Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2012
Алексей Левинсон
Письмо к Льву Рубинштейну
насчет обществословия
Глубокоуважаемый Лев Семенович!
Беру на себя смелость обратиться к вам с одним предложением и одним вопросом. Они вам могут показаться странными, потому мне придется предварить их довольно длинными объяснениями.
Почему я решаюсь обратиться именно к вам? Среди всех известных мне литераторов вы отличаетесь наибольшим вниманием к отдельному слову, к случаю, когда все высказывание сводится к нему одному. Это слово вы поймали в уличных и домашних разговорах, и в ваших произведениях оно сделалось поэтическим, общезначимым высказыванием. В этом письме я тоже буду говорить об отдельных словах. Для меня ваши поэтические произведения воссоздают речь города – а разговор в письме пойдет о ней. Кроме того, в вашей эссеистике я то и дело нахожу именно то, что хотел сказать, или что, на мой взгляд, должно быть сказано, причем именно сейчас. Вас, Лев Семенович, на какой митинг или шествие в Москве ни пойди, непременно встретишь, а социальная практика этих митингов – контекст того, о чем будет говориться ниже. Ну и наконец, вы выступали в институте «Стрелка» на тему города, и предмет письма родился из занятий на эту же тему, причем тоже на «Стрелке».
Теперь о том, кто я. Мне часто говорят: «Вот вы социологией занимаетесь…» Слово «социология» в значении «обществознание» мне употреблять неловко, а применительно к своим делам – и неохота. Со знаниями об обществе, нашем обществе, дело в России обстоит совсем неудовлетворительно. Если считать задачей социологии понимание того, что происходит в социуме, и передачу социуму этого понимания, то пока в России с этим гораздо лучше социологов справлялись и справляются в вашем, уважаемый Лев Семенович, цехе. Для меня несомненно, что наиболее точные и глубокие социологические наблюдения в позднесоветскую эпоху принадлежат Михаилу Жванецкому. Сегодня множество существенных социологических по своей сути заключений публика получает из ваших, Лев Семенович, текстов.
Вы, Лев Семенович, занимаетесь словесностью, как говорится, работаете со словом. Моя работа тоже связана со словами. Если в термине «социология» вторую часть возводить к корню «логос» и его понимать как «слово», а все понятие целиком переводить как «обществословие», то в таком случае я именно такой социологией и занимаюсь, чему весьма рад. Я, проводя интервью и фокус-группы, имею дело прежде всего со словами, ибо люди выражают себя и свое мнение главным образом в словах. Но здесь позволю себе указать не только на сходство, но и на различие наших с вами занятий. Первое состоит в том, что вы, Лев Семенович, вкладываете смыслы в слова, а я, наоборот, обязан их (смыслы) из слов извлекать. Второе отличие таково. Вы слова подслушиваете, заимствуете, скажем прямо, без спроса у публики (правда, потом публике обратно их и отдаете). Я же слова у народа «покупаю», или мне их добровольно отдают. Как это происходит? Я приглашаю людей на фокус-группы, они сидят два часа, разговаривают, иногда играют в слова по моей просьбе, а я все записываю на диктофон. Люди уходят, а их слова остаются. Частью этой добычи и хочу поделиться с вами.
Занимались мы с институтом «Стрелка» одним городским проектом. Приводят ко мне студентов, совсем молоденьких, иногородних. Они садятся вокруг стола и получают от меня задание по очереди дать определения слову «Москва». Круг за кругом они, кто легко, кто через силу, произносят вслух прилагательные. Прошли три круга и иссякли. В итоге получается такой текст:
«…большая,
непредсказуемая, быстрая, веселая, красивая, огромная, многолюдная,
неэмоциональная, серая, сильная, быстрая, богатая, сумасшедшая, старая,
прекрасная, дорогая, большая, восхищающая, знаменитая, красная, главная,
разнообразная, перспективная, шумная, ненадежная…»
Текст классный, и, как мне показалось, в вашем духе. Игра игрой, но выражает он драму юной провинции, искушаемой столичным градом. Обратим, например, внимание, что некоторые слова повторяются, – значит, они маркируют некие важные для этих только что увидевших столицу ребят обстоятельства: скажем, их поразила скорость московской жизни (слово «быстрая» встречается дважды).
А вот пришли студенты постарше, в Москве живут давно:
«…великолепная,
красивая, необычная, разная, многоликая, большая, противоречивая, разнородная,
пугающая, черно-белая, душная, скупая, цветная, красная, серая, огромная,
богатая, перенаселенная, дорогая, душная, гламурная, возможностная, предприимчивая, высокомерная, обманчивая,
пьяная, сплачивающая, родная…»
Они уже искусились, пропитались Москвой, но не перестали это ощущать. Их текст, не правда ли, состоит из эпитетов большей мощности. Кроме того, он сложнее по структуре: здесь есть ритмы, циклы, большие и малые. Виден эффект влияния одних слов на другие, выстраиваются цепочки синонимов. Это влияние одних выраженных мыслей, образов на другие. Так вяжутся наши разговоры, которые вы подслушиваете и претворяете в поэтическое. Но именно так же плетется ткань общественного мнения. На этом сходстве мне очень хотелось бы настаивать.
Далее за мой стол садятся молодые люди, которые уже работают и чего-то достигли:
«…пугающая,
вызывающая, душная, родная, непонятная, историческая, замысловатая, грязная,
культурная, головокружительная, загроможденная, незаслуженная, населенная,
вдохновляющая, грязная, перспективная, гордая, величественная, бездомная,
сложно доступная, милая, целеустремленная, нерусская, надменная, дорогая,
волнующая, варварская, ночная, приземленная, смелая, дерзкая…»
Видно, чего стоили им достижения в этой Москве. Москва учит целеустремленности, но стремление к цели требует огромных сил, строки гудят от напряжения. Город пугает и душит. Слова теснятся, как многоэтажные здания, поток слов несется, как состав метро. Но мельком их взгляд отмечает величие города, сквозь который проносится их общая судьба. Кроме подражания, стремления вторить, действует и желание возразить, противопоставить свое несогласное мнение общепринятому. Потому цепочки однотипных эпитетов рвутся на части.
А вот группа москвичей, привыкших к своему городу:
«…безумная,
пыльная, грязная, отвратительная, недружелюбная, креативная, меняющаяся,
спешащая, обсуждаемая, дорогая, крупная, разбросанная, динамичная, неудобная,
серая, стрессовая, разовая, удивительная, нелогичная, бегущая, духовная,
многонациональная, непрощающая, пестрая, опасная,
дорогая, родная, грязная, богатая, интересная, домашняя, родная, золотая,
алчная, церковная, населенная, опасная, широкая, бездонная, амбициозная,
бледная, многофункциональная, информационная, солнечная, неугомонная, красивая,
всегда не спящая, живущая, быстрая, несущаяся, театральная, душная, уставшая…»
Упражнение выполняется быстро, на раздумья у человека времени почти нет. Польза метода в том, что он позволяет вытащить из коллективного сознания те смыслы, которые заблокированы как социально недопустимые или просто подавлены, оттеснены социально более востребованными и одобряемыми. Такие социально одобряемые определения Москвы здесь в изобилии. Но под ними слой московского «дна» – грязного и опасного.
Напоследок давайте посмотрим, что сказали о Москве те, кто уже изрядно преуспели, востребованы, работают в крупных международных корпорациях. Треть, а то и половину времени они проводят не в Москве, а в других мировых столицах. Мне показалось интересным заставить их исчерпать запас своих ассоциаций. Когда я их слушал, мне временами чудилось, что они начитались Пригова. Потом я подумал, что звучащее напоминает джазовую импровизацию:
«…шумная,
не резиновая, просторная, блестящая, неспящая,
серо-коричневая, красивая, жлобская, динамичная,
амбивалентная, сумбурная, озлобленная, ночная, быстрая, любимая, яркая,
жесткая, безумная, интернациональная, тихая, пыльная, живая, большая,
агрессивная, тихая, богатая, несправедливая, свежая, смешанная, богатая,
справедливая, воровская, ретивая, раздробленная, круглая, опасная, подвальная,
веселая, обособленная, лужковская, веселая,
свободная, культурная, центральная, большая, интеллектуальная, веселая,
зовущая, таджикская, восточная, благополучная, большая,
архитектурно-нелогичная, эклектичная, некрасивая, центральная, бизнесовая, особая, насыщенная, шехтелевская, древняя, сталинская,
уютная, запущенная, панельная, молодежная, дружественная, настоящая, юная,
украшенная, людная, пафосная, косная, жлобская,
охочая до денег, не верящая слезам, тонизирующая, богатая, проститутская,
бедная, разудалая, невеселая, импортная, модная, современная…»
Синкопы и перебивки, сплетение и расплетение мелодий, настроений и смысловых линий. (Кстати, Жванецкий свои словесные произведения тоже иногда называет джазом).
Затрудняюсь в определении жанра этих произведений. Понимаю только, что каждое – портрет Москвы, сквозь который брезжит автопортрет создавшей его группы. Слово «группа» здесь работает обоими своими смыслами. Это и портрет тех восьми человек, которые в процессе групповой дискуссии за час–полтора сложились в некий маленький коллектив со своим неповторимым этосом. Это и портрет той большой социальной группы, которую они репрезентируют, причем не тем, что у моих респондентов доход или возраст, образование или IQ равны средним по группе. Они представляют большую группу за счет того, что между ними образовались такие же связи, как в большой группе, и на сетке этих связей начало складываться общественное (в их случае – коллективное) мнение. Его мы и видим. Это оно, а не восьмерка случайно оказавшихся за одним столом людей, так представляет себе Москву и жизнь в ней.
Над этими текстами можно сидеть долго. Слова можно группировать по гнездам, сравнивать их содержательные объемы («позитив» и «негатив» примерно равны по весу). Можно рассматривать этот текст как поверхность, рельеф и через такую метафоризацию схватывать образ Москвы («холмов», в самом деле, семь). Можно заняться счетом и найти наиболее часто встречающиеся слова (это «большая», что тривиально; «красивая», что понятно, и «веселая», что приятно). Эти слова служат мостиками от группы к группе, держат на себе единый супертекст о Москве. Ну и так далее.
Кроме того, полагаю, можно выступать с сеансами обществословия, включая чтение этих текстов. Конечно, предварительно объявив: «Посвящается Льву Рубинштейну» А к вам вопрос – не возражаете?
С почтением,
Алексей Левинсон