Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2009
Альберт Кашфуллович Байбурин (р. 1947) — этнограф, декан факультета антропологии Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Альберт Байбурин
К предыстории советского паспорта (1917—1932)[1]
Габриэлю Суперфину
Всякий порядочный русский человек состоит из трех частей:
души, тела и паспорта.
Пословица[2]
Паспорт — один из самых интересных документов в истории взаимоотношений между государством и человеком. Созданный для идентификации человека и контроля над его передвижениями (собственно для преодоления границ), он постепенно вобрал в себя множество значений, подчас весьма далеких от начальных. К советскому паспорту это относится, наверное, в большей степени, чем к любому другому. Советский паспорт не просто документ, удостоверяющий личность человека, — это своего рода сверхдокумент, который во многих ситуациях имел большее значение, чем сама «личность», которую он удостоверял. В советской государственной практике разрешение на пересечение границы актуально лишь для так называемого заграничного паспорта. Внутренний паспорт — особое явление. Он не просто удостоверяет личность, но является документом, без которого человек буквально «выпадает» из общественной жизни. Без паспорта нельзя было не только устроиться на работу, определить ребенка в детский сад и школу, выйти замуж или жениться, наконец, умереть, но и осуществить такие, казалось бы, простые действия, как стать читателем библиотеки или получить почтовую бандероль. Впрочем, прошедшее время здесь вряд ли уместно, так как почти все перечисленные функции сохраняются и за современным российским паспортом.
История советского паспорта, на протяжении которой он «обрастал» новыми функциями и значениями, весьма поучительна[3]. Но, пожалуй, не менее интересна его предыстория, тот период, когда прежняя (дореволюционная) паспортная система оказалась разрушенной, а новая (советская) еще только создавалась. Этому фрагменту истории «главного документа» советского человека и посвящена эта небольшая статья.
На момент прихода к власти большевиков в России действовало принятое в 1894 году «Положение о видах на жительство»[4], которое являлось основой всей паспортной системы Российской империи. Оно появилось в результате многолетней работы паспортной комиссии под председательством статс-секретаря Дмитрия Сольского, которая начала свою деятельность через восемь лет после реформы 1861 года. «Положение» корректировалось «Уставом о паспортах», принятым в 1903 году, и именным высочайшим указом от 5 октября 1906 года, но основные его положения оставались неизменными.
В соответствии с указанными постановлениями, лица, проживавшие по месту постоянного жительства, не обязаны были иметь паспортов (достаточно было того, что они приписаны к месту, службе или обществу)[5]. Получение паспорта было необходимым лишь при отъезде далее чем на 50 верст и дольше чем на 6 месяцев. Женщинам паспорт мог быть выдан лишь с разрешения мужа или отца. Только с 1914 года женщинам стали выдавать паспорта без разрешения мужчин.
Менять постоянное место жительства могли все категории населения, кроме податных сословий (с 1906 года и они получили такую возможность). Ограничения касались также еврейского населения (проживание в «черте оседлости»), цыган, а также лиц, судимых и находящихся под надзором полиции. При необходимости паспорта выдавались даже тем, кто отбыл наказание, но с некоторыми условиями: только с разрешения полиции, делались отметки о судимости и ограничивались места проживания[6]. С 1903 года на основе «Устава о паспортах» гражданам России выдавались «виды на жительство». С 5 октября 1906 года официальный документ, удостоверяющий личность граждан в России, стал называться «паспортной книжкой».
По типу выдаваемых паспортов все население империи было разделено на две категории. К первой относились дворяне, офицеры, почетные граждане, купцы и разночинцы. Им выдавались бессрочные паспортные книжки. Ко второй — мещане, ремесленники и сельские обыватели, то есть люди податных сословий. Для второй группы предусматривалось три вида на жительство: 1) паспортные книжки (выдавались на пять лет при условии отсутствия задолженностей по сборам и платежам; в них указывался годовой размер сборов, и полиция отбирала паспорта у тех, кто не уплачивал установленного в срок); 2) паспорта (выдавались на срок до одного года независимо от наличия недоимок и согласия других лиц); 3) бесплатные виды на отлучку (выдавались на срок до одного года пострадавшим от неурожая, пожара, наводнения). Они могли быть выданы и лицам моложе восемнадцати лет[7].
Как видим, в основе функционирования дореволюционной паспортной системы лежали два принципа: сословного деления и закрепленности человека за определенным местом жительства[8].
Заграничные паспорта выдавались сроком на пять лет всем, кто достиг двадцатилетнего возраста, при наличии свидетельства об отсутствии законных препятствий к отъезду, которое нужно было получить в полиции. О том, что заграничные паспорта выдавались практически без ограничений, свидетельствуют цифры: за один только 1911 год из России выехало 10,6 миллиона человек, включая 7,2 миллиона русских подданных[9]. Прибывающие в Россию иностранцы получали паспорт сроком на один год с указанием места проживания. Некоторые ограничения в порядке выдачи паспортов правительство ввело в период Первой мировой войны (1914—1918), что было связано с условиями военного времени. Как бы там ни было, «Положение о видах на жительство» 1894 года действовало вплоть до ноября 1917-го, а сами виды на жительство и паспортные книжки имели хождение еще долгое время (официально — до 1923 года, когда были введены удостоверения личности, а фактически гораздо позже).
Свое отношение к существовавшей в России паспортной системе Владимир Ленин выразил еще в 1903 году, будучи в Лондоне. В брошюре «К деревенской бедноте» он писал:
«Социал-демократы требуют для народа полной свободы передвижения и промыслов. Что это значит: свобода передвижения? Это значит, чтобы и в России были уничтожены паспорта (в других государствах давно уже нет паспортов), чтобы ни один урядник, ни один земской начальник не смел мешать никакому крестьянину селиться и работать, где ему угодно. Русский мужик настолько еще закрепощен чиновником, что не может свободно перевестись в город, не может свободно уйти на новые земли. Министр распоряжается, чтобы губернаторы не допускали самовольных переселений: губернатор лучше мужика знает, куда мужику идти! Мужик — дитя малое, без начальства и двинуться не смеет! Разве это не крепостная зависимость? Разве это не надругательство над народом, когда всякий промотавшийся дворянчик командует взрослыми хозяевами-земледельцами?»[10]
Эти слова будущего вождя революционного пролетариата приводятся каждый раз, когда речь заходит о начальном этапе создания нового законодательства. Казалось, что мечты сбываются. Через считанные дни после октябрьского переворота паспортная система Российской империи была по сути дела объявлена недействительной. 11 (24) ноября 1917 года был обнародован декрет Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) и Совета народных комиссаров (СНК) «Об уничтожении сословий и гражданских чинов»:
«Ст. 1. Все существовавшие доныне в России сословия и сословные деления граждан, сословные привилегии и ограничения, сословные организации и учреждения, а равно и все гражданские чины упраздняются.
Ст. 2. Всякие звания (дворянина, купца, мещанина, крестьянина и пр.), титулы (княжеские, графские и пр.) и наименования гражданских чинов (тайные, статские и проч. советники) уничтожаются, и устанавливается одно, общее для всего населения России, наименование граждан Российской Республики»[11].
Поскольку паспортная система основывалась на сословном делении (для разных сословий существовали разные правила учета и разные «виды на жительство»), упразднивший его декрет практически уничтожил прежнюю паспортную систему. Причем ее разрушение произошло именно тогда, когда динамика перемещений населения (вследствие войны и революционных потрясений) была наиболее высокой, то есть когда и второй принцип (закрепленности человека за определенным местом) перестал работать. В результате прежняя паспортная система (то есть система учета и контроля населения империи) рухнула. Успешно разрушив внутреннюю паспортную систему, новая власть первым делом озаботилась возведением барьеров между советской Россией и остальным миром. Уже 2 декабря 1917 года Троцкий издал приказ о «визации паспортов» при въезде в РСФСР[12]. Отныне въезд в пределы советской России разрешался лишь лицам, имевшим паспорта, заверенные единственным в те дни советским представителем за рубежом Вацлавом Воровским, находившимся в Стокгольме. Тремя днями позже «впредь до дальнейших распоряжений» нарком НКВД Григорий Петровский распорядился о запрещении выезда из РСФСР граждан воевавших с Россией государств без разрешения местных советов[13]. Вот как писал об этом Юрий Фельштинский, исследовавший историю закрытости советского государства: «Это была робкая и осторожная поступь неопытной советской власти. К концу декабря 1917-го она изобрела общие положения о въезде и выезде, да такие, каких не знала еще ни Россия, ни Европа. Здесь были одновременно и паспорта с фотографиями, и “надлежащие печати”, и специальные разрешения со специальными подписями, специальные же представители НКВД и НКИД [Народного комиссариата по иностранным делам. — Примеч. ред.]; здесь предусматривались обыски и личные осмотры для всех, включая женщин, стариков и детей (лишь для дипломатов, в соответствии с международными нормами, делались исключения). Здесь конфисковывалось, конечно же, все “не дозволенное к провозу”, и запрещался вывоз документов, могущих “повредить” экономическим или политическим интересам еще толком-то и не сформировавшейся советской власти, причем лица, у которых такие “документы” были найдены, подлежали немедленному аресту»[14].
Трудовые книжки для нетрудящихся
Внутри России полный развал и неразбериха в учете перемещений огромных масс населения (переселенцев, беженцев, эмигрантов) длились почти год[15]. Первым шагом к восстановлению системы учета населения стал декрет Совнаркома РСФСР от 5 октября 1918 года «О трудовых книжках для нетрудящихся». Изданию этого декрета предшествовало принятие первой Конституции в июле того же года. В параграфе «е» статьи 3 Конституции говорилось: «В целях уничтожения паразитических слоев общества и организации хозяйства вводится всеобщая трудовая повинность». Статья 18 Основного закона гласит: «Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика признает труд обязанностью всех граждан Республики и провозглашает лозунг: “Не трудящийся да не ест!”» В этом контексте документ о выполнении трудовой повинности имел все шансы стать основным документом советского человека. Собственно, так трудовые книжки и задумывались. В декрете о трудовых книжках говорилось, что поскольку труд является обязанностью граждан республики, то вместо паспортов и прочих удостоверений личности теперь будут использоваться трудовые книжки («Статья 1. Ввести трудовые книжки взамен прежних удостоверений личности, паспортов и проч.»)[16]. Может показаться странным, что первые трудовые книжки получили не трудящиеся, а как раз «нетрудовые элементы». Объясняется это тем, что советская власть была озабочена в первую очередь соблюдением принципа всеобщноститрудовой повинности. Предполагалось, что победивший пролетариат соблюдает этот принцип, а в особом контроле нуждаются прежде всего «нетрудящиеся», к которым, согласно декрету, относились следующие категории населения:
«а) лица, живущие на нетрудовой доход, поступления с имущества, проценты с капитала;
б) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;
в) члены советов и правлений акционерных обществ, компаний и всякого рода товариществ и директора этих обществ;
г) частные торговцы, биржевые маклеры, торговые и коммерческие посредники;
д) лица так называемых свободных профессий, если они не выполняют общественно-полезных функций;
е) всякие лица, не имеющие определенных занятий: например, бывшие офицеры, воспитанники юнкерских училищ и кадетских корпусов, бывшие присяжные поверенные и их помощники, частные поверенные и прочие лица данной категории»[17].
Все перечисленные категории населения были обязаны получить «трудовые книжки», в которые не реже одного раза в месяц вносились данные о выполнении возложенных на них «общественных работ и повинностей» (расчистка улиц от снега, заготовка дров и тому подобное). Те, кто не был занят общественным трудом, обязаны были отмечаться один раз в неделю в милиции. Выдача трудовых книжек (как и вообще справок, свидетельств и иных документов) в соответствии с инструкцией НКВД и НКЮ[18] РСФСР от 12 октября 1918 года «Об организации советской рабоче-крестьянской милиции» возлагалась на милицию, а общее руководство этой работой осуществляли подотделы отделов управлений исполкомов. Поскольку «трудовая книжка» имела для «нетрудящихся» статус основного документа, без нее нельзя было перемещаться по стране и, главное, нельзя было получать продовольственные карточки, что в тех условиях грозило голодной смертью. В статье 5 говорилось: «Только при наличии трудовой книжки […] нетрудящиеся элементы пользуются правом передвижения и проезда как по территории Советской Республики, так и в пределах каждого отдельного поселения и правом получения продовольственных карточек»[19]. В конце декрета (статья 8) еще раз подчеркивается, что трудовая книжка является основным идентификационным документом: «Трудовая книжка должна предъявляться во всех случаях, где требуется предъявление удостоверений о личности»[20]. Этот необычный документ, хотя и назывался «Временным трудовым свидетельством для буржуазии», был украшен лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Абсурдность этого лозунга, адресованного почему-то «недобитым буржуям», уравновешивалась уже известным нам по первой Конституции более реалистичным лозунгом «Кто не работает, тот не ест!» Лица (из числа «нетрудовых элементов»), не имеющие трудовой книжки, могли быть оштрафованы на тысячу рублей или же подвергнуты тюремному заключению на срок до полугода[21]. Такая система могла бы работать, если бы «настоящие трудящиеся» обладали каким-то другим удостоверением личности, чтобы их не перепутали с «нетрудящимися», но таковых пока не было. По всей вероятности, роль таких документов могли выполнять продовольственные карточки, которые выдавались на предприятиях, ну и конечно «классовое чутье»[22].
Трудовые книжки для трудящихся
В декабре 1918 года ВЦИК принял Кодекс законов о труде, согласно которому «каждый трудящийся обязан иметь трудовую книжку, в которую заносятся отметки о произведенных им работах и полученных вознаграждениях и пособиях»[23]. На этот раз речь шла уже о «победившем пролетариате». Трудовая книжка выдавалась на основании паспорта, который при этом изымался. Таким образом, трудовая книжка становилась заменой паспорта. Форма трудовой книжки была разработана Народным комиссариатом труда. В ней указывались: фамилия, имя и отчество, дата рождения, название и адрес профсоюза, к которому трудящийся принадлежит, категория, присваиваемая при зачислении расценочными комиссиями профсоюзов. При увольнении трудовая книжка оставалась у владельца. Снабдить такой трудовой книжкой предполагалось в первую очередь рабочих и служащих, но вскоре выяснилось, что этот замысел — заведомая утопия. Для его реализации требовались слишком значительные организационные ресурсы, которыми новая власть просто не располагала. Даже более скромная задача — введение трудовых книжек в Москве и Петрограде — не была реализована[24].
Вместе с тем претворение идеи всеобщей трудовой повинности было невозможно без учета субъектов этой повинности, и власть предпринимает новые попытки в борьбе с так называемым «трудовым дезертирством». В резолюции X съезда РКП(б), состоявшегося в марте-апреле 1920 года, сложившаяся ситуация была резюмирована следующим образом:
«В виду того, что значительная часть рабочих, в поисках лучших условий продовольствия… самостоятельно покидает предприятия, переезжает с места на место… съезд одну из насущных задач советской власти… видит в планомерной, систематической, настойчивой, суровой борьбе с трудовым дезертирством, в частности путем опубликования штрафных дезертирских списков, создания из дезертиров штрафных рабочих команд и наконец заключения их в концентрационный лагерь»[25].
Как видим, для наведения желаемого порядка в сфере учета и контроля рабочей силы новая власть была готова пойти на самые жесткие (если не сказать жестокие) меры. Тем не менее, введение трудовых книжек даже в столицах и губернских центрах продвигалось с большим трудом и очень медленно по вполне понятным причинам: разруха в производственной и хозяйственной сферах, связанная с ней безработица и, как следствие, высокая степень мобильности населения.
В начале 1920-х годов проект замены паспортов трудовыми книжками был отброшен. Дальше эти два важнейших для советской жизни документа эволюционировали порознь. Если говорить об истории трудовых книжек, то в 1924 году появились трудовые карты, а в 1926-м для служащих введены трудовые списки, напоминавшие дореволюционные формулярные списки[26], но вместо графы, фиксирующей сословную принадлежность («из какого звания происходит»), была введена графа «социальное положение»[27]. Рабочим вместо трудовых книжек выдавались справки. Наконец, 15 января 1939 года были введены трудовые книжки единого образца для рабочих и служащих всех государственных и кооперативных предприятий и учреждений (постановление СНК СССР от 20 декабря 1938 года «О введении трудовых книжек»), которые без особых изменений используются и по сей день[28].
Собственно паспортная линия «главного документа» началась (как и в случае с трудовыми книжками) тоже с неудачных попыток, что и неудивительно, учитывая тот исторический контекст (напомню, что шла гражданская война), в котором они осуществлялись. Первым шагом в этом направлении можно считать «Инструкцию о порядке выдачи паспортов и временных свидетельств», сочиненную в недрах главного управления советской рабоче-крестьянской милиции НКВД от 1 ноября 1920 года. В соответствии с этой «инструкцией» право выдачи паспортов и временных свидетельств возлагалось на уездно-городские и уездные управления милиции. Всем другим учреждениям запрещалась выдача подобных документов. Предполагалось, что в паспорта будут вноситься сведения о служебном, общественном и семейном положении их обладателей. Лица, лишенные избирательного права в соответствии со статьей 65 Конституции РСФСР 1918 года, должны были по этой «инструкции» получать паспорта с особой отметкой. Пока речь не шла о всеобщей паспортизации. Паспорта могли получить лишь те, кому они были необходимы. Однако и этот проект остался нереализованным. В стране функционировали в качестве удостоверений самые разные документы: старые паспортные книжки, виды на жительство, свидетельства о рождении и браке, служебные удостоверения, всевозможные справки и мандаты, выдаваемые различными учреждениями новой власти.
Удостоверение личности
С окончанием гражданской войны борьба с «трудовым дезертирством» несколько утихла. Переход к нэпу требовал другой стратегии по отношению к «трудовым резервам». Принцип жесткой закрепленности рабочей силы за предприятиями становился тормозом в осуществлении планов подъема экономики. Этим, по всей видимости, можно объяснить резкое изменение отношения власти к системе контроля и учета населения (и прежде всего, трудоспособного населения). Законом от 24 января 1922 года всем гражданам было предоставлено право свободного передвижения по всей территории РСФСР. Это право было также подтверждено в статье 5 Гражданского кодекса РСФСР. Более того, вышедший вскоре декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 20 июля 1923 года «Об удостоверении личности» открывался уникальной статьей:
«Органам управления воспрещается требовать от граждан Р.С.Ф.С.Р. обязательного предъявления паспортов и иных видов на жительство, стесняющих их право передвигаться и селиться на территории Р.С.Ф.С.Р. […]
Примечание. Паспорт и другие виды на жительство для российских граждан внутри Р.С.Ф.С.Р., а также трудовые книжки, введенные декретом Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров от 25 июня 1919 года, аннулируются с 1-го января 1924 года».
Граждане в случае необходимости могли получить удостоверение личности, но это было их правом, а не обязанностью. Только сейчас можно было сказать, что с прежней паспортной системой покончено. То, о чем писал Ленин еще в 1903 году, свершилось: паспорт, который, по его словам, являлся «надругательством над народом», ушел в прошлое.
Удостоверение выдавалось на три года и содержало следующие сведения: фамилия, имя и отчество владельца, год, месяц и число рождения, место постоянного жительства, род занятий (основная профессия), отношение к отбыванию воинской повинности, семейное положение, перечень несовершеннолетних детей. По желанию получателя в документ могла быть вклеена фотокарточка. Поразительно, но отсутствие у граждан такого документа не влекло никаких правовых последствий[29]. Помимо того, что наличие удостоверения личности было необязательным, его ценность в качестве документа, эту личность удостоверяющего, была весьма относительной хотя бы по той причине, что реально в удостоверениях, как правило, отсутствовали фотографии, и в них не содержалось словесного портрета обладателей, как это было в дореволюционных паспортах[30].
Начался короткий и совершенно уникальный в современной российской истории так называемый легитимационный период, когда по сути дела люди были избавлены как от необходимости иметь паспорт, так и от привязки к месту проживания. Такой порядок соответствовал принципам новой экономической политики, обеспечивая свободу развития рыночных отношений. В легитимационной системе паспорт становится обязательным документом лишь при выезде гражданина за границу. Этому не могло помешать даже вышедшее через два года постановление СНК РСФСР от 27 апреля 1925 года с пугающим названием «О прописке граждан в городских поселениях»[31]. В соответствии с этим постановлением, прописка (регистрация) могла осуществляться на основе практически любого представленного документа (от профсоюзного билета до трудовой книжки), что делало ее формальной процедурой и исключало возможность использования для прикрепления человека к определенному месту жительства. Казалось бы, провозглашенные большевиками принципы свободы, в частности свободы передвижения, наконец-то восторжествовали. С лета 1922 года перемещения не только внутри страны, но и за ее пределы были относительно свободны. Вот как этот период характеризуется в воспоминаниях Николая Тимофеева-Ресовского:
«Одно время, в 20-е гг., вроде как бы под влиянием еще Ленина… начали налаживаться нормальные отношения с заграницей — советский гражданин мог за 35 рублей купить заграничный паспорт и ехать даже лечиться куда угодно. С зимы22—23-го до зимы 28—29-го у нас был практически свободный доступ за границу… А внутри страны юридически роль паспортов играли трудовые книжки. Но несколько лет, практически только пятилетку, была такая более или менее свобода»[32].
Может быть, еще более показательна в этом отношении официальная статья о паспорте в Малой советской энциклопедии, вышедшей в 1930 году:
«Паспорт — особый документ для удостоверения личности и права его предъявителя на отлучку из места постоянного жительства. Паспортная система была важнейшим орудием полицейского воздействия и податной политики в т.н. “полицейском государстве”. Паспортная система действовала и в дореволюционной России. Особо тягостная для трудовых масс, паспортная система стеснительна и для гражданского оборота буржуазного государства, которое упраздняет или ослабляет ее. Советское право не знает паспортной системы»[33].
Но пройдет всего два года и паспортная система будет введена. На самом деле, эта статья о паспорте вышла с явным опозданием. Переломными оказались 1928—1929 годы[34]. В это время было покончено с нэпом и объявлен курс на индустриализацию и сплошную коллективизацию. Страна оказалась ввергнутой в жестокий продовольственный кризис. Начался голод. Огромные массы сельских жителей искали спасения от голодной смерти в городах. Остановить это перемещение могло только новое закрепощение сельского населения. Оно и было введено в 1932 году в виде советской паспортной системы[35]. Разумеется, ее введение не было продиктовано исключительно тем, что в ситуации голода 1931—1932 годов власть стремилась отрезать сельское население от городов. Переход к плановой экономике предполагал наличие налаженной системы учета и контроля рабочей силы. Ну и конечно паспортизация стала важнейшим инструментом «чистки» населения крупных городов и шире — «режимных зон»[36].
В 44-м томе Большой советской энциклопедии, вышедшем в 1939 году, все уже расставлено по своим местам:
«Паспортная система — порядок административного учета, контроля и регулирования передвижения населения посредством введения для последнего паспортов. Советское законодательство, в отличие от буржуазного, никогда не вуалировало классовую сущность своей П.с., пользуясь последней в соответствии с условиями классовой борьбы и с задачами диктатуры рабочего класса на разных этапах строительства социализма»[37].
Примерно такова документальная канва предыстории советского паспорта. Реальная картина гораздо более хаотична. Относительный порядок существовал только в системе въезда и выезда из СССР. Что же касается внутренних идентификационных документов, то и после введения единой паспортной системы «единой» она не стала, поскольку именно этой системой для разных категорий граждан были установлены разные правила идентификации.