Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2011
Алексей Левинсон
Россия для…
Как вы относитесь к призыву “Россия для русских”? Свою позицию вы можете сопоставить с мнениями наших соотечественников, озвученными в январе 2011 года. Варианты ответов были придуманы давно, в 1989 году, и в интересах сравнимости их не меняют. Итак, идею “Россия для русских” поддерживают (“ее давно пора осуществить”) 15% респондентов; полагает, что ее “было бы неплохо осуществить, но в разумных пределах” – 43%; отрицательно относятся (“это настоящий фашизм”) – 24%, не проявляют интереса – 13%, затруднились с ответом – 5%.
Поддержать этот лозунг как призыв к практическим действиям (депортациям? погромам? резне?) готово меньшинство: среди богатых – до одной пятой ответивших, а среди всех опрошенных – до одной шестой. Четверть опрошенных согласна с тем, что данная формула скрывает фашистские помыслы, причем наиболее чувствительны в этом смысле бюрократы. Вместе с тем они первые по поддержке этого призыва в его “мягкой” интерпретации. Она привлекает всех. Возможно, действует оговорка – “в разумных пределах”.
То, как сформулирован обсуждаемый лозунг (“Россия для русских”, “Франция для французов”, “Румыния для румын” и так далее), пусть и не является главной причиной его популярности, но свой вклад, несомненно, вносит, задавая опору на логику и норму. Он предполагает наличие некоторой изначальной упорядоченности мира, в частности – расселения народов по “национальным квартирам”. Воображаемая при этом норма состоит в том, что у каждого народа есть своя страна и он должен проживать в ней. Лозунг тем самым оказывается всего лишь призывом к порядку, к восстановлению (изначальной) гармонии. При таком толковании он не ущемляет чьих-то прав, он лишь требует уважения к ним. По форме он, обратим внимание, универсалистский, что мало характерно для других фундаменталистских, националистических призывов, которые ставят, как правило, один народ или одну социальную категорию в привилегированное положение по отношению к другим.
Другое дело, что существование отдельной страны для каждого народа – это утопия, равно как и пребывание каждого народа исключительно в своей стране. Но за такой утопией стоит красота логики, правота порядка, сила долженствования, романтика возвращения к тому, как оно должно быть.
За счет всего перечисленного эта формула получает некоторую поддержку людей, которые в принципе никому не желают ничего плохого. Они с чистой (или почти чистой) совестью поддерживают содержащийся в ней призыв, подразумевая, что поддержали бы его применительно к любой стране и любому народу.
Есть те, кто поддерживает такой лозунг потому, что его формула своей внешней невинностью допускает фигуру лукавства. Они как бы не знают, что это утопия, и потому уверены, что не несут моральной ответственности, ибо требуют всего лишь соблюдать изначальные правила, установленные некой заведомо высшей инстанцией – Природой либо Творцом.
Впрочем, все вышесказанное релевантно прежде всего ситуации, когда сторонникам шовинистической политики, доктрин расовой чистоты требуется прикрытие, когда им нужно прикидываться “невинной овечкой” перед некой силой (государством, обществом), которая их истинных намерений не поддержит, желаемых ими действий не допустит, соответствующих попыток не простит.
У нас, к сожалению, ситуация уже иная: лозунг стал существовать вне зависимости от обозначенных выше тонкостей как знак, эмблема националистических, нацистских и расистских идей, целей и, главное, практик. В одном из предлагавшихся респондентам вариантов ответа данный лозунг квалифицируется как “настоящий фашизм”, и потому отвергается теми, для кого фашизм неприемлем. Но драмой современного российского общества является то, что многих этот призыв привлекает именно тем, что это – фашизм.
Опыт проводимых мной и моими коллегами групповых дискуссий говорит о том, что сегодня табу на нацизм, фашизм, гитлеризм снято не только для отдельных организаций экстремистов, не только для молодежи как социальной группы, но для общества в целом.
Конечно, ничего не происходит сразу. Для одной части публики уже стало приемлемым отдавать должное Гитлеру, сумевшему очистить свою страну от мешавших ей национальных групп, – пора бы и нам. Для другой части сказать такое вслух пока немыслимо, и она даже лозунг хотела бы очистить от приобретенной им одиозности. Не надо “для русских”, у нас их и не осталось, лучше – “для православных” или “для россиян”, для “всех, кто любит Россию”. Эти попытки, примечательны своей наивной изощренностью. Дело уже не в идентичности “русских” как обладателей исключительной – природной и прирожденной – привилегии жить в России. Добудь гражданство, крестись и живи. То уже голос недавно ассимилировавшихся. По известным законам ассимиляции, они жестче “коренных” стремятся перекрыть следующим волнам доступ к тому ресурсу, к которому прорвались сами. Они уже “типа русские”, российские, Россия – для них. Но не для новых, которые “лезут” и “ведут себя как хозяева”.
Лозунг “Россия для русских” – главное политическое прикрытие, а обвинение “ведут себя как хозяева” – главное этическое. Конкретные претензии пока разрозненны: у одних приезжие “все скупили” (то есть они богатые), у других “отняли рабочие места” (то есть они бедные и соглашаются на низкую оплату). Но недовольство тем, что мигранты “ведут себя как хозяева”, является пока главным и всеобщим в силу его проективного характера. Это мы им вменяем эти качества, но потом считаем эти вмененные им качества их изначальными атрибутами. Попытка разобраться, что именно вкладывается в формулу “вести себя как хозяева”, показывает, что обвинение сильнó именно своей неопределенностью: неприятие вызывает и то, что приезжие ведут себя, “как мы”, и то, что они ведут себя “не как мы”.
Феноменология ксенофобии широка, но не вариативна. Ее проявления одинаковы вне зависимости от того, кто является ее субъектом и объектом. Массовые антикавказские настроения конца XX – начала XXI века, как неоднократно было показано, в России имеют в точности ту же структуру и форму, что и массовые антисемитские выступления – столетием раньше. Более частные случаи показывают те же закономерности. Русские, репатриировавшиеся из бывших республик СССР в “коренную” Россию, встретили здесь сильнейшее сопротивление и неприятие со стороны русских же и получили от них клички “узбеков”, “казахов” и так далее, в зависимости от страны выхода. Евреи, репатриировавшиеся из СССР и России в Израиль, весьма неласково встречены приехавшими туда ранее их и стигматизированы именем “русские”. Под таким же именем известны немцы Поволжья, репатриировавшиеся в Германию и встреченные недовольством “настоящих немцев”.
Нарушенный прямой материальный интерес “местных”, конкуренция приезжих за дефицитный материальный ресурс очень редко бывает истинной причиной ксенофобии, хотя соблазн объяснить ее таким образом весьма велик, особенно для наших сограждан, которым вульгарный экономдетерминизм в виде марксизма-ленинизма втирали в мозги несколько десятилетий. Но приезжие, вообще диаспоры, чаще всего занимают не места “местных”, а вакантные ниши, и если конкурируют, то с другими приезжими, особенно – с представителями предыдущих волн.
У “местных” может возникать, и возникает – в Западной Европе, в России, – ощущение конкуренции за иной ресурс – символический. Показателен протест против строительства минаретов в Швейцарии и мечетей в российских городах, при том, что христианское благочестие отнюдь не главная черта местного населения, и там и тут. Боязнь утратить доминирование в символическом пространстве оказывается главнее всего – но в России она прямо противоречит национальным экономическим интересам.
Скучно повторять, что российская экономика находится на нефтегазовой “игле”. Развлечем себя более свежим соображением: что она на “игле” дешевой неквалифицированной рабочей силы, прибывающей из трудоизбыточных регионов Средней Азии. Неблагоприятная иммиграционная политика, плохое отношение со стороны россиян, неудовлетворительные условия пребывания – все это может заставить мигрантов искать другие рынки труда. Точно такой же неумелой внешней политикой и антизападными жестами Россия заставляет европейцев искать альтернативу нашим газу и нефти.
Найдется тот, кто скажет, что для России лучше жить только своим трудом и перестать торговать богатствами недр. Может и так, но важно помнить, что выгоды от нынешнего устройства российской экономики получают, увы, не только набивающие себе карманы олигархи и чиновники. Это, за небольшим исключением, и все остальные, в том числе те, кто имеет в кармане гроши. Убери нефтяную ренту – уморишь и тех, кто вроде бы вовсе не живет дивидендами “Газпрома” и “Роснефти”. Выгони всех гастарбайтеров – задохнутся городские системы, обслуживающие самые массовые слои населения. Кто пострадает? Прежде всего те, кто ездит в маршрутках, а не в “Мерседесах” и “Ауди”, кто покупает продукты в дешевых магазинах, а не в дорогих супермаркетах, где нет персонала, плохо говорящего по-русски.
Эти несложные соображения доступны всем, кроме тех, чье сознание заблокировано ксенофобской одержимостью. Но таких, как показывают наши исследования, не просто много – их становится все больше. Теоретики говорят, что это негативная идентичность – объединение через образ врага. Действительно, позитивных символов у нас всего два – Победа и Путин. Они объединяют две трети населения (примерно сколько же людей разделяют мысль о том, что нам мешают приезжие). Можно посочувствовать себе в связи со столь небольшим выбором интегрирующих начал, но я бы сочувствовал другому – дефициту начал дифференцирующих.
Масса, которую объединяют симпатии к Путину и антипатии к приезжим, внутренне мало структурирована. Она имеет некую организованность на предельно высоком и на самом низком уровне – уровне личных отношений (семья, дружеские компании и так далее), но посередине – ничего. Почему у нас так развита коррупция? Потому что взаимные платежи и “связи” заменяют на среднем уровне множество других институтов и отношений. Почему у нас так популярны “Одноклассники.ru”? Потому что воображаемыми отношениями детства и отрочества забивается пустота взрослой жизни.
Да, дыры на средних этажах, где и должна проходить социальная жизнь, ощущаются всеми как нехватка чего-то, что определить оказывается затруднительно. И находятся люди, готовые – когда очень надо – создавать институты гражданского общества, развивать на уровне групп, сообществ и общин тот ценнейший опыт, который был накоплен в ходе тушения пожаров 2010 года и в других общих делах. Но те, кто этого не попробовал, по-прежнему цепляются за возможность чувствовать себя вместе, либо опираясь на любовь к начальству, либо на гордость за не нами одержанные победы, либо на нелюбовь к приезжим. И тешат себя тем, что таким образом они создают “Россию для русских”. Но ясно, что ее-то они и разрушают.