поэтому установка – никаких оправдательных приговоров» (предприниматель/С, химическое производство, Москва, 11 апреля).
Специфика российского экономического законодательства, а именно его частичная противоречивость и частые изменения, – тоже оказывается действенным неформальным ресурсом влияния государства. С помощью громоздкого законодательства репрессивное государство как бы расставляет «красные флажки», вынуждающие предпринимателей идти по определенной дорожке и по ходу непременно что-нибудь нарушать (предприниматель/М, торговля, Москва, 6 апреля). Например, некоторые формальные требования фактически невозможно выполнить или же они не стыкуются друг с другом. Предприниматель, работающий в сфере розничной торговли, описывает систему аукционов, посредством которых под торговые точки арендуются заведомо неподходящие помещения:
«Создается поле, в котором невозможно сделать все по закону. Например, в аукционе были выставлены 7 квадратных метров под рыбу. Там даже холодильник невозможно поставить. Или аптека – 10 метров. По санитарным нормам, там надо, чтобы была подведена канализация. […] Он [чиновник из Санэпиднадзора] приходит, говорит: “А почему у вас нет воды?” Несоответствие. Тебя могут закрыть» (предприниматель/М, торговля, Москва, 18 апреля).
Руководитель детского сада приводит другой пример. Система Монтессори, по которой работает детский сад, предполагает занятия с группами детей по 30 человек, в то время как норма Санэпиднадзора не допускает такого количества детей в группах (предприниматель/М, частный детский сад, Москва, 10 апреля). В подобных ситуациях предприниматели вынуждены сознательно идти на риск и нарушать формальные правила или же «договариваться» с чиновниками. Один предприниматель наглядно описывает подобную ситуацию на примере взаимодействия с налоговой инспекцией:
«Если у тебя убыток растет, [налоговые органы] вызывают и начинают воспитывать: “Не положено. Ты его не показывай лучше, не надо в отчетности, мы там договоримся”. С одной стороны, мне хочется обезопасить себя, чтобы не иметь дальнейших претензий, а с другой стороны, я сдаюсь, иду на компромисс. А потом меня за этот компромисс могут оттянуть за уши в любой момент. Ты на крючке» (предприниматель/С, производство мебели, Калуга, 16 апреля).
Иными словами, выбирая неформальную стратегию поведения, предприниматели вынужденно выходят за пределы правового поля и таким образом оказываются на крючке у чиновников: «любого человека можно взять за шкирку» (предприниматель/М, строительная компания, Москва, 15 апреля), «к любому можно подкопаться» (предприниматель/М, строительная компания, Москва, 14 апреля). В результате бизнес оказывается под дамокловым мечом санкций: в любой момент государство может покарать нарушителя по всей строгости формального закона.
Особенности экономического законодательства благоприятствуют еще одной форме неформального государственного доминирования над мелким и средним бизнесом, осуществляемого через фирмы, аффилированные с государством. Зачастую такие фирмы зарегистрированы на родственников чиновников и процветают «в рамках специально сделанного законодательства, которое позволяет сформировать определенные рынки таких [псевдогосударственных] услуг» (руководитель бизнес-ассоциации, Москва, 8 апреля). Руководитель бизнес-ассоциации поясняет механизм реализации административной ренты, то есть извлечения партикулярной выгоды через должностную позицию:
«Предпринимателю предъявляют огромное количество регуляторных требований, реализовать которые он может только на платной основе. […] Они абсолютно законны, но эти регуляторные требования всегда создают рынок для соответствующих компаний. Как правило, чужих там нет. Например, у нас был случай: человек работает начальником в пожарном надзоре, а фирма жены оказывает услуги предпринимателям по оценкам рисков. Это [оценка рисков] обязательное требование. […] И вот он требует от предпринимателей, чтобы они заказали оценку рисков именно в этой фирме. Причем делает это достаточно неприкрытым образом» (руководитель бизнес-ассоциации, Москва, 7 апреля).
В то время, как подобный тип аффилированного бизнеса облегчает предпринимателям процесс прохождения проверок за счет коррупционной составляющей (предприниматель/С, производство мебели, Калуга, 16 апреля), другой его тип скорее представляет угрозу мелким и средним предпринимателям. К этому типу относятся фирмы, принадлежащие крупным бизнесменам с политическими связями в верхах, а также – напрямую или косвенно – самим чиновникам. Такие фирмы подминают под себя рынок, не давая развиваться мелкому и среднему бизнесу. Один московский предприниматель приводит пример:
«Открыть независимый бизнес – я не могу себе такое представить, чтобы, например, открыть продуктовый магазин. Можно, но аренда будет такой стоимости, что обанкротишься. Стоимость аренды повышается без привязки к возможности платить. Выясняется, что помещение принадлежит какой-то сети, которая в результате принадлежит каким-то Ротенбергам» (предприниматель/С, химическое производство, Москва, 11 апреля).
Этот пример (Аркадий Ротенберг – близкий друг Путина) иллюстрирует тесную связь между государством и крупным бизнесом в России. Нередко крупные фирмы-сети на практике выступают в качестве «удлиненной руки» государства. Так, в некоторых регионах рынок оказывается неформально поделенным на зоны влияния определенных чиновников, «курирующих» бизнес, или же близких к ним бизнесменов (исследователь, Москва, 9 апреля). Проникновение государства-корпорации в экономику сужает пространство для конкуренции и размывает принципы свободного предпринимательства. В таких ситуациях новым независимым фирмам трудно выйти на рынок, о чем свидетельствует попытка предпринимателей «со стороны» построить гостиницу в Сибири:
«Губернатор говорит: “Давайте, я сейчас приглашу на встречу ребят, с которыми вы будете на эту тему общаться”. Приходят такие бандюганы: “Давайте ваш проект, мы все построим. Давайте ваши деньги, подрядчики наши, материалы наши, и больше у нас здесь никто не работает. У нас здесь есть одна фирма на весь регион, которая все строит. Все. Если вы попытаетесь здесь что-то построить без нашего участия, у вас просто ничего не получится”» (предприниматель/С, химическое производство, Москва, 11 апреля).
Подводя итог, можно выделить два типа ресурсов влияния государства на мелкий и средний бизнес: формальный и неформальный. К формальным ресурсам относятся монополизированная и деинституционализированная политическая власть, особенности законодательства и судопроизводства, а также должностные полномочия чиновников, включая право на применение насилия. Главный неформальный ресурс – возможность представителей государственного аппарата широко трактовать и выборочно применять законы в целях реализации партикулярных интересов, вступающих в противоречие с общественными. В качестве неформального ресурса выступают также особенности законодательства («красные флажки»), подталкивающие предпринимателей к нарушениям. Таким образом, основной механизм доминирования «двуликого» государства над бизнесом – смешение и одновременное использование формальных и неформальных рычагов давления, которое я уподобляю фехтованию двумя рапирами одновременно. Далее мы выясним, почему ведение аналогичной «двойной игры» затруднительно для бизнеса.
Бизнес: стратегии адаптации
В контексте доминирования государства перед малым и средним бизнесом открываются две стратегии адаптации:
1) Формальная стратегия: ведение бизнеса «в белую», то есть в рамках закона;
2) Неформальная стратегия: полный или частичный уход бизнеса «в тень».
Рассмотрим эти стратегии и попытаемся ответить на вопрос, почему их одновременное использование – подобно тому, как действует «двуликое» государство, – оказывается невозможным.
Стратегия ведения бизнеса «в белую» снижает вероятность конфликтов с государственными органами. Однако даже детальное соблюдение законодательства, «чтобы не к чему было бы придраться» (юрист, Москва, 7 апреля), не может полностью обезопасить предпринимателей: формальные же инструменты могут быть – подчас произвольно и выборочно исходя из партикулярных или корпоративных интересов – использованы «двуликим» государством против них. Важно отметить, что не все фирмы в секторе малого и среднего бизнеса в равной степени могут позволить себе вести бизнес «в белую». Ключевыми моментами здесь оказываются оборот и доходность. Например, менеджер австрийской фармацевтической компании, работающий в Москве, рассказывает, что за счет хорошей доходности фирма работает «в белую и по всем законам», так что у контрольно-надзорных органов «вопросов не возникает» (предприниматель/М, кафе, Москва, 8 апреля). Производству пластика в Санкт-Петербурге также удается работать «в белую» за счет оборота и маржинальной доходности продукта (предприниматель/С*, производство пластика, Санкт-Петербург, 17 апреля). Другая возможность работать без «серых» схем – производство уникального продукта, как в случае небольшого московского химических предприятия:
«Мы имеем клиентов, которые технологически должны наши вещества потреблять. В такой нише можно обходиться без откатов. […] У нас такое вещество уникальное: такие масла никто не выпускает. Это позволяет нам диктовать условия» (предприниматель/С, химическое производство, Москва, 11 апреля).
Многие другие предприятия по разным причинам не могут работать «в белую» и обращаются к стратегии частичного ухода «в тень». Эта стратегия предполагает нарушение формальных правил и выстраивание неформальных, личных отношений с представителями государства по принципу «обо всем можно договориться». Предприниматели зачастую выбирают этот путь вынужденно, к примеру, в ответ на неформальное давление чиновников или излишне строгие регуляторные требования (вновь вспомним «красные флажки»). Однако важно отметить, что некоторые предприниматели уходят «в тень» намеренно, с целью обеспечить себе конкурентное преимущество. И в том и в другом случае личные, партикулярные договоренности между бизнесменами и представителями государства подрывают универсальные правила и принцип солидарности; неслучайно бизнес-ассоциации малого и среднего предпринимательства крайне слабы. Рассмотрим эти два случая выбора неформальной стратегии адаптации.
Первый случай – вынужденная неформальная стратегия адаптации бизнеса по принципу личных договоренностей – может быть обусловлена формальным давлением государства, например, противоречивыми законодательными требованиями или угрозой правоохранительных органов открыть уголовное дело; она также может диктоваться неформальным давлением, к примеру, вымогательством со стороны чиновников. Чтобы обезопасить себя, предприниматели нередко налаживают личные неформальные связи с чиновниками. Например, владелец медицинской клиники взял на работу сына врача из городской санитарно-эпидемиологической станции, «то есть сына того, кто меня проверял; но это с целью, чтобы не было искусственно создаваемых проблем» (предприниматель/М, медицинская клиника, Москва, 9 апреля). А владелец небольшой сети нестационарных киосков даже по ходу интервью неоднократно «разруливал» по телефону проблемы с милицией, звоня своим покровителям в правоохранительных органах (предприниматель/М, торговля, Москва, 13 апреля).
Рассмотрим пример вынужденных неформальных договоренностей предпринимателей с чиновниками в ответ на формальное давление со стороны государства, например, предъявление излишне строгих, затратных или бессмысленных регуляторных требований. Такие договоренности не всегда имеют коррупционную составляющую; скорее они представляют собой взаимовыгодный неформальный компромисс. Например, предприниматель нарушает правило и, благодаря личному знакомству с государственным служащим, отделывается только небольшим штрафом. При этом служащий закрывает глаза на то, что нарушение не устраняется. Тем не менее формально он выполнил свои обязательства: произвел штрафной «сбор» и пополнил государственную казну. Другими словами, предприниматель и чиновник подыгрывают друг другу по принципу «ты мне – я тебе» и создают только видимость следования формальным правилам:
«Вот, например, административная инспекция: приходит один и тот же мужик. “Что у тебя сфотографировать?” Он фотографирует кучу мусора. “Я приду через месяц”. Я на 15 метров ее передвигаю, он фотографирует то же самое место – все убрано! Штрафует меня на 10 тысяч рублей, и мы на год расстаемся. […] Он приходит и говорит: “Ну, извини, опять пришел. Я не могу по-другому. Вот у меня 70 объектов – я обязан принести [в казну] столько-то миллионов рублей. Ты здесь давно сидишь – с тебя только 10 тысяч”. Мусор передвинули, сфотографировали – все» (предприниматель/С, производство промышленных вентиляторов, Зеленоград, Московская область, 22 апреля).
Этот пример также показателен с точки зрения роли планирования в работе контрольно-надзорных органов: оно аналогично планам налоговой инспекции по выявлению налоговых преступлений и по соответствующим доначислениям. Для выполнения формальных планов пополнения казны государственные служащие могут применять неформальные рычаги давления. Возможно, что таким образом они решают и свои личные задачи (выполнил план – получил премию, повышение по службе).
Неформальная стратегия адаптации в ответ на административное давление со стороны государства ярко проявляется во взаимодействии бизнеса с налоговой инспекцией. С одной стороны, многие мелкие и средние фирмы считают налоговую нагрузку завышенной и, используя «серые схемы», платят налоги «в меру своих возможностей» (предприниматель/М, строительная компания, Москва, 14 апреля), так как иначе «пусть и не обанкротишься, но окончательно пропадут резервы для роста» (предприниматель/С, производство промышленных вентиляторов, Зеленоград, Московская область, 22 апреля). С другой стороны, надо подчеркнуть, что многие предприниматели сталкиваются с необходимостью укрывать часть дохода от налогов, превращая их в наличные для оплаты неформальных договоренностей и взяток. Прибегать к «обналичиванию» вынуждены прежде всего те фирмы, которые работают в области государственного заказа, так как они сталкиваются с «откатами» (предприниматель/М, строительная компания, Москва, 14 апреля; предприниматель/С*, производство металла, Санкт-Петербург, 17 апреля; предприниматель/С, производство промышленных вентиляторов, Зеленоград, Московская область, 22 апреля). Эти распространенные схемы являются секретом Полишинеля. В результате налоговые службы исходят из того, что бизнесмены «оптимизируют» налогооблагаемую базу. Поэтому многие предприниматели, сталкиваясь с налоговыми доначислениями и штрафами, нередко за взятку «договариваются» с чиновниками о снижении суммы.
Один бизнесмен, впрочем, приводит противоположный пример: когда, вопреки подозрениям, налоговым службам не удалось выявить нарушение, а выполнение плана по налоговым сборам оказалось под угрозой, чиновники сами стали подталкивать предпринимателя к неформальному компромиссу:
«У моего коллеги был бизнес по реализации плиты [ДСП] со склада. У него были очень большие обороты и довольно маленькие прибыли. […] При таких оборотах от него налоговых поступлений мало. Предполагается, что уровень наценки больше, чем у него. Значит, скрывает, гад! […] Приезжают [налоговая инспекция], тетка прямо с порога заявляет: “Мы вам сейчас доначисляем… Что нам тут у вас сидеть? Вы же прекрасно понимаете, что мы найдем. Поэтому, чтобы ни ваше, ни наше время не терять зря – вот на вас такая-то разнарядка, 3 миллиона. Вот сюда “соточку” (наличными) – тогда будет 2 миллиона, и мы расстаемся”. А он сказал: “Да ради Бога, проверяйте, у меня все чисто”. […] Они ходили к нему, как на работу, два месяца. Под конец они стали ныть, потому что реально ничего нет. Они наковыряли где-то на 200 тысяч рублей. Мелкие ошибки. А у них план – 3 миллиона. Плачутся, в открытую говорят: “Не губите!”. Если они приедут с двухмесячной проверки без ничего – их просто уволят. […] Согласились на том, что он подпишет доначисления на 300 тысяч рублей вместо 3 миллионов, и тетки пошли-таки к черту, и не исключено, что их уволили. Он был вынужден согласиться, хотя можно было бы оспаривать в суде все эти доначисления. Он согласился, просто чтобы съехали и не мешали работать» (предприниматель/М, торговля, Москва, 6 апреля).
В данной истории любопытен обвинительный уклон в отношении к бизнесу: получаешь прибыль – значит, спекулянт; с другой стороны, показал маленькую прибыль или ушел в минус – значит, обманываешь казну. «Система видит в любом предпринимателе по-прежнему противника, который априори виноват в неуплате налогов» (предприниматель/С, торговля, Москва, 21 апреля). Предприниматель, несмотря на то, что вел бизнес «в белую», соглашается пойти на неформальный компромисс вместо официального пути (оспаривание, обращение в суд) в целях экономии времени. Иными словами, неформальный ресурс влияния государства работает эффективно, и даже законопослушный бизнесмен выталкивается в «серую» зону.
Второй вариант избираемой предпринимателями неформальной стратегии адаптации – сознательное нарушение правил с целью обеспечить себе конкурентное преимущество. Например, многие предприниматели используют «серые схемы», в частности, укрывают часть дохода от налогов в виду того, что их конкуренты предположительно тоже ведут бизнес «в серую». Предприниматель, занимающийся торговлей, поясняет это косвенное давление со стороны конкурентов:
«Я не хочу быть налоговым преступником, никогда не буду ходить под дамокловым мечом. Что произойдет в этом случае? Я оказываюсь сразу неконкурентоспособным, потому что это правило, по которому играет весь рынок. По цене не сможешь конкурировать. Будешь по налогам платить сумму, которая в разы превышает ту, которую платят все, и оставляют себе эту разницу на покрытие дополнительных расходов и на прибыль» (предприниматель/С, торговля, Москва, 21 апреля).
«Если принципиально исполнять то, что прописано государством, то ты оказываешься вне конкурентной вилки» (предприниматель/М, торговля, Москва, 6 апреля).
Отметим, что предприниматели не считают вероятной такую ситуацию, в которой весь рынок исполнял бы все предписания государства и таким образом конкурировал бы в «белом», а не «теневом» поле. Неформальные партикулярные стратегии адаптации размывают универсальные правила игры и подталкивают всех игроков к частичному уходу «в тень». Эта стратегия аналогична механизмам приспособления российского общества в целом: по оценке социолога Алексея Левинсона, «индивидуальное откупание от государства уничтожило ростки универсализма в нашей культуре»[12].
Личные контакты с чиновниками также зачастую используются предпринимателями в целях создания преимуществ для собственного бизнеса, а не только для того, чтобы обезопасить себя от потенциальных проблем, как говорилось ранее. Зеленоградский предприниматель сравнивает это с «отношениями “клиент-патрон”, как в Древнем Риме», и приводит примеры взаимных «услуг и поддержек» – например, финансирование местной генеральской столовой «в обмен» на государственные заказы или ценную внутреннюю информацию о тендерах (предприниматель/С, производство промышленных вентиляторов, Зеленоград, Московская область, 22 апреля). В этом контексте связи «в верхах» воспринимаются предпринимателями как собственный административный ресурс:
«Когда ты большой становишься, ты дружишь уже и с прокуратурой, и со Следственным комитетом, и с МВД – у тебя везде друзья. […] Никому взятки не надо платить. […] Там все меряется другими категориями. […] Если твои покровители уважаемые, ты сидишь круто» (предприниматель/М, автосалон, Москва, 23 апреля).
Эти примеры лишний раз подчеркивают зависимость благополучия предпринимателей от партикулярных договоренностей и неформальных связей с конкретными государственными служащими. Здесь тоже можно провести параллели с состоянием общества в целом. По оценке Льва Гудкова, российское общество традиционно адаптируется к «репрессивному государству» не через формальные институты, а через ближайший круг «своих людей», с которыми граждане вступают в личные отношения[13]. Существовать и выжить в недружелюбной среде можно, только надеясь на себя и свое ближайшее окружение. Порочный круг партикуляризма замыкается.
Российский капитализм немыслим без теневой экономики
Попробуем обобщить все, сказанное выше. Государство оказывает давление на бизнес, используя комбинацию строгих формальных правил и неформальных рычагов. Мелкий и средний бизнес пытается сопротивляться через частичный уход «в тень» и налаживание неформальных связей с чиновниками. Однако эта стратегия действенна лишь в неформальном поле, в той партикулярной системе, которая определяется словом «договориться».
В отличие от «двуликого» государства, варьирующего формальные и неформальные рычаги давления, бизнес не может одновременно двигаться как в правовом, так и в неформальном поле. Если предприниматель ведет дела «в белую», то у него нет неучтенной наличности, чтобы платить взятки или «откаты». А если предприниматель идет на нарушение закона и работает по неформальным договоренностям, позволяющим обходить формальные требования, он сам выталкивает себя за пределы правового поля, и дамоклов меч официальных санкций – вплоть до уголовного преследования – висит над ним постоянно. В системе партикулярных договоренностей предприниматель оказывается зависимым и незащищенным: служащий государственного аппарата, как двуликий Янус, может в любой момент отвратить от него свой партикулярный лик, обернуться стражем государственных интересов и обрушить на голову предпринимателя всю мощь формальных инструментов насилия. Рассчитывать же на формальные каналы защиты и разрешения конфликтов бизнес в такой ситуации не может: «Когда все на связях, никаких оснований для юридической защищенности нет» (предприниматель/С, производство промышленных вентиляторов, Зеленоград, Московская область, 22 апреля). Например, предпринимателю, практикующему «откаты», «не придет в голову сопротивляться» (предприниматель/С, химическое производство, Москва, 11 апреля), то есть отстаивать свои интересы в суде. Личные договоренности подрывают институты, размывают универсальный принцип права и делают невозможными существование единых для всех правил игры. Таким образом, бизнес сам загоняет себя в ловушку и становится заложником партикулярной, коррумпированной системы:
«Если предприниматель жалуется на чиновников, на коррупционные действия с их стороны, он подвергает очень большому риску и себя лично, и свой бизнес. Потому что ничто не мешает органам власти потом сводить с ним счет. Жаловаться – просто для него опасно» (руководитель бизнес-ассоциации, Москва, 7 апреля).
В результате бизнес выбирает – отчасти вынужденно, отчасти в погоне за большой прибылью – поле неформальной игры и таким образом упрочивает порочный круг теневой экономики: обналичивание и уход от налогов, доначисления, производимые налоговыми органами, торг и неформальные, зачастую коррупционные, договоренности. Круг замыкается, правовая система все больше подрывается, и создается «почва для возможности извлечения теневых доходов на всех уровнях решения любого вопроса» (предприниматель/С, торговля, Москва, 21 апреля).
В таком контексте может сложиться впечатление, что мелкий и средний бизнес находится в положении жертвы. Однако есть основания предполагать, в том числе и опираясь на проведенные в рамках моего исследования интервью, что выполнить формальные правила все-таки возможно, да и государство не является всесильным Левиафаном, целенаправленно и действенно задавливающим бизнес. Почему же, несмотря на это, порочный круг теневой экономики процветает? Другими словами, в чем причина того, что большая часть общества принимает и воспроизводит сложившиеся правила игры? Не претендуя на полноту ответа, обратимся к роли ценностей в этом процессе.
Первый аспект, где проявляется влияние ценностей, – это представления о так называемой нормальности, или разделяемые широкими слоями общества, в том числе бизнес-сообществом, представления об устройстве общественной жизни и правилах поведения. В России к нормальности можно отнести издавна устоявшееся представление о том, что все держится на связях и что все вопросы можно решить путем личных договоренностей: «У нас же в России все делается по знакомству» (предприниматель/М, бюро юридических услуг, Москва, 10 апреля). На справедливость и непредвзятость со стороны анонимной, враждебной к индивиду и к тому же коррумпированной государственной машины не стоит рассчитывать.
Из подобных представлений проистекает восприятие коррупции как чего-то, пусть абстрактно плохого, но одновременно неотъемлемо русского и неизбежного, нормального. Коррупция «полностью институционализирована», она превратилась в «обычай делового оборота» (руководитель бизнес-ассоциации, Москва, 8 апреля). Если все остальные обналичивают и платят взятки, то чем я хуже, зачем делать все по закону за счет собственной прибыли? Раз все чиновники заведомо коррумпированы, даже жалко платить налоги! И даже если все налоги заплатишь – у налоговой все равно будут претензии. А ведь «проще дать денежку, чтобы отвалил инспектор» (предприниматель/М, торговля, Москва, 6 апреля). Подобные рассуждения подтверждают, что многие предприниматели обладают изрядной долей цинизма и относятся к «серым» схемам исключительно с точки зрения эффективности ведения бизнеса и получения максимальной прибыли:
«Видимо, это самый эффективный способ зарабатывать деньги – идти по нижней границе того, что нужно делать [по закону]. Если возникают какие-то ситуации, которые проще решить вот так вот, то я думаю, что нужно договариваться» (предприниматель/М, кафе, Москва, 8 апреля).
Иными словами, адаптация и выживание с помощью личных договоренностей с представителями государства является само собой разумеющимся поведением. Государство же потакает сложившейся нормальности неформальных отношений, так как это в интересах отдельных лиц и групп внутри государственного аппарата. Развитие государства как частной корпорации и частичную «приватизацию» аппарата насилия мы оставляем здесь за скобками.
Второй аспект влияния ценностей и, соответственно, вторая часть ответа на вопрос, почему общество принимает сложившиеся правила игры, – это легитимация действий государства в глазах населения за счет определенного официального дискурса. С приходом к власти в 2000 году Владимир Путин в своих публичных выступлениях последовательно обосновывал необходимость усиления государства и расширения его роли в экономике. Этот «государственнический» дискурс черпал легитимность в неприятии экономического «хаоса» 1990-х годов и находил позитивный отклик у населения, во многом разочарованного результатами реформ. Неотъемлемой частью этого дискурса являлась жесткая риторика в адрес бизнеса (как известно, за ней последовали и конкретные действия, в частности, против некоторых олигархов). Эта риторика оказалась созвучна широко распространенному в обществе подозрительному и даже враждебному отношению к частной инициативе и предпринимательству. Это отношение сохранилось с советских времен, когда индивидуальная инициатива не приветствовалась, а предпринимательская деятельность клеймилась как спекуляция и каралась по закону:
«Всю историю нам втолковывалось: самостоятельный предприниматель – это обязательно вор, бандит, неправильный человек, и уважения ему никакого нет. Все с молоком матери впитывают, что мы ходим под государством. Есть некое государство, которое нами командует, а мы выполняем» (предприниматель/С, производство мебели, Калуга, 16 апреля).
Печальный опыт несправедливой «прихватизации» 1990-х годов и разгула криминального рэкета упрочили негативное отношение к бизнесу. В 2012 году всего лишь 2% россиян считали возможным для себя открыть собственный бизнес – по сравнению с 26% в странах с похожим уровнем развития[14].
На первый взгляд может показаться, что эти два аспекта влияния идей противоречат друг другу: с одной стороны, социум принимает модель «государственного капитализма» как легитимную за счет господствующего дискурса, отражающего общественные настроения; с другой стороны, люди стремятся обмануть государство, обойти формальные требования с помощью личных договоренностей. Парадокс? Но в действительности эти аспекты непосредственно взаимосвязаны и питают друг друга. Ключевое связующее звено – стойкое представление о примате государства. Люди рассчитывают на патерналистскую заботу со стороны государства и проецируют на него все свои ожидания. Одновременно они стремятся свести к минимуму контакты с ним, то есть не привлекать внимания, оставаться «за пределом радара» властей, сознавая изначально более слабую позицию индивида и частного бизнеса и признавая за государством доминирующую роль. В результате создается впечатление, что сложился определенный консенсус, а правила игры всех устраивают. Общество и бизнес пока не видят (и, как представляется, не ищут) выхода из ловушки теневой экономики.
[1] Автор благодарит Наталию Динес за советы и комментарии, полученные в ходе написания статьи. Статья посвящается Уве Беккеру (1951–2014), моему научному руководителю и наставнику.
[2] См.: Yakovlev A. The Evolution of Business-State Interaction in Russia: From State Capture to Business Capture? // Europe-Asia Studies. 2006. Vol. 58. № 7. P. 1033.
[3] См.: Агамалова А. Евтушенков: «Башнефть» стала жертвой рейдерской атаки // Ведомости. 2014. 24 июля (www.vedomosti.ru/companies/news/29384701/evtushenkov-bashneft-stala-zher…).
[4] См.: OECD Economic Surveys: Russian Federation. Paris: OECD, 2014. P. 64.
[5] Cм. мою статью: Васильева А. Патримониализм как определяющий фактор развития российского капитализма // Неприкосновенный запас. 2013. № 4(90). С. 39.
[6] См.: Ликвидация торговых палаток в Москве // РИА «Новости». 2011. 17 октября (http://ria.ru/trend/moscow_stalls_demolition_09112010/).
[7] Здесь и далее предпринимателем называется владелец и директор мелкого (/М) или среднего (/С) бизнеса, а звездочкой отмечен наемный директор или главный менеджер. Под мелким бизнесом имеется в виду бизнес, вовлекающий от 1 до 50 сотрудников; средний бизнес – от 51 до 250 сотрудников. Все интервью проводились в 2014 году.
[8] См.: Филимонов А. Возбуждение уголовных дел о налоговых преступлениях: что может измениться? // Гарант.ру. 2013. 10 декабря (www.garant.ru/article/510431/).
[9] За рамками наших рассуждений остается то обстоятельство, что не всегда легко провести границу между давлением правоохранительных органов по инициативе самих чиновников и теми ситуациями, когда предприниматели подкупают правоохранителей с целью создать проблемы конкурентам.
[10] См.: Волков В., Титаев К., Панеях Э. Произвольная активность правоохранительных органов в сфере борьбы с экономической преступностью. Анализ статистики. СПб.: Институт проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2010.
[11] Там же. С. 19.
[12] См.: Липский А. Фоторобот российского обывателя. Адаптация к репрессивному государству (интервью с Л. Гудковым, Б. Дубиным и А. Левинсоном) // Новая газета. 2008. 3 апреля (www.novayagazeta.ru/politics/40804.html).
[13] Там же.
[14] OECD Economic Surveys: Russian Federation. P. 64.