Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2015
Андрей Григорьевич Возьянов (р. 1988) – антрополог, аспирант Регенсбургского университета (Германия).
Не так давно мне довелось позвонить по мобильному телефону дальнему родственнику – водителю междугородных автобусов, чтобы поздравить его с днем рождения. Вместо гудков, я услышал в телефоне одну смутно припоминаемую мелодию. Это был очень забавный акустический привет из того звукового ландшафта, что внезапно оказался уже в прошлом. Остранение возникло благодаря осознанию того, что, вместо мелодий, мы чаще слышим даже не гудки, а звуки входящих сообщений – ведь сегодня инфраструктура нашего удаленного общения изменилась. Уже полтора десятилетия назад звук мобильного телефона проник в нашу повседневность и широко распространился в ней. Акустически мобильники проявляли себя прежде всего через рингтоны. С какого-то момента оповещения о вызовах и сообщениях из монофонического звучания доросли до полифонии, потом стало возможно устанавливать разные мелодии и звуки в соответствие с номерами разных людей или использовать в этом качестве MP3-файлы. Во второй половине 2000-х операторы мобильной связи начали за небольшую ежемесячную плату предлагать абонентам мелодии вместо гудков – рингбэктоны (или реалбэктоны, как их стали называть в рунете). Американский музыколог Сумант Гопинат назвал звуковой ландшафт эпохи мобильников ринтгон-доминируемым (ringtone dominated)[1]. Акустические эффекты от распространения мобильников выходят за пределы звонков. В новую инфраструктуру социальных связей встроены новый звуковой этикет, новые конфигурации частного и публичного, новая аудиальная эстетика.
Позже сам телефон эволюционировал в многофункциональное устройство с приложениями, плеером, камерой и так далее, а с развитием Интернета значительная часть общения переместилась из сферы мобильной связи в социальные медиа[2]. Гопинат с тех пор написал уже и о завершении эпохи рингтонов[3], и об угасании базировавшихся на мобильном телефоне культур слуха (mobile–telephone–based auditory cultures). Сегодня кажется, что ни по одному другому телефонному номеру из своей записной книжки я не услышу ничего, кроме гудков. Неделей после звонка своему дальнему родственнику, пользуясь случаем, с нового, еще никому не знакомого номера я набирал подряд всех – не только коллег-социологов, антропологов, урбанистов, но и бабушкиных подруг, друзей детства, знакомых с бывшей работы (никак с социальными исследованиями не связанной), людей творческих профессий – и всюду мне отвечали гудки. Они немного отличались по высоте, продолжительности и скорости, хотя в целом укладывались в один знакомый годами формат. Мелодии было слышно только на европейских номерах, если включался автоответчик.
В новой инфраструктуре социальности бытуют иные звуки: с одной стороны, это сигналы лайков, репостов, комментариев, а с другой, – аудиозаписи на «стене» у друзей и от друзей. По словам Жака Аттали, «сегодня наше зрение затуманено, оно больше не видит будущего, создав настоящее из абстракции, бессмыслицы и молчания; мы должны научиться больше судить об обществе по его звукам»[4]. Возможно, и в том, как устроен звуковой ландшафт социальных медиа, есть что-то, говорящее о человеке, обществе и технологиях. За моими наблюдениями не стоит проведенное по всем правилам полевое исследование – я опираюсь на накопленные за несколько месяцев истории и высказывания окружающих, друзей, знакомых (в особенности, музыкантов), дополненных автоэтнографией.
Территории звука и территории слуха
Звуковой ландшафт – саундскейп – одна из рабочих категорий, с которой исследователи (наконец-то) стали переходить от декларации о недооцененности звука к описанию и анализу социоматериальных миров с учетом их аудиальности[5]. Не всегда ясно, в какую систему измерения помещать саундскейпы, – в социальных науках привычные децибелы оказываются недостаточным показателем. Когнитиввные науки также не дают нам устойчивых ответов, соответствующих происходящим изменениям. Одни из самых распространенных метафор в исследованиях звука – пространственные: локализация, место, среда. Одним из случаев пространственного понимания звука являются «акустические территории» Брендона ЛаБелля[6]. Хотя термин не охватывает звукового ландшафта в его темпоральной динамике, он указывает нам на роль звука в организации, дифференциации, освоении городских пространств, у ЛаБелля это пешеходные зоны улиц, супермаркеты, автомобили. В соответствии с аналитической рамкой, задаваемой термином «территории», звук является ограниченным по своему количеству и может быть освоен, занят, приватизирован. Думаю, что звуковая реклама в подземных переходах, на эскалаторах метро, в супермаркетах и торговых центрах – это пример освоения звуковых территорий, которые затем преобразовывались, оспаривались, защищались.
Однако территориальность звука у ЛаБелля не вполне учитывает восприятие аудиосигнала. Для антропологического понимания акустического опыта это серьезное упущение, ибо «слуховое поле не имеет привилегированной точки фокусировки. Это сфера без четких границ, в центре которой – мы сами»[7]. Вслед за Свеном Мюллером[8] я полагаю, что слушатели участвуют в производстве звукового измерения социальной жизни наряду с теми, кто порождает звук. Так, рингтон, с одной стороны, был частью специфической инфраструктуры коммуникации, которой владели (и которую делили между собой) мобильные операторы и разработчики мобильных устройств; с другой стороны, мелодии вместо звонков и гудков стали объектом внимания, желания, вложения ресурсов для рядовых пользователей. Поэтому я предпочел бы говорить о слуховых территориях, илитерриториях слуха. Формируемые с их участием культуры слуха соединяют в себе физически звучащие, фиксируемые и измеримые приборами фактуры с изменчивыми и социально многообразными практиками их восприятия. На этом сочетании выстраивают свои истории исследователи звука. Так, Майкл Булл описывает свой объект – портативные плееры и наушники – как инструмент управления восприятием города и, соответственно, выстраиванием защищенных частных территорий слуха (во многом – через сопротивление территориям звука)[9].
При этом описываемые нами территории слуха довольно нестабильны. С подачи Джонатана Крэри в социальных науках утвердилось понимание того, что работа органов чувств (зрения и слуха в том числе) исторически изменчива, причем речь идет не только о культурном, но и о когнитивном аспекте[10]. История чувств долго рассказывалась как история постоянного увеличения нагрузки на человеческие органы восприятия; в области слуха, соответственно, развивались навыки игнорирования шума[11]. Можно предположить, что в эпоху мультимедиализации слух встроен в более общую экономику внимания, которое Майклом Гольдхабером (и многими другими исследователями) описано как ценный и ограниченный ресурс, составляющий социальный капитал[12]. Так что говорить об интенсификации или ослабевании, приватизации или унификации звуковых ландшафтов можно в привязке к развитию других медиа. Пока что аудиоизмерение в этих работах упоминается «через запятую», что не проясняет его роли и места в опыте пользователей (надо признаться, что и в этом тексте мне едва ли удастся описать социальные медиа во всей сложности их перцептивного ассамбляжа).
Было бы непозволительным упрощением сказать, что происходящее с аудиальностью укладывается в «постоянное возрастание количества сигналов» и их ответное «отфильтровывание». Культура слуха последних десятилетий возникает на пересечении быстро эволюционирующего, но стабильно дефицитного внимания, пространственных режимов, технических возможностей генерации, обработки и потребления звука, а также отношений собственности.
Освоение мест на территориях слуха
В то время, как одни территории слуха произвольно создаются на месте молчания, другие возникают там, где какой-нибудь слуховой акт так или иначе необходим, поскольку несет в себе информацию о другом, незвуковом, событии. Примеры «вынужденного» заполнения территорий слуха – писк турникетов в метро и банкоматов, дверные звонки, сигналы микроволновки или сканера на кассе супермаркета. В городе на эти территории пришло множество звуков с обедненной, упрощенной, редуцированной аудиальностью – целый слой в разноголосом пространстве мегаполиса; атмосферную зарисовку вездесущих «бипов» не так давно осуществил Лоренс Коули[13]. Этот звуковой слой за неимением лучшего термина, я обозначу как транзитное аудио. Акустические параметры транзитного аудио как бы сведены к минимуму: обычно это звуки одного тона, одночастные (не имеющие развития/композиции), имеющие небольшую продолжительность и заранее определенную громкость (хотя иногда предусматривается возможность ее регулировки). Часто мы встречаем транзитное аудио в не-местах (non-places), описанных Марком Оже[14], – в лифтах, аэропортах, на остановках, парковках, местах, лишенных локальной идентичности и региональной истории, очень часто служащих лишь транзитом на пути к местам. Как и городские не-места, не претендующие на равенство с местами, транзитное аудио обычно заполняет не-места на территориях слуха[15]. В ряду примеров транзитного аудио звонок и гудки в телефонной трубке особенно показательны: мы слышим их, только чтобы услышать нечто другое – человеческий голос. В своем идеально-типическом виде транзитное аудио нейтрально и анонимно, встроено в циклы городской мобильности, не подвержено присвоению. Однако на практике, подобно тому как обживаются не-места в городе, обживаются и не-места слуха. Например, гудок в трубке использовался музыкантами для того, чтобы настроить гитару, поскольку по телефону давали тон в 440 Герц, чистую ноту ля первой октавы.
Интересна разнонаправленность усилий, прикладываемых к слуховым не-местам: иногда их стремятся сделать незаметными, а иногда – наоборот. Коули пишет о том, что сделать аудио транзитным не так легко и над этим (как и над более сложным звучанием) трудятся специалисты. Можно предположить, что аудио на приватных территориях слуха теряет свою простоту и транзитность, а на публичных – остается в сфере звуковых политик. Так, в отдельных случаях простота аудио охраняется законом: музыканту Джеймсу Мерфи отказали в праве мелодично переозвучить нью-йоркскую подземку на основании Americans with Disabilities Act (ADA), закона США о потерявших трудоспособность гражданах, в котором стандартный звук турникетов в метро гарантирован лицам с нарушениями зрения[16]. Но зачастую простоту и транзитность звуковых форм можно рассматривать как политэкономически значимую. Необжитое транзитное аудио бинарно – мы задумываемся не о том, каков этот звук, а лишь о том, есть он или нет. Одновременно транзитное аудио располагается на публичной территории, и, если существующая политэкономия слуха не предполагает конкуренции и ассортимента, оно может остаться заброшенным и неухоженным (наподобие публичных пространств города): рассказчики вспоминают, как в доцифровую эпоху стационарной телефонной связи гудки хрипели и дребезжали, а периодически пользователи вместе с гудками могли услышать чужой разговор. В рыночной экономике слуха транзитное аудио переводится в более-чем-двоичную систему, которая реализуется в диверсификации, различении потребительских групп, эстетизации, «улучшении» и так далее. Тогда картографирование территорий слуха получает дополнительную задачу: выяснение того, куда приходит музыка, а куда – транзитное аудио или вообще ничего; кто является пользователем, владельцем, распорядителем данных территорий.
На примере рингтонов Гопинат показывает случай приватизации «ничейных» слуховых мест. Все разнообразие рингтонов (как и рингбэктонов) объединялось тем, что раньше на их месте было транзитное аудио. В этой истории важно, что звуковые территории обладают неодинаковым потенциалом для освоения – это связано с их повторяемостью, длительностью, значимостью по сравнению с другими процессами. Рингтоны пришли на «невозделанное», но интенсивно используемое слуховое не-место. Звонок, как требующий немедленного ответа, может быть длящимся, то есть имеет ресурс для развития (больший, чем, скажем, у считывания штрих-кода на кассе). Надоевшие после многократного прослушивания мелодии (а они звучали из мобильника часто) можно сменить на новые. «Музыка» продается лучше, чем транзитное аудио, и в силу большего пространства для диверсификации, адаптации ко вкусам. С развитием в сторону музыкальности рингтоны, смс-тоны и рингбэктоны перешли акустическую границу между транзитным и «сложным» аудио, претендующим на «слуховые места». То есть неиспользуемую (или малоиспользуемую) слуховую территорию оповещения стали делить между собой производители мобильников, операторы мобильной связи, музыканты, абоненты. В итоге рингтоны создали рынок, дали работу сочинителям – как профессионалам, так и любителям, – стали аксессуаром, средством индивидуализации (и в контексте стремительного развития средств общения очень быстро прошли культурный путь от появления до упадка). Бывшее транзитное, ничейное, безликое стало новым музыкальным, персонально адаптируемым, изменяемым – со всеми вытекающими экономическими последствиями. Можно представить, как эта экономическая модель перенимается для других слуховых не-мест.
Транзитное аудио в социальных медиа
Саундскейп социальных медиа отличает от рингтон-доминируемой среды сама четкость границы между транзитным и остальным аудио. Сложно организованные музыкальный трек, озвучка к видео-ролику или фильму, запись лекции четко отграничены от минималистичных, чисто служебных аудиосигналов, что сопровождают социальную активность пользователей в форме обмена сообщениями, постами, комментариями, репостами и лайками.
В этой части текста я буду оперировать в основном примерами из таких обыденных и распространенных социальных медиа, как ВКонтакте и Facebook. Транзитное аудио на обоих сайтах предельно гомогенно и аскетично. На vk.com служебный аудио-набор включает всего два джингла, появившиеся в 2011 году. «Фейсбук» ввел служебные звуки еще позже – в конце 2012 года (между прочим, в тестовом режиме)[17]. Кстати, Twitter иInstagram, кажется, вообще никак не звучат; FAQ подтверждает, что и в приложении Viber настройки звука неизменны[18]. Ни в одной из названных социальных платформ соответственно нет опции, дающей возможность поставить разные звуки на оповещения от разных людей. Звуковой пакет двух социальных платформ-гигантов для краткости будет далее обозначаться как «звук FB и VK».
Если сравнивать социальные медиа с мобильной связью, то примечательно, насколько унифицированы звуки оповещений в первых по сравнению не только со звонками, но даже со звуками смс-сообщений. Лаконичные, выверенные, функциональные – их так и тянет назвать звуковой «Икеей» современности. Вместе с этим сложно представить более опознаваемые и нагруженные смыслами звуки, чем короткие пощелкивания и позвякивания FB и VK. Издаваемые телефоном сигналы свидетельствуют о том, что вы забыли выключить звук телефона, но могут так же сопровождать рекламные смс, означать малый остаток средств на счете или низкий заряд батареи. Звук FB и VK выдает, что вы находитесь онлайн, и еще одну вещь – во всеобщей экономике внимания вы не банкрот. Здесь уместно вспомнить Гольдхабера и его последователей, объясняющих значение уделенного другому времени: в мире цейтнота и мультитаскинга нет практически ничего ценней, чем знаки внимания – будь-то песня на «стене», пара строк в «личку», комментарий к записи или же лайк, успешно заменяющий все это сразу.
С такой широкой культурной и когнитивной семантикой звуки FB и VK становятся конституирующим элементом социальных практик. Многие мои знакомые признавались, что любят услышать звуки пришедшего сообщения и прочесть сам текст попозже. Кто-то приступает к работе сразу после публикации поста, оставаясь онлайн, – звуки лайков и комментариев создают ощущение компании. При этом сообщения, пришедшие, пока мы были офлайн, мы только видим. В отличие от смс, для которого разницы офлайн/онлайн не существовало (и в отличие от «Скайпа»), звук FB и VK мы слышим только будучи онлайн. Это звук приобщенности, включенности, еще более интенсивной потому, что наше присутствие в сети можно видеть. При этом не обязательно получатели сообщения после каждого звука заглядывают на страницу; напротив, кто-то даже оттягивает этот момент, поскольку рабочее время между моментом, когда услышан звук, и моментом прочтения текстового сопровождения оказывается более легким, приятным и продуктивным. Здесь я намеренно пишу «текстового сопровождения», ведь в описанной прагматике именно звук приходит раньше и (часто) действует дольше. Основной эффект, таким образом, достигается не за счет прочтения, а через прослушивание знака внимания.
За пределами комфортной светской беседы, в частности, при болезненном ожидании сообщения от конкретного человека, транзитное аудио может стать лейтмотивом драматичного чередования эмоций. Множественные звуки FB и VK усиливают надежду, что сообщение придет «от того самого человека». Однако, когда интенсивная беседа уже завязалась с другим, не столь желанным собеседником, каждый следующий звук вызывает меньшую эмоциональную реакцию, сдвигаясь в сторону слухового не-места. До тех пор, пока не наступает пауза, достаточно продолжительная, чтобы не знать, чье сообщение обозначил вновь услышанный звук. Настройки запуска программы, по умолчанию, тоже сопрягаются с освоением слуховых мест: Viber, автоматически доставлявший сообщения при подключении смартфона к wi-fi, занимал несколько секунд напряженного вслушивания каждый раз, когда я подходил от лифта к собственной квартире, в прихожей которой стоял роутер. При этом возможности распоряжения данной территорией слуха довольно ограничены: пользователи лишь могут включать и отключать звуки оповещений и личных сообщений. Резерв смены транзитного звука здесь попросту недоступен так же, как и персонификация настроек звуковых оповещений; это оказывается особенно заметно, когда программа-мессенджер используется для общения только с одним человеком. Мне известны примеры, когда отключение звуковых уведомлений было прямо вызвано отдельной перепиской. Выключить звук сообщений также часто побуждает активная «беседа» – переписка, где участников много. С одной стороны, она попросту увеличивает количество транзитного аудио до раздражающего уровня, с другой, – эмоционально обесценивает звуки, задействованные в инструментарии эмоционального труда. Еще более радикальная история из мною слышанных – удаление приложения Whatsapp по той причине, что тамошнее транзитное аудио было полностью колонизировано одним significant other.
Звуки FB и VK из не-мест становятся самостоятельными локациями желания. На YouTube несложно найти ролики, не содержащие ничего, кроме звука приходящего сообщения[19]. Комментарии пользователей варьируются от (само)ироничных («Сегодня ты упала еще ниже, проигрывая это на повторе, чтобы показаться популярной, пока лила слезы в душе»[20]) до искренних в своей прямоте и/или патетических «Теперь у меня есть друзья!»[21]; «Я никогда не слышу этого звука. Навеки одинок»[22]. Звук из ВКонтакте появляется в вирусной рекламе. В какой-то момент появился сервис для изменения звуков VK[23] – но пока, в середине июля 2015-го, он показывает всего 31 с небольшим тысячу загрузок (меньше 2% от числа зарегистрированных пользователей). Парадоксальным образом именно ультрааскетичный набор «оригинальных» знаков становится ключевым элементом экстравертного, глобального и невротичного звукового ландшафта. Звуки FB и VK попадают в топ слуховых галлюцинаций. Примеров их обсуждения в Интернете множество. Где-то в комментариях предлагают объяснение:
«Мы живем в мире высоких технологий, наполненном разнообразными звуками от мобильников (в том числе и чужих), машинных сигнализаций, сигналами, которые издают компьютеры, микроволновые печи и другие гэджеты… Поэтому нет ничего удивительного в том, что нам чудятся какие-то звонки, – мы просто неверно определяем источник звука»[24].
И на последнюю фразу этого объяснения хочется сразу ответить: неправда. В разговорах о FB и VK, в отличие от мобильной связи (когда речь идет о синдроме фантомного звонка), мы все – и рассказывающие, и слушающие/читающие – представляем один и тот же звук. Звуки FB и VK – это аудиальный нормкор, одинаково звучащий по всему земному шару (и даже за пределами городов). Гопинат подробно описал, как западная музыкальность с ее 12-ступенчатым интонированием и регулярной ритмикой колонизировала рингтоны, обнажив классовую и расовую структуру общественных отношений. Можно ли сказать, что звук FB и VK – новая, уравнивающая и социально-инклюзивная, универсалия культуры слуха? Вероятно, что лишь в той мере, в которой это можно утверждать про глобализацию в целом.
Социальные функции «сложного аудио»
В то время, как слуховые не-места социальных медиа гомогенизируются и глобализируются, социальные роли и прагматики более сложно организованного аудио – музыки и звука в составе видео разных форматов – тоже видоизменяются. И, кажется, «сложное аудио» продолжает пользоваться традиционно более высоким интересом аналитиков: пишут о революции в музыкальном потреблении и музыкальном творчестве; о том, что музыка сегодня повсеместна более чем когда-либо в истории и не только функционирует как доставляющая удовольствие форма искусства, но выполняет и множество психологических функций[25]. Одновременно музыка перетекает из стационарных устройств звуковоспроизведения в мобильные, изменяя представления о качестве звука. Аудио становится не менее портативным и мобильным, чем видео, но желание портативности иногда реализуется в ущерб качеству. Вэйн Маршалл написал о том, как sodcasting – прослушивание музыки через динамики смартфона – возвращает в массовое потребление низкокачественный звук (где обрезаются в первую очередь басы), при этом он разделяет культуры басовых частот (bass culture) и высоких частот (treble culture)[26]. В отличие от баса в бас-культуре, дребезжание звука едва ли кто-то станет сознательно фетишизировать, вместо этого с ним просто мирятся, принимая его как часть культуры портативной музыки[27]. Прослушивание музыки с лэптопа тоже стало нормальным в рамках культуры высоких частот. Радикализируя свой тезис, Маршалл пишет, что проигрывание музыки в автобусе вообще не имеет отношения к ее прослушиванию, а потому не важно, как она звучит[28]. В случае звучащего с лэптопа сайта ВКонтакте можно как минимум признать, что слуховое удовольствие от музыки не является единственным. По иронии ситуации, от обрезания динамиками ноутбука низких частот меньше всего страдают звуки уведомлений, которые и становятся событиями на дежурном фоне «сложного аудио». Когда мы задерживаемся в сети из-за незаконченной переписки и слушаем треки, выложенные ВКонтакте просто потому, что мы онлайн, то в не-место слуха превращается именно музыка.
Что касается персонализирующей функции медиа в социальных платформах, то с аудио ситуация другая, нежели с фото, видео и текстом. Решительное большинство из нас печатают, фотографируют и снимают. Снимки, видеозаписи, тексты – даже вполне обычного содержания – опознаются как то, что сделано «собственными руками», как то, что изображает лично нас или от нас лично исходит. В мире звука социальный образ чаще складывается из того, что человек потребляет, а не из того, что он производит. Музыку делают далеко не все, даже несмотря на DIY-революцию. Кроме того, соотношение между вложенными усилиями и получаемым результатом для фото и текста несоизмеримо выгоднее, чем для аудио. Это хорошо знакомо начинающим (или просто не очень известным) музыкантам, выкладывающим новые треки в сеть: потратив месяц на запись, обработку, сведение, мастеринг, едва ли получишь столько же лайков, сколько за снимок из модного бара или фотографию только что принесенного блюда. Производство сложно организованного аудио, традиционно претендующего на статус слуховой территории, оказывается если не на периферии экономики внимания, то где-то в более узкоспециальных ее областях. На Soundcloud.com – социальной сети музыкантов, лейблов и «меломанов» – регистрируются в основном те, кто сам делает музыку; потребители составляют здесь сегмент намного меньший, нежели в FB и VK.
Для пользователей социальных медиа «общего профиля» потребление музыки дрейфует в сторону экстравертности. В этом месте нельзя не отметить значительных отличий в звуковом функционале сайтов ВКонтакте и Facebook – первый намного более аудиален. Дистанция до того, чтобы поделиться песней с другими, здесь крайне коротка. Можно транслировать название прослушиваемой композиции в статус, так что все могут ее увидеть. Кстати, есть и обратная практика: в стрим-режиме на сайте слушают то, что скачать на жесткий диск по каким-то причинам «непрестижно»: например, хиты прошлых десятилетий. На вкладке «Аудиозаписи» можно видеть, что слушают друзья. Vk.com служит плеером на вечеринке, где все по очереди подходят к монитору и вбивают в строку поиска название любимого трека. Набор аудиозаписей на персональной странице нередко используется для принятия решений при подборе соседей в снимаемую квартиру.
Параллельно архитектура/инфраструктура современных медиа не то чтобы сильно предрасполагает к аудиоизбыточности. С появлением мобильного Интернета и версий сайтов для портативных устройств многие заходят проверять сообщения и читать новости именно со смартфонов. Несмотря на все достижения мобильных аудиотехнологий, слушать музыку с карманных девайсов не всегда удобно – ведь вы можете платить за трафик, а аудио «весит» довольно много (как правило, по весу отличаясь от картинки на два порядка). Иногда подводит и скорость соединения, и вообще, может быть, вы находитесь в этот момент на совещании. «Послушаю с компьютера» – типичный первый ответ на линк с альбомом или прикрепленный трек. Нужно ли говорить, что зачастую он остается и единственным.
***
Самодельные рингтоны из MP3-файлов, встроенные в смартфон синтезаторы и размещение собственной музыки в соцсетях какое-то время выступали проектом звукового освобождения (как и полагается, опосредованного эволюцией средств производства). Технологии сделали возможной диверсификацию, преодоление границы между производством (звукопорождением) и потреблением (слушанием), бесконечное дробление аудиальных территорий и так далее. Но, едва ни став чем-то более прозрачным и вседоступным, аудио вновь соскальзывает в «черный ящик» инфраструктуры, на уровень данности или выбора, который ограничен не менее, хотя и по-иному, чем раньше. На территориях слуха в эпоху социальных медиа граничат гедонистические, автономные саундскейпы аудиального удовольствия и саундскейпы социализации, где ценность услышанного растворяется в накоплении социального капитала.
По мере того, как соцмедиа становятся основной площадкой коммуникации, действующие там аудиальные принципы (незатейливость, унификация, лаконизм) распространяются и на мобильную коммуникацию. Отчасти рингтоны и реалбэктоны ушли туда же, куда и мобильная связь, – в пользование к более старшим возрастным группам. Но саундскейп молодежных, подростковых, детских смартфонов и айфонов тоже меняется. В частности, он приватизируется корпорациями: «заводской» звук звонка айфона узнаваем и несет социальный месседж в адрес неограниченного круга лиц; его можно сравнить с футболкой, на которой нет ничего, кроме названия бренда. В этом контексте рингбэктон отстает от времени. Как татуировка на затылке, он представляет собой чистую экстраверсию: сам обладатель его не видит. Получатели мелодии вместо гудков – только те, кто «висит на трубке» в ожидании ответа; глобальное транзитное аудио FB и VK понятно всем вокруг, даже если сообщение адресовано не им.
Может быть, посредством транзитного аудио гигантов медиа-общения переопределяются общие границы территории слуха. С недавнего времени оспариваемой (и капитализируемой) оказывается область тишины. Проникающая природа звука играет свою роль в медиа-этикете и медиа-дисциплине: наблюдать или не наблюдать визуальные проявления окружающих – во многом вопрос выбора; внимание к звуку контролировать значительно сложнее. Работодатели начинают запрещать использование сотовых телефонов и рингтонов на рабочих местах: один австралийский работодатель штрафует сотрудников на $5 каждый раз, когда мелодия прерывает встречу[29]. «Как отключить» – первый результат, который выдают Интернет-поисковики при запросе «звуки сообщений». Опять же, обсуждается и перераспределяется территория не той тишины, что измеряется децибелами и достигается через победу над шумом автострад, аэропортов или ремонтов, – такой тип тишины уже давно освоен риелторами и производителями шумозащитных материалов. Тишина эпохи социальных медиа и определяется негативно – через отсутствие конкретных аудиознаков, и это определение происходит скорее в поле слуха, чем звука. Исчезновение транзитных звуков и последующая тишина становятся нередким элементом рассказа об опытах цифрового детокса[30]. Если ранее через территории слуха выстраивали свой личный кокон, то в историях эпохи Facebook способом вернуться к себе оказывается слуховая диета.
Вероятно, звуки сообщений – побочные эффекты, а не основные знаки культурного сдвига, на который они указывают. Например, саундскейп, в котором так много помещено в настройки, по умолчанию, намекает нам на саму принадлежность инфраструктуры общения и ресурсов управления ею (или как минимум на то, насколько мало мы осведомлены о механизмах этого функционирования и как невелико наше влияние на них). Воображение подсказывает самые разные варианты (и социальные эффекты) того, что могло бы оказаться на (не-)месте привычных щелчков и позвякиваний.
[1] Gopinath S. Ringtones, or The Auditory Logic of Globalization // First Monday. 2005. Vol. 10. № 12.
[2] Термин «социальные медиа» я использую как аналог английскому понятию social networking services — веб-платформы для поддержания социальных связей между людьми, объединенными интересами, практиками, бэкграундом, отношениями.
[3] Idem. The Ringtone Dialectic: Economy and Cultural Form. Cambridge: MIT Press, 2013.
[4] Attali J. Noise: The Political Economy of Music. Manchester: Manchester University Press, 1985.
[5] См. публикуемый в этом номере «НЗ» перевод главы из книги Реймонда Мёррея Шейфера, автора термина звуковой ландшафт / саундскейп. — Примеч. ред.
[6] LaBelle B. Acoustic Territories: Sound Culture and Everyday Life. New York: A&C Black, 2010; Bull M. Sound Moves: iPod Culture and Urban Experience. London: Routledge, 2015.
[7] Williams D.C. Acoustic Space // Explorations. 1955. February. Р. 15.
[8] Müller S.O. The Invention of Silence: Audience Behavior in Berlin and London in the 19th Century // Sounds of Modern History: Auditory Cultures in 19th-and 20th-Century Europe. Oxford: Berghahn Books, 2014. Р. 153—174.
[9] Bull M. Op. cit. Ch. «The auditory privatization of workplace». На российском материале с данной темой работала Екатерина Бунич, см.: Бунич Е. По городу с плеером // Микроурбанизм: город в деталях / Под ред. О. Бредниковой, О. Запорожец. М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 94—108.
[10] Crary J. Suspensions of Perception: Attention, Spectacle, and Modern Culture. Cambridge: MIT Press, 2001.
[11] Gauß S. Listening to the Horn // Sounds of Modern History… Р. 71.
[12] Goldhaber M.H. The Attention Economy and the Net // First Monday. 1997. Vol. 2. № 4 (http://firstmonday.org/article/view/519/440); Crogan P., Kinsley S. Paying Attention: Toward a Critique of the Attention Economy // Culture Machine. 2012. Vol. 13 (http://culturemachine.net/index.php/cm/article/view/463/482); Roberts B. Attention Seeking: Technics, Publics and Free Software Individuation // Culture Machine. 2012. Vol. 13. № 2012. Р. 1—20; Albanese R.W.Paying for Attention: Narratives of Control and the Cultural Economics of Attention, 1990—Present. Ph.D. thesis. University of Iowa, 2014.
[13] Cawley L. The Ubiquity of the Modern Beep (www.bbc.com/news/magazine-27308544).
[14] Auge M. Non-Places: Towards an Anthropology of Supermodernity. New York: Verso, 1995.
[15] В близкой ЛаБеллю логике исследователи рассматривали как пример звукового не-места студию (Théberge P. The Network Studio Historical and Technological Paths to a New Ideal in Music Making // Social Studies of Science. 2004. Vol. 34. № 5. P. 759—781). Если рассматривать как территорию сам слух, а не локации, в которых происходит слуховой акт, то этот пример нам не подойдет. Если студия и является не-местом, то по форме — никак не по акустическому содержанию, ведь в ней делают музыку, явно претендующую на место на территории нашего слуха.
[16] См.: https://en.wikipedia.org/wiki/James_Murphy_(electronic_musician) (раздел «Subway Symphony»).
[17] Подробнее о концепции звукового оформления FB см. по: www.theatlantic.com/technology/archive/2013/05/facebooks-ping-noise-has-….
[20] Там же. Комментарий пользовательницы Vegeta: «You have reached a new low when you play this repeatedly to make it appear that you are popular while crying in shower…».
[21] Там же. Комментарий пользователя Lukiz: «Now I have friends!».
[22] Там же. Комментарий пользователя SlenderMan8151: «i never hear that sound forever alone……….».
[25] Cassidy G., MacDonald R.A.R. The Effect of Background Music and Background Noise on the Task Performance of Introverts and Extraverts // Psychology of Music. 2007. Vol. 35. № 3. P. 517—537.
[26] Marshall W. Treble Culture // The Oxford Handbook of Mobile Music Studies. 2014. Vol. 2. P. 43.
[27] Ibid. P. 44.
[28] Ibid. P. 49.
[29] http://www.ojphi.org/ojs/index.php/fm/article/view/1295/1215.
[30] http://freedom-junkies.com/6-easy-tips-for-a-realistic-digital-detox/; http://so-sein.at/wp/2014/02/asana-digital-detox-silence-at-the-sea/; https://digitalinferno.wordpress.com/2014/12/27/a-new-year-digital-detox/; www.wired.com/2013/07/is-it-time-for-a-digital-detox/; www.huffingtonpost.com/pam-stucky/a-day-in-the-life-digital_b_7319896.ht…