Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2010
Евгений Александрович Казаков (р. 1982) — историк, публиковался в изданиях «Konkret», «taz bremen», «Новый Светъ», «Testcard», «kultura» и других.
Евгений Казаков
Маоистские и ходжистские организации в ФРГ[1]
История коммунистических организаций, ориентировавшихся на идеи Мао Цзэдуна и Энвера Ходжи, в последние годы все чаще привлекает исследователей. Вслед за работами патриарха американской социал-демократии Роберта Александера[2] только в Германии появились мемуары бывшего маоиста Герда Кёнена[3], монография Михаэля Штеффена о «Коммунистическом союзе»[4], исследование Андреаса Кюна о буднях наиболее крупных левых организаций 1970-х годов[5] и, наконец, сборник статей о феномене «маоизмов» в немецкоязычном мире[6]. В Интернете доступна база данных «Материалы для анализа оппозиции», в которой группа энтузиастов собирает данные о соответствующих организациях по отдельным регионам[7]. И, тем не менее, историческая работа, охватывающая все партии этого спектра от момента создания до наших дней, еще не написана и в истории этих маргинальных организаций еще немало белых пятен.
Нелегко подобрать правильный термин для течений, о которых пойдет речь в данной статье. Политические оппоненты — а вслед за ними и многие исследователи — иронически называли их «к-группами»[8], поскольку производные от слова «коммунизм» почти всегда присутствовали в названии этих организаций. Сами активисты предпочитали называть себя «антиревизионистами» (под «ревизионистами» подразумевались сторонники советского курса после смерти Сталина и ХХ съезда) или «марксистско-ленинским движением». Обычно их принято называть маоистами, хотя многие отвергали этот термин (в КНР он также никогда не был принят), а после смерти «великого председателя» некоторые организации полностью порвали с его учением, поддержав критику албанского руководства в адрес КНР. Так что если собирательный термин «маоизм» и уместен, то только до 1976 года, после чего уместно говорить о «ходжизме» как об отдельно оформившемся течении.
Может показаться странным, что для молодежи одной из самых передовых стран Европы был важен опыт народной революции в аграрной стране на другом конце земли. Через «антиревизионистские организации» прошли в общей сложности около 100—150 тысяч человек[9]. Активный участник протестного движения 1960-х, представитель второго поколения Франкфуртской школы, социолог Оскар Негт, считал, что история этих «сектантских» группировок представляет мало интереса, а их деятельность (так же, как и Фракции Красной Армии) представляет собой разрыв с антиавторитарным импульсом 1960-х[10]. Новейшие исследования рецепции «идей Мао Цзэдуна» на Западе позволяют опровергнуть Негта по обоим пунктам. Организации, обращавшиеся к китайскому опыту, весьма разнообразны. Так, например, в Социалистическом союзе немецких студентов (ССНС) моду на портреты «великого кормчего», цитатники и песню «Алеет Восток» ввели именно представители «антиавторитарного крыла» — причем из числа жителей «Коммуны 1», которых в ССНС многие не воспринимали всерьез, считая «политклоунами»[11]. Когда в ноябре 1968 года, на XVIIконференции делегатов ССНС, появились первые «серьезные» маоистские листовки, большинство восприняло их как очередные розыгрыши коммунаров[12]. На самом деле многих участников «протестного движения» привлекало в «культурной революции», во-первых, именно то, что революция была «культурной», затрагивала все сферы жизни (насколько эти представления соответствовали китайским реалиям — вопрос, выходящий за рамки данной статьи), а во-вторых, что молодежи отводилась ведущая роль в процессе революционного преобразования. На фоне взрослых с их нацистским прошлым, придирчиво относящихся к длине волос и юбок подрастающего поколения, далекий пекинский вождь, утверждавший «право на бунт», заметно выигрывал.
Но маоизм был привлекателен не только для тех, кто превращал протест в субкультуру. В теориях китайской компартии находили ответ и те, кто был разочарован в пролетариате капиталистических стран и искал новый революционный субъект. Процесс деколонизации «третьего мира» должен был стать началом крушения капитализма в развитых странах: в глобальной партизанской войне «деревни» (то есть аграрные страны) должны окружить «город» (то есть страны индустриальные). Увлечение маоизмом пережил и наиболее известный лидер ССНС — Руди Дучке. В одной из своих первых статей он пытался совместить теории Мао, Бухарина, Троцкого и Пола Суизи[13]. Однако под влиянием троцкистского теоретика Эрнста Манделя он вскоре порвал с китайским «антиревизионизмом» и резко осудил соответствующие тенденции в ССНС. Важно отметить, что маоизм в те годы воспринимался именно как политическая доктрина для развивающихся стран, к тому же направленная против СССР. В ФРГ это довольно рано привлекло внимание к процессам в КНР ряда антисоветских консерваторов[14]. О Китае много писали в весьма солидных издательствах, маститые синологи занимались разбором теоретических и литературных работ Мао Цзэдуна. Знаменитая «красная книжечка» на немецком впервые вышла в 1967 году в издательстве «Фишер» — одном из крупнейших в ФРГ. Посещение КНР произвело сильное впечатление на Жана-Поля Сартра, Симону де Бовуар, шведского писателя Яна Мюрдаля, французскую феменистку Клоди Бройель. Шарль Беттельхейм, считавшийся тогда крупнейшим марксистским специалистом по экономике развивающихся стран (к тому же известный своим критическим отношением к Сталину), активно пропагандировал китайский опыт. Многие на Западе видели в маоизме адекватный ответ на вопросы, вставшие перед бывшими колониями, а отнюдь не продолжение сталинского порядка (каковым маоизм представлялся в СССР и сторонникам, и противникам «оттепели»).
Бытует также мнение, что западный маоизм целиком зародился в рамках студенческих протестов и теоретических исканий «новых левых». Но первые маоистские организации создавались бывшими членами просоветских компартий, которые после окончательного размежевания между КПСС и КПК в 1963 году встали на сторону Китая. В некоторых странах, как, например, в Австрии, выходцы из «промосковских» компартий играли ведущую роль в становлении маоизма. В ФРГ ситуация была особенной: Германская коммунистическая партия с 1956 года находилась под запретом. У ее членов не было возможности широко обсуждать советско-китайскую полемику 1962—1963 годов, но им и не пришлось публично разъяснять события XX съезда и все, что последовало за ним.
Первая организация в ФРГ, официально заявившая о своей ориентации на Пекин, была создана 5 марта 1965 года — Марксистско-ленинская партия Германии (МЛПГ)[15]. О МЛПГ до сегодняшнего дня очень мало известно. В частности, нет никаких сведений о ее подлинной численности (партия утверждала, что насчитывает 5000 человек, но это явно нереальная цифра)[16]. Известно, однако, что в своем органе «SozialistischesDeutschland» партия выдвигала националистические требования вернуть Германии ее «восточные области». Многие современники и исследователи считали МЛПГ проектом органов безопасности, направленным на дискредитацию и раскол нелегальной КПГ[17]. МЛПГ действовала строго конспиративно, ограничиваясь рассылкой своей литературы (часто замаскированной под неполитические издания). К 1968 году МЛПГ просто исчезла, не оставив никакого следа в левом движении.
Следующую попытку создать маоистскую партию предприняли хозяин пивной Вернер Хойцерот (1920—1990) и бежавший из ГДР бывший полицейский Гюнтер Аккерманн (р. 1940). Основанная ими весной 1967 года во Франкфурте Свободная социалистическая партия (ССП)[18] осталась крайне немногочисленной и малозначимой, но ССП удалось установить контакты с единомышленниками не только в ФРГ, но и в Великобритании, а Аккерманн даже нанес визит в Албанию.
Решающую роль в становлении немецкого маоизма довелось, однако, сыграть двум бывшим членам КПГ — Эрнсту Аусту и Вилли Дикхуту. Эрнст Ауст (1923—1985), выходец из семьи мелкого чиновника, был сагитирован коммунистами, будучи в британском плену; после возвращения в Германию, он долгое время издавал в Гамбурге газету «Blinkfüer» (официально независимую, но фактически придерживающуюся курса КПГ). В 1967 году Ауст покинул нелегальную КПГ, приступив к выпуску и распространению «органа марксистов-ленинистов в КПГ» — газеты «RoterMorgen». Газета рассылалась по адресам подписчиков «Blinkfüer». Ауст также установил контакт с группами, которые сочувствовали Китаю и Албании (в том числе и ССП Аккерманна и Хойцерота). Именно сплотившиеся вокруг «RoterMorgen» кружки основали в 1968—1969 годах Коммунистическую партию Германии (марксистско-ленинскую) (КПГ/МЛ)[19]. КПГ⁄МЛ считается первой маоистской партией, действовавшей в федеральном масштабе. Расчет Ауста на массовый приток разочарованных членов «московской» компартии не оправдался. Партия росла в основном за счет студентов и гимназистов. Среди немногих бывших членов КПГ в новую партию вошел Вилли Дикхут (1904—1992), рабочий, сын извозчика, вступивший в КПГ еще в 1926 году. Дикхут восемь месяцев проработал в СССР, потом был депутатом городского собрания Золингена. При нацистах Дикхут — активный участник Сопротивления — дважды арестовывался, бежал из лагеря, после войны одно время занимал в КПГ довольно высокую должность. Летом 1966 года Дикхут был исключен из партии — он выписывал китайские материалы[20] и обсуждал их в своей «первичке».
Дикхут примкнул к КПГ/МЛ в январе 1969 года. Создание партии представлялось ему преждевременным, но Ауст убедил его принять участие в процессе партстроительства. Дикхут выдвинул условие, что прежде всего необходим теоретический орган. Уже в конце апреля 1969-го вышел первый номер журнала «RevolutionärerWeg», курс которого целиком задавал Дикхут. Впоследствии в партии все более нарастали противоречия между создателем и ведущим теоретиком.
Надежды КПГ/МЛ на массовую поддержку рабочих не оправдались, но зато интерес к Китаю и маоизму среди учащейся молодежи рос стремительно. Правда, вовсе не все, кто начинал выписывать китайскую печать или слушать албанское радио (важный информационный источник для «антиревизионистов»), стремились в ряды партии Ауста и Дикхута. В студенческом движении предпринимались (а в Италии даже небезуспешно осуществлялись) попытки совместить маоизм с теориями «левых коммунистов» и «рэтекоммунистов» 1920—1930-х годов[21]: студентов в маоизме по-прежнему привлекали антиинституциональные, антибюрократические моменты. Например, Дитер Шютт (р. 1937), недолгое время бывший членом КПГ и год проживший в ГДР (откуда вернулся после ряда политических неприятностей), был поражен, сравнивая выписываемые брошюры из Москвы и Пекина: китайские коммунисты не побоялись целиком напечатать тексты своих московских оппонентов, те, в свою очередь, предпочли не доводить до читателей «вредных» аргументов противоположной стороны[22]. Шютт начал активно распространять «идеи Мао», при этом так и не примкнув к какой-либо партии.
Вообще не все маоистские организации претендовали на статус партии или протопартии. Появились, например, чисто молодежные структуры: в Западном Берлине ведущий активист движения школьников Эзра Герхардт (р. 1951, сын известного поэта Райнера Марии Герхардта) создал молодежную «Красную гвардию» (по аналогии с китайскими хунвейбинами), которая действовала во многих городах ФРГ. В Мангейме во время подавления Пражской весны от просоветской «Социалистической немецкой рабочей молодежи» откололась маоистская группа под названием «Революционная молодежь / Марксисты-ленинисты» (РМ⁄МЛ)[23], она издавала журнал «Rebell», вокруг которого группировались местные кружки с разных концов страны.
Настоящий бум маоизма в ФРГ начался после «сентябрьских стачек» 1969 года. В ходе спонтанных забастовок в металлургической и металлообрабатывающей промышленности были достигнуты невиданные за весь послевоенный период результаты[24]. Студенты из внепарламентской оппозиции вновь обрели веру в революционность рабочего класса, стали постепенно разочаровываться в теориях «новых левых» (особенно влиятельной до того момента Франкфуртской школы) и принялись усиленно изучать ленинистских теоретиков. Маоизм теперь воспринимался не как антиавторитарная теория и не только как рецепт для революционных преобразований в «третьем мире», а как конкретное руководство к партстроительству в ФРГ. Значительная часть «антиавторитарного крыла» ССНС перешла в различные маоистские организации. Как отмечает Рената Дилльманн, уже того, что маоизм имел репутацию успешной на практике теории, а также то, что революционер Мао критиковал СССР, хватало для волны увлечения китайским опытом[25].
Проектов создания «антиревизионистской» партии рабочего класса становилось все больше и больше. Многие из них были лишь кружками сугубо локального значения; другие, о которых речь пойдет ниже, с самого начала стремились стать общефедеральной организацией. У КПГ⁄МЛ были на руках козыри фактически первой маоистской партии в ФРГ (к тому же в лице Ауста и Дикхута обладающей «подлинно пролетарским руководством»), однако участники студенческих протестов предпочитали создавать собственные организации. Претензии Ауста на лидерство многим казались необоснованными, а немедленное создание «новой КПГ» — слишком скороспелым решением. На статус полноценной партии, авангарда рабочего класса и наследницы веймарской КПГ, претендовала кроме КПГ⁄МЛ лишь зародившаяся в недрах берлинского ССНС «Коммунистическая партия Германии / Организация по созданию» (КПГ⁄ОС)[26]. Остальные группы считали, что создание партии должно быть подготовлено длительной идеологической и организационной работой.
Расцвет немецкого маоизма приходится на 1970-е годы. В то время, когда в КНР «культурная революция» постепенно шла на убыль и бывших хунвейбинов высылали в сельскую местность, в ФРГ молодые радикалы состригали длинные волосы (чтобы выглядеть по-пролетарски) и шли работать на заводы и фабрики. Большинство маоистских партий требовали от кандидатов в их члены пройти испытательный срок на производстве, некоторые вообще отказывались принимать студентов и гимназистов, иногда требовалось, например, поручительство «двух индустриальных рабочих, членов организации»[27]. Чтобы придать своим организациям максимально «пролетарский характер», кандидатов с неподходящим социальным происхождением отсылали в «массовые организации» для поддержки борьбы рабочего класса. Участие в подобных организациях-сателлитах часто означало максимум обязанностей при минимуме прав[28]. Если раньше маоизм оправдывал бунт против всех авторитетов, то теперь учение «председателя Мао» стало трактоваться в духе железной дисциплины. В те годы в маоистских организациях отрицательно относились к рок-музыке, наркотикам (включая широко распространенную марихуану), броской одежде[29]. «Сексуальной революции» противопоставлялась крепкая пролетарская семья.
Поворот к консервативным ценностям парадоксальным образом оказался вполне привлекательным для многих вчерашних бунтарей. В рядах КПГ/МЛ проходили перековку бывшие сторонники «экспериментов по раскрепощению индивидуума» и «революции повседневности», участники проектов «Коммуна 1» и «Коммуна 2» — Ульрих Энценсбергер (р. 1944) и Айке Хеммер (р. 1937). Причем Хеммер действительно успешно перековался в серьезного профсоюзного деятеля. Но все же большинство членов «к-групп» были вчерашними школьниками или студентами, на производстве лучше всего шла работа с учениками, а вот рабочие постарше отдавали предпочтение социал-демократам (реже — просоветской Германской коммунистической партии (ГКП), созданной в 1969 году). Профсоюзы зачастую исключали маоистов из своих рядов (к членам ГКП такая мера не применялась), кроме того, многие участники маоистского движения пострадали от запретов заниматься профессиональной деятельностью, которые в те годы широко применялись к членам левых организаций. Особенно часто с этим запретом сталкивались учителя и преподаватели вузов. Зачастую организации сами требовали от своих членов не скрывать своих взглядов на рабочем месте, что приводило к увольнению[30].
Нагрузки, которые приходилось нести членам маоистских организаций, были колоссальны. Самой главной обязанностью неофитов становилось распространение у проходной партийной печати. Как правило, существовала определенная количественная норма. Так, например, одна бывшая сторонница КПГ⁄ОС вспоминает, что от нее требовалось продавать по 20 газет в неделю, а получалось только две[31]. Активист должен был, кроме своего основного участка работы, почти каждый день принимать участие в партийных собраниях (первичек и руководящих органов), посещать теоретические кружки, работать в одной из «массовых организаций» (молодежной, студенческой, женской, спортивной, интернационалистической), а также посещать многочисленные митинги и демонстрации. Соответственно, текучесть кадров была высокой. В 1977 году вышел сборник анонимных воспоминаний бывших членов различных маоистских организаций, которые перешли в менее догматические левые структуры. Почти все эти «ветераны движения» были глубоко разочарованы в буднях «революционного авангарда»[32]. В своей теории маоистские партии утверждали объективную историческую закономерность революции, на практике же они пытались компенсировать свои политические неудачи самоотверженным усердием своих членов, то есть — субъективным фактором.
Политические реалии маоистских групп значительно отличались от внутренней жизни компартий просоветской ориентации. КПК не стремилась координировать работу сочувствующих компартий, помощь оказывалась только литературой, но не деньгами и инструкторами. Конечно, между разными группировками шла борьба за признание со стороны Пекина, но даже наиболее признанные партии не могли рассчитывать на подготовку кадров в учебных заведениях КНР — в то время как в СССР и ГДР для таких нужд существовала специальная инфраструктура. Зачастую китайская сторона была более заинтересована в хороших отношениях с западногерманскими властями, чем со сторонниками китайской модели социализма. Так, в 1973 году в прессе появилось сообщение, что китайский посол дистанцировался от КПГ/ОС[33]. Лидер партии Юрген Хорлеманн (1941—1995) обратился к послу с письмом, в котором излагал тяжелую ситуацию своей партии и просил посла написать в газету опровержение[34]. В конечном итоге, КПГ/ОС получила право на распространение в ФРГ пекинской литературы на немецком языке и маоистских сувениров. Вообще в борьбе за признание Пекином особенно преуспела КПГ/ОС, в то время как КПГ/МЛ еще до китайско-албанского раскола установила тесные контакты с Тираной. Самая многочисленная маоистская организация ФРГ — Коммунистический союз Западной Германии (КСЗГ)[35] — организационно оформилась только в 1973 году и поэтому заметно отставала от конкурентов.
В то время как немецкие маоисты ждали из Пекина руководства к революционному действию, внешняя политика КНР все более ориентировалась на сближение с Западом против СССР. Это ставило маоистов в ФРГ в нелегкое положение. После того, как в 1974 году в рамках «теории трех миров» КНР объявила «советский гегемонизм» главной опасностью, а государственные интересы ФРГ и других европейских держав «наименьшим злом», КПГ/ОС и КПГ/МЛ (последняя, правда, ненадолго) заняли позицию «революционного оборончества». Члены этих партий были готовы бороться с «московским социалимпериализмом» в рядах бундесвера. Франкфуртская группа «Марксисты-ленинисты Германии»[36] шла на сотрудничество с крайними консерваторами из Христианско-социального союза и правыми радикалами, лишь бы остановить «советский империализм». Эрнст Ауст также был сильно озабочен национальным вопросом и требовал «объединенной и независимой от сверхдержав Германии». Некоторые маоисты постепенно приходили к выводу, что немцы тоже являются угнетенным (со стороны американских империалистов и советских ревизионистов) народом. Такая интерпретация «немецкого вопроса» сближала их с правыми этнонационалистами.
Антисоветизм делал маоистов зачастую более восприимчивыми к протестам внутри стран Восточного блока. Так, КПГ/ОС выступала в поддержку оппозиционного барда Вольфа Бирмана, которого выслали из ГДР[37]. В одной из листовок студенческой организации КПГ/ОС осуждалось «объявление сумасшедшими реакционных интеллигентов в СССР», что расценивалось как «фашистские методы»[38]. КСЗГ поддерживал польскую «Солидарность», причем поехавший с партийным заданием в Варшаву Герд Кёнен вернулся оттуда уже разочарованным в своих былых идеалах, после чего он стал видным экспертом по восточноевропейской тематике. Вообще из рядов маоистов вышло немало исследователей Восточной Европы: например историки Карл Шлёгель и Александер фон Плато, а также журналистка Хельга Хирш были членами КПГ/ОС, публицист Кай Элерс — членом гамбургского Союза коммунистов. КПГ/МЛ была единственной «антиревизионистской» организацией, которой удалось создать собственную секцию в ГДР, впрочем, быстро инфильтрированную и обезвреженную органами госбезопасности[39]. При этом вопрос о том, что конкретно знали (точнее, что могли и что хотели знать) немецкие маоисты о ситуации как в КНР, Албании или Кампучии, так и в «ревизионистских» государствах Восточного блока, еще не изучен в достаточной степени. Расхожий миф о том, что только «Архипелаг ГУЛАГ» изменил представления западных левых, должен быть подвергнут тщательной проверке. Возможно, доступ к информации был лучше, чем зачастую предполагается. До сих пор в литературе по истории «к-групп» не учтен, например, тот факт, что первая жена одного из главных немецких маоистов Юргена Хорлеманна — Рената Хорлеманн (урожденная Отт) родилась и выросла в СССР, потеряла в годы репрессий отца и попала в Германию вместе с матерью во время войны, когда этнических немцев вывезли на территорию «рейха».
Серьезным ударом для немецких маоистов стали события в КНР после смерти Мао Цзэдуна в 1976 году. Борьба Хуа Гофэна против «банды четырех», приход к власти Дэн Сяопина, установление дипломатических отношений с США и, наконец, война КНР против Вьетнама (солидарность с которым было одной из главных тем протестного движения 1960-х — начала 1970-х годов) — все это требовало от тех, кто продолжал равняться на Пекин, резкой смены воззрений. К тому же КНР было невыгодно поддерживать радикалов в тылу у НАТО, в то время как СССР считался главным потенциальным противником. Уже в 1978 году произошел раскол между КНР и Албанией. В этой ситуации лидер КПГ/МЛ Эрнст Ауст выступил с критикой «идей Мао Цзэдуна», поддержал албанский курс и стал «отцом-основателем немецкого ходжизма». Из маоистских партий наиболее крупные постепенно включились в «новые социальные движения» (экологическое, феминистское и так далее) и приняли участие в создании Партии зеленых. Даже во время наибольшего подъема движения удельный вес всех «антиревизионистских» организаций был заметно меньше ГКП, насчитывавшей около 42 000 (по другим данным даже около 57 000) членов (не считая массовых организаций). Официальное создание Партии зеленых в 1980 году подвело черту под десятилетием расцвета «марксистско-ленинского движения» в ФРГ. Впрочем, и в современной Германии продолжают существовать организации как маоистской, так и ходжистской ориентации. Их влияние в левых кругах минимально, а в отношении всей предыдущей деятельности маоистов у большинства левых бытует крайне негативная оценка.