Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2013
Леонид Маркович Исаев
(р. 1987) – историк, политолог, преподаватель кафедры общей политологии Национального
исследовательского университета – Высшей школы экономики.
Леонид Исаев
Рецепты «алжирской весны»
Социально-политические потрясения 2011 года в арабском мире затронули практически
все арабские государства, хотя каждое из них пережило их по-своему. Соответственно,
и результаты антиправительственных выступлений оказались различными – от гражданской
войны и полной смены режима до «косметического» ремонта устоявшегося политического
здания. После начала протестов в Тунисе и последующего бегства
президента Бен Али из страны многим казалось, что следующим претендентом на революцию
станет Алжир. В пользу таких прогнозов говорило и то, что воодушевление, вызванное
крахом диктатуры в одной стране, в буквальном смысле заражало жителей соседних стран;
разумеется, оно не могло не повлиять и на алжирцев. Более того, беспорядки в Алжире начались
чуть ли не синхронно с событиями в Тунисе – «жасминовая революция» у соседей подтолкнула
оппозиционные партии Алжира 5-го и 6 января 2011 года к выводу на улицу своих сторонников.
Непосредственным поводом для выступлений послужило двукратное увеличение цен на
оливковое масло и сахар, которые Алжир вынужден импортировать из-за рубежа.
Аномальная сменяемость
В последние десятилетия XX века Алжир наряду с Ливаном
и Йеменом по праву считался одним из самых нестабильных арабских государств. (Мы
не берем в расчет Сомали, которое в последние десятилетия государственностью просто
не обладает, а также Ирак, ситуация в котором была дестабилизирована путем вмешетельства
извне.) В 1962 году Алжир стал последней арабской страной, получившей независимость.
Причем добиться ее удалось только после многолетней и кровопролитной национально-освободительной
войны с Францией, а также благодаря
мощнейшей дипломатической поддержке со стороны арабского мира и Лиги арабских государств.
Ни одно другое арабское государство не добивалось суверенитета столь высокой ценой,
ибо потери в войне за независимость 1954–1962 годов только среди гражданского населения
составили около 400 тысяч человек[1].
При этом Алжиру удалось выработать весьма специфическую для арабских республиканских
режимов политическую культуру. Именно она, с одной стороны, во многом предопределила
устойчивость этой страны перед лицом «арабской весны», а с другой стороны, – обусловила
глубочайший политический кризис конца 1980-х – начала 1990-х годов, переросший в
затяжную гражданскую войну. Прежде всего, когда смотришь на полувековую историю
независимого Алжира, сразу же бросается в глаза уникальная для арабских республик
второй половины XX века сменяемость власти.
С 1962 года страна повидала семь президентов:
ими были Ахмед бен Белла, Хуари Бумедьен, Шадли Бенджадин, Мухаммед Будиаф, Али
Кафи, Ламин Зеруаль и Абдель Азиз Бутефлика. (Это не считая годового правления Фархата
Аббаса с сентября 1962-го по сентябрь 1963 года в качестве президента Временного
правительства Алжира и Рабаха Битата с декабря 1978-го по февраль 1979 года в качестве
и.о. президента Алжира.) Для стран Магриба подобные ротации не типичны. Скажем,
в соседнем Тунисе за тот же период времени сменились лишь два президента – Хабиб
Бургиба и Бен Али; в Ливии с момента свержения короля Идриса I в 1969 году более сорока лет правил полковник Муамар Каддафи;
а в Египте после установления республиканского режима
в 1954-м было лишь четыре президента: Мухаммед Нагиб,
временно исполнявший функции главы государства, Гамаль Абдель Насер, Анвар ас-Садат
и Хосни Мубарак.
Единственное нарушение «правила двух сроков» в 2009 году допустил нынешний
президент Абдель Азиз Бутефлика, решивший переизбираться на третий срок. Однако
в контексте «арабской весны» его пребывание на посту главы государства можно считать
фактором, который способствует устойчивости существующей политической системы[2].
В отличие от лидеров других арабских республик, он находился на посту на протяжении
довольно скромного двенадцатилетнего срока, получив власть, в отличие от Башара
аль-Асада, не по наследству. Выступая в глазах народа в образе миротворца, покончившего
с гражданской войной, президент тогда еще не достиг максимума репутационного потенциала,
за которым неизбежно наступают усталость и разочарование. Более того, в пользу президента
играло, как ни странно, и отсутствие у него детей, которым можно было бы передать
власть.
В итоге популярный в других арабских странах лозунг «Уходи!» для Алжира
оказывался не слишком актуальным. Он терял смысл и по той причине, что затяжная
болезнь Бутефлики ни у кого в стране не вызывала сомнения в том, что с 2014 года
страну возглавит новый лидер. Начавшаяся в верхах борьба за власть свидетельствует,
что через два года не исключен даже раскол алжирской политической элиты, теоретически
способный привнести в грядущие президентские выборы элемент политической конкуренции,
столь недостающей до недавнего времени региону. Но вот если бы нынешний президент
покинул свой пост в 2009 году, последствия «арабской весны» для алжирского общества
могли оказаться более пагубными, поскольку далеко не очевидно, что расколотый правящий
класс сумел бы удержать оппозицию под контролем.
Еще одной особенностью местной политической
культуры можно считать уникальность алжирского парламента, явно контрастирующего
с законодательными органами других арабских республик. В Алжире, несмотря
на трудности и противоречия социально-политического развития, в последние годы продолжалось
закрепление демократических преобразований, начало которым положило принятие в конце
1980-х годов новой Конституции, провозглашавшей многопартийность. Сегодня в рядах
законодателей представлены более двадцати партий, отражающих широкое разнообразие
политического спектра – от социалистов и троцкистов до умеренных исламистов. Такого
идеологического многоцветия, пожалуй, не знает ни один парламент арабского мира.
В настоящее время депутатскую базу президентской коалиции составляют две партии.
Первой, существующей еще со времен национально-освободительной войны 1954–1962 годов,
является Фронт национального освобождения
(ФНО), который возглавляет Абд аль-Азиз Белькадим, занимавший до июня 2008 года
пост главы алжирского правительства. Второй системной партией выступает Национально-демократическое объединение (НДО),
во главе которого стоит нынешний премьер-министр Ахмед Уяхья.
В парламенте представлены также три партии, исповедующие умеренный исламизм.
Две из них – Движение общества за мир
(ДОМ), руководимое Бугеррой Солтани, и «Ан-Нахда», во главе которой стоит Ляхбиб
Адами, – критикуя правительство по отдельным вопросам, тем не менее, поддерживают
президентский курс в целом. Третья партия – Движение
за национальную реформу (ДНР) – оппонирует официальному курсу более жестко:
она выступает против правительственной программы широкомасштабной приватизации и
ратует за «исламскую социальную справедливость». В последнее время, однако, доверие
избирателей к этому некогда массовому и влиятельному исламистскому объединению неуклонно
падает: генеральный секретарь ДНР Джахид Юнси, участвуя в президентских выборах
2009 года и набрав 1,37% голосов, занял только четвертое место. Уместно также отметить,
что в исламистских партиях постоянно идет внутренняя борьба как по программным,
так и по организационным вопросам, что, безусловно, ослабляет оппозицию. В преддверии
парламентских выборов 2012 года партии ДОМ, «Ан-Нахда» и ДНР сформировали единый
блок «Альянс Зеленого Алжира» и попытались выработать общую предвыборную программу,
но у них ничего не получилось. Лидеры нового умеренного исламистского объединения
представляли себя в качестве системной оппозиции, но одновременно поддерживали программу
социально-экономических и политических реформ, выдвинутую президентом страны в апреле
2011 года. В то же время Бугерра Солтани, руководитель ДОМ, заявлял о необходимости
сокращения президентских полномочий и преобразования Алжира в парламентскую республику.
Наконец, достаточно крупной и набирающей в последнее время популярность
партией, представленной в парламенте, является Алжирский национальный фронт (АНФ), который возглавляет Муса Туати.
АНФ стоит на националистических позициях и выступает за расширение прерогатив, в
том числе финансовых, выборных органов власти на местах, усиление борьбы с коррупцией,
более справедливое распределение доходов – прежде всего от экспорта энергоресурсов
– и гармоничное развитие регионов. В то же время в основных вопросах АНФ поддерживает
правительственный курс.
Эхо гражданской войны
Первостепенную роль в сохранении
действующего алжирского режима сыграл крупномасштабный внутренний конфликт, мучивший
страну в недавнем прошлом. Конец 1980-х – начало 1990-х годов в Алжире характеризовались
высоким уровнем политической свободы, не имевшим аналогов в арабском мире. Правительство
тогда распустило чрезвычайные суды государственной безопасности, ранее разбиравшие
дела политического характера, и отменило систему так называемых «синих карточек»[3],
заполнявшихся гражданами, баллотировавшимися на выборные должности, анкет, которые
затем визировались службой безопасности. В 1989 году были приняты новая Конституция
и законодательные акты, в соответствии с которыми был создан двухпалатный парламент,
вводилась многопартийная система и альтернативные выборы на всех уровнях. В апреле
1990-го был принят новый закон о СМИ; в результате к концу 1991-го в Алжире появились
около 170 новых газет и журналов[4].
В то же время в условиях нарастания системного кризиса и идеологического вакуума,
обусловленных отказом от социалистической ориентации, на волне демократизации в
алжирском обществе возникло и получило широкое распространение массовое исламистское
движение. По своему размаху и влиянию в тот период оно так же не имело аналогов
в арабском мире. Слишком резко переходя на рельсы демократии, Алжир
не сумел нейтрализовать исламистскую угрозу: на муниципальных выборах 1991 года
Исламский фронт спасения получил большинство, а парламентские и президентские выборы,
намеченные на 1992 год, были отменены военными. Это привело к отставке президента
Бенджадида, свертыванию алжирского демократического эксперимента, а впоследствии
– к гражданской войне, унесшей жизни 200 тысяч человек[5].
Но при этом жестокая и кровавая междуусобица, длившаяся практически десятилетие,
израсходовала почти весь потенциал недовольства, скопившийся в обществе: жертвы
гражданской войны были в каждой алжирской семье. Эффект «выгорания горючего материала»
можно считать ключевым, хотя и не единственным элементом алжирского иммунитета к
нынешним революционным потрясениям.
К чести алжирского руководства стоит сказать о том, что стране удалось вступить
в XXI век, преодолев наследие гражданской войны,
и, что немаловажно, – нейтрализовав исламистскую угрозу. Не случайно в 2011 году
алжирские исламисты не смогли выступить в качестве координирующей силы антиправительственных
выступлений в Алжире, в отличие от их единомышленников в Тунисе и Египте. Прежде
всего это связано с тем, что с приходом к власти Бутефлики в стране проводилась
целенаправленная политика дискредитации алжирских исламистов по двум направлениям.
С одной стороны, после гражданской войны власти сделали все для того, чтобы приписать
исламистам ответственность за кровопролитие 1990-х годов. С другой стороны, с конца
1990-х их допустили к парламентским выборам; возможность легального участия в политической
жизни ограничивала фундаменталистов, не позволяя им апеллировать к тем же лозунгам,
которыми пользовались их «собратья» в Тунисе и Египте. Допустив исламистов в парламент,
власти попросту отобрали у них инструменты нелегальной политики.
Наконец, важно обратить внимание и на такой стабилизирующий фактор, как
относительная закрытость алжирского государства. Жесткий миграционный и визовый
режим вкупе с финансово-экономическими барьерами, а также хорошо отлаженной работой
алжирских спецслужб сделали страну мало подверженной внешнему влиянию. Деятельность
зарубежных разведок, как и возможность финансирования местных некоммерческих организаций
из-за рубежа крайне затруднены. Во многом именно поэтому попытки Движения за культуру и демократию[6],
пытавшегося наладить внешнее содействие алжирским протестующим в январе 2011 года,
не увенчались успехом. Напротив, чрезмерная открытость Туниса, Египта, Сирии, Йемена,
а также широкое присутствие на их территории международных неправительственных организаций
заведомо ослабляли правившие там авторитарные режимы.
Стабильность алжирской политической системы, однако, не является гарантированной
раз и навсегда, поскольку имеется целый ряд внутренних и внешних обстоятельств,
способных в будущем накалить ситуацию в стране. Алжирская экономика показывала в
последнее десятилетие достаточно устойчивый рост ВВП, составлявший 4–6% ежегодно[7],
хотя эти темпы замедлились в 2008–2010 годах и продолжают замедляться в связи с
мировым финансовым кризисом. Кроме того, в Алжире давно тлеют социально-экономические
проблемы, аналогичные тем, которые спровоцировали «арабскую весну» в Тунисе и Египте.
Речь идет прежде всего о большой доле безработных, особенно среди молодежи, и, как
следствие, о невозможности для многих молодых людей занять достойное место в обществе
и обзавестись семьей. Безработица, несмотря на ее заметное снижение по сравнению
с уровнем 1999 года, когда она составляла около 29%, в 2008 году составляла внушительные
13%. Это явление определяется самим руководством страны как «одно из наиболее тяжелых
последствий социально-экономического кризиса и структурной перестройки, через которые
прошел Алжир за последнее десятилетие»[8],
а борьба с безработицей провозглашается стратегической задачей. Продолжается рост
цен, а повышение минимальной заработной платы, составлявшей в 2008 году 120 евро
в месяц, явно не успевает за инфляцией. Наряду с углубляющимся расслоением общества
именно безработица и коррупция послужили главными причинами демонстраций, проходивших
в Алжире в дни «арабской весны».
Сказанное свидетельствует о том, что Алжир остро нуждается в экономическом
прорыве – посредством развития сельского хозяйства, туризма, открытия в стране высокотехнологичных
производств. Но пока этого не происходит. Подъем туристической индустрии, способной
создать новые рабочие места и пополнить бюджет, блокируется тотальной коррупцией
и нежеланием властей «приоткрыть» страну, переходя к более гибкой миграционной политике.
А крайне осторожный финансово-экономический курс алжирского руководства не соответствует
императивам глобальной экономической конъюнктуры. Так, со второй половины 2000-х
годов Алжир, живущий за счет энергоресурсов, занимая четвертое место в мире по экспорту
газа и одиннадцатое – по экспорту нефти, весьма скупо инвестирует в развитие собственной
экономической инфраструктуры. Вместо этого сверхприбыли направляются в стабилизационный
фонд, достигший к 2012 году 200 миллиардов долларов США.
Граница на замке?
Еще одна прогнозируемая угроза для внутренней стабильности в будущем может
исходить от местных органов правопорядка. Современный Алжир представляет собой яркий
пример полицейского государства, опирающегося на колоссальные по численности спецслужбы,
полицию и армию. Несмотря на отмену в 2011 году чрезвычайного положения, страна
по-прежнему живет по правилам прошлых лет, предполагающим бесконечные досмотры,
проверки, неординарные и навязчивые меры безопасности. Справедливости ради можно
сказать, что алжирская полиция в лучшую сторону отличается от тунисской и уж тем
более от египетской. Действия местных служб безопасности в ходе антиправительственных
выступлений начала 2011 года вполне подтверждают это. Если в Каире полицейские старались
запугать протестующих чрезмерным применением силы, не останавливаясь и перед стрельбой
на поражение, то их коллеги в Алжире в большей степени полагались на смекалку. Например,
давая оппозиционерам разрешение на ту или иную манифестацию, власти за несколько
часов до ее начала заполняли выделенное для митингующих пространство сотрудниками
полиции в штатском. Кроме того, столь же эффективно против недовольных людей использовались
женские полицейские подразделения, для арабских стран нетипичные. Сегодня, когда
память о гражданской войне еще жива, население в основном склонно расценивать органы
правопорядка в качестве гаранта безопасности страны. Но в среднесрочной перспективе
полицейские, присутствие которых в алжирской жизни все более заметно, рискуют оказаться
под огнем общественной критики. Как силовые структуры будут реагировать на эту критику,
предсказать невозможно.
Наконец, еще одним фактором, не способствующим устойчивости Алжира, может
стать уязвимость государственных границ. Будучи самой большой страной Африканского
континента, Алжир имеет весьма протяженные и пролегающие по пустыне границы с наиболее
неблагополучными странами региона: Мали, Ливией, Нигером и Западной Сахарой. (Более
или менее спокойной можно считать только границу с Марокко, охраняемую с обеих сторон.)
Хотя на сегодняшний день бóльшая часть армии занята как раз охраной государственных
границ, случаи нелегальной доставки оружия на территорию страны в последние два
года заметно участились. Поэтому Алжир остро заинтересован в скорейшей демилитаризации
региона. Во многом именно этим обстоятельством объясняется та сдержанность, с которой
страна восприняла «арабскую весну». Во-первых, открытая солидарность с антиправительственными
выступлениями в Ливии, Египте, Тунисе, Сирии априори означала бы для правящего алжирского
режима несомненную необходимость самокритики. Во-вторых, алжирские власти опасались,
что революции подтолкнут развитие неконтролируемого рынка оружия в регионе. Подобные
аргументы заставляют алжирские власти, в отличие от большинства арабских государств,
постоянно осуждать любое внешнее вмешательство в дела Сирии и Ливии.
Таким образом, уникальный для арабского мира опыт становления и развития
алжирской политической культуры и политического процесса, с одной стороны, привел
к тому, что страна пережила собственную «алжирскую весну» еще на закате XX века. С другой стороны, она выработала иммунитет к событиям
«арабской весны» 2011 года. Однако в будущем (вероятно, не столь отдаленном) алжирское
правительство столкнется с необходимостью разрешения целого ряда проблем, которые
на данный момент отложены «в долгий ящик». Не исключено, что серьезным испытанием
станут президентские выборы 2014 года, которые с очень высокой долей вероятности
пройдут без участия действующего президента. Борьба за власть уже начинает разворачиваться
– прежде всего между бывшим советником президента Абдель Азизом бен Хадимом и бывшим
премьер-министром Ахмедом Уяхьей. За каждым из них стоят ведущие политические партии
– Фронт национального освобождения и Национальное демократическое объединение,
соответственно. Наблюдается также и негласная поддержка Бен Хадима со стороны исламистов
и симпатии в адрес Уяхьи со стороны военных. Однако ситуация по-прежнему остается
неясной из-за того, что политической культуре Алжира, как и всех арабских стран,
присуще энергичное лоббирование желательного для власти кандидата лишь в самый последний
момент. Кроме того, своего слова еще не сказал сам Абдель Азиз Бутефлика, которому
в последние годы свойственны неординарные решения.
[1] Stora B. Les mots de la guerre d’Algérie. Toulouse: Presses
Universitaires du Mirail, 2005. P. 24.
[2]
См.: Исаев Л.М. Демократическая зима в
Северной Африке // Неприкосновенный запас. 2011. № 3(77). C. 186.
[3] Charef O. Algérie:
Le grand dérapage.
[4] Долгов
Б.В. Исламистский вызов и алжирское
общество. М.: Институт изучения Израиля и Ближнего Востока, 2004. С. 33.
[5] Roberts H. The Battlefield
[6]
Движение за культуру и демократию –
старейшая алжирская партия социал-демократического толка, отражающая интересы
берберов, которую возглавляет Саид Саади – известный политический деятель,
выступающий за демократическое и светское развитие Алжира и соблюдение прав
берберского населения.
[7] См.: Algeria: IMF
Staff Report for 2011. Economic Context
(www.imf.org/external/pubs/ft/scr/2012/cr1220.pdf).
[8]
Долгов Б.В. Алжирский опыт Арабской весны
// Системный мониторинг глобальных и региональных
рисков. Арабский мир после Арабской весны / Под ред. А.В. Коротаева, Л.М.
Исаева, А.Р. Шишкиной. М.: Либроком, 2013. С. 26.