Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2011
Роман Абрамов (р. 1975) — доцент кафедры анализа социальных институтов факультета социологии Высшей школы экономики.
Екатерина Фень (р. 1983) — младший научный сотрудник Центра фундаментальной социологии Института гуманитарных историко-теоретических исследований Высшей школы экономики.
Роман Абрамов, Екатерина Фень
Шахматисты на аллеях парка[1]
Советская детская литература во многом служила пропагандистским целям, показывая примеры классового неравенства в дореволюционной России. Помнится, в одной из иллюстрированных книжек для младших школьников были изображены “пролетарские” дети, наблюдающие из-за парковой решетки за чинно гуляющими буржуа, офицерами в белых перчатках и боннами с детьми. На заднем плане играет военный оркестр, на ветру полощутся кружевные зонты и парусиновые крыши летних рестораций. Естественно, для самих детей рабочих путь в такие парки был заказан. Предполагалось, что советская власть все изменила: наконец-то, дворцы и парки, превращенные в санатории и зоны культурного отдыха, распахнули свои двери для всех трудящихся. Действительно, культурный отдых стал массовым, хотя вход в большинство подобных парков и в советское время оставался платным, а значит, не абсолютно доступным на фоне невысоких доходов населения в первые десятилетия советской власти.
Советский парк культуры и отдыха являлся пространством, с одной стороны, выполнявшим цивилизаторские функции (в терминологии Норберта Элиаса[2]), а с другой, — наделявшим каждую возрастную и гендерную группу подходящим для нее видом активности. Влюбленные пары катаются на лодках, молодые люди призывного возраста прыгают с парашютной вышки, пионеры играют в волейбол, дети едят мороженое, а пожилые люди читают газеты и играют в шахматы на открытом воздухе[3]. Наряду со школьным классом, заводским цехом, казармой, парк становился пространством, где советский человек оказывался погруженным в коллективное событие с другими гражданами[4]. Отличие заключалось лишь в том, что, например, коммунальная квартира предусматривала вынужденное погружение в коллективное, тогда как минимальный выбор — отказаться от прогулки или идти в парк — все же оставался. По сути, все парки служили советскому образу жизни, даже если это были сады, окружавшие дворцовые комплексы. Просто имперское прошлое таких парков (Петергоф, Царское Село) стало работать на сталинское имперское настоящее, столь рельефно проявившее себя в послевоенной советской идеологии.
Дворцово-парковый комплекс “Царицыно” долгое время оставался пространством с неясной судьбой: готические развалины, английские аллеи соседствовали с лодочной и лыжной станциями и прочими атрибутами парка культуры и отдыха[5]. Тут же находились советские учреждения, коммунальные квартиры и даже районный суд. Появление музея не изменило ситуацию вплоть до самого начала реконструкции 2000-х — самые разные институции и сообщества претендовали на место под сенью царицынского парка. Социальная этнография Царицыно еще ждет своего часа — немногочисленные исследования были спровоцированы масштабной реконструкцией и в большей степени связаны с изменением археологической и экологической ситуации в парке[6]. Между тем, неясность назначения и относительная заброшенность царицынского паркового комплекса способствовали появлению на его территории в разное время различных городских сообществ и субкультур: от неоязычников, хиппи и “ролевиков” до шахматистов, волейболистов, рыбаков-любителей. Начиная с середины 1980-х в парке соседствовали и те, кто составлял “легальное” население типичного советского парка культуры и отдыха, и “альтернативщики”, не вписывавшиеся в рамки окультуренного отдыха советских граждан.
В этой статье мы сосредоточимся на характеристике одного из сообществ, давно приватизировавшего часть паркового пространства и сумевшего отстоять свое право на занимаемое место даже в условиях радикальной реконструкции Царицыно. Этим сообществом являются шахматисты, собирающиеся неподалеку от Большого дворца — в самом центре паркового комплекса. По сути это будет первый опыт социальной антропологии пространства Царицыно и начальный этап на пути составления этнографического атласа сообществ парка.
Наше описание базируется на предварительных результатах включенного наблюдения и интервью с представителями исследуемых сообществ. Исследование ведется с января 2010 года и в настоящее время продолжается.
***
Шахматисты составляли почти обязательный элемент пейзажа большинства советских парков культуры и отдыха. Шахматы поощрялись администрацией парка, поскольку представляли собой тихий и безопасный способ проведения досуга, в отличие от азартной игры в карты или “забивания козла”, высмеиваемого в карикатурах как символ праздного безделья в цеху. У игры в карты был сомнительный имидж “первого шага в преступный мир”[7], а домино относилось к забавам лодырей, увиливающих от работы. Шахматы же имели, с одной стороны, образ интеллектуальной игры, доступной широким массам трудящихся, а с другой, — демонстрировавшей успехи советского спорта на мировой арене после того, как наши шахматисты несколько раз подряд становились чемпионами мира[8].
Для игры в шахматы не требуется много людей, места, дорогостоящего оборудования, и поэтому в любом советском пансионате, санатории, доме культуры или парке шахматы выдавались напрокат. Шахматные клубы были широко распространены — от дальних военных гарнизонов до начальных школ и научных институтов[9]. В какой-то момент шахматная тема стала настолько привычной, что стала использоваться в литературе в качестве фона чеховских страстей советского маленького человека. Достаточно вспомнить фарсовый рассказ Василия Аксенова “Победа”, где случайные попутчики играют в шахматы в купе поезда, или короткий рассказ Александра Вампилова “Эндшпиль”[10], в котором шахматы стали лейтмотивом летней скуки в доме отдыха. В иерархии шахматного мира парковые шахматы занимали странное положение. Часто не имея формального клубного статуса, шахматисты собирались десятилетиями на одном и том же месте, но, с другой стороны, парковые шахматисты нередко становились мастерами спорта, профессионалами.
В московских парках есть несколько известных площадок, где можно увидеть шахматистов: в саду Эрмитаж в 1960-1970-х собирались многие шахматисты-любители; в Сокольниках к американской выставке 1959 года был сооружен шахматно-шашечный павильон в модернистском духе, вокруг которого до сих пор существует местное сообщество шахматистов; в Филевском парке есть полуоткрытая беседка на три стола, в Нескучном саду под навесом расположен клуб “Белая ладья”, действующий, несмотря на то, что основной павильон сгорел в 2000 году. Есть еще несколько площадок, менее известные среди шахматистов-любителей[11]. Царицыно относится к числу самых популярных мест парковых шахмат, хотя и не может похвастаться столь же долгой историей существования шахматного сообщества, как, например, Сокольники[12].
По оценкам самих участников царицынского шахматного сообщества, оно возникло в первой половине 1990-х годов, когда, казалось, аномия и невозможность коллективной мобилизации стали ключевой общественной тенденцией. А здесь сообщество родилось, когда “пришли два-три человека, вкопали столы и начали играть, а вокруг стали собираться и другие”. Место и материальные объекты сыграли существенную роль в генезисе сообщества шахматистов — место оказалось одинаково удобным для тех, кто добирается от ближайших станций метро “Царицыно” и “Орехово”, а появление первых оборудованных точек для игры — столов и скамеек — способствовало социальной самоорганизации шахматистов. Они объединились вокруг вещей и содержательно освоили пространство. Прагматические соображения в локализации играющих — равноудаленность от главных дорожек и станций метро — со временем были дополнены символическим смыслом — “мы собираемся здесь уже пятнадцать лет”.
Царицынские площадки для игры в шахматы стали местами коллективной памяти. По мнению Мориса Хальбвакса, общие воспоминания участников группы, касающиеся событий, происходивших в данном конкретном месте, наделяют это пространство символическим значением, важным для групповой идентичности, формируя то, что можно назвать коллективной памятью, устной историей сообщества. Для локализации своих воспоминаний индивид мысленно ищет ориентиры, реперные точки памяти. Поддержание единой рамки памяти осуществляется благодаря опорным точкам, существующим вне индивидуальных воспоминаний и установленных обществом[13]. Пространство, конечно, служит одним из таких ориентиров. Хальбвакс обращает внимание на смысловую структуру пространства, которая задается группой и разделяется ее участниками. В этом отношении варианты интерпретаций пространства соответствуют числу групп, связанных с ним. Группа как бы создает из пространства социальную рамку, которую использует далее для упорядочивания воспоминаний. Места коллективной памяти не являются символически стабильными объектами: карты памяти по-разному считываются различными сообществами, и эти способы прочтения зачастую конфликтуют друг с другом: то, что для сотрудников музея “Царицыно” относится к исторической части парка, для шахматистов — территория их коллективной памяти.
Наделение пространства актуальным для участников сообщества смыслом происходит и посредством его материального присвоения и преобразования. Именно поэтому вещи сыграли столь существенную роль в обретении царицынским шахматным сообществом разделяемого социального пространства. Участники сообщества подчеркивали в интервью, что столы для игры в шахматы были ими собраны самостоятельно. Сегодня это две прямоугольные крытые беседки со столами и скамьями, сколоченными из толстых, потемневших от непогоды досок. Еще есть стол под открытым небом, где иногда собираются игроки в карты и нарды, однако шахматисты здесь являются ключевыми акторами. Участники сообщества самостоятельно ремонтируют беседки и столы по мере необходимости. По словам старожилов сообщества, до начала реконструкции царицынского комплекса мест для игры было больше (пеньки, деревянные ящики, столы и скамейки без крыши), был даже отдельный столик, за которым собирались окрестные бабушки для игры в карты.
Проведенная реконструкция дворцово-паркового комплекса “Царицыно” стала водоразделом в жизни многих сообществ, поскольку радикально изменила привычную среду обитания. В советское время царицынский парк был “неместом”[14], где одновременно пересекались работающие советские учреждения, коммунальное жилье, заросшие развалины с остатками исторической памяти о прошлом, субкультурные ареалы и заброшенный пустырь. С обретением статуса историко-архитектурного памятника в середине 1980-х Царицыно все еще продолжало жить как пространство без общего организующего центра, в котором язычники[15], ролевики-толкиенисты и хиппи сосуществовали с волейболистами, гопниками, музейными работниками и милицейскими патрулями. Реконструкция переменила не только архитектурный облик Царицыно, но радикально перекроила социальную карту этого пространства, — говоря языком городского физиолога, сменился “социальный тип” основного посетителя парка. Вырубка кустарника, возведение сплошной ограды, строительство музея, открытие фонтана, настил рулонных газонов и многое другое изменило антропологическую атмосферу царицынского парка. Толкиенисты и неоязычники не прижились в новой атмосфере — не потребовалось даже вмешательства милиции, — обновленное Царицыно утратило ауру запустения, заброшенности, готической романтики, которая была столь важна для жизни ряда субкультур, и они покинули парк, к радости администрации музея.
Шахматисты, хотя и поступились частью своей территории, но в парке остались. В период реконструкции сообщество шахматистов неожиданно проявило себя как ячейка гражданского общества, готовая бороться за свои права. Несмотря на конфликты, периодически сотрясающие мир больших шахмат[16], шахматисты-любители не склонны к гражданской активности. И действительно, на начальном этапе реконструкции Царицыно местные шахматисты ничем себя не проявляли и даже позволили снести часть столов. По словам очевидцев, от полного уничтожения площадку спасло лишь то, что кто-то из членов сообщества оказался на месте событий рано утром, когда, собственно, и планировалось производить снос.
Итак, пространство стало предметом борьбы между администрацией парка и двумя сообществами — шахматистами и волейболистами. Реконструкция означала реновацию всего паркового ландшафта — прокладку новых дорожек, создание системы ливневой канализации, высадку рулонных газонов, вырубку кустарника и сухостоя. Пребывание волейболистов и шахматистов рядом с царицынским Большим дворцом не вписывалось в концепцию воссоздания исторического архитектурного и природного ландшафта. Фактически Большой дворец разграничивает две парковые зоны. Со стороны фасада это преимущественно открытые пространства, тянущиеся от центрального входа, расположенного ближе к метро “Царицыно”. Здесь расположены фонтан, церковь, ресторанные дворики — то есть парадно-видовая часть парка. Многие посетители вполне удовлетворяются ее осмотром, надолго замирая у фонтана или фотографируясь на фоне общего вида на царицынский комплекс. С другой стороны Большого дворца вначале мы попадаем на большую поляну с одиноко растущей сосной — знаменитое место ежегодных хипповских тусовок. Затем начинаются тенистые аллеи парка, в самом начале которых можно увидеть столы шахматистов и вытоптанные полянки, используемые как волейбольные площадки. То есть и шахматисты, и волейболисты заняли пространство, близкое к музейной части Царицыно, а поэтому неизменно поминаются недобрым словом сотрудниками дворцово-паркового комплекса.
Во время реконструкции руководство музея предложило волейболистам и шахматистам переместиться в дальнюю часть парка, где были подготовлены площадки. И те и другие отказались и в свою очередь стали обращаться к городским властям с требованиями оставить их на прежнем месте. Следует подчеркнуть, что инициаторами письменных обращений выступили волейболисты — это хорошо организованное иерархическое сообщество, имеющее собственного активного лидера. Волейбол — игра командная, в Царицыно играть в волейбол ходят семьями, что способствует дополнительной сплоченности этого сообщества. Шахматисты, напротив, индивидуалисты и не склонны к коллективным действиям.
В борьбе за пространство аргументация сообществ заключалась в следующем: во-первых, они апеллировали к продолжительной истории своего пребывания в Царицыно; во-вторых, волейболисты акцентировали внимание на неблагоприятной экологической ситуации в месте расположения новых площадок; в-третьих, шахматисты считали предлагаемые места неудобными — они расположены в большой удаленности от станций метро. Наконец, волейболисты указывали на “неблагоприятную розу ветров” на вновь построенных игровых площадках. В свою очередь, работники музея последовательно выступали против присутствия обоих сообществ в центральной части Царицыно. И если с шахматистами, занимающими относительно мало места и являющимися “безвредными людьми, пенсионерами”[17] они готовы были смириться, то волейболисты до сих пор вызывают негативную реакцию. Почему? По мнению сотрудников музея, территория, примыкающая к Большому дворцу и Хлебному дому, относится к старейшей части парка, нуждающейся в полной музеефикации с сохранением деревьев и травяного покрова. На детских экскурсиях волейболистов иногда приводят в качестве отрицательного примера нерачительного отношения к природе. Также сотрудники музея используют аргументацию эстетического характера: соседство волейбольных площадок и столов для игры кажется неуместным в контексте сложившегося исторического и архитектурного ландшафта.
Итак, волейболисты дезавуируют образ современного Царицыно как паркового комплекса, подвергнутого тотальной музеефикации, — с возвращением этой территории некоего аутентичного вида и функциональной направленности. Другой вопрос, что считать аутентичным в случае Царицыно — долгострой екатерининской эпохи, романтичные руины XIX века, дачные места начала ХХ или столь эклектичный советский период, где коммуналки соседствовали с лыжной базой и местами культурного отдыха советских граждан? Итог противостояния между сообществами шахматистов, волейболистов и музейной администрации оказался не в пользу последней — вокруг реконструкции и так возникло столько медиа-скандалов, что еще один конфликт оказался не нужен. Волейболисты и шахматисты остались на отвоеванном пространстве, ставшем для них “точкой сборки” культурной и социальной памяти.
Сообщество царицынских шахматистов организуется по сетевому принципу. Новые участники рекрутируются непосредственно из числа посетителей парка — как говорили сами шахматисты, гуляя по Царицыно, они обращали внимание на группы людей вокруг столов, подходили из любопытства и, увидев, что здесь можно играть в шахматы, становились постоянными участниками сообщества. В шахматы играют круглый год и в любую погоду — около полудня приходят первые игроки, с наступлением темноты парк покидают последние. Всего в шахматных беседках собирается до шестидесяти человек — на одну пару играющих приходится по пять-семь зрителей. Между участниками поддерживается коммуникация посредством телефона — Интернетом почти никто не пользуется в силу преклонного возраста. Преимущественный состав сообщества — пожилые и очень пожилые мужчины, старейшему участнику исполнилось девяносто два года. Многие являются отставными кадровыми офицерами, служившими в 1960-1970-х годах, когда престиж воинской службы был на высоте. Несмотря на возраст, они сохранили следы военной выправки и уверенность в себе. В манере одеваться они также чем-то неуловимо похожи: летом, например, это чаще всего старомодные серые брюки, светлая рубашка с коротким рукавом, иногда бейсболка — униформа небогатого постсоветского пенсионера.
И хотя сами члены сообщества говорили, что играть в шахматы в парк иногда приходят женщины, за весь период нашего включенного наблюдения гендерный состав оставался гомогенным. Данное сообщество можно смело назвать мужским клубом, где главная цель — игра в шахматы — сочетается с функцией грубоватого мужского общения с обсуждением новостей футбола и городской жизни. Политика редко становится предметом разговоров — избегать этой темы предпочитают, чтобы не нарушать мирного течения жизни сообщества. Охрана парка и милиция следит за тем, чтобы на территорию не проносились и не распивались алкогольные напитки. Но исполняется этот запрет плохо — и обычные посетители парка, и шахматисты признают, что иногда приносят с собой алкоголь. По результатам включенного наблюдения можно констатировать, что выпивают шахматисты либо в честь “мужских” и военных праздников (23 февраля, 9 мая), либо по случаю какой-нибудь важной победы их клуба на городских турнирах. Алкоголь в процессах коллективной социализации членов шахматного сообщества Царицыно играет третьестепенную роль: игра в шахматы намного важнее.
Состав участников не ограничивается исключительно пенсионерами — среди постоянных членов сообщества есть несколько 35-40-летних мужчин, приходящих на площадку после работы. То есть социальное воспроизводство сообщества происходит вполне успешно. На первый взгляд, царицынские шахматисты существуют вне иерархии и открыты для всех: начать игру может любой желающий, способный держать в руках шахматы. И все же в сообществе есть свои неформальные лидеры и правила. Лидерами считаются более опытные игроки, а также те участники сообщества, для которых шахматы являются профессиональным занятием. За несколько лет до реконструкции сообщество обрело легальный статус шахматного клуба, не в последнюю очередь благодаря его наиболее профессионализированной части — и официальная регистрация клуба стала дополнительным козырем в борьбе за свое пространство в Царицыно. Так, по отзывам участников сообщества, его интеграции в московский шахматный мир содействует Владимир Воеводин, неоднократный победитель турниров по быстрым шахматам (“блицу”) и руководитель детского шахматного клуба “Таленок”. Несмотря на декларируемую демократичность, все-таки более сильные игроки предпочитают играть с равными себе, тогда как слабые, разложив доску и расставив фигуры, могут некоторое время ожидать желающих сыграть партию.
Шахматы и шахматные доски, которыми пользуются члены царицынского сообщества, заслуживают отдельного внимания. На фоне огромного выбора шахматного инвентаря шахматисты Царицыно выглядят бедно — они не покупают дорогие шахматные наборы из оникса, ценных пород дерева или стекла. Они предпочитают старые деревянные или пластиковые шахматы советского производства, а шахматные доски и вовсе изготавливают самостоятельно. Увидев царицынского шахматиста на аллеях парка, вы не сможете определить его принадлежности к этому уважаемому сообществу: он не будет держать под мышкой аккуратный шахматный набор — скорее он будет нести мятый полиэтиленовый пакет неопределенного блеклого цвета или холщовую сумку мышиного оттенка. Обычный деревянный шахматный набор со складной доской весит слишком много для пожилого человека, да и шахматы в нем сильно гремят при движении, поэтому пользоваться такими наборами в условиях парка не слишком удобно. Изготовленных вручную шахматных фигур мы не встречали, но шахматные доски почти у всех членов сообщества ручной работы.
Стоит напомнить, что в СССР многие вещи делались в домашних условиях, изобретались и собирались из подручных материалов: товарный дефицит и низкое качество промышленной продукции заставляли советских людей проявлять творческую инициативу, создавая материальный мир для себя[18]. Этот феномен нашел отражение в творчестве Ильи Кабакова и московских концептуалистов, обыгравших кустарность советского материального мира в своих инсталляциях. Ну, и конечно, многие из царицынских шахматистов могли бы стать героями арт-проекта Владимира Архипова, который на протяжении нескольких лет фотографирует, выкупает у хозяев самодельные бытовые вещи, сопровождая каждую из них рассказом ее хозяина о процессе создания[19].
Вынужденными создателями вещей часто оказываются именно пенсионеры. Большинство царицынских шахматистов приносит с собой складные шахматные доски, изготовленные из бытового картона, на который сначала наклеиваются черные и белые клетки, а затем все поле ламинируется наносимым слой за слоем скотчем. Получается непромокаемая, легкая и удобная конструкция. Некоторые доски сделаны с большой творческой фантазией. Один и участников сообщества показал нам доску, которую он оставлял под крышей беседки: квадратный лист текстолита с наклеенными на него картонными шахматными клетками, вырезанными из упаковки молока “Вкуснотеево”. Марка молочного производителя определялась сразу — на клетках опознавались фрагменты рисунка коровы и названия молочного бренда. Как рассказал сам изготовитель, выбор текстолита в качестве основы объясняется наличием дома этого материала, да и “под дождем он не размокает”. Впрочем в беседках шахматные доски стараются не оставлять — “воруют, хотя и не нужны никому”.
***
Реконструкция музейно-паркового комплекса в 2005-2007 годах обнажила важные вопросы, связанные с принадлежностью этого пространства. Речь идет не столько о юрисдикции, сколько о фактическом “населении” царицынского парка. Конечно, с появлением музея, именно он — а сегодня и его посетители — кажется основным “хозяином” Царицыно, однако в зарослях парка до реконструкции появились и прижились различные субкультуры и сообщества, которые сформировали особую антропологическую среду. Эти сообщества далеко не всегда вели себя дружелюбно в окружающем их пространстве — например, разрушению башни-руины способствовали альпинисты, использовавшие ее для тренировок, а неоязычники устраивали свои капища на месте курганов. Вопрос заключается в том, в какой мере названные сообщества, такие, как шахматисты и волейболисты, остаются частью уникального социокультурного ландшафта, формируя образ Царицыно не только как стерильного пространства “культурного отдыха”, но и как территории, обогащенной присутствием на ней различных субкультур? В конце концов, мифология лондонского Сохо, копенгагенской Христиании, нью-йоркской Гринвич-Виллидж, французского Монмартра укоренена не в архитектуре, а в жизненном мире сообществ, населявших эти районы в разное время. Безусловно, Царицыно — это немного другой случай, но субкультурная составляющая этого пространства, коллективная память сообществ, для которых парк стал своим местом, может быть органично вписана в историю комплекса, обернувшись частью царицынской мифологии.
Точно так же и ценность сообществ не заключается в музейно-исторической составляющей. Если история и жизненный мир царицынских сообществ окажутся лишь экспонатами, появится риск их мумификации — когда, помимо материальных артефактов и аккуратно записанных антропологами нарративов, от сообщества ничего не остается. Между тем, царицынские сообщества, сохранившиеся в трудных условиях, ценны самим фактом своего присутствия в парке, с их участием формируется образ Царицыно не только как памятника и зеленой зоны отдыха, но и как развивающегося социокультурного пространства, открытого для различных действий и интерпретаций[20].
До настоящего времени вопрос о месте сообществ в обновленном Царицыно остается открытым. Сотрудники музея признают право шахматистов и волейболистов на собственное пространство в пределах парка, однако мечтают отодвинуть это пространство на территориальную и культурную периферию комплекса. Другая проблема заключается в поиске адекватного формата взаимодействия между администрацией Царицыно и стихийно возникающими сообществами. Очевидно, излишне тесные отношения сообществ с музеем тоже несут определенные риски превращения жизни сообществ в туристический аттракцион. Американские исследователи отмечают, что подобная судьба уготована многим паркам, являющимся историческими памятниками:
“В этом новом столетии мы сталкиваемся с различными угрозами публичным пространствам, которые заключаются не в их недостаточном использовании, но в применяемых образцах проектирования и управления, которые способствуют исключению отдельных групп людей и сокращению социального и культурного разнообразия. В ряде случаев это исключение является результатом преднамеренного сокращения числа нежелательных элементов, иначе говоря, это побочный продукт приватизации, коммерциализации памятников истории и определенных стратегий проектирования и планирования. Тем не менее, эти практики могут сокращать жизнеспособность и изменчивость пространства или реорганизовать его таким образом, что приветствуется только один антропологический тип посетителя — чаще всего это турист или представитель среднего класса”[21].
Обретя современные гигантские выставочные площади, получив в свое распоряжение огромный поток посетителей, царицынский музей все еще находится в поиске своего лица. Но что будет, когда ажиотаж пройдет? Стать ли ему машиной досуга — миксом из декоративной готики и ухоженного парка — или найти что-то уникальное, где имперская история баженовско-казаковской эпопеи переплетается с дачными сюжетами XIX века и микроисториями шахматистов и волейболистов, населивших парк в советский период и много сделавших для сохранения своей культуры впоследствии? Исследование этих сообществ показывает, что их микроистории органично дополняют исторический нарратив официального Царицыно, а само присутствие подобных сообществ обогащает социокультурный ландшафт дворцово-паркового комплекса.
_________________________________________
1) Работа выполнена при поддержке Научного фонда НИУ-ВШЭ, коллективный исследовательский проект “Учитель-ученики” № 10-04-0005 “Человек и публичное пространство в современной Москве: исследование культурных трансформаций (на примере Государственного музея-заповедника “Царицыно”)”.
2) Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т. 1: Изменения в поведении высшего слоя мирян в странах Запада. М.; СПб., 2001. С. 111-118.
3) В советском изобразительном искусстве культурный отдых граждан нашел отражение, например, в картинах Александра Монина “Вид Москвы с Воробьевых гор” (1934), “Новые времена” (1935).
4) Как считает Екатерина Сальникова, в анимационном сериале “Ну, погоди!” отображены и стабильные советские приметы социального пространства и нравов, и начало новых трансформаций общественного бытия. Волк и Заяц пробегают по всем знаковым для советской обыденности местам с узнаваемой советской пластикой форм и ситуативных нюансов: тут и парк культуры и отдыха, и улицы с таким узнаваемым типом лавочек, урн, автоматов с газированной водой и милицейским мотоциклом. Действительно, каждая серия “Ну, погоди!” разворачивается в декорациях какой-либо советской институции — от музея до колхоза, а Волк и Заяц становятся “героями” Ирвинга Гоффмана, переключающими базовый фрейм конвенционально принятого поведения (Сальникова Е. Советская культура в движении: от середины 1930-х к середине 1980-х. Визуальные образы, герои, сюжеты. М., 2008. С. 267-269).
5) Тотального преобразования в советский парк культуры и отдыха в 1930-е годы Царицыно избежало во многом благодаря относительной удаленности от центральной части города. Галина Яковлева по этому поводу заметила: “Парк Кусково рассматривался в основном как музейный, Царицыно и Коломенское, находясь в относительной удаленности от городской застройки, превратились в “природные” парки”” (см.: Яковлева Г.Н. Парки в структуре Москвы 1930-х годов // Советское градостроительство 1920-1930-х годов: новые исследования и материалы. М., 2010. С. 71-87).
6) В связи с этим пристального внимания заслуживает сборник “Царицыно: археология современности”, авторы которого анализировали различные вещи, обнаруженные на территории Царицыно в процессе реконструкции, и пытались реконструировать недавнюю историю парка по этим незначительным материальным свидетельствам: мелким монетам, гильзам от огнестрельного оружия, граффити на стенах руин, неоязыческим капищам, возникшим в 1990-е (см.: Кренке Н.А., Александрова О.И., Ершов И.Н., Леонова Е.В., Нефедов В.С. Царицыно: археология современности. М., 2008).
7) До поздних советских времен в пионерских лагерях и школах запрещалось играть в карты. По воспоминаниям детей, бывавших в пионерских лагерях 1970-х, зачастую они сами рисовали карты по памяти и тайно играли во время тихого часа и после отбоя. О быте в пионерских лагерях см. пост и обсуждение в: http://germanych.livejournal.com/142423.html?page=2.
8) Начиная с 1948 года с кратким перерывом на 1972-1975-й, когда чемпионом мира был Роберт Фишер, шахматная корона находилась у советских спортсменов.
9) Ранние версии советской шахматной лихорадки блестяще описаны в знаменитом романе “Двенадцать стульев” Ильи Ильфа и Евгения Петрова, а также в комедийном художественном фильме 1925 года “Шахматная лихорадка” Всеволода Пудовкина и Николая Шпиковского.
10) По этому рассказу снят короткометражный фильм с участием Олега Борисова “Эндшпиль” (режиссер Виктор Бутурлин, Ленфильм, 1980). В 1972 году Владимир Высоцкий написал диптих “Честь шахматной короны”, где от имени советского обывателя рассказывается о напряженном шахматном поединке между Робертом Фишером и Борисом Спасским.
11) Обзор парковых шахмат см. в: Мельников М. Явки и пароли шахматных дикарей // Homepage.ru. 2008. 10 сентября (www.homepage.ru/articles/202039-yavki-i-paroli-shahmatnyih-dikarey).
12) Мониторинг Интернет-сайтов и форумов московских шахматистов-любителей показал, что Царицыно относится к одной из наиболее часто упоминаемых парковых площадок столицы для игры в шахматы.
13) Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М., 2007.
14) Мы трактуем понятие “неместо” не только как особого рода пространство, смысловой “вакуум”, который разделяет места повседневной деятельности в интерпретации Марка Аже, но и как место “без свойств”, доступное многим, но не принадлежащее никому. Юрисдикция здесь не столь важна, поскольку освоением подобных пространств занимаются различные акторы: молодежные субкультуры, бродяги, дети и подростки, криминальные элементы, прохожие. Об определении немест см.: Auge M. Non-Places: Introduction to an Anthropology of Supermodernity. London: Verso, 2000; Kellerman A. International Airports: Passengers in an Environment of “Authorities” // Mobilities. 2008. Vol. 3. № 1. Р. 161-178; Benko G. Introduction: Modernity, Postmodernity and Social Sciences // Space and Social Theory: Interpreting Modernity and Postmodernity. Oxford: Basil Blackwell, 1997. Р. 3-15.
15) О капищах неоязычников в дореконструированном Царицыно см.: Кренке Н.А. Капище общины “Коляда Вятичей” // Кренке Н.А. и др. Царицыно… С. 153-164; а также пост в “Живом журнале”: http://berestof.livejournal.com/5210.html.
16) Заслуживает внимания острый конфликт в Российской шахматной федерации (РШФ), в который оказались втянуты известные политики и шахматисты Анатолий Карпов, глава Республики Калмыкия Кирсан Илюмжинов, Гарри Каспаров, помощник президента России и глава наблюдательного совета РШФ Аркадий Дворкович. См.: Пыльнова Д., Шкрылев Д. Шахматная война // Новая газета. 2010. 2 июня; Доспехов А. Анатолий Карпов сделал ход судом. Борьба между ним и Кирсаном Илюмжиновым переходит в юридическую плоскость //
Коммерсант. 2010. 12 июля.17) Источник: экспертное интервью с экс-директором музея-заповедника “Царицыно” Виктором Егорычевым, 8 июля 2010 года.
18) Линор Горалик отмечает эту особенность советского потребления применительно к одежде: “У человека, интересующегося историей бытования костюма в ХХ веке, создается впечатление, что масштабы, которое женское (а зачастую и мужское) рукоделие приобрело в Советском Союзе, практически несопоставимы ни с одной развитой страной того же периода. Кажется, за редчайшими исключениями не существовало советской семьи, в которой представители хотя бы одного поколения не умели бы создавать одежду своими руками: шить, вязать, на худой конец — ушивать или перешивать приобретенные другими путями вещи” (см.: Горалик Л. Антресоли памяти: воспоминания о костюме 1990 года // Новое литературное обозрение. 2007. № 84. С. 581-620).
19) См. тематическое издание: Вынужденные вещи (105 штуковин с голосами их создателей из коллекции Владимира Архипова). М., 2003.
20) Показательно, например, появление фотографий шахматистов и волейболистов на видном месте в общей фотографической панораме жизни парка, представленной в альбоме: Гольдин И. Царицыно. Императорский дворцово-парковый ансамбль для людей. М., 2010. Т. 1.
21) Low S., Setha T., Scheld S. Rethinking Urban Parks : Public Space and Cultural Diversity. Austin: University of Texas Press, 2005. Р. 37.