Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2012
Сергей
Мирославович Маркедонов (р. 1972) – приглашенный научный сотрудник Центра
стратегических и международных исследований (Вашингтон, США).
Максим
Александрович Сучков (р. 1986) – приглашенный исследователь Джорджтаунского
университета (2010–2011) (Вашингтон, США).
Сергей
Маркедонов, Максим Сучков
Большой
Кавказ: взгляд из-за океана
После распада Советского Союза и образования
новых независимых государств Кавказский регион, долгое время считавшийся
периферией мировой политики, оказался в фокусе внимания не только его соседей,
но и влиятельных международных игроков. Бывшие республики советского Закавказья
в одночасье сделались субъектами международного права, обозначив собственные
национальные интересы и внешнеполитические приоритеты. Образование независимых
государств на юге Кавказа сопровождалось поиском новых механизмов обеспечения
региональной безопасности и нового формата международного сотрудничества.
Фактически мы можем говорить о возвращении региона в «высшую лигу» мировой
политики. Что касается северной части Кавказа, то начиная с 1991 года именно
этот регион стал играть центральную роль в становлении постсоветской России. От
того, насколько успешными будут его «замирение» и последующая интеграция,
зависит будущее Российской Федерации как государственного образования.
Упомянутые процессы подстегнули не только
политический, но и научный интерес к Большому Кавказу. Все чаще в кавказском
контексте мы говорим об интересах и позициях США. Но насколько хорошо в этой
стране представляют ситуацию в самом турбулентном регионе бывшего СССР? И кто те
специалисты, которые оценивают тамошнее положение дел, предлагая свои
рекомендации американскому правительству, бизнесу, неправительственным
структурам?
Приоритеты
Подступаясь к этим вопросам, целесообразно начать
с рассмотрения тех приоритетов, которые лежат в основе американского подхода к
Кавказскому региону. Как было отмечено выше, в советский период Кавказ не
представлял для США какой-либо геополитической ценности. Все вопросы,
относившиеся к ситуации в регионе, рассматривались в контексте взаимоотношений
с Советским Союзом и сквозь призму внутриполитической эволюции советского
строя. Следствием такого положения вещей стало фактическое отсутствие в Америке
времен «холодной войны» прикладной экспертной деятельности, связанной с
регионом. Сказанное, конечно, не стоит воспринимать так, будто бы
профессиональные историки в США не изучали Кавказ. В частности, работы Рональда
Суни «Бакинская коммуна 1917–1918: классовое и национальное начало в русской
революции» (1972), «Армения в ХХ веке» (1983), «Формирование грузинской нации»
(1988) и Ричарда Ованнисяна «Республика Армения» (1971) стали классикой не
только американского, но и мирового кавказоведения[1].
В конце 1980-х внимание научной общественности привлекли работы другого
американского историка, Стива Джонса, исследовавшего историю инкорпорирования
Закавказья в состав Российской империи, опыт первых независимых республик на
Кавказе в 1918–1921 годах и их последующей советизации[2].
Однако в большинстве своем тогдашние исследователи «русской истории» – а в те
времена так называли всех специалистов, работавших в рамках советского
пространства, – обращались к более общим темам вроде национальной политики и
национализма в Российской империи и СССР. В качестве особого направления следует
упомянуть использование сюжетов национальной политики, включая и кавказские
проблемы, в обосновании тоталитарного характера советского государства и имперской
природы Советского Союза. На этом поприще ярко выступал советолог чеченского
происхождения Абдурахман Авторханов, преподававший в 1948–1979 годах в Русском
институте американской армии, который дислоцировался в Гармише (Германия). В
частности, в 1952 году вышла его книга с «говорящим» названием «Народоубийство
в СССР: убийство чеченского народа»[3].
Такие нарративы логично встраивались в общую канву идеологического
противостояния двух систем, причем их отголоски можно встретить среди определенной
части американских кавказоведов и сегодня.
С распадом СССР «исторический детерминизм» в
изучении Кавказа был преодолен, поскольку со стороны государства, бизнеса и
неправительственного сектора появился запрос на изучение актуальных проблем этого
региона. Помимо закавказского направления, актуализировалась и северокавказская
тематика, в особенности после выхода на первый план «чеченского вопроса».
Однако, в отличие от Латинской Америки, где реализуются региональные амбиции
Вашингтона, или Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии, где тестируются
глобальные претензии Соединенных Штатов, Кавказ не занимает в американской
внешней политике слишком большого места. Выразительным подтверждением тому
является, в частности, тот факт, что в Конгрессе США кавказская проблематика
рассматривается в рамках подкомитета по Юго-Восточной Азии комитета по
иностранным делам. (Там же, правда, занимаются и проблемами Афганистана,
Пакистана, государств Центральной Азии.) В Государственном департаменте она
разбита по разным подразделениям, среди которых отделы России, Европы и Евразии,
прав человека, антитерроризма. Пентагон в свою очередь относит Южный Кавказ к
зоне ответственности европейского командования (EUCOM), в то время, как Центральное разведывательное
управление рассматривает его в составе Ближнего Востока[4].
В политико-экспертном срезе территориальная принадлежность
Южного Кавказа также периодически пересматривается. Первоначально он считался
частью Каспийского региона (Caspian region); этот термин прежде стал использоваться в
официальных документах и публичных выступлениях в США и только потом его стали применять
в республиках Южного Кавказа (прежде всего в Азербайджане) и в Средней Азии для
самоидентификации. Чуть позже Каспийский регион стал рассматриваться вкупе со
Средней Азией и как часть Евразии: в отличие от российского понимания Евразии
как материка, в США этим термином стали обозначать постсоветское пространство.
Далее, с началом «войны с глобальным терроризмом» при Буше-младшем, Южный
Кавказ сделался важным «субрегионом» в более широкой парадигме «Большого
Ближнего Востока».
В трактовке терминов тоже существуют
расхождения. С начала 1990-х годов западные аналитики, прежде всего политологи,
а не географы, историки или антропологи, видели в привычном для советского
исследователя термине «Закавказье» (Transcaucasus/Transcaucasia) категорию, ориентированную на Россию. Именно
поэтому они предпочитали термин «Южный Кавказ» (South Caucasus, реже Southern
Caucasus), считая его в большей степени политически нейтральным и
географически корректным. Кстати, в последние годы он вошел в обиход и российских
специалистов.
Вашингтон и Москва вообще воспринимают проблемы
Кавказа по-разному. Для России, разумеется, они являются продолжением
внутренней политики. В самом деле, разве можно разрешать осетино-ингушский
конфликт без урегулирования грузино-осетинского противоборства, разобраться в
ситуации в Абхазии без должного внимания к «черкесскому вопросу», обеспечить
безопасность в Дагестане и Чечне, не имея прочного тыла в Грузии и
Азербайджане? Но для США эти проблемы есть часть более крупных головоломок. Российско-грузинские
отношения рассматриваются американцами в контексте региональной политики нашей
страны в целом, Армения и Азербайджан встраиваются в иранские и турецкие сюжеты,
кавказская геополитика увязывается с тем, что происходит в Афганистане и на Ближнем
Востоке, а экономическое развитие изучается сквозь призму энергетической
безопасности и обеспечения соответствующих интересов Вашингтона.
Центры
и институты
Как следствие, столь же разбросанным и размытым
оказывается научное и экспертное изучение кавказского региона. Сам по себе этот
факт нельзя считать негативным или позитивным – он просто имеет место, отражая
специфику современных американских подходов к этой части мира. В США сегодня
нет специализированных центров, занимающихся изучением исключительно Кавказа.
Как правило, исследование этой территории идет в рамках более широких
предметных областей. Так, в 1996 году на базе Университета Джонса Хопкинса был
образован Институт Центральной Азии и Кавказа (Johns Hopkins Central Asia—Caucasus Institute), который в 2002 году совместно с проектом «Шелковый путь» образовал
Трансатлантический центр, имеющий филиалы в Вашингтоне и Стокгольме. Наиболее
известными специалистами центра являются Фредерик Старр и Сванте Корнелл. Оба много
пишут и выступают по кавказской тематике, включая и Северный Кавказ, но, помимо
интересующего нас региона, в сферу интересов их учреждения попадают пять стран
Центральной Азии плюс Афганистан.
Впрочем, в большинстве случаев кавказская
тематика «гнездится» в рамках центров или институтов, занятых изучением России,
Евразии и Восточной Европы. Как правило, такого рода центры появлялись в ходе трансформации
бывших «русских» институтов. Самый яркий пример – Институт Гарримана (Harriman Institute), первый специализированный академический
центр, созданный в 1946 году для междисциплинарных исследований Советского
Союза на базе Колумбийского университета при поддержке Фонда Рокфеллера. В 1982
году этому учреждению было присвоено имя известного американского дипломата и
политика Аверелла Гарримана (1891–1986). После распада СССР институт начал
заниматься странами постсоветского пространства, включая и Российскую Федерацию,
а также восточноевропейской проблематикой. В 2010 году два эксперта именно
этого учреждения – Александр Кули и Линкольн Митчелл – предложили концепцию
«вовлечения Абхазии» в международное сотрудничество без ее признания de jure[5]. В прошлом году их коллега по Колумбийскому
университету, профессор Кимберли Мартен, опираясь на широкую эмпирическую базу,
подготовила монографию о роли военно-полевых командиров в условиях
институционально слабого государства[6].
В эту работу были включены и три кавказских примера: режимы Аслана Абашидзе в Аджарии, Эмзара Квициани в
Сванетии, Ахмата и Рамзана Кадыровых в Чечне. Еще одним примером можно считать
Центр евразийских, российских и восточно-европейских исследований (Center for Eurasian, Russian and East European Studies – CERES), работающий в
Джорджтаунском университете в Вашингтоне. Его ведущий исследователь Чарльз Кинг
– маститый кавказовед, автор обстоятельной истории региона[7]
и один из немногих экспертов в этой области, отличающихся взвешенным и
сбалансированным подходом.
Помимо этого, среди академических центров
Вашингтона следует отметить и Институт европейских, российских и евразийских
исследований (Institute for European, Russian and Eurasian Studies – IERES) при Университете
Джорджа Вашингтона, где кавказскую тематику, в основном грузинскую,
разрабатывает Кори Велт, один из руководителей международного экспертного
форума «PONARS Eurasia». В феврале 2011 года совместно с Сэмом
Чарапом, о котором речь пойдет ниже, он выпустил содержательный и нетривиальный
доклад о перспективах и инструментах все той же концепции «вовлечения без
признания», уже разбиравшийся одним из авторов этих строк[8].
Далее заслуживает упоминания и Центр черноморско-каспийских исследований
(Center for Black Sea-Caspian Studies) в Американском университете, который
возглавляет Мамука Церетели.
Иногда Кавказ исследуется в более узких
политико-географических рамках – таких, как Россия и Евразия. Именно в таком
контексте регион Большого Кавказа, включающего Южный и Северный, изучается в
Центре стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies – CSIS), созданном в 1962
году для научно-прикладного изучения мировых и региональных процессов. С
недавнего времени на его базе издается журнал по проблемам ислама и исламизма[9],
редактируемый Гордоном Ханом и ранее выходивший под эгидой Программы по
изучению терроризма в Монтерее (Калифорния) (Monterey Terrorism Research &
Education Program). В этом издании анализируются в основном политический ислам,
а также проблемы экстремизма и терроризма. Работы Хана весьма способствуют
адекватному восприятию американским политическим и экспертным сообществом того,
что происходит на Северном Кавказе[10].
Еще одним предметным полем, в рамках которого
изучается Кавказ, является конфликтология. Она, как правило, включает в себя
исследование этнических конфликтов, терроризма, геноцида. Такой ракурс кавказских
исследований задается, в частности, Центром по изучению геноцида, урегулирования конфликтов и прав человека в Университете Ратгерс
(Нью-Джерси) (The Center for the Study of Genocide, Conflict Resolution, and
Human Rights), где в последние годы довольно подробно изучается «черкесский
вопрос», а также вышеупомянутым Центром по изучению терроризма. Наконец, последнее
предметное поле, «вбирающее» Кавказ, – это транзитология. Заметим, что в
последние годы на этом направлении появилось много серьезных работ, которые
рассматривают ситуацию на территории бывшего СССР не так упрощенно, как это делалось
десять или пятнадцать лет назад. Здесь, пожалуй, первенство принадлежит Центру
Карнеги в Вашингтоне (Carnegie Endowment for International Peace). Наиболее заметным аналитиком этого
учреждения считается британский специалист Томас де Ваал, ранее плодотворно
работавший в лондонском Институте изучения мира и войны. Среди наиболее важных
его достижений отметим публикации по «пятидневной войне» 2008 года, которые способствовали
изживанию черно-белой картинки этого события[11].
Две предыдущие работы того же автора – книга о войне в Чечне, написанная в
соавторстве с журналисткой Карлоттой Гэл, и о Карабахе – получили неоднозначную
оценку, причем как в России, так и в республиках Южного Кавказа. Его последняя книга
«Знакомьтесь: Кавказ» стала не только политическим путеводителем по Южному
Кавказу, но и наиболее комплексной работой в западной литературе последних лет,
посвященной интересующей нас проблематике[12].
Говоря об американском кавказоведении, не стоит
забывать об «институтах одной темы». К таковым можно отнести деятельность неправительственного
объединения «Черкесский культурный институт в Нью-Джерси» (Circassian Cultural
Institute of New Jersey), главной целью которого является формирование в рядах американского
истеблишмента представления о геноциде черкесов во времена Российской империи.
Иные примеры являет активность академических подразделений, связанных с кавказскими
диаспорами. Так, научная и издательская деятельность Программы армянских
исследований в Мичиганском университете (The University of Michigan’s Armenian
Studies Program) далеко не ограничивается темой геноцида армян в Османской
империи.
Зачастую источником аналитических материалов
выступают лоббистские группы, представляющие диаспоры. Обеспечивая принятие
нужного решения, лоббистская группа добивается того, чтобы ее «целевая
аудитория», состоящая из конгрессменов и экспертов, своевременно получала
аналитическую информацию по конкретной проблеме в нужной интерпретации. В такой
деятельности особенно преуспели армянские организации, прежде всего Армянский
национальный комитет Америки (Armenian National Committee of America – ANCA)
и Армянская ассамблея Америки (Armenian National Assembly –
ANA). Они располагают бóльшим опытом работы
в США, чем другие закавказские диаспоры, и на регулярной основе снабжают представителей
законодательной и исполнительной власти США собственными информационно-аналитическими
разработками. В отличие от них, грузинские и азербайджанские структуры предпочитают
обращаться к услугам профессиональных пиар-фирм, хотя в последние годы ситуация
здесь начала меняться: например, число азербайджанских лоббистских групп в Америке
растет (первой подобной организацией стала «US.Azeris Network»). Разумеется,
аналитика лоббистских структур, призванная обслуживать их собственный интерес,
не всегда позитивно сказывается на восприятии реальной картины происходящего в
регионе, поэтому в научном отношении она не всегда конструктивна.
Мотивы
Отдельного рассмотрения заслуживает мотивация
аналитических структур, которая многогранна и многоаспектна. Некоторые «мозговые
центры» четко ориентированы на интересы политических партий: например, фонд
«Наследие» (Heritage Foundation) является рупором республиканцев, а Центр
американского прогресса (Center for American Progress – CAP) представляет демократов.
В то же время в Америке действуют и структуры, выступающие за формирование
принципиальной «двухпартийной», то есть основанной на консенсусе, внешнеполитической
позиции. Такова, в частности, линия Центра стратегических и международных исследований[13].
Для Атлантического совета (Atlantic Council) основой такой консолидации выступает продвижение атлантической
повестки дня в Европе и Евразии. В частности, в рамках «атлантического
дискурса» написаны доклады Дэвида Филлипса относительно Грузии и Абхазии[14].
Важным мотивом экспертной оценки порой выступает преодоление коммунистического
наследия, часто понимаемого как российское и русское (фонд «Джеймстаун» – Jamestown Foundation). Отсюда и специфика выступлений на кавказскую
тему: так, ведущий аналитик упомянутого выше фонда «Наследие» Ариэль Коэн, как
правило, продвигает консервативную повестку дня, предполагающую поддержку
альтернативной энергетики, союз США с Азербайджаном, сдерживание России на
грузинском направлении, но одновременно содействие ей в борьбе с радикальным
исламизмом на Северном Кавказе. Другой пример – Сэм Чарап из Центра
американского прогресса (недавно он перешел на работу в Государственный департамент),
предлагающий сблизить позиции США и России на кавказском направлении в духе
«перезагрузки». Наконец, третий пример – публикации Центра стратегических и
международных исследований по Северному и Южному Кавказу, нацеленные на
прагматизацию российско-американских отношений в духе геополитического
реализма. Сюда же примыкает недавний жесткий доклад Синтии Ромеро из
Атлантического совета[15],
касающийся натовских перспектив Грузии. Здесь же, наконец, стоит отметить
большой организационный и пропагандистский вклад фонда «Джеймстаун» в признание
грузинским парламентом геноцида черкесов в мае 2011 года.
Последний – по порядку, но не по важности –
вопрос посвящен тому, кто же такие нынешние американские кавказоведы и откуда
он вышли? Надо сказать, что общего ответа на него не существует. Большинство американских
специалистов по Кавказу – либо историки (Рональд Суни, Стивен Бланк, Стив
Джонс), либо советологи (Гордон Хан, Фредерик Старр, Гейл Лапидус). Есть среди
них и такие специалисты, которые сменили философскую специализацию на более
актуальные политологические сюжеты (Роберт Брюс Уэр). В целом ситуация с
советологами напоминает эволюцию, которую в России и других республиках СССР в
эпоху перемен пережили «научные коммунисты» и «научные атеисты».
Как бы то ни было, для консолидации научных и
экспертных усилий американским специалистам, как и их российским коллегам, еще
многое предстоит сделать. Всем нам зачастую не хватает знаний и опыта друг
друга, непредвзятого взгляда на исследования коллег – и, конечно же,
объективности. Сегодня это намного важнее, чем доказательство идеологической
«чистоты» и политической «правильности». Изучение работ американских кавказоведов
помогает преодолеть клише и стереотипы, лучше понять их мотивацию в деле
изучения непростого региона, который по сей день остается «камнем преткновения»
между Россией и США.
[1] См.: Suny R.G. The
[2] См.: Jones S. Russian Imperial Administration
and the Georgian Nobility: the Georgian Conspiracy of 1832 // The Slavonic
and East European Review. 1987. Vol. 65. № 1. P. 53–76; Jones S. The Establishment of Soviet Power in
Transcaucasia: The Case of
[3] Авторханов А.Г. Народоубийство в СССР: убийство чеченского народа. Мюнхен: Свободный Кавказ, 1952.
[4] См.: www.cia.gov/library/publications/the—world—factbook/wfbExt/region_mde.html.
[5] Mitchell L., Cooley A. After the August War: A New Strategy for
[6] Marten K. Warlords: Strong-Arm Brokers in Weak States.
[7] King C. The
Ghost of Freedom: A History of the
[8] Маркедонов С. Нетипичный доклад // Полит.ру. 2011. 14 марта (www.polit.ru/article/2011/03/14/report).
[9] Islam, Islamism and Politics in
[10] См., например: Hahn
G. Getting the Caucasus Emirate Right
// CSIS
[11] De Waal T. Missiles over Tskhinvali: Book Review (Ronald D. Asmus. A Little War
that Shook the World:
[12] См.: Gall C., De Waal T.
[13] Определенный вклад в работу Центра на этом
направлении в последние два года внес один из авторов настоящей статьи Сергей
Маркедонов. Здесь уместно отметить ряд подготовленных им публикаций, прежде
всего «Radical Islam in the North Caucasus: Evolving Threats, Challenges, and
Prospects» (ноябрь 2010 года) и «The North Caucasus: Russia’s Volatile
Frontier» (март 2011 года) (последняя работа была подготовлена совместно с
Эндрю Качинсом и Мэттью Маларки).
[14] Phillips D. Peacebuilding and Business: Fostering
Commercial Contact between Georgians and Abkhaz. June 2010; Post-Conflict
[15] Romero C. Georgia in the West: A Policy Road Map to Georgia’s Euro-Atlantic
Future
(www.acus.org/files/publication_pdfs/403/101311_ACUS_GeorgiaWest.pdf).