Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2013
Сара Уитмор (р. 1971) – политолог, преподаватель Университета Оксфорд-Брукс.
Сара Уитмор
Шоу продолжается: выборы, «Единая Россия» и режим Владимира Путина[1]
В целом результаты декабрьских выборов 2011 года не слишком удивили тех, кто изучает российскую политику. Опросы общественного мнения, результаты состоявшихся в марте региональных выборов, комментарии различных экспертов, включая самого Владислава Суркова, подготавливали общество к тому, что «Единой России» предстоит утратить в Государственной Думе большинство в две трети голосов, ограничившись простым большинством. Повсеместный шок, однако, произвело то, что правящая партия не смогла заручиться поддержкой даже половины избирателей. Для режима это явилось мощным психологическим потрясением, которое продолжает сказываться и сегодня. Да, в некоторых отношениях ничего не изменилось: Кремль по-прежнему располагает лояльным и дисциплинированным большинством в нижней палате, готовым поддерживать любые исходящие сверху законодательные инициативы и не задавать лишних вопросов. Страна же, несмотря на два десятилетия, миновавшие с распада Советского Союза, все еще не слишком готова к смене политического режима посредством избирательного бюллетеня – Путин и сейчас остается наиболее популярным российским политиком. И все-таки для режима, который привык контролировать политическую систему с помощью безраздельного доминирования «партии власти» в легислатурах всех уровней и демонстрировать собственную неуязвимость на всех выборах, результат, не превышающий 50% голосов, никак не может считаться удачным. Некоторые наблюдатели даже усмотрели в нем начало конца путинской эпохи, а может быть, и всей политической конструкции, для нее характерной[2].
В этой статье я пытаюсь ответить на вопрос, почему «Единая Россия» не смогла получить желанных 50% и что это означает для нынешнего режима. Один из главных аргументов состоит в том, что «Единая Россия» является персонализированной партией, зависящей в большей степени от личной популярности и личных ресурсов Путина и в меньшей степени от личных ресурсов региональных нотаблей – губернаторов, мэров и прочих. Следовательно, результаты, получаемые ею на выборах, можно рассматривать в качестве индикатора монолитности и легитимности существующего режима, а также его способности добиваться нужных электоральных результатов. Смысл неудач, постигших режим в 2011 году, заключался в том, что базовые подпорки, на которых покоились электоральные достижения «Единой России» – личная популярность Путина, эффективность губернаторов-«паровозов» и административный ресурс, – оказались менее прочными и надежными, чем в 2007 году. Что и воплотилось в весьма бледном результате, продемонстрированном партией, нарушив взращенную режимом «ауру несокрушимости»[3].
Для чего нужны выборы?
Выборы в России имеют политическое значение, хотя и не по тем причинам, которые отличают консолидированные демократии. Они не являются механизмом демократической передачи власти и лишь в самой минимальной степени обеспечивают подотчетность правителей народу. Учитывая это, итоги российских выборов, во-первых, лучше всего трактовать как показатель политической мощи инкумбента[4] и его способности контролировать электоральную сферу[5]. Во-вторых, их можно рассматривать в качестве сигнала, свидетельствующего о молчаливом согласии избирателей с существующим положением вещей (в путинский период оно напоминало брежневский «социальный контракт»). Наличие такого согласия обеспечивало режиму демократическую легитимацию, что исключительно важно, поскольку формально российская государственность покоится на демократическом фундаменте.
В свете сказанного декабрьские выборы, а также предшествовавшие им мартовские региональные выборы 2011 года, ознаменовали поистине тектонический сдвиг: «Единая Россия» не только потеряла конституционное большинство в Государственной Думе, но и не смогла гарантировать себе поддержку даже половины российских избирателей.
Для чего нужна «Единая Россия»?
«Единая Россия» стала наиболее успешной партией власти за всю постсоветскую историю. В отличие от партий 1990-х, которые не переживали и одного избирательного цикла, она с 2003 года победила в трех кампаниях по избранию федерального парламента и выиграла почти все региональные выборы, проведенные за тот же период. Тем не менее, эту структуру трудно считать партией в классическом смысле. Она не играет никакой роли в агрегировании или артикуляции общественных интересов; она практически не влияет на выработку политической стратегии (и даже не пытается делать это в качестве политической партии); она не имеет внятной идеологии[6].
Уточняя понятие доминантной партии при авторитарном режиме, мы уже обращали внимание на то, что персонализированная природа «Единой России» и ничтожность ее непосредственного влияния отличают ее от типичных доминантных партий, подобных, например, сингапурской Партии народного действия[7]. По этой причине она не способна играть те роли, которые обычно закреплены за подобными партиями. Согласно Беатриц Магальони и Рут Кричели, обычно в недемократических условиях доминантная партия реализует две главные функции:
«1) функцию торга, в рамках которой диктатор привлекает ее для регулирования взаимоотношений с элитами и минимизации потенциальных угроз установившейся стабильности и 2) функцию мобилизации, в рамках которой диктатор использует партийную машину для стяжания массовой поддержки»[8].
Оба направления важны для поддержания устойчивости режима и сдерживания возможных оппонентов. Вместе с тем, по нашему мнению, хотя «Единая Россия» и приносит пользу в управлении элитами посредством своего доминирования в легислатурах, ее влияние на исполнительную власть – как на федеральном, так и на региональном уровнях – остается минимальным, а в регионах она даже не способна предотвращать внутриэлитные конфликты. Аналогичным образом, участвуя в рекламировании Путина в качестве «национального лидера», мобилизации масс и управлении выборами, партия играет по меньшей мере подчиненную роль[9].
Такое положение дел объясняется электоральной зависимостью «Единой России» от персональной популярности национального лидера, а также региональных нотаблей. Иначе говоря, партия не столько мобилизует массы в поддержку лидера, сколько пожинает плоды его собственной популярности на парламентских и региональных выборах. При этом она еще опирается на авторитет региональных руководителей, электоральную клиентелу, зачищенное политическое поле (в смысле селективного применения законодательства о регистрации политических партий и выборах[10]), административный ресурс, контроль над СМИ и, до определенной степени, фальсификации. Однако, если хотя бы одна из этих опор партийного влияния дает трещину, в особенности в наиболее важной, личностной составляющей, то партии приходится с большим трудом отстаивать свои позиции в политической системе. Именно это произошло в 2011 году.
Думские выборы 2011 года
Парламентские выборы, проходящие всего за четыре месяца до избрания президента, неминуемо оказываются репетицией президентских выборов: число голосов, поданных за «Единую Россию», выступает индикатором устойчивости системы, обеспечивая режиму народную легитимацию и такой уровень поддержки в Думе, который позволяет поддерживать стабильный и благоприятный политический климат накануне по-настоящему важных выборов главы государства. Это обстоятельство было особенно важным в ходе избирательного цикла 2007–2008 годов, когда завоевание двух третей мест в нижней палате требовалось для того, чтобы гарантировать непоколебимость позиции Путина в качестве премьер-министра и внесение в Конституцию поправок, продлевающих срок президентских полномочий до шести лет.
Результаты «Единой России» на думских выборах[11]
|
|
2003 |
2007 |
2011 |
|
Доля голосов (%) |
37,56 |
64,30 |
49,32 |
|
Думские мандаты |
315 (70%) |
385 (85,5%) |
238 (52,3%) |
В 2003-м и особенно в 2007 году электоральный успех «Единой России» опирался на несколько факторов, которые в 2011-м были поколеблены. Самые важные из них – это популярность и персональное могущество Путина, а также способность партии, работающей в предельно персонализированной политической системе, прочно ассоциироваться с лидером. В 2003 году косвенно, а в 2007-м непосредственно, Путин сыграл роль «паровоза», влекущего партию к победе, причем намерения занять думское кресло у него не было. В 2007 году показатель одобрения «Единой России» составлял около 50%; для обеспечения гладкой передачи власти преемнику этого было недостаточно, и поэтому Путин довольно неожиданно возглавил партийный список, заставив рейтинг взмыть ввысь[12]. Но в 2011 году ситуация была более сложной, поскольку популярность теряли и партия, и лично Путин, эффективность которого в качестве партийного «паровоза» заметно снизилась.
Персональные рейтинги одобрения[13]
|
|
2010 |
2011, январь–июль |
2011, август–ноябрь |
Совокупное изменение |
|
Путин |
78–80% |
68–69% |
67–68% |
минус 10–15% |
|
Медведев |
72–77% |
66–69% |
62–63% |
минус 10–12% |
Далее, после довольно слабого выступления партии на мартовских региональных выборах 2011 года, когда доля поданных за «Единую Россию» голосов снизилась на 15–20%, Путин начал активно дистанцироваться от партии и поручил Вячеславу Володину сформировать Всероссийский народный фронт. То была попытка провести ребрендинг партии, влить в нее свежую кровь и, если потребуется, подготовить альтернативную базу для нового выдвижения лидера в президенты. Путин всегда весьма двойственно относился к партии, которую возглавлял с 2008 года по апрель 2012-го, не будучи ее формальным членом. В 2011 году он предпочел не возглавлять партийный список из-за опасений, что это может повредить его президентской кампании, и передал полномочия «паровоза» Медведеву. Хотя некоторые аналитики утверждают, что в последнюю кампанию он помогал партии более рьяно, нежели прежде[14], отказ возглавить партийный список наряду с тем фактом, что о намерении Путина вернуться на президентский пост партию не предупредили заранее, оскорбили «Единую Россию» и деморализовали ее в первые недели избирательной кампании. «Рокировка» первых лиц не впечатлила и избирателей, особенно из городского образованного среднего класса, вызвав в Интернете бурную дискуссию[15]. Более того, отношения Медведева с голосующими за партию оказались весьма сложными: культивируя имидж более молодого и либерального лидера, он не только отказался вступить в «Единую Россию», но и зачастую отзывался о ней критически.
Губернаторы-«паровозы» традиционно были вторым фактором электорального успеха «Единой России». В 1990-е годы многие главы регионов сумели создать электоральные машины, позволявшие им мобилизовать и направлять избирателей[16]. В 2000-е Кремль попытался переориентировать эти машины на обслуживание «Единой России», и губернаторов начали рекрутировать на первые позиции в ее региональных списках. В 2003 году «паровозами» выступили 28 губернаторов, а к 2007 году подобные роли выполняли уже 65 региональных руководителей. Такая стратегия заставляла губернаторов принимать на себя персональную ответственность за результаты, получаемые партией в их регионах, сосредотачивая ресурсы на достижении единой цели.
Однако в 2011 году данная тактика уже не была столь эффективной. Почему? Состоявшийся в 2004-м отказ от прямого избрания губернаторов и волна замен, произведенных в губернаторских рядах в 2009–2011 годах, были призваны укрепить «вертикаль власти», сделав глав регионов полностью зависимыми от президента. Вместе с тем среди нежелательных последствий этой меры оказалось снижение губернаторского «паровозного» потенциала; одним не хватало популярности на вверенных территориях, а другие, что еще более важно, не успели наладить хороших отношений с местными элитами[17]. В результате в некоторых регионах – например, в Ставропольском крае, Ленинградской и Волгоградской областях – роль «паровозов» была передана общенациональным политическим фигурам типа премьер-министра или знаменитостям вроде Валентины Терешковой. Вскоре после обнародования разочаровывающих итогов избирательной кампании Медведев объявил о планах возвратиться к прямому избранию губернаторов, что interalia может быть проинтерпретировано как подтверждение значимости личной популярности региональных руководителей и ресурсов в обеспечении высокой явки и необходимых режиму электоральных результатов.
Третий фактор электорального успеха «Единой России» можно обозначить широким термином «административный ресурс». Есть множество свидетельств того, что партия извлекала выгоды из ресурсов и связей, находящихся в распоряжении чиновников, которые состояли в ее рядах. Кроме того, она использовала в своих интересах неизбежную для высокопоставленных управленцев необходимость демонстрировать свою лояльность Кремлю, чтобы обеспечивать бесперебойное поступление бюджетных средств. В столь разнообразной и обширной стране, как Россия, это явление способно обретать разные формы, но мы все-таки можем выделить некоторые общие тренды. Так, во многих местах наблюдались попытки мобилизовать избирателей посредством распределения ресурсов, якобы выделенных «Единой Россией». На федеральном уровне примером служит, в частности, предвыборный популизм премьер-министра Путина (такие меры, как, скажем, отмена в 2011 году обязательного техосмотра автомобилей и заморозка внутренних энергетических тарифов)[18]. На региональном уровне это оборачивалось прямым поощрением клиентелы, например, распределением продуктовых наборов среди ветеранов.
Вместе с тем в разных регионах ситуация складывалась по-разному. На территориях, где сложились прочные авторитарные режимы регионального уровня – в Чечне, Дагестане и Кабардино-Балкарии, – результаты выборов напрямую отражали степень контроля местных элит над политической сферой. В других регионах использовались более изощренные «политические технологии»: в частности, обещался запуск долгожданных инфраструктурных проектов или увеличение финансирования пенсионных организаций[19].
Таким образом, с помощью прямых и косвенных методов в умах избирателей закреплялась взаимосвязь между получением ими лично или их регионами новых ресурсов и голосованием за «Единую Россию». Подобная тактика, несомненно, долгое время была эффективной в мобилизации избирателей, особенно в сельских районах и национальных республиках. Но к 2011 году благодаря развитию коммуникационных технологий избиратели все чаще приходили к пониманию, что, во-первых, получение тех или иных благ вовсе не является результатом усилий «Единой России», а во-вторых, что такая практика противозаконна[20]. В итоге применение подобного инструментария в отношении горожан, особенно молодежи и интеллигенции, сделалось безрезультатным.
Таким образом, все три фактора, на которых базировались электоральные свершения «Единой России»: личная популярность Путина, губернаторы-«паровозы» и административный ресурс, – в 2011 году оказались менее действенными, чем в 2007-м, и это позволило оппозиции, как парламентской, так и внепарламентской, громче заявить о себе. Отстаиваемый «Единой Россией» дискурс стабильности в 2011 году выглядел не так убедительно, как, скажем, в 2003-м, когда электорат еще помнил 1990-е и первую чеченскую войну; а в сочетании с ожидаемым возвращением Путина в президентское кресло он все более напоминал о застое. Уничижительный эпитет «партия жуликов и воров», придуманный блогером Алексеем Навальным, впечатляюще поддержали 46% избирателей[21], а призыв голосовать «за кого угодно, только не за “Единую Россию”», также сказался на повышении явки и голосовании против этой партии – несмотря на несправедливые правила игры и маргинализацию оппозиционных сил.
Контуры будущего и значение выборов 2011 года
Неудача «Единой России», которая на парламентских выборах не смогла обеспечить себе даже 50% голосов, получив всего 49,32%, стала серьезным ударом для власти. Между тем, авторитарные режимы даже в отсутствие состязательных выборов нуждаются в высокой явке избирателей и основательной электоральной поддержке, предпочтительно на уровне двух третей. Такие устремления объясняются тем, что режимы, опирающиеся на высокую явку, тем самым создают себе, по словам Магальони и Кричели, «ауру неуязвимости». Имидж несокрушимости помогает сдерживать возможных оппонентов и, особенно, потенциальных раскольников[22]. Таким образом, парламентские выборы выполняют функцию, которую Григорий Голосов называет «сигнальной»: они сообщают о том, что режим твердо стоит на ногах[23]. 4 декабря 2011 года, однако, сигнал оказался другим: итоги выборов говорили о том, что поддержка режима слабеет, а его возможности контролировать исход голосования тают.
Региональное распределение голосов, поданных за «Единую Россию», подчеркивает резкую дифференциацию в уровнях поддержки преимущественно в русских областях (32–45%) и в этнических республиках (более 70% на Чукотке, в Башкортостане и Татарстане, более 80% в Кабардино-Балкарии, Туве и Карачаево-Черкесии, более 90% в Чечне, Дагестане и Мордовии)[24]. Подобный расклад подтверждает тенденцию, установившуюся на предыдущих выборах, но теперь она стала более выразительной, поскольку потери «Единой России» пришлись в основном на этнически русские территории. По-прежнему наблюдается перепад между голосованием в городе и в деревне: сельский электорат более контролируем и подвержен административному давлению. Во всех больших городах доля голосов, поданных за «Единую Россию», снизилась[25]. Согласно всему вышесказанному, даже пренебрегая широко распространенными обвинениями в подтасовках и бурной реакцией общества на них, вполне можно утверждать, что ныне поддержка «Единой России» сосредотачивается в провинции и нерусских регионах. Это в свою очередь еще более ограничивает возможности партии по выполнению стабилизирующих функций, а именно: по интеграции элит и кооптированию потенциальных противников.
Вместо заключения
Аура непоколебимости, столь существенная для долгосрочной стабильности путинского режима, была необратимо повреждена итогами думских выборов 2011 года. Получение «Единой Россией» менее половины голосов избирателей означало, что Кремль утратил способность эффективно контролировать элиты, чтобы обеспечивать нужный для режима уровень поддержки. Это обстоятельство в свою очередь обнажило несовершенство «вертикали власти» и поставило вопрос об эффективности путинского правления. Последовавшая за этим авторитарная реакция, вылившаяся в дальнейшее законодательное ограничение деятельности некоммерческих организаций, препятствование проведению демонстраций, расширение нормативного толкования государственной измены, создание правовых предпосылок для цензуры в Интернете, преследование оппозиционных активистов, изгнание из парламента критически настроенных депутатов и сенаторов, а также увольнение губернаторов тех регионов, где «Единая Россия» выступила плохо, красноречиво продемонстрировала, до какой степени режим напуган декабрьскими событиями и масштабными протестами. Этот натиск был призван повысить издержки для тех представителей элиты, кто хотел бы покинуть правящую команду, а также для масс, готовых поддержать оппозицию. Он также представлял собой попытку вновь убедить элиты и население в том, что режим держит все под контролем, а альтернативы ему нет.
Несмотря на то, что в краткосрочной перспективе перечисленные меры могут возыметь некоторый эффект – протесты декабря 2012 года действительно не смогли сравняться с демонстрациями, прошедшими годом ранее, – рассчитывать на их долгосрочное действие едва ли стоит. В обществе крепнет понимание того, что лозунг «альтернативы нет» отнюдь не равнозначен демократической легитимности; притязания режима подорваны не только плохими результатами «Единой России», но и волной народного негодования, поставившей под сомнение даже эти цифры; наконец, три главных фактора, прежде обеспечивавших электоральный успех «Единой России» и устойчивость самого режима, в прежней мере сегодня не работают. Путинский рейтинг вряд ли вернется на былые заоблачные и неприступные высоты. «Вертикаль власти» продемонстрировала собственную неэффективность[26], а формирование убедительной электоральной поддержки при помощи «политических технологий» оказывается все менее действенным. Более того, политический капитал «Единой России», всегда остававшийся производной от личного политического капитала Путина, сегодня воспринимается элитами на всех уровнях политической системы как политически аморфная структура, делая будущее этой партии еще более неопределенным[27]. Тем не менее, партия продолжает выполнять для режима важную работу, пусть даже не слишком качественно, а до следующих парламентских выборов еще очень далеко. В конце концов, как говорил сам Путин в 2007 году, у «Единой России» «нет пока устойчивой идеологии, устойчивых принципов», к ней «стараются примазываться всякие проходимцы», но, тем не менее, «лучшего все равно у нас ничего нет»[28].
Обобщая, можно сказать, что режим был фундаментально поколеблен результатами выборов 2011 года, а его слабости сделались очевидными как для элит, так и для масс. Роль «Единой России» как принципиального механизма интеграции и кооптации элит и паразитирования на путинской популярности в периоды избирательных кампаний постепенно пересматривается – об этом свидетельствуют, в частности, смягчение правил регистрации политических партий и дискуссии о возвращении к смешанной избирательной системе, – но коренным образом она меняться не может и не должна. Скорее всего, Кремль предпочтет все более неэффективную персонализированную доминантную партию тому, чтобы начать с чистого листа, не имея ни представления, ни консенсуса относительно того, что могло бы стать действенной альтернативой нынешнему положению вещей.
Авторизованный перевод с английского Андрея Захарова
[1] Это исследование стало составной частью проекта «Персонализированные доминантные партии в России и Казахстане», соисполнителем которого был Рико Исаакс, а спонсором – Университет Оксфорд-Брукс. Устная версия этой статьи была представлена в Институте Алексантери Хельсинского университета 25 января 2012 года.
[2]Наиболееяркоэтаточказренияпредставленавстатье: Krastev
[3] Magaloni B., Kricheli R. Political Order and One-Party Rule // The Annual Review of Political Science. 2009. № 13. P. 123–143.
[4] Инкумбент – соискатель выборной должности, занимающий ее на момент выборов. – Примеч. ред.
[5] Brownlee J. Authoritarianism in an Age of
Democratization.
[6]См.: Roberts S.
Putin’s United
[7]См.:
Isaacs R., Whitmore S. The Limited Agency
and Life-Cycles of Personalized Dominant Parties in the Post-Soviet Space: The
Cases of United
[8] Magaloni B., Kricheli R. Op. cit. P. 124–125.
[9] Isaacs R., Whitmore S. Op. cit.
[10]См.: Ross C. The Rise and Fall of Political Parties in Russia’s Regional Assemblies // Europe—AsiaStudies. 2011. № 63(3). P. 429–448.
[11] В голосовании по партийным спискам, источник: www.vybory.izbirkom.ru/region/izbirkom.
[12] Roberts S. Op. cit. P. 99.
[13] Источник: www.levada.ru/25-11-2011/noyabrskie-reitingi-odobreniya-i-doveriya-reitingi-partii.
[14] Интервью автора с политологами Алексеем Макаркиным (1 ноября 2011 года) и Андреем Рябовым (23 сентября 2011 года).
[15] См., например: Кынев А. Демотиватор // Газета.ру. 2011. 26 октября (www.gazeta.ru/politics/elections2011/blogs/3781490.shtml).
[16] Hale H. Why Not Parties in
[17] Интервью автора с политологами Николаем Петровым (28 сентября 2011 года), Ириной Бусыгиной (21 октября 2011 года) и Александром Кыневым (24 октября 2011 года), также см. статью: Кынев А. С фигой в кармане // Газета.ру. 2011. 14 марта (www.gazeta.ru/comments/2011/03/14_x_3553753.shtml). Кроме того, 12 октября 2011 года газета «Московские новости» поместила статью, в которой предсказывалось, что конфликты между губернаторами и местным бизнесом в Иркутске и Волгограде негативно скажутся на избирательных кампаниях, см.: Johnson’sRussiaList. 2011. № 184. October 12.
[18] Loginov M. Fixing Russian Elections: Manipulation (Voters) and Massage (Results) // Open Democracy. 2011. November 22 (www.opendemocracy.net/mikhail-loginov/fixing-russian-elections-manipulation-voters-and-massage-results).
[19] Наиболее известным примером стало публичное выступление Дениса Агашина, сити-менеджера Ижевска, который 24 октября 2011 года заявил местным пенсионерам о прямой связи между бюджетным финансированием территории и голосованием за «Единую Россию». Видеозапись, сделанная одним из участников встречи, размещена в Интернете: www.youtube.com/watch?v=2G3_xxtxBKI.
[20] См.: Кынев А. С фигой в кармане…; см. также интервью автора с Ильей Пономаревым (30 сентября 2011 года), Ириной Бусыгиной (21 октября 2011 года) и Андреем Захаровым (18 октября 2011 года).
[21] Согласно опросу, который в ноябре 2011 года провел «Левада-центр», 62% избирателей слышали это определение, а 46% ассоциировали его с «Единой Россией».
[22] Magaloni B., Kricheli R. Op. cit. P. 129.
[23] Golosov G. A Defeat in All but Name // OpenDemocracy. 2011. December 5. (www.opendemocracy.net/od-russia/grigorii-golosov/defeat-in-all-but-name).
[24] Zubarevich
N. Four
[25]Тамже.
[26]См.: Monaghan
A. The Vertikal: Power and Authority in
[27] В ходе выборов 2012 года кандидаты от «Единой России» предпочитали либо не афишировать партийный бренд, как это сделал сам Путин, либо баллотироваться в качестве независимых кандидатов, как это было во время избрания мэров ряда городов и районных депутатов в столице. См.: Кашин О. «Единая Россия» останется с нами, даже если завтра нам скажут, что она переименована или распущена // Коммерсант. 2012. 13 февраля(www.kommersant.ru/doc/1872430?isSearch=True); Sliva E. The Party is Over // RussiaProfile. 2012. February 8 (http://russiaprofile.org/politics/54137.html accessed 8.2.12).
[28]Российскаягазета. 2007. 14 ноября; цит. по: Sakwa R. The Crisis of Russian Democracy.