Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2009
Славомир Горак (Slavomir Horák) (р. 1976) — научный сотрудник Института международных исследований Карлова университета в Праге, специалист по Центральной Азии. Среди его последних работ: “Dismantling Totalitarianism? Turkmenistan under Berdimuhamedow” (Washington; Stockholm, 2009), “Rusko a Střední Asie po roce 1991” (Praha, 2008), “Střední Asie mezi východem a západem” (Praha, 2005).
Славомир Горак
В поисках истории Таджикистана: о чем таджикские историки спорят с узбекскими?
В рамках национального и государственного строительства новые независимые государства неизменно используют историю в качестве одного из основных идеологических инструментов. Подобные процессы наблюдались при становлении политических режимов в Центральной и Восточной Европе после Первой мировой войны, причем даже в таких относительно демократических государствах, как Чехословакия[1]. Более близким к Центральной Азии примером того времени выступает Турция с ее официальной историографией туранизма и позже турецким национализмом Ататюрка[2]. В ходе деколонизации также возникают новые исторические теории, служащие укреплению становящихся государств и режимов в Азии, Африке и Латинской Америке.
Естественно, исторические концепции, бытующие в той или иной стране, нередко перекликались с историей соседних государств. Разные подходы к восприятию истории становились причиной не только дискуссий и споров ученых, но также и вопросом межгосударственных отношений.
Современные Узбекистан и Таджикистан — наиболее исторически связанные территории в Центральной Азии, отличающиеся после обретения независимости схожими чертами государственного и национального строительства. Становление национальных республик после распада СССР и привело, как представляется, к формированию гипертрофированных националистических идеологий, которые в случае таджиков и узбеков вполне логично противоречат и противостоят друг другу. Тем более что советская историографическая школа поддерживала поиски исторических корней той или иной нации исключительно на территории определенной советской социалистической республики — и никак не на территории других, соседних с ней[3].
Современные таджикские историки весьма болезненно реагируют на выпады со стороны узбекских историков, или “псевдоисториков” (равно как и наоборот). Именно в этих реакциях проявляются основные принципы исторической идеологии нынешнего Таджикистана, которые, затрагивая историю соседнего Узбекистана, порождают множество спорных моментов научного свойства. В силу зависимости здешней науки от государства, точнее, от государственной идеологии, споры узбекских и таджикских ученых становятся одним из факторов, влияющих на межгосударственные отношения, — наряду с национальными интересами стран или личностными характеристиками их лидеров.
В настоящей статье прежде всего мы хотели бы затронуть вопросы таджикской историографии и присущего ей мифотворчества. Среди исторических положений, выдвигаемых национальными идеологиями, характерными для Средней Азии, по мере становления нации и государства, доминируют три круга “научных проблем”. Первым из них становится поиск самого древнего прошлого данной нации на современной территории конкретного государства и за его пределами. Второй круг описывает “золотой век” нации на территории Центральной Азии или Ближнего Востока, нередко затрагивая период Средневековья или раннего Нового времени, то есть эпоху становления и распада великих империй. И, наконец, третий круг охватывает период становления современной государственности. Рассмотрим, каким образом эти три округа проявляются в Таджикистане и как их воспринимают соседи в лице узбекских историков.
Историческая родина таджиков
Фиксация появления первых представителей конкретного этноса в том или ином географическом пространстве — важная черта, свидетельствующая об истории народа. В таджикском случае имеет место миф об “историческом Таджикистане”, охватывающем значительные территории современной Центральной Азии, Ирана и Афганистана[4]. Этот “исторический Таджикистан”, по мнению некоторых таджикских авторов, существует, по крайней мере, уже 2500 лет и был создан еще Ахеменидами[5]. Еще более древним происхождением, как считают некоторые авторы, отличается арийская цивилизация на территории так называемой Арианы, в данный момент насчитывающей около 8000 лет[6]. В плане древности эта дата пока опережает все цивилизации Центральной Азии. Даже туркменская идеология сумела довести истоки своей цивилизации только до 6000 лет[7]. Здесь открывается первая тема для споров узбекских и таджикских историков и идеологов.
Ссылаясь на российских авторов XIX века, узбекские историки стараются сузить ареал “традиционного” проживания таджиков, вплоть до горных районов Памира. Одновременно они пытаются развенчать и “арийский миф”, который, по их мнению, не распространяется на таджиков. Так, академик Ахмадали Аскаров выдвигает теорию, согласно которой арийские народы, оседло жившие в Центральной Азии, представляли собой чужеземцев, пришедших в регион во втором тысячелетии до нашей эры. Как следует из его статьи, арийские племена были, скорее всего, тюрками, ведущими кочевой образ жизни. Ареал расселения тюркских/арийских племен простирается, исходя из данной концепции, от Дуная до Сибири и от Урала до южной части Центральной Азии, а Ахеменидская империя возникла в связи с перемещением тюркских/арийских племен на юг[8]. Согласно другой версии, предлагаемой узбекской историографией, предки таджиков пришли в Центральную Азию только с арабскими завоевателями в VII-VIII веках из Западного Ирана. В их миссию входил контроль над местным ираноязычным населением, то есть согдийцами[9]. Таким образом, отрицаются связи между двумя ираноязычными группами — коренными народами Центральной Азии и пришедшими народами, причем таджики относятся ко второй группе.
Основным противником идей Аскарова в Таджикистане стал директор Института истории таджикской Академии наук Рахим Масов. В отклике на статью Аскарова он пытается разоблачить его аргументы, доказывая при помощи традиционных и новейших источников истинность устоявшихся взглядов на арийскую проблематику: то есть что арийцы являются предками именно иранцев, таджиков и других индоиранских групп[10]. При этом Масов исходит из антропологической разницы между арийцами и тюрками, указывая на “более низкую” культуру тюрков по сравнению с арийцами[11]. Данная аргументация, фактически, приводит Масова к расистскому пониманию культуры и ее разделению на “высшую” и “низшую”.
Примером попытки научно подкрепить тезис о происхождении современных таджиков от арийцев служит обширная монография Ибрагима Умарзоды “История цивилизации арийцев”[12]. В этой публикации арийцы предстают основателями европейской цивилизации; здесь также доказывается, что заселение Европы было осуществлено исключительно арийскими племенами. В качестве интересных примеров воздействия арийцев на Европу Умарзода приводит данные некоторых европейских ученых о влиянии древнеперсидского языка на финский язык[13]. Помимо заселения Европы, арийцы (и туранцы как их ветвь) стали, в его трактовке, основоположниками Вавилонской империи, зороастризма и других цивилизационных феноменов[14].
Как уже отмечалось, процесс становления таджикского общества, по мнению части узбекских историков, происходил прежде всего в горных районах Памира и Гиндукуша. Хотя некоторые узбекские авторы признают происхождение таджиков от среднеперсидской империи Сасанидов, одновременно они отрицают их вклад в историю и культуру средневековой Центральной Азии. В частности, узбекский профессор Гога Хидоятов в реплике по поводу собственной книги “Крушение Саманидов” размещает район проживания людей, называющих себя арийцами, в долинах современного Гиндукуша. Данный факт подтверждался еще в XIX веке британскими исследователями, а сам автор упомянутого сочинения исследовал эти племена во время своего пребывания в северном Пакистане[15]. Подобным образом Хидоятов пытается развеять миф о так называемых “равнинных таджиках”. По его мнению, таковые вовсе не существовали, а их место занимали так называемые “эрони”[16]. Действительно, поддержкой в этом плане ему служит самоидентификация с “эрони”, практикуемая некоторыми ираноязычными жителями Бухары или Самарканда[17]. При этом узбекский автор характеризует жителей северного Таджикистана — нынешней Согдийской области — как “зажиточных, самодовольных, самоуверенных, во всем подражавших иранцам, чванливых, хвастливых, говоривших на фарси, мечтавших о Тегеране, заискивавших перед иранцами”[18]. Иными словами, в рамках такой логики “хорошие” узбеки жестко противопоставляются “плохим” таджикам.
Со своей стороны, таджикские историки прямо противоположным образом идеализируют особенности своего народа, подчеркивая и возвеличивая миролюбие таджиков, которые “ни с кем не воевали, не подвергали никого насилию и жестокости”[19]. Ссылаясь на классических исследователей Центральной Азии, они утверждают, что именно таджики были здесь аборигенами, в то время как узбеки лишь приняли от таджиков образ жизни и культуры[20]. Причем подчеркивается, что именно термин “таджик” в XIX веке использовался для повседневной идентификации проживающих в Центральной Азии народов[21].
Бóльшая часть узбекских историков все-таки признает наличие в Центральной Азии наряду с узбекскими группами представителей иранских/ираноязычных групп. По мнению Аскарова, в рамках этногенеза узбекского народа произошло слияние тюркских и ираноязычных народов, последние из которых позже стали перенимать тюркскую речь[22]. Правда, подкорректировавший эту идею Ахмедов все же находит первые следы узбеков еще в античности, ссылаясь на таких авторов, как Плиний или Птолемей. Другие пласты этногенеза узбеков относятся к VII-VIII векам, а также к более поздним эпохам Караханидов и Сельджукидов. Смешение нетюркских народов — согдийцев или хорезмийцев — с тюркскими легло, согласно этой концепции, в основу протоузбекского этноса. Этот подход дает право считать узбеками таких деятелей, как Ибн Сина, аль-Хорезми, аль-Фергани и других[23]. Узбекские историки критикуют “этническую исключительность арийцев”[24], вписывая узбеков в арийский контекст при помощи археологических источников, подтверждающих, по их мнению, тюркское происхождение арийских племен[25]. Со стороны таджикской историографии на эту линию довольно характерно реагирует Масов, который говорит об узбеках как о “конгломерате тюрко-монгольских племен и коренного населения земледельческих оазисов”[26].
Как видно из вышеизложенного, миф об арийской цивилизации стал одним из ключевых сегментов исторической идеологии таджикского режима, а также одной из основ его противопоставления соседнему Узбекистану. Опираясь на классиков российского и советского востоковедения, таджикские историки и, соответственно, идеологи, определили таджиков в качестве единственных законных наследников арийской цивилизации в Центральной Азии. Поддержанию данного аргумента послужил, в частности, “Год арийской цивилизации”, помпезно отмеченный в республике в 2006 году. Таким образом, именно историческая наука помогает формировать идеологический образ высокой культуры арийцев (то есть таджиков) в противовес образу отсталой кочевой культуры тюрков (то есть узбеков).
Саманиды, или Средневековый Таджикистан
Подобно государству Амира Тимура в средневековом Узбекистане, самой выдающейся эпохой для таджиков того времени выступало Саманидское государство. Фигура Исмоила Сомони[27] в качестве предка современных таджиков появляется уже у Садриддина Айни[28] и самого известного таджикского историка Бободжона Гафурова[29]. Интересно, что в поздних советских и первых постсоветских учебниках Саманиды никак не выделялись из общего фона правителей феодальной эпохи[30]. Зато в нынешней таджикской историографии идеализированный образ Сомони явно претендует на роль “предводителя современных таджиков”[31].
Одним из важнейших факторов этногенеза таджиков в эпоху Саманидов, согласно таджикскому толкованию истории, считается завершение процесса формирования таджикской нации[32]. Как пишет академик Нугмон Негматов, время Саманидов стало продолжением “точик эхё” (таджикского возрождения), начавшегося еще при Сасанидах. Его выражением стали мировые достижения науки (Ибн Сина, аль-Беруни) и литературы (Фирдоуси)[33]. Здесь уместно упомянуть, что еще академик Василий Бартольд указывал на то, что вытеснение согдийского языка таджикским произошло именно в эпоху Саманидов[34]. В конце советской эпохи академик Мухаммаджон Шукуров предложил теорию “Большого Хорасана” (“Хуросони бузург”), которая возвеличивала единое пространство, простиравшееся от северо-восточного Ирана до нынешнего Таджикистана, объединенного как раз во времена Саманидов[35]. Как предполагалось, именно эта хорасанская идентификация отделила нынешних таджиков от иранцев[36].
Таджикские историки преподносят Саманидское государство как “высшую точку исламской цивилизации”. Именно из империи Саманидов, утверждают они, происходят все культурные обретения Европы раннего Нового времени[37]; кроме того, в свое время это государство считалось самым сильным на планете[38]. В современной таджикской историографии империя Саманидов предстает также образцом государственного управления — как эффективная, стройная и простая государственная структура[39]. Соответственно, с уничтожением Саманидского государства “тюрками-монголами” была уничтожена самая передовая культура туранской (арийской) цивилизации[40].
Как отмечали многие наблюдатели, идеологическим олицетворением этого культа в современном Таджикистане стали торжества по поводу 1100-летия эпохи Саманидов, проведенные в 1999 году под эгидой ООН. В центре Душанбе был воздвигнут памятник Исмоилу Сомони, о котором городской фольклор говорит как об иконе Эмомали Рахмонова. В честь Сомони была переименована самая высокая гора Таджикистана (бывший пик Коммунизма), центральные улицы многих таджикских городов и современная таджикская валюта. Таджикский культ Исмоила Сомони и его империи естественным образом зеркально противопоставляется культу Амира Тимура в соседнем Узбекистане: торжества по случаю 1100-летия Саманидов в Таджикистане в 1999 году стали своеобразной реакцией на празднование 660-летия Тимура в Узбекистане в 1996-м.
В целом можно констатировать явное преувеличение таджикскими историками роли и значения Саманидского государства, которое предлагается считать едва ли не оплотом просветительства в Европе и мусульманском мире в Средние века[41]. Причем идея превосходства Саманидов пропагандируется самим лидером нации, который, собственно, и дал первый толчок к возвеличению этой династии[42], позволив потом придворным идеологам и официальным историкам развить идею об ее гипертрофированном культурно-историческом значении. Автор этих строк отнюдь не стремится к недооценке величайшего культурного наследия Саманидской империи, однако данный подход таджикских историков (и конкретно Ибрагима Умарзоды) явно игнорирует достижения других частей мусульманского мира.
Естественно, подобные построения не могли не вызывать встречной реакции со стороны узбекской исторической науки. Здесь стоит обратить особое внимание на монографию упоминавшегося выше профессора Хидоятова “Крушение Саманидов”. Основным тезисом, пронизывающим всю книгу, является отрицание политического величия и культурного влияния Саманидской империи. Хидоятов указывает на то, что Саманиды были всего лишь наместниками багдадского халифа. Узбекский автор упрекает таджиков в стремлении искусственно конструировать собственную историю, причем для ее полноценной реконструкции, по его мнению, просто не хватает источников[43]. В целом же он, подобно своим таджикским коллегам, впадает в преувеличения, но с противоположным знаком. Есть, впрочем, узбекские специалисты, отстаивающие более мягкие позиции. Например, академик Аскаров утверждает, что становление таджиков действительно произошло во времена Саманидской империи. Однако этот специалист считает их не более чем иранизированной частью тюркских народов, сложившейся в ходе слияния тюрков и иранцев в Центральной Азии в VI-VII веках нашей эры[44].
Создание независимого Таджикистана
Вопрос о создании Таджикской ССР, а точнее, об отделении этой советской республики от тогда уже существовавшей Узбекской ССР в 1929 году, остается одним из самых серьезных камней преткновения для узбекских и таджикских историков. Разделение границ по этническому признаку всегда несет в себе множество причин для недовольства то одной, то другой стороны. Дело в том, что термины “узбек” и “таджик” до момента разделения не воспринимались в плоскости противопоставления “или-или”, но дополняли друг друга по формуле “и то и другое”. Тем более что в регионе проживало значительное число так называемых “сартов”, причем толкование этого термина местными народами и внешними исследователями носило довольно расплывчатый характер: под “сартами” в разных контекстах могли подразумеваться как нынешние таджики, так и нынешние узбеки[45].
После образования Таджикской АССР в составе Узбекской ССР возникла необходимость упразднить идентификатор “сарт” и размежевать идентичности “таджик” и “узбек” без какой-либо промежуточной категории. Принцип “и то и другое” преобразовался в принцип “или то или другое”. Но из-за этнической, религиозной, культурной смешанности указанных территорий невозможно было установить четкие этнические границы новых административных единиц. Последствия этого факта напоминают о себе до сих пор.
С начала 1990-х годов таджикская сторона начала предъявлять территориальные претензии на “исконные таджикские территории”, в частности, на Бухару, Самарканд и сопредельные земли[46]. Группа таджикских историков во главе с Рахимом Масовым приводит доказательства ущемления таджикского народа со стороны пантюркистской элиты в Бухарской Народной Республике и позже в Узбекской ССР. Сам Масов выступает с тезисом о “вытеснении” таджиков из культурных центров в горные районы и “ассимиляции” тех таджиков, которые подверглись в 1920-е годы узбекизации[47]. При национально-территориальном размежевании Средней Азии, по логике этой группы, надо было создавать, скорее, Таджикскую ССР, а в ее рамках — Узбекскую АССР[48].
Если рассуждать в перспективе “большого Таджикистана” (как его довольно нейтрально представляет Сергей Абашин[49]), или “исторического Таджикистана” (как его с явной идеологической подоплекой трактует Нугмон Негматов[50]), то его территория должна охватывать весь ареал проживания таджиков, то есть простираться от иранского Хорасана и северного Афганистана, включая территорию нынешнего Таджикистана и других стран Центральной Азии, вплоть до Китая. Негматов активно пользуется термином “маленький современный Таджикистан”; это выражение призвано фиксировать явный ущерб, нанесенный таджикскому народу при создании его нынешней государственности. Как отмечает Абашин, символическим свидетельством этой фрустрации стал памятник Сомони на центральной площади Душанбе с размещенной в его основании картой “большого Таджикистана”, охватывающей перечисленные территории[51]. Рахим Масов обвиняет так называемых “пантюркистов” в том, что они приписывают таджикам оскорбительные эпитеты — “отсталый”, “невежественный”, “дикарь”[52]. Пантюркисты, по мнению ряда таджикских историков, целенаправленно отрицают существование таджикского народа, считая его “иранизированной тюркской дробью”[53].
Объединившаяся вокруг Масова группа ученых выступает с обвинениями в “предательстве” в адрес тех таджиков, в паспортах которых проставлена национальность “узбек”. Подобные мотивы звучат, например, в публикациях о становлении советского Таджикистана в 1920-е годы, где к числу предателей-таджиков причисляются бывшие представители джадидов, в частности Файзулла Ходжаев и Абду Кадыр Мухитдинов, а также Чинор Имамов, делегат таджиков в территориальной комиссии Средазбюро[54]. Именно эти представители “обузбеченных таджиков” и приверженцев “пантюркизма”, а позже “панузбекизма”, по мнению таджикских историков, не позволили в 1924 году таджикам полноправно обсуждать вопросы самоопределения Таджикистана в рамках территориального размежевания[55]. Как пишет Масов, “в период нашей новейшей истории у нас отняли, с помощью наших же отуреченных таджиков-карьеристов, исконную территорию, культурные центры”[56]. Этот историк обличает также и многих сегодняшних таджикизированных узбеков, которые “вредят” интересам таджикского языка в Узбекистане[57].
Более умеренные таджикские историки указывают, что наряду со многими отрицательными последствиями разделения, выделение меньшей территории для Таджикской АССР (и позже ССР) все же имело свои положительные особенности; среди них — приостановка тюрко-монгольских попыток ассимиляции таджиков, вовлечение таджиков в политическую деятельность, стимулирование обособления политики от религии[58]. По нашему мнению, сам факт создания такой территориальной единицы внес больший вклад в государственное строительство, чем вся идеология Саманидской империи. Подобного мнения, кстати, придерживаются и некоторые авторы из Таджикистана[59].
Узбекские историки, в свою очередь, связывают советский и постсоветский Таджикистан именно с упоминавшимися выше “горными” таджиками, якобы сумевшими взять верх над таджиками “равнинными”. Именно у этих “горных” таджиков проявились все “плохие” черты, традиционно, как они считают, присущие данной группе: тяга к наркотикам, готовность убивать и так далее[60]. Современная узбекская идеология вообще пытается не признавать наличия таджиков (как и других наций) в качестве самостоятельного целого в рамках Узбекистана. Согласно официальной доктрине, таджики являются частью единого — узбекского — народа, говорящего на двух языках[61]. Термин же “сарт” в узбекском толковании связывается с оседлым населением, в том числе преимущественно с тюркоязычными или ираноязычными узбеками.
Узбеки также всячески подчеркивают “всестороннюю поддержку Таджикской АССР со стороны более развитой Узбекской ССР”[62]. В качестве “подарка” Таджикистану толкуется и передача ему “узбекских земель” — Ленинабадской (ныне Согдийской) области, — хотя таджики в ответ приводят цифры, свидетельствующие об изначальном преобладании в этих районах населения, говорящего по-таджикски. Президент Рахмонов и его идеологи, отстаивающие самобытность исторического прошлого таджиков, в глазах многих узбекских историков считаются едва ли не расистами, пытающимися, вооружившись идеологией расового превосходства, захватить чужие территории — в частности Самарканд и Бухару[63].
Изучая вопрос территориального размежевания в Центральной Азии и разное восприятие этого процесса в Таджикистане и Узбекистане, российский этнограф Сергей Абашин обращает внимание на то, что “защита” таджикским руководством таджикского населения вне границ Таджикистана ограничивается исключительно Бухарой и Самаркандом. Наличие таджикских диаспор в других местах Центральной Азии, включая, например, Ферганскую долину, не говоря уже об Афганистане, в этом дискурсе попросту не учитывается[64]. Данное обстоятельство, действительно, придает таджикскому национализму явно антиузбекскую окраску.
Заключение
Укрепление независимости Узбекистана и Таджикистана сопровождается становлением взгляда на их собственную историю, вписываемую в рамки государственной идеологии. При этом из-за взаимного переплетения исторических путей обоих государств одни и те же исторические события, интерпретируемые в националистической перспективе, получают диаметрально противоположные оценки. Как результат — в историографии Центральной Азии господствует что-то вроде “игры с нулевой суммой”: положительные черты одного народа оборачиваются отрицательными чертами другого. Позиция многих историков, придерживающихся тезиса об органической и неразрывной ирано-тюркской и, соответственно, таджикско-узбекской взаимосвязи[65], почти не доходит до среднего “потребителя идеологии”.
Не удивительно, что тему узбекско-таджикских отношений в истории взаимных контактов и связей с большей готовностью разрабатывает таджикская сторона: историки из Таджикистана, в силу доминирующей здесь научной парадигмы, вынуждены постоянно нападать на узбекских коллег. При этом узбекская историография, взятая в целом, предпочитает другие темы — в частности, отношение Узбекской ССР к России или положение узбеков в Центральной Азии и в Советском Союзе. Взаимосвязи узбеков и таджиков затрагиваются в ней в основном в рамках откликов на некоторые заявления и декларации таджикской стороны.
Описанные здесь научные дискуссии и используемые в них стереотипы, к сожалению, уже нашли отражение в идеологиях соответствующих политических режимов, а также в образовательном процессе в обеих странах. Некоторые политические деятели, а вслед за ними придворные историки и идеологи, стараются разъединить два наиболее близких народа Центральной Азии. Можно с уверенностью сказать, что внедрение подобных идеологических схем, сокращение знаний друг о друге, а также элементарная нехватка взаимных контактов со временем подготовят почву для разжигания отчуждения между узбеками и таджиками и на бытовом уровне.
__________________________________________________________________
1) См. прежде всего публикацию: Rak J. Bývali Čechové: české historické mýty a stereotypy [Были чехи: чешские исторические мифы и стереотипы]. Jinončany: H&H, 1994. В этой связи интересна работа о культе исторической фигуры св. Вацлава: Placák P. Svatováclavské milénium. Češi, Němci a Slováci v roce 1929. Praha: Babylon, 2002.
2) Gökalp Z. The Principles of Turkism. Leiden: E.J. Brill, 1968. Об османской истории см., например: Фадеева И.Л. Официальные доктрины в идеологии и политике Османской империи (османизм — паносманизм). XIX — начало XX в. М.: Наука, 1985.
3) Абашин С. Национализмы в Средней Азии: в поисках идентичности. СПб.: Алетейя, 2007. С. 7-8.
4) См.: Сагдеев А., Ртвеладзе Э. Современные мифы народов Центральной Азии. Ташкент: Узбекистон, 2006.
5) Негматов Н. Таджики. Исторический Таджикистан. Современный Таджикистан. Гиссар, 1992. С. 4. См. также: Рахмонов Э. Таджики в зеркале истории. Книга первая: от арийцев до Саманидов. Лондон; Душанбе, 2000.
6) Негматов Н. Кто такие таджики? // ИА “Varorud”. 2008. 28 марта (www.varorud.org/index.php?option=com_content&task=view&id=1868&Itemid=112). Данный тезис приводится также в следующей работе: Умарзода И. История цивилизации арийцев. Душанбе, 2006. С. 62.
7) Гундогдыев О. Вся вселенная в одном узоре… Не менее шести тысячелетий живет туркменское ковровое искусство // Turkmenistan.ru. 2002. 22 августа (www.turkmenistan.ru/?page_id=9&lang_id=ru&elem_id=1392&type=event&highlight_words).
8) Аскаров А. Арийская проблема: новые подходы и взгляды // История Узбекистана в археологических и письменных источниках / Под ред. А.А. Анарбаева. Ташкент: ФАН, 2005. С. 81-91 (см. электронную версию этого текста: www.centrasia.ru/newsA.php?st=1138060920).
9) Ахмедов А. Возвращаясь к истории “арийцев” (к полемике между Р. Масовым и А. Аскаровым) // ЦентрАзия. 2006. 20 января (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1137746820).
10) Масов Р. Тюркизация арийцев: чушь или недомыслие? Ответ на статью А. Аскарова “Арийская проблема: новые подходы и взгляды” // ЦентрАзия. 2006. 6 января (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1136562180).
11) Он же. Фальсифицировать и присваивать чужую нацисторию нельзя (ответ пантуркистам) // ЦентрАзия. 2006. 9 марта (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1141856700).
12) Умарзода И. Указ. соч.
13) Там же. С. 78.
14) Там же. С. 53.
15) Хидоятов Г. Вот так гальча стали арийцами (ответ поклонникам и почитателям Саманидов) // ЦентрАзия. 2007. 19 октября (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1192745880).
16) Там же.
17) В настоящее время, однако, идентификатор “эрони” используется многими таджиками для того, чтобы избежать лишних проблем с узбекскими властями. Большинство этих людей считает себя таджиками, хотя в паспортах многих из них записано, что они узбеки (интервью автора в Бухаре в августе 1999 года и ноябре 2008-го).
18) См.: Хидоятов Г. Указ. соч.
19) См. характеристики таджикского народа в работе: Масов Р. Таджики: история с грифом “Совершенно секретно”. Душанбе: Центр издания культурного наследия, 1995. С. 135-157.
20) См.: Шишов А. Таджики [репринт издания 1911 года]. Алматы, 2006. С. 83-84.
21) См., например, краткое описание Бухарского эмирата, Кокандского и Хивинского ханств у венгерского путешественника Арминия Вамбери: Вамбери А. Путешествие по Средней Азии. М.: Восточная литература, 2003. С. 267, 273-274.
22) См.: Аскаров А. Указ. соч.
23) Ахмедов А. Возвращаясь к истории “арийцев”.
24) Аскаров А. Дискуссия по арийской проблеме в ЦентрАзии (2-й ответ паниранистам) // ЦентрАзия. 2006. 7 апреля (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1144357800).
25) Он же. Антинаучная позиция панираниста (ответ на статью Р. Масова “Тюркизация арийцев”) // ЦентрАзия. 2006. 25 января (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1138149000).
26) Масов Р. Дома — таджики, на работе — узбеки… Хватит фальсифицировать историю Средней Азии! (ответ) // ЦентрАзия. 2006. 17 апреля (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1145219760).
27) Фонетика литературного языка — как у таджиков, так и у узбеков — имеет склонность к “оканью”, в то время как в русскоязычной традиции (особенно в научной литературе) устоялось написание через “а”. По этой причине мы используем более близкое к языку оригинала написание имени собственного — Исмоил Сомони, но одновременно и устоявшиеся в научном обороте термины Саманиды, Саманидское государство. — Примеч. ред.
28) См.: Рахмонов Э. Точикон дар оинаи таърих. Таджики в зеркале истории. Tajiks in the reflection of history. Душанбе, 1996. С. 37 прим.
29) См.: Гафуров Б. Таърихи мухтасари халки точик [Очерки истории таджикского народа]. Сталинобод, 1947.
30) См.: Литвинский Б.А., Мухтаров А. История таджикского народа, 8/9 класс. Душанбе: Маориф, 1992. С. 31-33.
31) См.: Гаффори В., Саидов З. Вдохновитель национального ренессанса. Душанбе: НИАТ Ховар, 2007.
32) См.: Гафуров Б.Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. Т. 2. Душанбе: Ирфон, 1989. С. 86-95. Анализ данной проблемы см. также: Nourzhanov K. The Politics of History in Tajikistan: Reinventing the Samanids // Asia Quarterly. 2001. Vol. 5. № 1 (www.asiaquarterly.com/content/view/92/40/); Rahmonov E. Tajiks in the Mirror of the History: From the Aryans to the Samanids. Vol. I. Guernsey: London River Editions, 2002. P. 110.
33) Негматов Н. Феномен материальной культуры Центральной Азии эпохи Саманидов // Вклад эпохи Саманидов в культурное наследие Центральной Азии. Материалы международного семинара. Душанбе: Адиб, 1999. С. 48.
34) Бартольд В.В. История Туркестана // Бартольд В.В. Собрание сочинений. Т. 2. Ч. 1. С. 121.
35) См.: Шукуров М. Хуросон аст ин чо [Хорасан — здесь]. Душанбе, 1997.
36) См.: он же. Таджикистан: муки воспоминаний // Национальные истории в советском и постсоветском пространствах / Под ред. К. Аймермахера, Г. Бордюгова. М.: АИРО-ХХ, 1999. С. 247.
37) Умарзода И. Указ. соч. С. 14.
38) Там же. С. 168.
39) Рахмонов Э. Приветствие Э.Ш. Рахмонова, президента Республики Таджикистан // Вклад эпохи Саманидов… С. 10. Данная характеристика появляется и у Гафурова, однако этот автор отмечает, что стройная бюрократия еще не свидетельствует об эффективной централизации государства (Гафуров Б.Г. Таджики… С. 52).
40) Умарзода И. Указ. соч. С. 130.
41) Там же. С. 164.
42) Асадуллаев И. Лидер как индивидуальный автор коллективного творчества // ЦенртАзия. 2009. 26 апреля (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1240690980).
43) Хидоятов Г. Крушение Саманидов. Ташкент; Москва, 2004. С. 17.
44) См.: Аскаров А. Арийская проблема: новые подходы и взгляды.
45) О проблеме “сартов” см., например: Абашин С. Указ. соч. С. 164-175; Ильхамов А. Археология узбекской идентичности // Этнографическое обозрение. 2005. № 1. С. 25-47.
46) См.: Масов Р. История топорного разделения. Душанбе: Ирфон, 1991.
47) См.: он же. Таджики: вытеснение и ассимиляция. Душанбе: Ирфон, 2003.
48) Там же. С. 85.
49) См.: Абашин С. Национализмы в Средней Азии: истоки и особенности // Свободная мысль. 2007. № 7. С. 138-149.
50) Негматов Н. Таджики… С. 23.
51) Абашин С. Национализмы в Средней Азии: истоки и особенности. С. 147.
52) Масов Р. “Наследие” мангытской власти, или Почему академик Масов не согласен с академиком Шукуровым [рукопись]. Душанбе, 2002. С. 3-4.
53) История таджикского народа. Т. 5. Новейшая история 1917-1945 гг. / Под ред. Р. Масова. Душанбе: Институт истории, археологии и этнографии АН Республики Таджикистан, 2004. С. 378.
54) Там же. С. 356-357, 368.
55) Там же. С. 365-366.
56) Масов Р. Фальсифицировать и присваивать чужую нацисторию нельзя…; см. также: Каландаров И., Джамалова Н. Организация Таджикской автономной советской социалистической республики [рукопись].
57) См.: Масов Р. “Наследие” мангытской власти… С. 8-9.
58) Маммадазимов А. Политическая история таджикского народа. Душанбе: Дониш, 2000. С. 278-279. См. также: История таджикского народа. Т. 5. С. 378.
59) Имом Ш. Таърихии бедории милли ва истиқлоли Точикистон [История национального пробуждения и независимости Таджикистана]. Душанбе: Санатулло, 2003. С. 99.
60) Хидоятов Г. Вот так гальча стали арийцами.
61) Каримов И. Наша высшая цель — независимость и процветание Родины, свобода и благополучие народа. Речь на встрече с представителями интеллигенции и общественности Таджикистана. Душанбе, 16 июня 2000 года (http://2004.press-service.uz/rus/knigi/9tom/8tom_37.htm).
62) Рахимов С. История временщикам не подвластна. Исмоил Сомони — псевдооснователь таджикского государства // ЦентрАзия. 2008. 11 января (www.centrasia.ru/newsA.php?st=1200056820). Таджикские историки, напротив, отмечают роль “ассимилированных” таджиков в становлении и развитии культуры Узбекистана в годы Советской власти (см.: Масов Р. Таджики: вытеснение и ассимиляция. С. 95).
63) См.: Хидоятов Г. Вот так гальча стали арийцами.
64) Абашин С. Национализмы в Средней Азии: истоки и особенности. С. 148.
65) Назаров Р., Алиева В., Юнусова Д. Тюрко-иранский этносимбиоз в истории Центральной Азии. Тезисы докладов международной научной конференции “Ломоносов-2008”. МГУ имени М.В. Ломоносова. Москва, 2008 (www.lomonosov-msu.ru/archive/Lomonosov_2008/Nazarov&Alieva&Yunusova.pdf).