Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2012
Алексей Владимирович Макаркин (р. 1971) – первый вице-президент Центра
политических технологий.
Алексей Макаркин
Чудеса и политика: практика православной канонизации в
России
«В русских святых мы чтим не только небесных
покровителей святой и грешной России: в них мы ищем откровения нашего
собственного духовного пути», – писал в эмиграции Георгий Федотов[1].
Канонизация святых в Русской православной церкви (РПЦ) всегда выходила за рамки
сугубо церковных дел: она была не только признанием святости почивших праведников
и мучеников, но и своеобразным посланием обществу, из которого предлагалось
делать соответствующие выводы.
Редкость канонизаций
На протяжении всей своей истории РПЦ крайне
осторожно относилась к прославлению святых, опасаясь совершить ошибку, которая
могла бы дискредитировать ее в глазах верующих и государства. Кроме того,
согласно церковному учению, святость подвижников к моменту канонизации уже
определяется Богом, а задача церкви заключается в том, чтобы правильно
определить его волю. Если сделать этого не удается, то молитвы
новопрославленному святому окажутся не только бесполезными, но и вредными.
Выступая на Поместном соборе 1988 года, митрополит Крутицкий и Коломенский
Ювеналий отмечал:
«[В
РПЦ] канонизация святых являлась подтверждением и благословением уже имевших
место фактов церковно-народных почитаний усопших подвижников благочестия:
церковная же власть освящала это почитание и торжественно провозглашала
подвижника веры и благочестия святым»[2].
Именно поэтому, решая вопрос о канонизации,
церковные власти в качестве основного критерия прославления старались
рассматривать совершение чудес в связи с молитвами праведнику, отодвигая прочие
факторы на второй план.
Уже с петровского времени осторожность
церковных инстанций в данном вопросе усугублялась скептическим отношением
государственной власти к «суевериям». В синодальный период русское государство
стремилось максимально ограничить возможности церкви, не позволяя ей не только
самостоятельного, но и даже минимально автономного существования. Православная
паства, верящая в чудеса и знамения, представлялась петербургским рационалистам
темной массой, находящейся в скрытой оппозиции регулярному государству,
созданному Петром Великим. Пропагандируемые церковью сверхъестественные события
всегда вызывали нескрываемый скепсис у имперских чиновников, несмотря на их
формальную принадлежность к государственной церкви.
Неудивительно, что за два столетия
существования Российской империи к лику святых для общероссийского почитания
были причислены всего десять человек. Кроме того, было восстановлено почитание
Анны Кашинской, прекращенное во второй половине XVII века из-за того, что она лежала в гробу с
пальцами, сложенными двуперстно, как бы подтверждая тем самым правоту
старообрядцев. Причем пять из этих прославлений, как и повторная канонизация
Анны, состоялись в царствование Николая II, который в целях легитимации императорской
власти особенно широко обращался к патриархальной традиции и русской истории:
торжества по случаю канонизаций сочетались с празднованием светских годовщин –
Полтавской битвы, Бородинского сражения, 300-летия династии Романовых. На
Поместном соборе 1917–1918 годов состоялись еще две канонизации, материалы для
которых были подготовлены еще в дореволюционный период.
Но до революции церковь старалась проявлять
осторожность, подчеркивая необходимость тщательной подготовки канонизаций. Во
время Первой мировой войны это привело даже к спору между царской властью и
Святейшим Синодом по поводу причисления к лику святых тобольского митрополита Иоанна
(Максимовича). Синод считал нежелательным форсирование этого процесса, тогда
как местный епископ Варнава, пользуясь связями с Григорием Распутиным, добился
принятия решения о канонизации. Николай II занял компромиссную позицию, разрешив епископу
пропеть величание Иоанну, не прославляя его, хотя величание в церкви поют
только святым. Заступничество царя позволило Варнаве не только сохранить свой
пост, несмотря на то, что Синод был разгневан своеволием тобольского владыки,
апеллировавшего к императору в обход церковных властей, но и получить сан
архиепископа. А через год прошла официальная, с синодальной санкции, церемония
прославления, оказавшаяся последней в истории императорской России[3].
Советские канонизации
В советское время канонизации святых были
фактически запрещены: если имперский истеблишмент считал церковь слишком
«суеверной», но все же официально оказывал знаки внимания господствующему
вероисповеданию, то для коммунистической власти она была идеологическим
противником. Даже в годы послевоенного «потепления» церковно-государственных
отношений о новых святых не было и речи. После кончины Сталина, однако, церковь
стала находить возможности для того, чтобы осуществлять канонизации даже в
неблагоприятной ситуации. Для этого использовались несколько способов.
Первый из них предполагал внесение в святцы
имени святого, канонизированного в другой поместной церкви. (Дело в том, что
канонизация, проведенная, например, Константинопольским патриархатом, не
признается в Москве, Бухаресте или Белграде автоматически.) Именно так в 1962
году церковный календарь Московской патриархии впервые пополнился новым святым –
Иоанном Русским, канонизированным ранее Константинопольской и Элладской
церквями. А восемью годами позже в святцы таким же образом было внесено имя
Германа Аляскинского, причисленного к лику святых Православной церковью в
Америке, только что получившей автокефалию в силу решения РПЦ. Такой шаг был
обусловлен, в частности, необходимостью повысить легитимность новой церкви,
автокефальный статус которой не признавался рядом церквей, в том числе
Константинопольским патриархатом. При этом формально новой канонизации как бы и
не было, что очень устраивало власти.
Во втором способе также задействовались внешние
факторы. Так, в 1970-м и 1977 годах по просьбам, соответственно, японских и
американских православных были канонизированы святители Николай (Касаткин)
Японский и Иннокентий (Вениаминов), просветитель Америки. Эти события совпали с
началом «разрядки», которую РПЦ использовала для получения у государства
санкции на эти канонизации. Внешнеполитические аргументы представители церкви
привлекали и в других случаях. Например, когда надо было спасти от закрытия
Ленинградские духовные школы, там срочно создали факультет, готовящий
православных священников для стран Африки. А закрытие Пюхтицкого монастыря
предотвращали, приглашая в обитель представительные иностранные делегации.
Впрочем, использование «международного» ресурса имело и оборотную сторону: РПЦ
приходилось полностью солидаризироваться с советской внешней политикой.
Наконец, третий способ можно назвать «тихой»
канонизацией. В 1978 году Синод принял решение утвердить службу и акафист
святому Мелетию (Леонтовичу), архиепископу Харьковскому. Это означало
канонизацию, хотя сам термин не употреблялся, чтобы не осложнять отношений с
государством. Впрочем, такой опыт больше не повторялся; не исключено, что
власти все же обратили внимание на «хитрость» священников. Более перспективным
сочли другой путь, предполагавший причисление того или иного персонажа к «местночтимым»,
то есть почитаемым на территории одной епархии, святым. Для этого
использовалось введение новых праздников, так называемых «соборов святых»,
происходившее по отдельным епархиям. Формально речь шла не о новых
канонизациях, а лишь об установлении новых праздников, посвященных уже
канонизированным святым: их как бы объединяли по территориальному признаку.
Однако в ряде случаев в списки включались и подвижники, ранее не причислявшиеся
к лику святых, – например, знаменитый сибирский старец Федор Кузьмич, которого
некоторые до сих пор идентифицируют с императором Александром I.
При этом «имя каждого
подвижника благочестия отдельно не обсуждалось и ни житий, ни служб им не
составлялось»[4].
Списки имен, включенных в каждый собор, утверждались Синодом, который мог и не
пропустить спорные фигуры. Например, несмотря на многовековое почитание в
Рязанской епархии, так и не был официально канонизирован князь Олег Рязанский:
этому помешала его репутация «предателя» и союзника Мамая[5].
Несмотря на это, в рязанских храмах можно приобрести иконы святого Олега. Более
того, его культ в последние десятилетия становится еще более популярным:
возобновлены богослужения в Солотчинском монастыре, где он похоронен, рязанский
герб украшен изображением князя, который прочно идентифицируется с Олегом, а на
одной из центральных площадей Рязани ему установлен памятник. Советская власть,
насколько можно судить, не препятствовала этим процессам, поскольку они не
вызывали заметного резонанса.
Перестройка сделала возможным празднование в 1988
году Тысячелетия крещения Руси как торжества общенационального масштаба. В
связи с этим на Поместном соборе состоялась канонизация девяти новых святых –
событие, беспрецедентное для русской церковной истории последних столетий.
Список канонизированных тщательно готовился: в него вошли как консервативные
богословы XIX века Феофан Затворник и
Игнатий (Брянчанинов), вдохновлявшие церковных интеллектуалов, так и почитаемая
в народе Ксения Петербургская, с именем которой связывались многочисленные
чудеса. Для нецерковных людей знаковыми стали имена Андрея Рублева и, особенно,
князя Димитрия Донского, хотя канонизация последнего вызывала вопросы в связи с
его непростыми отношениями со священноначалием и отсутствием традиции почитания
именно как святого, а не как полководца (в отличие от его оппонента Олега
Рязанского). Разумеется, здесь можно вспомнить танковую колонну «Димитрий
Донской», средства на которую, наряду с эскадрильей «Александр Невский»,
собирались верующими в годы Великой Отечественной войны. Но тогда речь шла о
стремлении церкви встроиться в провозглашенный Сталиным патриотический дискурс,
в котором фигурировали имена знаменитых князей-патриотов, то есть приоритет все
же оставался за светскими мотивами.
В 1988 году было еще политически невозможно
канонизировать кого-либо из святых, живших в ХХ столетии, однако жизнь менялась
все стремительнее, и первая канонизация деятеля церкви, входящего ныне в Собор
новомучеников, стала возможна уже в следующем, 1989, году: речь шла о патриархе
Тихоне. Тогда же была создана и постоянно действующая Синодальная комиссия по
канонизации святых во главе с митрополитом Ювеналием, руководившим ею до 2011
года, когда его преемником стал епископ Троицкий – Панкратий. Этот орган
получил широкие полномочия по рассмотрению кандидатур как «общецерковных», так
и «местночтимых» святых, хотя к его решениям прислушивались не всегда. Так, в
октябре 1996 года комиссия отклонила запрос о канонизации митрополита Петра
(Могилы), виднейшего деятеля украинского православия XVII века[6],
которого некоторые российские богословы обвиняли в симпатиях к католицизму.
Однако Украинская православная церковь Московского патриархата все же провела
местную канонизацию, чтобы не позволить конкурирующим с ней религиозным
организациям в лице Киевского патриархата и Украинской автокефальной церкви
монополизировать роль «наследников» знаменитого митрополита. А в 2005 году
патриарх Алексий II
благословил внесение имени Петра Могилы в святцы всей РПЦ.
Новомученики: проблемы канонизации
Однако главной задачей комиссии стала
подготовка к канонизации новомучеников, которая была связана с рядом
особенностей.
Во-первых, Московскому патриархату в конце
1980-х годов надо было реагировать на вызов со стороны Зарубежной церкви,
которая, находясь тогда с ним в конфликтных отношениях, в условиях политической
демократизации смогла легализовать свое присутствие на территории СССР и даже
претендовала на роль центра притяжения для недовольных священнослужителей. К
тому времени «зарубежники» уже провели ряд канонизаций: первая из них
состоялась в 1964 году, когда после 14-летней подготовительной работы к лику
святых был причислен Иоанн Кронштадтский, деятель, которого было запрещено даже
упоминать в «Журнале Московской Патриархии» (РПЦ канонизировала его только в
1990-м). Далее, в 1981 году были канонизированы новомученики, включая царскую
семью. Эти канонизации, разумеется, были проигнорированы Московской
патриархией, но причисление к лику святых Николая II и других погибших от рук большевиков членов
дома Романовых вызвало споры и в самом русском зарубежье. Речь шла как о
противоречивой личности самого царя, которого критиковали «слева» (за
консервативный политический курс и феномен Распутина) и «справа» (за отречение
от престола), так и о политизированном характере самой канонизации. Кроме того,
возникали и непредвиденные «технические» вопросы: например, канонизация
приближенных Николая, сохранивших верность монарху, привела к тому, что в
списках православных святых, по версии «зарубежников», оказались католик
Алоизий Трупп и лютеранка Екатерина Шнейдер – и это на фоне жесткой борьбы с
экуменизмом, всегда отличавшей Зарубежную церковь.
Во-вторых, некоторые новомученики почитались в
православной среде задолго до 1989 года, но подобной практике мешала не только
цензура, но и дефицит информации в условиях недоступности архивов. Биографии
многих священнослужителей и мирян, погибших в годы советской власти, были
недостаточно изучены. Это приводило к казусам, может быть, еще более
драматичным, чем в случае с канонизированными иноверцами. Например, среди
святых, почитаемых Зарубежной церковью, оказались люди, которые на допросах
подписали подробные показания против своих «подельников». Согласно же
критериям, принятым комиссией митрополита Ювеналия, канонизация допустима даже
в отношении лиц, признавших свою «вину», но святыми нельзя считать тех, кто
стал виновником (пусть и невольным, под пытками) гибели других людей.
Интересно, что воссоединение церквей не привело к автоматическому включению в
святцы РПЦ «зарубежных» святых, хотя и деканонизации не произошло: они
фактически остались местночтимыми. Кстати, до сих пор ведутся дискуссии по
поводу того, насколько можно доверять следственным документам при решении
вопроса о причислении к лику святых[7].
В-третьих, руководство епархий и отдельных
монастырей всеми силами добивалось скорейшей канонизации «своих» святых, что
порой расходилось с приоритетами комиссии по канонизации, настаивавшей на
предоставлении исчерпывающей информации о кандидатах. Например, расстрелянный в
1937 году архиепископ Феодор (Поздеевский) особо почитался в московском
Свято-Даниловом монастыре, однако его признательные показания не позволили
принять положительного решения о канонизации[8].
Еще более драматичная история произошла с церковным историком, митрополитом
Мануилом (Лемешевским), который долгие годы провел в лагерях, но потом оказался
агентом советских спецслужб с большим стажем[9].
Несмотря на все затруднения, на юбилейном
Архиерейском соборе 2000 года состоялась массовая, включавшая более тысячи
человек, канонизация новомучеников. Это было необходимо для поддержания диалога
с «зарубежниками», который в 2007 году увенчался воссоединением церквей. В
последующем канонизации продолжились, уже решениями Синода. В постсоветских условиях
привычная осторожность пошла на спад, и потому спорных решений, а то и ошибок,
РПЦ избежать не удалось. Так, ярославский священник Александр Смирнов, якобы
расстрелянный в 1918 году, по данным исследователей, мирно скончался тремя
годами раньше[10]. Еще
более запутанная ситуация возникла с епископом Кинешемским Василием
(Преображенским). В 2003 году известный церковный историк Павел Проценко
обратил внимание на то, что именно по его показаниям была арестована
учительница и регент храма Ираида Титова, так же сейчас причисленная к лику
святых:
«Если
обществу будут явлены “иконы” ложных святых, то тогда его ждет тупик. Самый
безвыходный из тупиков – духовный. Избежать этого можно лишь в соборном гласном
труде, а если случаются ошибки, то и в честном их признании и исправлении»[11].
Реакции священноначалия на это заявление не
последовало. Но в 2012 году произошли неожиданные события: из церковного
календаря были изъяты имена тридцати шести святых, включая и о. Александра
Смирнова, и епископа Василия. Официально при этом была сделана ссылка на
комиссию по канонизации, которая не передала имен в издательство Московской
патриархии. Однако на православных форумах заговорили о возможной деканонизации[12],
тем более что в июне 2012 года секретарь комиссии по канонизации, игумен
Дамаскин (Орловский), увез мощи епископа Василия из Ивановской епархии, где тот
пользуется широким почитанием. (Во многом это связано как раз с самим наличием
мощей, поскольку большинство новомучеников похоронено в безвестных могилах.)
Вместо них, в епархию были доставлены мощи некого священника, выходца из
Ивановской области, умершего на Соловках. Внятного объяснения по этому поводу
не было[13];
тем не менее, в августе того же года в Кинешме в день памяти святого Василия
прошли торжества с участием правящего архиерея[14].
В-четвертых, возникли вопросы внутренней церковной юрисдикции. Дело в
том, что жертвами репрессий стали представители всех церковных течений,
особенно во второй половине 1930-х годов, когда жестоким гонениям подверглись
даже обновленцы, которые ранее использовались властями для организации
церковного раскола. В то же время среди жертв были и представители церковных
консерваторов, которые отказывались поддерживать линию митрополита Сергия
(Страгородского) на сотрудничество с советской властью. В результате было
принято принципиальное решение о возможности причисления к лику святых как
сторонников Сергия, так и тех, кого ранее официальные церковные историки
причисляли к «раскольникам».
И, наконец, в-пятых, РПЦ надо было определиться
с расходящимися воззрениями новомучеников на общественные проблемы. Означает ли
причисление к лику святых «канонизацию» их политических взглядов? Официально на
этот вопрос давался отрицательный ответ: так, Николай II был канонизирован не как государственный
деятель, а как страстотерпец, который принял христианскую кончину. Именно
поэтому среди новых святых оказались люди разных политических ориентаций.
Например, митрополит Серафим (Чичагов), епископ Гермоген (Долганев) и
протоиерей Иоанн Восторгов были монархистами. А протоиереи Илия Громогласов и
Иоанн Артоболевский были сторонниками либеральных взглядов. В число
новомучеников-либералов попал даже деятель кадетской партии Константин Минятов,
который в качестве адвоката был включен в состав епархиальной делегации, направившейся
к большевистским властям вызволять «черносотенного» епископа Гермогена, и
погибший. Впрочем, сегодня именно правые силы наиболее активно апеллируют к
авторитету новомучеников для защиты своих взглядов[15].
Как раз с влиянием крайне правых стоит связывать
нежелание церкви включить в святцы имена нескольких мучеников, участвовавших в
спасении евреев во время нацистской оккупации Франции, погибших в концлагерях и
канонизированных Константинопольским патриархатом. Среди них, в частности,
знаменитая мать Мария (Скобцова), критикуемая православными консерваторами за
неприятие традиционных форм православной церковности[16].
Даже мученическая смерть, пусть не за веру, а за ближних, не стала в их глазах
основанием для того, чтобы смягчить позицию.
Чудеса или заслуги?
С прославлением новомучеников связана еще одна
проблема: несмотря на народное почитание некоторых из них (например, Николая II в общероссийском масштабе или того же Василия
Кинешемского в Ивановской епархии) и обилие житийной литературы, появившейся в
последнее время, они мало известны верующим. Вот слова члена комиссии по
канонизации, протоиерея Георгия Митрофанова:
«Даже простое отдание дани почитания новомученикам, увы, не
стало нормой нашей церковной жизни. Мы вспоминаем о новомучениках в положенные
календарные дни, иногда, желая показать миру и самим себе наше высокое духовное
достоинство, не стесняемся бахвалиться тем, что именно в нашей стране было
прославлено такое количество новомучеников, забывая при этом, что еще большее
число заблудших православных христиан их таковыми новомучениками делали»[17].
Иными словами, если признать
поведение новых святых «нормативным», то аномалией станут не только действия
непосредственных участников репрессий, но и молчание тех, кто не вмешивался в
происходящее; а это не просто абстрактное большинство населения страны, но и
конкретные отцы и матери, деды и бабушки нынешних прихожан РПЦ.
Есть и другая причина прохладного
отношения к новомученикам. Это проблема чудес: верующие в большинстве своем
хотят видеть в святых не заслуженных героев, дающих высокие образцы для
подражания, а помощников в решении конкретных жизненных проблем, способных
вершить чудеса. Отсюда «народное прославление» Ксении Петербургской, а затем и
Матроны Никоновой, которое предшествовало официальной канонизации. Причем
причисление к лику святых Матроны состоялось вопреки скептическому отношению со
стороны ряда церковных деятелей, в частности, диакона Андрея Кураева[18].
Именно «Матронушка» стала самой популярной святой в ряду тех, кто был
канонизирован в последние десятилетия, – несмотря на то, что она не была
репрессирована, а апокрифические варианты ее жизнеописания повествуют даже о
встрече со Сталиным[19].
«Народное» влияние очевидно и в других канонизациях. Так, Илья Семененко-Басин,
анализируя причисление к лику святых украинских подвижников, отмечал, что
канонизация некоторых местных юродивых, в частности Феофила и Паисия, была бы
невозможна в дореволюционное время:
«Епископы, быть может, и понимали, что канонизация
Феофила и Паисия будет позднее названа поступком необдуманным, но в виду
расколов и раздробления паствы на Украине сочли за благо молча скрепить своей
подписью vox populi»[20].
Бывают и куда более сложные проблемы. Например,
ставропольский митрополит Гедеон, несмотря на негативную позицию комиссии по
канонизации, благословил местное почитание популярного старца Феодосия
Кавказского, в жизнеописании которого есть немало противоречий. Более того,
выявленные позднее документы также свидетельствуют против канонизации: так,
будучи монахом на Афоне, он пытался провезти туда женщину, что строжайше
запрещено, – за это его изгнали со Святой горы[21].
После кончины Гедеона местное почитание старца формально отменено не было, но
на практике его свернули. Почитатели Феодосия в 2007 году писали Алексию II:
«Газеты “Ставропольский благовест” и “Живоносный источник”
будто наложили запрет на любое упоминание о Старце. […] Из церковных лавок
исчезли иконы и жития святого, в литургиях не всеми священниками прославляется
преподобный Феодосий»[22].
Впрочем, в ряде случаев церковь
целенаправленно блокирует попытки превращения народного почитания в официальное
прославление. Можно перечислить немало имен «кандидатов в святые», которым
отказано в прославлении. Это, например, погибший в Чечне солдат Евгений
Родионов, в поддержку канонизации которого выступали многие священнослужители
(например, глава Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и
правоохранительными органами, протоиерей Димитрий Смирнов). Секретарь комиссии по канонизации святых, протоиерей Максим Максимов,
проводивший официальное исследование этого вопроса, заявил:
«Нет
никаких документальных сведений об обстоятельствах смерти этого человека. Все
рассказы, которые существуют в развернутом или сжатом виде, есть всего лишь
умопредставление людей на эту тему»[23].
Другим подобным примером может
служить фигура иеросхимонаха Сампсона (Сиверса), которого одни считают великим
подвижником, а другие полагают, что его жизнеописание переполнено мифами
(последнее мнение разделяет и комиссия по канонизации)[24].
Конкуренция «официального» и
«народного» почитания будет, видимо, продолжаться и в дальнейшем, что не
исключает и компромиссов – таких, как прославление святой Матроны. Впрочем,
количество канонизаций сейчас уменьшается, что связано не только с сокращением
числа непрославленных подвижников, но и с приоритетами патриарха Кирилла,
который не склонен стимулировать новые прославления:
«Многочисленные канонизации, осуществленные в
последние десятилетия, дали повод к превратному пониманию этого благодатного
процесса церковной жизни, который воспринимается некоторыми не как констатация
сложившегося в церковном народе почитания подвижника веры,
засвидетельствованного Богом чудесами, а как посмертная награда за труды. Речь
идет не о наградах, которые Церковь как бы посмертно выдает заслуженным людям»[25].
Таким образом, на
высшем уровне в очередной раз подтверждается традиционная для православия
концепция приоритета чудес над заслугами.
[1] Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М.: Московский
рабочий, 1991. С. 27.
[2] Поместный
собор Русской Православной Церкви. Троице-Сергиева Лавра, 6–9 июня 1988 года.
Материалы. М.: Издательство Московской Патриархии, 1990. С. 142.
[3] Подробнее об этом см.: Фомин С.В. Последний царский святой. СПб.: Общество св.
Василия Великого, 2003.
[4] Игумен Андроник (Трубачев). Канонизация святых в Русской Православной
Церкви
(http://azbyka.ru/tserkov/svyatye/trubachev_kanonizatsiya_svyatyh_08-all.shtml).
[5] Великий
князь Олег Рязанский (http://cnacck.ru/2012/02/20/556).
[6] См.: Канонизация
святых в ХХ веке. Комиссия Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых. М.: Издательство
Сретенского монастыря, 1999. С. 232–233.
[7] См.: Последнее
следственное дело архиепископа Феодора (Поздеевского).
М.: Даниловский благовестник, 2010.
[8] Там же.
[9] См.: Куракина А.С. Неоднозначность личности митрополита Мануила (Лемешевского)
(http://rudocs.exdat.com/docs/index-321606.html#10027144).
[10] См. информацию из базы данных авторитетного
Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (http://213.171.53.29/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html/charset/ans?notextdecor).
[11] Проценко П.Г. Посмертная судьба новых мучеников // Независимая газета. 2003. 16
апреля (http://religion.ng.ru/history/2003-04-16/6_destiny.html).
[12] См., например: http://ustav.livejournal.com/1082825.html.
[13] Официальный представитель епархии заявил, что
мощи будут доставлены «в то место,
которое будет определено Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом»
(www.1000inf.ru/news.aspx?id=11610).
[14] www.kineshemec.ru/novosti-goroda-raznoe/12365-torzhestva-ivanovskoj-mitropolii-proshli-v-kineshme.html.
[15] См.: Святые
черносотенцы. Священный Союз Русского Народа. М.: Институт
русской цивилизации, 2011.
[16] См.: Благодатный огонь. 2000. № 5. С. 51–57.
[17] «Страна
нераскаянных Каинов вряд ли может войти в Царство Небесное». Интервью с
протоиереем Георгием Митрофановым // Кифа. 2009. 30 мая.
(http://gazetakifa.ru/content/view/2706).
[18] См.: Тюренкова П. Моя Матронушка (www.pravmir.ru/moya-matronushka).
[19] В РПЦ есть маргинальные группы, которые
Сталина считают праведником, а Ивана Грозного и Григория Распутина – святыми.
Подробнее об этом см. капитальное исследование: Фирсов С.Л. На весах веры. От коммунистической религии к
новым «святым» посткоммунистической России. СПб.: Вита Нова, 2011.
[20] Басин
И. Канонизация святых в Украинской Православной Церкви Московского
Патриархата: 1993–1996 годы // Вестник Русского христианского движения.
1997. № 176. С. 234 (http://krotov.info/history/20/tsypin/basi1997.html).
[21] См.: Троицкий П. Один эпизод
из жизни преподобного Феодосия Кавказcкого
(www.rushill.ru/knigi/iz-zhizni-feodosiya-kavkazskogo.html).
[22] www.chin-pokayaniya.ru/news.php?id=28.
[23] См. интервью протоиерея
Максимова «Комсомольской правде» (www.kp.ru/daily/25620/787714).
[24] «Я
слагаю с себя звание и профессию служителя религиозного культа…» Биография
иеросхимонаха Сампсона (Сиверса) по документам российских архивов
(www.anti-raskol.ru/pages/1086).
[25] Цит. по: www.pravoslavie.ru/news/44468.htm.