Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2015
Кристел Лейн – британский социолог, почетный профессор Сент-Джонс колледжа (Кембриджский университет, Великобритания), автор книг и статей по экономической социологии, сравнительному анализу национальных разновидностей капитализма. В начале своей академической карьеры Лейн специализировалась на изучении системы советских ритуалов.
Законный вопрос: зачем сегодня публиковать перевод отрывка из старой, времен «холодной войны», западной книжки про советские праздничные ритуалы? Материала там немного, некоторые вещи преувеличены, некоторые преуменьшены, да и сам автор – известный британский социолог – давно уже занимается другими темами. Вопрос абсолютно справедлив и даже ответ на него вполне очевиден, если смотреть на социальные и гуманитарные науки как на науки точные, в которых последующее открытие отменяет предыдущее, последующее описание снимает актуальность предшествующего. И все, что предшествует текущему моменту, автоматически отправляется по ведомству исключительно интересной, но мало интересующей «естественников» области знания под названием «история науки». Особенность же нашего предмета в том, что историческое (или социологическое) исследование говорит о своем собственном времени едва ли не больше (и уж точно более красноречиво), чем о предмете своего исследования. И здесь история прорывается сквозь дисциплинарные границы истории науки. Так и нужно читать публикуемый здесь фрагмент книги «Обряды правителей. Ритуал в индустриальном обществе: советский случай» Кристел Лейн.
Кристел Лейн описывает советские ритуалы точно так же, как настоящий антрополог подходит к ритуалам амазонских племен. Она наблюдает с доступной для нее дистанции, делает в основном правильные выводы, но проблема в том, что в ее распоряжении довольно скудный материал. Личные наблюдения Лейн, судя по ее же признанию, ограничиваются поездкой в СССР в начале 1970-х годов, ее источники и научная литература – советские пропагандистские брошюры и книги, а также статьи в журнале для пропагандистов научного атеизма. Любопытно, что в случае СССР конца 1960-х – начала 1970-х годов «источник» и «научная литература» по интересующему Лейн предмету практически совпадают между собой, описание существующих праздничных ритуалов осуществляется теми же людьми (или с тех же позиций), которые отвечали за их конструирование и функционирование. Описание и предписание в этих текстах оказываются оборотными сторонами друг друга. В свою очередь, столкнувшись с таким совпадением языка советских ритуалов и метаязыка их описания, исследовательница принимает его как свидетельство, подтверждающее непосредственную социальную реальность того, что описывают эти языки, – в результате возникает образ магической страны, где унаследованный от предков исконный патриотизм русского народа обретает новое – народное же! – звучание под присмотром членов Политбюро и функционеров из парткомов. Можно сколько угодно иронизировать над получившейся картиной, особенно тем из нас, кто не понаслышке знает описанные Лейн торжественные мероприятия, но дело тут в другом. Перед нами направленный из-за «железного занавеса» взгляд Запада на СССР, взгляд, зачастую тщетно пытающийся понять хоть что-то из происходящего в стране победившего социализма. Западный исследователь, даже левых убеждений, имел немного шансов понять, что происходит по ту сторону между первым и вторым мирами, там, где, казалось бы, воплощены в жизнь прогрессивные социалистические идеалы. Отчего же этот мир воплотившегося будущего столь сильно пронизывают проявления архаики? Почему пионеры участвуют в торжественных ритуалах явно магического происхождения? Порой объективная невозможность, порой субъективная неспособность разглядеть, проанализировать и понять, что эта архаика и рождена модерностью, а не является откатом или отказом от нее, является симптоматичной чертой эпохи «холодной войны», в которую создавалось множество работ, посвященных СССР. Эта симптоматика и представляет сегодня отдельный интерес. Здесь разыгрывается одна из разновидностей уже не праздничного, но аналитического ритуала – попытки понять Другого, воспринимаемого в явно ориенталистской перспективе.
И последнее. Переведенный отрывок из книги Кристел Лейн – ценное свидетельство тех времен, когда День Победы на территории России и некоторых других республик СССР был еще отчасти неформальным, не до конца официальным праздником, еще не полностью отформатированным пропагандистским катком официозного патриотизма, опустошающим историческое и этическое содержание того события, которое стоит за этим праздником. Если, конечно, верить источникам Кристел Лейн. [НЗ].
После октябрьской революции к понятию «патриотизм» относились все с более растущим подозрением (учитывая интернационализм победителей), и оно исчезло из официальной идеологии до начала 1930-х. Тогда же стало понятно: революцию не удалось распространить за пределы СССР. Власти обнаружили, что вынуждены строить «социализм в отдельно взятой стране», и уже через некоторое время патриотизм снова стал политически полезным. С тех пор его значение как важной части официальной идеологии только росло, но наибольший импульс патриотизм получил после Второй мировой войны. Хотя патриотическая традиция и моложе других советских «священных» традиций, она самая влиятельная, «самая мощная объединяющая сила советского общества, наиболее жизненный элемент из всего множества различных факторов солидарности, цементирующих советское общество»[2].
У советского патриотизма было много корней. Первый – глубокая, почти мифологическая, любовь русских к своей Родине. Смит так описывает это чувство:
«Родина для русских описывается как “моя родная” – это поклонение, не скупящееся, не рассуждающее, не задающееся вопросами […] это упорство и почтение, которые заставляют индивида забывать о мелких неприятностях, обидах, трудностях и хитросплетениях будничной жизни, и громко заявлять о своей верности, гордиться Родиной, сливаться воедино с нацией, и находить в этом утешение, уверенность и чувство общности, которые в наши дни совершенно отсутствует у американцев и западных европейцев»[3].
Опустошение страны немцами во время Второй мировой войны смертельно оскорбило эти чувства любви и гордости, что в свою очередь не только углубило чувство патриотизма, но и расширило его границы. Теперь это уже не просто патриотические чувства этнических русских в отношении матери-России, это уже почитание Советской Родины гражданами всех национальностей. То, что раньше проявлялось как верность географическому и культурному субъекту, теперь превратилось в верность политическому и общественному строю советского социалистического государства. Гордость за различные достижения Советской Родины – в области экономики, науки и технологии, международной политики – сознательно взращиваются и поддерживаются.
Подлинно глубокие чувства, которые всколыхнула война, с тех пор использовались машиной советской пропаганды, чтобы затушевать различия между разными типами солидарности. Патриотизм трансформировался в более широкий тип лояльности, развивая чувство политической общности, преодолевающее внутреннее разнообразие. Эта трансформация прошла, конечно, не идеально, и опасность того, что старый, подчеркивающий внутренние различия, националистический патриотизм возродится – либо среди этнических русских, либо среди одного из национальных меньшинств – постоянно сохраняется. Чтобы удержать различия в размытом состоянии и чтобы эта опасность не усугубилась, были разработаны сразу несколько патриотических праздников и ритуалов, имеющих отношение исключительно к памяти о Второй мировой войне. Эта концентрация внимания на войне стала еще более отчетливой в последнее десятилетие. Сейчас она приобрела дополнительную злободневность в связи со вступлением в активную жизнь нового поколения, не имеющего личной памяти о войне и, соответственно, лишенного сильных персональных чувств старшего поколения по отношению к ней[4].
Национализм против социалистического интернационализма
Новый тип патриотизма, как указывается в советских книгах, основан не на внутреннем, узко понимаемом национализме, а на социалистическом интернационализме. Интернационализм в данном контексте говорит не о социалистической солидарности трудящихся СССР и других стран, он относится к дружбе между различными национальными группами, образующими советское общество. Этот социалистический интернационализм, говорится далее, совместим с национализмом, фокусом которого является локальная национальная группа. Но форма, которую позволено принимать такому местному национализму, строго ограничена. Он должен оставаться выразителем культурного национализма, отвергающего шовинизм и исключительность, и никогда не вступать в конфликт с понятием социалистического интернационализма. Эта конструкция подразумевает национализм, выражающий советскую социалистическую идеологию в традиционной локально-патриотической форме. Очевидно, что, хотя такое четкое различение возможно в теории, на практике национальная и националистическая ориентации очень близки и первая почти всегда стремится перейти во вторую. Советские политические лидеры хорошо осознавали эту опасность и всегда были чрезвычайно внимательны к возникновению традиционно националистических тенденций. Когда в 1960-х годах система новых социалистических ритуалов только создавалась, проблема «национализм против социалистического интернационализма» признавалась весьма важной в общетеоретических дискуссиях. Было понятно, что, с одной стороны, новый ритуал должен был стать мощным инструментом в деле развития социалистического интернационализма, но, с другой стороны, существовала опасность, что его могут использовать и для возбуждения разделяющего общество национализма меньшинств.
Ориентация на социалистический интернационализм поддерживалась при создании новых ритуалов двумя разными способами. Первый (пока еще маргинальный) состоял в создании ритуала, специфически выражающего ценности социалистического интернационализма и советского патриотизма в тех областях, где различные национальные группы жили рядом друг с другом и могли проводить эти ритуалы совместно. Второй (и пока наиболее важный) способ отталкивается не от какого-либо конкретного обряда, открыто посвященного ценностному комплексу социалистического интернационализма, но от самогó факта существования общесоветской, относительно униформной и гомогенной системы ритуалов.
Такая система, будучи одинаковой для всех национальных групп, являлась попыткой создать общую советскую культуру на месте многочисленных религий, прежде разделявших национальные группы и приводивших к напряженностям и даже конфликтам. В свою очередь новая система социалистических ритуалов стала важным инструментом социалистического национального строительства. Помимо объединения разных национальностей в рамках одного Союза, она также становится фактором сплочения внутри республик с многонациональным составом и основой межнациональных браков. Там само существование ритуалов социалистического жизненного цикла помогает избежать чреватого конфликтами выбора между разными религиозными обрядами, стоящего перед людьми из разных национальных групп.
Но специалисты по ритуалам вскоре осознали, что есть предел гомогенизации новой системы и что традиционные местные праздники, ритуалы и символы различных национальных групп нельзя полностью игнорировать, даже если надеяться на то, что люди примут новый ритуал. Таким образом, были сделаны многочисленные уступки и местной традиционной культуре, однако надо подчеркнуть, что эти уступки всегда касались формы и никогда – содержания ритуала. Лозунг национальной политики – «социалистическая по содержанию, национальная по форме» – применим также и к области социалистических ритуалов. Однако по-прежнему остается опасность, что старые формы, смешавшись с новым содержанием, могут оживить старые культурные ассоциации в националистическом ключе. А последние спустя некоторое время могут усилить национальные чувства, вместо запланированного социалистического реализма. Так уже и случилось, до некоторой степени, в прибалтийских республиках, где ежегодный Праздник песни стал чрезвычайно популярным мероприятием, во время которого население может демонстрировать свою национальную идентичность. Например, в Эстонии, национальной республике, подвергшейся наибольшей русификации[5], творческая интеллигенция занялась разработкой эстетической стороны новых ритуалов, в то время как в РСФСР, республике национального большинства, ничего подобного не возникло.
В регионах, подобных Кавказу, где по соседству проживают много разных национальных групп, праздники и ритуалы дружбы между народами стали специфическим выражением норм и ценностей социалистического интернационализма[6]. Но в целом, как было указано выше, социалистический интернационализм считается важным компонентом советского патриотизма и поэтому свое основное выражение получает именно в ритуалах патриотической традиции, демонстрируя интернациональную ориентацию простым выполнением патриотического ритуала представителями нескольких национальных групп одновременно.
День Победы
Если годовщина октябрьской революции и 1 мая – главные ритуальные манифестации революционной и трудовой традиций, то День Победы – основной праздник, посвященный утверждению традиции военно-патриотической. День Победы отличается от вышеназванных массовых политических праздников в двух отношениях. Формальная сторона праздника и публичные ритуалы более децентрализованы и организованы в гораздо более скромных масштабах, нежели в двух других, и в сравнении с ними кажутся почти что подавленными. Неформальная активность – например, приватное посещение советскими семьями могил павших героев – сильно развита, и часто можно наблюдать спонтанное выражение подлинных глубоких чувств в отношении войны. Эти две черты зримо отсутствуют в двух других массовых праздниках. Сравнительная скромность ритуала Дня Победы и его более краткое историческое существование означают, что в литературе по советским праздникам и их ритуалам о нем гораздо меньше сведений. Следовательно, и мое описание, основанное на этих источниках и на собственном опыте наблюдения, имевшем место в Ленинграде в 1978 году, будет кратким и лишенным исторической глубины.
Впервые День Победы праздновался в 1945 году, когда Вторая мировая война, или, как она называется в СССР, Великая Отечественная, была окончена. После объявления победы люди спонтанно принялись выражать радость, праздновать, петь и танцевать прямо на улицах. Был проведен величественный парад Победы на Красной площади, в котором участвовало по одному полку от каждого из фронтов советской армии, а также от флота и авиации. Пик официального празднования наступил, когда двести захваченных в бою фашистских знамен были принесены к мавзолею Ленина и церемониально брошены к его подножию. В Москву специально привезли красный флаг, поднятый над Рейхстагом в Берлине.
Кроме общесоюзного Дня Победы 9 мая в другое время отмечают местные Дни Победы или Дни Освобождения от фашистов – в отдельных городах и областях, где немецкой армии нанесли сокрушительные поражения. Их празднуют схожим образом, но с местной спецификой. Народные чувства и публичный ритуал достигают особенного накала во время празднования юбилеев.
Образцом для отмечания местных Дней Победы, которые в череде праздников объединяют весь советский народ, стало празднование 25-й годовщины решающей битвы под Москвой. В честь этого юбилея было совершено захоронение рядом с кремлевской стеной Неизвестного Солдата, защитника Москвы, а над его могилой был зажжен «огонь славы и бессмертия»[7]. Это место ныне широко известно как «могила Неизвестного Солдата» и «Вечный огонь». Государственные похороны, в которых с помощью телевидения участвовал весь народ, описываются следующим образом:
«Тихо звучит команда. Солдаты почетного караула с винтовками в руках замирают “на караул”. [Затем следует] торжественная минута молчания в честь воинов, павших за Москву. И в это траурное молчание вплетается музыка “Похоронного марша” Шопена. Артиллерийский орудийный транспортер с прахом Неизвестного Солдата, взятого из братской могилы в 41-м километре от Москвы, медленно едет к месту нового захоронения. Траурный кортеж медленно движется по главным улицам в сторону центра… Под залпы артиллерийского салюта гроб опускается в могилу.
На могилу кладут большую плиту из красного полированного гранита с надписью:
“Имя твое неизвестно,
Подвиг твой бессмертен.
Павшим за Родину1941–1945”»[8].
Вечный огонь, зажженный над могилой, стал национальным символом, и на его важность в ритуальной системе указывают следующие слова:
«Это – огонь миллионов сердец, которые не дрогнули в бою; огонь пылающей ненависти к врагу и безграничной любви к Родине; огонь веры в великое дело Ленина, который привел наш народ к победе»[9].
В 1965 году День Победы стал выходным днем. Вечером накануне праздника каждый трудовой коллектив собирается вокруг места поминовения и чествует как ныне живущих ветеранов войны (которые приходят на церемонию в орденах и медалях), так и павших героев. Возлагаются памятные венки. Ранним утром в сам день праздника в каждом городе и во многих деревнях проводится торжественная публичная церемония у военных мемориалов, которые можно найти по всему Советскому Союзу. Обычно у мемориала стоит почетный караул из трех поколений советских людей и/или солдат. Эти церемонии состоят из следующих элементов (некоторые из них иногда опускаются): краткие памятные речи, рассказы о героических подвигах, торжественные клятвы повторить при необходимости подвиги отцов и дедов, музыка, чтение стихов, минута молчания в память о погибших, возложения венков. В некоторых областях также стало обыкновением начинать церемонию с торжественного произнесения вслух имен людей, а также частей, подразделений и военных предприятий из Книги Вечной памяти.
Часто в мероприятиях заняты пионеры. Когда зачитывается очередное имя погибшего, пионер делает шаг вперед и, произнеся фразу «пал смертью храбрых», возлагает цветы к памятнику[10]. Многие военные мемориалы были построены на административных границах республик, и там памятные церемонии призваны подчеркнуть ценности социалистического интернационализма и солидарности в военное и мирное время. Один такой мемориал находится на Холме дружбы, где встречаются границы РСФСР, Латвийской ССР и Белорусской ССР, к нему ведут Проспекты Дружбы каждой из этих республик[11].
Все эти церемонии посвящены чествованию как живых героев войны, так и всех ее жертв. Они также предназначены для сохранения памяти о войне: страданиях, героизме, общем патриотическом подъеме и триумфе советского народа и социальной системы, которая вдохновляла и поддерживала людей в бою. Наконец, во время этих церемоний говорится о необходимости предотвратить возможное повторение подобной катастрофы, для чего следует усилить бдительность каждого советского человека, готового к отражению агрессии капиталистического Запада.
В добавление к таким памятным церемониям также проходят военные парады и/или марши ветеранов войны по центральным улицам города. Вечером обычно устраивают праздничный салют и фейерверк в столице Советского Союза, в столицах республик, в городах-героях и в таких городах, как Новосибирск, Мурманск, Хабаровск и Владивосток. Во многих местах в эту ночь проходят фестивали и публичные программы на тему войны.
Кроме таких организованных государством мероприятий, происходят и спонтанные частные события. Большинство советских семей – в которых по крайней мере один человек погиб на войне – посещают военные мемориалы, кладбища, чтобы возложить цветы или зачастую оставить на могилах еду и даже детские игрушки. Посещая Пискаревское кладбище в Ленинграде в День Победы 1971 года, я увидела бесконечный поток людей, входящих через главные ворота. Бесчисленные букеты цветов (очень дорогих в это время года) на могилах жертв блокады указывали на то, что многие уже побывали здесь. Приблизившись к мемориалу в дальнем конце кладбища, я увидела длинную очередь из людей, терпеливо и молча идущих мимо венков от одного края памятника до другого. Заключительные слова стихотворения, выбитые на памятнике – «никто не забыт, ничто не забыто», – кажутся столь же верными сейчас, как и тогда, когда мемориал был воздвигнут.
Церемонии, посвященные памяти павших героев, проводятся не только в День Победы, но и во многие другие дни. Из них два дня особенно примечательны своим выбором символов. В Ленинграде, вокруг которого во время войны шли особо ожесточенные бои, церемония коммеморации проходит в Петропавловской крепости. Некоторые из принесенных сюда венков бросают в воды Невы. Когда они проплывают мимо ленинградского берега и Финского залива, их встречают жители прибрежных районов и поселков, а корабли приветственно гудят[12]. В Латвии День памяти отмечается процессией факельщиков. Это описывается так:
«Вечер. У мерцающего Вечного огня рядом с Братской могилой образовывается длинная колонна факельщиков. Молодые юноши и девушки в национальных одеждах, впереди строгий, седой мужчина, Старейшина…
Фанфары дают сигнал, духовой оркестр играет “Реквием”. В последующем молчании Старейшина высоко поднимает свой факел, величественным жестом опускает его и зажигает Вечный огонь. Торжественная пауза: Старейшина держит свой мерцающий факел высоко поднятым, а затем зажигает от него факелы стоящих в первом ряду. Они передают огонь второму ряду и так далее… Старейшина снова поднимает свой факел. По этому знаку три юноши и три девушки выходят из колонны и становятся на караул у Вечного огня. Еще один такой жест – и юноша с девушкой выходят из колонны и становятся по сторонам от Старейшины. Он легко проводит своим факелом по полукругу и указывает направление, в котором должна двигаться колонна. Торжественная процессия к центру города началась»[13].
Военные мемориалы – это ключевые пункты во всех городах и многих селах. Гигантские средства были потрачены на то, чтобы они производили впечатление, а кое-где они представляют собой образцы крупномасштабной современной архитектуры. Первым примером является «торжественный мемориальный комплекс» в Волгограде (бывшем Сталинграде), включающий погребальный курган, музей, пантеон и картинную галерею – и все гигантской величины. Военные мемориалы – такое же частое зрелище в советском пейзаже, как часовни в западноевропейских странах на пике влияния католической церкви. Каждый год их число только увеличивается. В одной только Украинской ССР есть 27 000 военных памятников самого разного рода[14]. Они не только являются местами проведения торжественных ритуалов и центрами общенационального паломничества, их же показывают иностранным туристам, как в Западной Европе – готические соборы. Деревни тоже не отстают. Во многих деревнях Воронежской области, например, колхозы ставят гранитные обелиски и мраморные плиты, на которых золотыми буквами выбиты имена павших героев из местных жителей[15]. Стоять в почетном карауле у таких мемориалов в особые дни считается честью для детей, а для тех, кто их отбирает, это эффективная мера патриотического воспитания. В дополнение к большим мемориальным комплексам и современным обелискам и камням некоторые поля сражений сами по себе обращены в места поминовения, где тщательно сохранены траншеи, командные пункты и окопы.
В то время, как торжественные мемориальные церемонии привлекают в основном пожилых людей, помнящих войну, другие патриотические ритуалы, посвященные Дню Победы, с успехом привлекает и советскую молодежь. Это всесоюзные пешие походы по местам боевой славы так называемых «красных следопытов». Данная организация была создана в 1965 году и стала массовой в год 50-летия октябрьской революции. С тех пор она становится только мощнее и мощнее. Говорят, что в пеших походах сейчас участвуют более 30 миллионов молодых людей[16]. Походы организуются совместно комсомолом, ДОСААФ, политотделами армии и активистами гражданской обороны. Последние разрабатывают маршруты походов и организуют все необходимые встречи и посещения.
Во время походов комсомольцы и просто молодые люди посещают все «места боевой славы» в конкретной области. Они собирают памятные реликвии и документы и записывают рассказы очевидцев военных событий. Иногда в результате этих трудоемких исследований они воссоздают весь ход сражения и идентифицируют прежде забытые имена солдат и партизан, павших в бою. После таких походов на местах создаются маленькие музеи боевой славы, возводятся обелиски и устанавливаются мемориальные доски с именами тех, кто был идентифицирован. Успех этих мероприятий можно объяснить тем, что на первый план в них выходит реальная деятельность, смесь приключения и серьезного исследования, а ритуальные и дидактические элементы отходят в тень. Описания подобных походов свидетельствуют о серьезном воспитательном эффекте, который они имеют на младшее поколение[17].
Еще один способ поддержать живую память о войне и почтить павших героев – это внести их имена в так называемую «Книгу вечной славы»[18], эту советскую разновидность «Кто есть кто». Практикуется также превращение их прежнего рабочего места на предприятии в почетное, которое могут занимать только Герои Труда[19].
В дополнение к этим ритуалам преимущественно патриотической ориентации, существуют похожие ритуалы, которые делают больший акцент на военном аспекте традиции. Несколько военных праздников посвящены разным родам войск. Эти торжества предназначены одновременно и для чествования, скажем, моряков или артиллеристов, и для пропаганды. Власти стремятся вовлечь как можно больше гражданского населения в эти празднества и продемонстрировать посредством ритуала, что «народ и армия едины»[20]. Из этих торжеств самым старым и популярным является День советской армии и флота, отмечаемый 23 февраля.
Другие военно-патриотические ритуалы и церемонии проводятся на протяжении всего года. На «вечерах военной славы», например, несколько поколений военных делятся своим опытом с молодыми. Такие вечера организуются комсомолом, профсоюзами, Всесоюзным обществом «Знание», Министерством обороны при помощи военкоматов и армейских подразделений. Их цель – призвать молодое поколение стать достойными преемниками героев и продолжить героические традиции советского народа[21]. Такие мероприятия также проводятся по торжественным случаям по образцу уже знакомых политических ритуалов или же как «тематические» вечера. Последние посвящены конкретным попыткам выяснить как можно больше подробностей героического прошлого; здесь используются разнообразные документы (в частности, свидетельства очевидцев), отрывки из кинофильмов, читаются лекции, все это сопровождает соответствующая моменту музыка. Некоторые другие военные мероприятия тоже имеют сильный ритуальный компонент и специально рассчитаны на молодежь. Таковы всесоюзные соревнования под названием «Зарница» или «Орленок», которые одновременно прославляют военную традицию и служат для подбора будущих военных кадров. Однако военные ритуалы не ограничиваются военными праздниками. Некоторые военные ритуальные акты, такие, как марши, парады, пронос знамен, смена караула, являются частью почти любого ритуала независимо от того, к какой традиции он принадлежит.
Местный патриотический ритуал
Локальный патриотизм пестуется не столь горячо, как общенациональный, но местные патриотические ритуалы порой служат базой развития патриотизма более широкого. Обычно они добавляют конкретные черты к прославлению универсальных, революционных, патриотических и трудовых традиций. Их главный вклад – использование эмоционально более значимых локальных символов.
Одна из таких локально-универсальных церемоний – объявление кого-либо Почетным гражданином. Недавно в казахстанском городе Зыряновск Почетными гражданами были объявлены партизаны времен гражданской войны: уважаемый партийный работник, наследственный шахтер с более чем тридцатилетним стажем и главврач городского роддома. Во время торжественной церемонии их наградили символической лентой, выдержанной в цветах флага социалистического Казахстана, и дипломом с эмблемой города. Лучший пионерский отряд принес Книгу Почетных граждан, в которую были вписаны их имена. После нескольких поздравительных речей церемония была завершена исполнением казахстанского гимна и гимна СССР[22].
Совершенно иной ритуал выполняется во время так называемого Праздника улицы. Согласно советской прессе[23], такие праздники сейчас становятся все более распространенными. У них нет фиксированной даты и детально прописанного ритуала, они выражают местную специфику по выбору организаторов, но все они ориентированы на развитие как общенационального, так и местного патриотизма. «Родная улица, родной район, родной город – именно так, вступая в жизнь, молодой человек осознает свою принадлежность к большему обществу, имя которому – советский народ»[24].
В Волгограде этот праздник отмечается следующим образом[25]. Жители квартала, образованного двумя–тремя улицами, воскрешают свою историю. Они изучают, как выглядела их часть города до 1941 года, какие события происходили здесь во время войны (а у Волгограда очень насыщенная, трагическая и героическая история) или какие известные люди жили в округе. Празднику предшествуют многодневные изыскания, их результаты демонстрируют на специальной выставке, иногда даже снимают любительский фильм, делают театральные инсценировки исторических событий, порой сюжеты из прошлого этого городского квартала рассказывают живые свидетели.
Подведем итоги. Ритуал военно-патриотической традиции отличается от других советских ритуалов несколькими важными чертами. Он обычно менее развит, менее стандартизирован и более децентрализован. В нем сливаются официально предписанный ритуальный порядок и то, что связано с самодеятельным творчеством местных жителей. Участие людей в главном празднике этой традиции, Дне Победы, и более широко распространено, и более спонтанно, чем в других ритуалах. Во время этого празднества «модель чего-то» Клиффорда Гирца появляется на равных правах с «моделью для чего-то» ритуального представления значимых социальных отношений.
Перевод с английского Андрея Лазарева
[1] Сокращенный перевод отрывка девятой главы книги: Lane C. The Rites of Rulers: Ritual in Industrial Society — The Soviet Case. Cambridge: CUP Archive, 1981.
[2] Smith H. The Russians. London, 1976. P. 371.
[3] Ibid. P. 373.
[4] Кампарс П.П., Закович Н.М. Советская гражданская обрядность. М.: Мысль, 1967. С. 180—181.
[5] Aspaturian V.V. The Non—Russian Nationalities // Kassov A. (Ed.). Prospect for Soviet Society. London, 1968. P. 174.
[6] Хачиров А.К., Орлова В., Кесаев В. Новые традиции и борьба с пережитками в сознании людей. Орджоникидзе, 1973. C. 56 и далее.
[7] Наши праздники. Советские, общегосударственные, трудовые, воинские, молодежные и семейно-бытовые праздники, обряды и ритуалы. М.: Политиздат, 1977. С. 28.
[8] Блинова Г.П. К вопросу классификации новых советских обрядов // Ученые записки Московского государственного института культуры. 1968. № 15. C. 356.
[9] Наши праздники… С. 28.
[10] Ельченко Ю.Н. Новому человеку — новые обряды. М., 1976. С. 17.
[11] Кампарс П.П., Закович Н.М. Указ. соч. С. 47.
[12] Руднев В.А. Советские обычаи и обряды. Ленинград, 1974. С. 124.
[13] Геродник Г. О парках добрых воспоминаний. Таллин: Ээсти раамат, 1970. С. 116.
[14] Наши праздники… С. 90.
[15] Тепляков М.К. Проблемы атеистического воспитания в практике партии. Воронеж, 1972. С. 93.
[16] Наши праздники… С. 114.
[17] См., например: Кикило И.П. Новое время — новые традиции. М., 1969. С. 53.
[18] Руднев В.А. Указ. соч. С. 124 и далее.
[19] Кампарс П.П., Закович Н.М. Указ. соч. С. 86.
[20] Наши праздники… С. 75 и далее.
[21] Там же. С. 111.
[22] Новописцев И. Традиция добра и красоты // Наука и религия. 1970. № 3. С. 48.
[23] Нагирняк Е.В. и др. Новые обряды и праздники. М.: Советская Россия, 1970. С. 137.
[24] Мельникова И. «Приглашаются все». Праздники, обряды, традиции. М., 1976. С. 106.
[25] Описание дается в: Там же. С. 102 и далее.