Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2012
Леонид Маркович Исаев (р. 1987) – преподаватель кафедры всеобщей и отечественной истории Национального исследовательского университета – Высшей школы экономики.
Леонид Исаев
Сирийский тупик: «арабская весна» завершилась
После падения режимов Бен Али в Тунисе и Хосни Мубарака в Египте, а также после ликвидации ливийской Джамахирии вместе с ее руководителем Муамаром Каддафи «арабская весна» шагнула на восток. Однако, вызвав еще в начале 2011 года социально-политические потрясения в Йемене, Сирии, Ираке, Иордании, а также в Бахрейне, «вирус» демократизации так и не смог сокрушить ближневосточные режимы. Причем если в последних трех государствах антиправительственные выступления быстро угасли (в Бахрейне, правда, это было обеспечено бронетехникой Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива[1]), то в Сирии и Йемене ситуация по-прежнему остается напряженной.
Специфика сирийского кризиса
Сложная обстановка в Сирии, о которой пойдет речь далее, не в последнюю очередь обусловлена мощнейшей информационной кампанией против руководства этой страны, запущенной западными странами и аравийской шестеркой и по масштабам ничуть не уступающей прежнему информационному давлению на Ливию. Режим Башара аль-Асада, и без того не любимый монархами Персидского залива, – подтверждением чему стал саммит Лиги арабских государств, прошедший в марте 2008-го в Дамаске и бойкотированный едва ли не половиной стран-членов, – после широко освещаемых событий 2011 года собрал еще больше противников. В их ряды влились исламистские силы, выигравшие парламентские выборы в Тунисе и Египте, а также ливийский Национальный переходный совет, на который совместно давят настроенные против Сирии местные исламисты и западные спонсоры ливийских революционеров.
Основной упор противники аль-Асада делают на традиционные сирийские проблемы, серьезно усугубившиеся в последние годы. Речь идет об увеличении до 15% курдского меньшинства за счет наплыва беженцев из Турции и Ирака, о политическом «пробуждении» секты друзов на юге страны и о растущей враждебности Турции, пытающейся заменить иранское влияние в Дамаске собственным. Кроме того, к началу XXI века в этой стране заявили о себе и новые глубинные факторы, также подталкивающие сирийское общество к кардинальным переменам.
Оставаясь на протяжении десятилетий союзником Советского Союза, Сирия представляла собой социально-ориентированное государство, перенявшее советскую модель экономического планирования. Накопление финансовых ресурсов шло в основном за счет внешних факторов: экономическое и военное сотрудничество с СССР, поддержка в рамках так называемой «арабской солидарности» только с 1975-го по 1980 год обеспечили стране поступление 4 миллиардов долларов, что соответствующим образом стимулировало экономический рост. Правда, уровень внутренних накоплений составлял тогда лишь 12% (при норме в 25%)[2], а коррупция не позволяла большей части «внешних денег» работать на сирийскую экономику[3].
В те годы у сирийцев сформировалась прочная зависимость от иностранного капитала, из-за которой после падения цен на нефть, повлекшего за собой сокращение финансовой помощи в рамках «арабской солидарности», и распада СССР страна оказалась не подготовленной к перенастройке экономической модели. Бывший президент Сирии Хафез аль-Асад постоянно искал новые внешние ресурсы, способные обеспечить экономический рост, но его усилия были не слишком удачными. С приходом к власти в 2000 году молодого президента Башара аль-Асада поиски новой стратегии стали более интенсивными. Новая экономическая политика предусматривала, в частности, ослабление государственного регулирования экономики, отказ от многих социальных обязательств государства. В рамках такого курса были постепенно отменены государственные дотации на хлеб, рис, зерно и прочие продукты питания. Социальная обстановка резко ухудшилась после отмены в начале 2000-х дотаций на мазут: его резкое подорожание привело к падению промышленного производства (на 4%) и ощутимому снижению уровня жизни большинства сирийцев. Все более очевидным становилось несоответствие старой политической системы новым экономическим реалиям.
Режим Башара аль-Асада, как и его отца, исторически опирался на силовые структуры. Эта зависимость в самый ответственный момент не позволила сирийской элите понять, что в периоды острых фаз социально-политической напряженности управление обществом с позиции силы становится неэффективным. К неприятностям надо было готовиться, тем более что за несколько лет до нынешнего кризиса предвестниками серьезных испытаний для сирийского режима уже стали неудавшийся государственный переворот, который в 2005 году возглавил вице-президент Абд аль-Халим Хаддам, и развернувшееся в августе 2006-го противостояние между Израилем и поддерживаемой сирийцами ливанской организацией «Хизбалла». Ухудшение социально-экономического положения, усугубляемое тотальной коррупцией, постоянно подогревало напряженность в обществе, к началу 2011 года достигшую апогея. Для социального взрыва достаточно было одной искры, и она прилетела из Туниса и Египта. В середине марта 2011 года в Сирии начались массовые антиправительственные выступления.
Режим Асада допустил серьезную ошибку, слишком решительно прибегнув к силовому подавлению мятежа. Из антиправительственных выступлений в арабском мире, а особенно из опыта Туниса и Египта, сирийскому правительству следовало бы извлечь важный урок: несвоевременное применение силы способно производить эффект, обратный ожидаемому. Ограничив силовые акции лишь через три месяца после начала выступлений, власти потеряли много времени и обрекли себя на затяжной выход из кризиса. К тому моменту сирийский спецназ уже воспринимался людьми как злейший враг мирного населения. Дискредитировав себя, специальные службы Сирии оказались в уязвимом положении, которым не преминули воспользоваться оппозиционеры. По заявлению секретаря Национального комитета объединения сирийских коммунистов Кадри Джамиля, представляющего внутреннюю сирийскую оппозицию, на стороне противников режима работали специальные команды снайперов, стреляющих по своим – по участникам антиправительственных демонстраций. Работа такого стрелка всегда снималась напарником-оператором, а видеозапись убийства незамедлительно выкладывалась в Интернет с комментарием, приписывающим его силам правопорядка. Символично, что на этот факт обращали внимание не только зарубежные СМИ, но даже некоторые сирийские оппозиционеры[4].
Оппозиционный разброд
Соединенные Штаты Америки, ряд европейских стран, а также поощряемые ими арабские монархии Персидского залива осознают, что в данный момент повторить в Сирии ливийский сценарий невозможно. Поэтому они стремятся перессорить суннитов, алавитов, шиитов и христиан Сирии, желая ослабить ее союзнические связи с Ираном. При этом основная ставка делается на стамбульское крыло оппозиции в лице Сирийского национального совета. Однако этот орган вряд ли имеет какие-либо позитивные перспективы: и оппозиционные группы, действующие в самой Сирии, и ее правящий режим открыто называют его членов «пособниками США, работающими за американские деньги»[5]. Политики, противостоящие аль-Асаду, вообще слишком «разношерстны»: в их рядах можно найти зарубежных либералов, местных коммунистов, требующих автономии курдов и, разумеется, исламистов. Эта пестрота не позволяет обеспечить единства оппозиции. Кроме того, многим оппозиционерам, как и большинству сирийцев, совсем не по душе ставшие недавно известными планы раздела сирийской территории между Турцией, Израилем и Саудовской Аравией в случае свержения нынешнего режима[6].
Влиятельной группой в сирийской оппозиции являются исламисты. Сирийское ответвление организации «Братья-мусульмане», образовавшееся в 1930-е годы, было запрещено после прихода к власти партии «Баас» в начале 1960-х. Организация ушла в подполье и, несмотря на попытки властей начать с ней диалог, выразившиеся в амнистировании и возвращении из ссылки некоторых ее членов, примирение с руководством страны так и не состоялось. К 2010 году к относительно умеренному крылу «Братьев-мусульман» из города Алеппо подключились радикально настроенные исламисты из города Хама. Выступления 2011 года стали для «Братьев-мусульман» поводом для самоутверждения на политической арене: заявив о своей солидарности с демонстрантами, они в то же время настойчиво отвергали обвинения в причастности к подготовке антиправительственных протестов[7]. Стоит отметить, что активность исламистов в Сирии была не столь заметной, как в Тунисе или Египте. Это обусловлено не только конфессиональным разнообразием страны, но и тяжелейшими социально-экономическими проблемами, с которыми столкнулась Сирия: в такой ситуации захват власти чреват подрывом авторитета исламистов из-за их неумения справиться с кризисом. Они это хорошо понимают, и поэтому, несмотря на тот факт, что «Братья-мусульмане» остаются наиболее консолидированной частью сирийской оппозиции, едва ли стоит ожидать тотальной исламизации сирийского общества и развития событий по аналогии с Тунисом или Египтом.
Неоднозначна и ситуация с курдским меньшинством, численность которого в Сирии, как уже отмечалось, сильно выросла в последние годы. По сравнению с прочими этническими и конфессиональными группами курды не слишком активно участвуют в народных выступлениях. Это объясняется тем, что сирийская оппозиция поддерживается Турцией. Опасаясь кардинальной смены руководства страны и установления опекаемой турками диктатуры, сирийские курды предпочитают мириться с нынешним положением вещей, воздерживаясь от масштабных проявлений недовольства. По словам лидера сирийско-курдской партии «Йекити» (Демократический союз) Хасана Салеха, в районах компактного проживания курды подвергаются меньшим гонениям, чем в арабских областях, однако их активистов время от времени арестовывают[8]. Одним из объяснений этого обстоятельства может служить тот факт, что курды, до прихода волны беженцев составлявшие около 8% из почти 23-миллионного населения Сирии, расселены в основном в северо-восточной части страны, которая стратегически важна для сирийского правительства: именно здесь локализованы и без того ограниченные запасы нефти.
Национальное движение сирийский курдов, представленное двенадцатью партиями, проигнорировало саммит сирийской оппозиции, состоявшийся в турецкой Анталии в конце мая 2011 года. Оно аргументировало это тем, что любая подобная встреча лишь навредит курдскому населению Сирии, поскольку Турция жестко и систематически подавляет любые политические и социальные устремления курдов. Представитель курдской партии левых Салех Кадо утверждает, что курды, проживающие в Сирии, категорически не доверяют Турции и проводимой ею политике, что и стало причиной бойкота саммита[9]. Что же касается августовской встречи 2011 года в Стамбуле, завершившейся созданием Сирийского национального совета, то в ней приняли участие только две курдские партии.
Важно подчеркнуть, что в Сирии существует и внутренняя оппозиция – Координационный совет за демократические перемены. Но противники режима, действующие внутри страны, никак не могут найти точек соприкосновения с заграничными оппозиционерами. Разделяющие их разногласия касаются, прежде всего, трех основных вопросов. Во-первых, Сирийский национальный совет не возражает против возможной иностранной интервенции, а также введения над Сирией бесполетной зоны, подобной той, которая была установлена в небе над Ливией Советом безопасности ООН в марте 2011 года. Координационный совет за демократические перемены, со своей стороны, отвергает любые формы внешнего вмешательства во внутренние дела Сирии. По мнению руководства этого органа, лишь мирные протесты способны свергнуть нынешний режим. Во-вторых, стороны разделяет отношение к так называемой «свободной сирийской армии». В то время, как оппозиция за рубежом видит в ней своего основного партнера в построении новой государственности, внутренняя оппозиция не торопится с признанием ее в такой роли, опасаясь последующей узурпации власти. Наконец, эмигранты и местные революционеры по-разному видят устройство единого органа, представляющего всю оппозицию как внутри Сирии, так и за рубежом. Сирийское зарубежье не поддерживает идеи организационного объединения всех оппозиционных сил, допуская лишь координацию своих действий с внутренними противниками режима.
Неоднозначность внешней реакции
В последнее время далека от единодушия и позиция наблюдателей Лиги арабских государств. Уже спустя две недели после начала их работы в Сирии в декабре 2011 года от арабских дипломатов начали поступать противоречивые сведения о положении дел в стране. Более того, среди наблюдателей по сути произошел раскол. В то время, как одни продолжают характеризовать местную ситуацию как полноценную гражданскую войну, требующую срочного вмешательства мирового сообщества, другие перестали демонизировать сирийский режим, заявляя о необходимости переговоров с сирийским президентом и возлагая ответственность за жертвы среди мирного населения и на правительственные войска, и на бойцов «свободной сирийской армии».
На данный момент лишь пять арабских правительств продолжают поддерживать Башара аль-Асада: это власти Ливана, Ирака, Палестины, Алжира и Йемена, причем в каждом случае подобная позиция имеет серьезные основания. Ирак и Ливан, например, хотят предотвратить вспышку гражданской войны у собственных границ. Особенно актуально это для Ливана, который традиционно ощущает высокую степень зависимости от Сирии. Между тем, гражданская война вследствие падения сирийского режима кажется вполне вероятной, поскольку сирийское общество крайне разнообразно и разобщено. Если она все-таки начнется, отдельные религиозные и этнические группы будут стремиться или к независимости (как курды), или к узурпации власти в стране, и в таком случае конфликт обязательно перекинется на Ливан, где поддерживающая Асада шиитская партия «Хизбалла» сразу подвергнется атаке со всех направлений: со стороны Израиля, христиан-маронитов, мусульман-суннитов.
Палестина видит в Асаде последовательного врага Израиля и борца за независимость палестинских территорий. Действительно, борьба за провозглашение Палестинского государства всегда оставалась одним из ключевых пунктов внешней политики Сирии. Со своей стороны, Алжир и Йемен поддерживают Сирию прежде всего из-за того, что их лидеры в лице Абдель Азиза Бутефлики, Али Абдаллы Салеха и Абд Раббо Мансура Хади[10] с самого начала с подозрением относились к революциям в соседних странах, критикуя деструктивный потенциал «арабской весны». Однако давление со стороны монархий Персидского залива влияет и на их позиции: несколько раз Йемен и Алжир воздерживались при голосовании по Сирии в рамках совета Лиги арабских государств.
Единства по сирийскому вопросу нет и в остальном мире. В подтверждение тому можно сослаться на повторное вето, наложенное Российской Федерацией и Китаем на марокканский проект резолюции Совета безопасности ООН. Россия уже неоднократно давала понять, что сирийский вопрос является для нее принципиальным. Неудачное разрешение ливийского конфликта, приведшее к полной дестабилизации, вряд ли устроило руководство нашей страны. Кстати, уже тогда президент и премьер-министр России высказывали довольно разные взгляды относительно происходящего в Ливии. Аналогичные споры по поводу Сирии, с которой Россию связывают гораздо более тесные связи, были бы чреваты расколом в рядах российской элиты накануне выборов. Очевидно, что российское руководство и впредь будет препятствовать любому внешнему вмешательству в то, что оно считает внутренними делами Сирии, особенно после визита Сергея Лаврова и Михаила Фрадкова в Дамаск 7 февраля 2012 года. Уместно напомнить, что в ходе этой поездки российским представителям удалось договориться с аль-Асадом о размещении на территории Сирии российских радаров, направленных против американской системы противоракетной обороны. Кроме того, у Российской Федерации есть в Сирии и другие стратегические интересы. В частности, морской порт Тартус остался единственным в Средиземноморье, куда беспрепятственно могут заходить военные корабли России; более того, именно на территории Сирии расположена единственная российская военная база на Ближнем Востоке. Иначе говоря, официальный Дамаск предстает едва ли не единственной силой во всем арабском мире, благожелательно относящейся к России.
Следует также учитывать, что большинство населения страны пока поддерживает президента и его партию, особенно после отмены чрезвычайного положения и упразднения цензуры, а также обещаний отказаться от руководящей роли партии «Баас» и провести свободные выборы. Однако правительству еще предстоит предпринять ряд шагов, направленных на снижение социально-политической напряженности в стране: в частности, освободить политзаключенных[11], привлечь к уголовной ответственности всех, кто был причастен к убийствам военных и гражданских лиц, а также произвести кадровую чистку в рядах правящей партии, изгнав из нее коррупционеров. (Последний из этих пунктов наиболее трудновыполнимый.)
Безусловно, правящему режиму необходимо идти на жертвы ради собственного спасения. Готовность к этому президент Асад продемонстрировал, в частности, приняв ряд ключевых законов – «О партиях», «О выборах», «О СМИ» – и поддержав резолюцию Совета безопасности ООН о наблюдателях Лиги арабских государств, разработанную Россией и Китаем. Однако пока в Сирии сохраняется ситуация пата: режим не в состоянии подавить оппозиционные движения, а оппозиция не может свергнуть режим, который продолжает демонстрировать большой запас прочности. С начала антиправительственных выступлений в марте прошлого года сирийская элита сохраняет монолитность и целостность. Не нашлось ни одного сирийского дипломата, который предал бы руководство страны. В рядах сирийской армии не наблюдалось случаев массового дезертирства. Даже внутренняя сирийская оппозиция продолжает настаивать на разрешении социально-политических противоречий исключительно путем переговоров и реформ.
Еще одним аргументом в пользу того, что режим Асада не повторит участи режима Каддафи, служит отсутствие на территории страны ярковыраженного оппозиционного района. Стоит напомнить, что Бенгази и Адждабия были портовыми городами, куда напрямую могли заходить корабли союзников, поддерживающих ливийских повстанцев. Кроме того, приграничный Египет, находившийся в состоянии послереволюционной неразберихи, выразил тогда полную поддержку ливийским оппозиционерам из Киренаики. В сирийском же случае Ливан и Ирак, с которыми граничит мятежная провинция Хомс, на сегодняшний день поддерживают режим аль-Асада, что затрудняет открытую переброску вооружений. А Дераа, небольшой провинциальный город с населением в 60 тысяч человек, попросту не способен стать центром сопротивления, подобным Бенгази – «второй столицы» Ливии. Радикально настроенная оппозиция, находящаяся за пределами Сирии, преимущественно в Стамбуле, пытается влиять на ситуацию извне, посылая в бой своих сторонников. Однако шансы раскачать столь монолитный режим не слишком высоки, особенно если принять во внимание мощь сирийской армии, по праву считающейся одной из самых сильных в арабском мире. В отличие от ливийских партизан, которые не испытывали недостатка в содействии НАТО в подконтрольных им прибрежных городах, боевикам, сражающимся на территории Сирии, попросту неоткуда получать помощь и подкрепление, что делает их борьбу неэффективной.
***
Похоже, что «арабская весна» завершается. Ее конец пришелся на смерть Муамара Каддафи и падение режима Джамахирии. Она так и не смогла свергнуть ни режима Башара аль-Асада в Сирии, ни правящего дома аль-Халифа в Бахрейне, ни правления племенного союза Хашид в Йемене. Покончить с Асадом сейчас способна лишь иностранная интервенция. Однако, если это произойдет, это будет не распространение вширь «весенних веяний», против которых у сирийского президента уже выработался иммунитет, а еще одна западная кампания по «демократизации» Ближнего Востока, подобная тем, какие имели место в Ираке и Ливии.