Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2008
Мария Александровна Ворона (р. 1983) — социолог, ассистент кафедры социальной антропологии и социальной работы Саратовского государственного технического университета (СГТУ), сотрудник Центра социальной политики и гендерных исследований (ЦСПГИ).
Галина Геннадьевна Карпова (р. 1965) — социолог, доцент кафедры социальной антропологии и социальной работы СГТУ, директор образовательных программ ЦСПГИ.
Елена Ростиславовна Ярская-Смирнова (р. 1962) — профессор кафедры социальной антропологии и социальной работы СГТУ, научный руководитель ЦСПГИ.
Елена Ярская-Смирнова, Галина Карпова, Мария Ворона
«Веселые, непонимающие и бессердечные»? О феномене Питера Пэна[1]
Главная проблема мира — то, что слишком много людей, становясь взрослыми, забывают, каково это, когда тебе 12 лет.
Уолт Дисней
За последние 150 лет скорость и содержательные характеристики взросления в большинстве стран мира существенным образом изменились. Серьезной и быстрой модификации подверглось как само детство, так и стадии, этапы жизни человека. А установки россиян относительно детства успели резко трансформироваться всего лишь за последние пятнадцать лет[2]. По мнению большей части россиян, «детство» заканчивается на рубеже в 15—16 лет, после чего начинается «взрослая жизнь», но вот желание побыстрее вырасти сегодня стало не доминирующим, как в начале 1990-х, а подчиненным чувством; на первое место вышло переживание детского счастья[3].
Так что же получается: растет продолжительность детства, или, иными словами, снижается психологический возраст современного человека? Происходит это, по-видимому, в определенных условиях и далеко не у всех.
Задержка взросления: диагноз и рыночный инструмент
Все мальчишки выросли, так что нет большого смысла о них говорить. Вы можете встретить Кудряша, и Кончика, и Двойняшек в любой день на улице и увидеть, как они идут на службу с портфельчиками и черными зонтами в руках. Майкл сделался машинистом. Малышка женился на какой-то леди и стал титулованной особой. Вы видите этого судью в мантии и парике? Его когда-то звали Болтуном. А этот бородатый джентльмен, который решительно не знает ни одной сказки, чтобы рассказать своим детишкам перед сном, — это Джон.
Джеймс Барри. «Питер Пэн»
В сказке о Питере Пэне все мальчишки вернулись домой и стали взрослыми. Но мог ли ее автор, сэр Джеймс Мэтью Барри, ожидать такой популярности и славы для тех, кто отказывается взрослеть?! Питер Пэн теперь живет в Лондоне и в Нью-Йорке, в Токио и в Москве… И вам не нужно закрывать глаза, чтобы вообразить, что вы в стране Нетинебудет, — она вокруг вас. Взросление стало лишь одной из вариаций жизненного стиля, которой в принципе можно избежать[4].
Социологи, психологи, маркетологи, и даже психиатры, озаботились созданием целого тезауруса для обозначения феномена «поколения Питера Пэна». Помимо героя одноименной книги Джеймса Барри, в роли прототипа нового поколения выступает и персонаж сказок Астрид Линдгрен — речь идет о «синдроме Карлсона», то есть о «мужчине в полном расцвете сил» с поведением ребенка. Появляются новые термины — kidult (то есть «взрослый ребенок», от английских слов «ребенок» (kid), и «взрослый» (adult)), BigBabies, «дети-бумеранги»[5]. В Японии для определения этой изначально подростковой субкультуры — а теперь общенационального явления — используется термин kawaii. Ее отличает страсть к дорогим техническим новинкам, польза от которых весьма условна. Вслед за Японией «кавайные» аксессуары распространились в Америке и Европе, их проводником являются прежде всего комиксы и аниме, чьи герои вооружены до зубов хайтековскими игрушками.
Термин kidult впервые употребил американский ученый Эндрю Калькутт в 1998 году[6]. В своей работе «Задержка развития: поп-культура и эрозия взросления» он предположил, что современное общество все более активно демонстрирует свое нежелание взрослеть. С его легкой руки кидалтами стали называть людей среднего возраста, подчас вполне успешных в карьере, неплохо зарабатывающих и занимающих достаточно высокое социальное положение, но при этом увлекающихся сказками, мультфильмами, игрушками и прочими атрибутами детства. Маркетологи во многих странах мира «обнаружили» достаточно обширный сегмент такой аудитории в обществе потребления. Именно это «открытие» и послужило толчком к популяризации образа жизни «взрослых детей» среди массовой аудитории. Казалось бы, детская свобода и склонность к экспериментированию у кидалтов являются не чем иным, как объектами управления маркетологов, производителей товаров и информационных потоков. «Атака» идет по нескольким направлениям.
Теле- и киноиндустрия, поп-культура: тема взросления в кино за последнее десятилетие почти полностью была вытеснена мотивом впадения в детство[7]. Фильм «Властелин колец» собирал миллионы долларов во всем мире отнюдь не за счет детской аудитории. Культ незрелости пропагандируется и молодежными поп-группами.Анимационная продукция — многочисленные мультфильмы, снятые в том числе непосредственно для взрослой аудитории (о чем свидетельствует достаточно двусмысленный юмор) — например «Шрек», «В поисках Немо», «Ледниковый период», «Суперсемейка». Более того, десятки мультсериалов для взрослых (включая «Южный Парк», «Симпсоны», «Футурама») можно круглосуточно смотреть по «2х2» — телеканалу для вечных подростков, где насилие ненастоящее, где нет политики и криминала.
Сайты, типа британского «Воссоединения друзей» или российских «Одноклассников», раскручиваются, возбуждая у их пользователей сентиментальную озабоченность по поводу школьных дней, ностальгию, которая раньше была прерогативой пожилых людей, а сейчас стала забавой для тех, кому чуть более двадцати. «Добрые старые времена» ассоциируются с 1980-ми, если не с 1990-ми[8].
Свой «вклад» внесла и печатная масс-культура. Специально для кидалтов книги о «Гарри Поттере» издали отдельным тиражом во «взрослой» обложке без рисунков, причем не только за рубежом, но и в России. Среди поклонников комиксов встречаются далеко не только дети, но и те, кому за тридцать.
Компьютерные технологии, настоящая революция геймеров и блоггеров: кидалты часами играют в компьютерные офф/он-лайн игры, «зависают» в Интернете, устраивая провокации и профессиональные флешмобы, чатятся и общаются в блогах, перекупая за электронные деньги друг у друга новые игрушки или апгрейды для них. По словам Дугласа Рашкофа, «компьютер вместе с другими массмедиа становится ресурсом и фундаментом повседневности»[9] для современного поколения молодых людей, именуемых «экранейджерами» (screenagers), призванными научить взрослых тому, как адаптироваться к постмодернистской реальности. Молодые люди, «впитывающие» реальность посредством медиатехнологий, воспроизводят особый тип культуры, формой выражения которой становится интерактивность[10]. Бесчисленное множество всевозможных аксессуаров — открытки, игрушки, брелоки, футболки и бейсболки с героями мультиков, брелоки для мобильных телефонов, сумок и рюкзаков, фигурки Симпсонов, — наряду с детьми, покупают люди и на третьем, и на четвертом десятке. Люди, находящиеся в среднем возрасте, требуют того чувственного опыта, который напоминает им более счастливое, более невинное время — детство[11].
Развитые страны Европы, Северной Америки, Азии чуть раньше, чем наше отечество, прошли основные стадии технического прогресса и формирования общества потребления, которые традиционно считаются основными посылами возникновения социального инфантилизма. Кстати, не последнюю роль здесь играют договоренности относительно возраста совершеннолетия (в ряде зарубежных стран считается, что совершеннолетие наступает в 21 год, тогда же молодые люди поступают на службу в армию), сам процесс воспитания подростков и совершенно иная система школьного и высшего образования. Около десяти лет назад волна инфантилизации хлынула и в Россию.
«О том, что Москва стремительно догоняет остальной мир по количеству кидалтов, говорит успешность брендов, которые на них ориентированы. Например, сеть магазинов необычных подарков Le Futur, где можно приобрести […] ролики с ручным тормозом, пылесос с дистанционным управлением или паровую настольную мини-дрезину […] Это значит, что и у нас респектабельные люди начали отказываться от эстетики Чикаго 1930-х годов и тоже впали в детство»[12].
Ребячливость, пролонгирование детства и молодости становится новым общемировым трендом:
«Средний класс “стареющих обществ”, в том числе и России, часто обращается к поискам “внутренней молодости”. Новые “молодежные индустрии” всячески поддерживают как страх старения, так и надежду на вечную молодость. “Быть в ногу со временем”, демонстрировать свою актуальность и “продвинутость” стремятся все возрастные группы, особенно те, кому “за 30 и 40”»[13].
В мире существует (и увеличивается) круг людей, которые не задумываются о «хлебе насущном», у которых нет нужды брать на себя ответственность за свои поступки, для которых работает индустрия развлечений, поток книжной продукции, в том числе романы Оксаны Робски или Ксении Собчак, пропагандирующие безделье и «шикарный» образ жизни за чей-то счет.
Многие авторы связывают с «кидалтами» сугубо негативный смысл, считая, что одной из особенностей представителей этой группы является уход от ответственности, отсутствие четкой гражданской позиции, так называемый инфантилизм. Этот термин активно применяется отечественными экспертами — так облеченные властью «взрослые» характеризуют младших, подчеркивая их отклонение от принятой в том или ином контексте нормы:
«…Наблюдая ежегодно за студентами и невольно сравнивая разные поколения, многие преподаватели отмечают возрастающий инфантилизм современных молодых людей. Получив частично ложное воспитание со стороны телевидения, они имеют завышенные и необоснованные потребности, хотя зачастую не ориентируются в элементарных вещах. Тем более они далеко не сразу привыкают к новой системе обучения и к новым академическим требованиям, которые им предъявляет система высшего образования»[14].
«Социальный инфантилизм», то есть сильное расхождение между биологическим и социально-психологическим возрастом, в ряде публикаций расценивается как вид социальной деформации[15]. Это качество объясняется нежеланием, казалось бы, достаточно зрелых людей взять на себя «взрослые» социокультурные функции, совершить качественный переход от статуса «подростка» к статусу «взрослого человека» и приобщиться к трудовой и общественно-политической деятельности, создать семью. Биологически зрелый человек по-прежнему стремится сохранить статус «подростка», «ребенка», такая позиция находит свое отражение в идеологии контркультуры, закрепляется в молодежных субкультурах. В страхе за цивилизацию, якобы поглощаемую инфантилизмом, авторы производят мизантропические тексты. Речь идет уже не о «детскости» отдельного человека, а об инфантильности социальных групп или общества в целом: ведь там, где надо принимать решение, брать на себя ответственность, люди проявляют эгоизм, потребительское отношение, безразличие. Такие установки объясняются то ли консюмеристской идеологией, то ли неприрученными инстинктами, вырывающимися из-под давления культуры запретов и страхов на всех уровнях общества.
Но вряд ли стоит причислять к инфантилам или кидалтам всех тех, кто участвует в развлечениях, играх, глянцевом потреблении «а-ля Собчак» или смотрит «Симпсонов», ведь в том числе сюда поспешно будут отнесены и метросексуалы — те, кто следит за модой, стремясь демонстрировать престижное потребление гаджетов и гламурного стиля. Границы между стилевым предпочтением и «инфантилизмом» достаточно размыты: к примеру, наряд в стиле new age может выступать не как «детская одежда», а как стилевой, эстетический выбор, вне какой-либо связи с качествами безответственности или непосредственности. Итак, с одной стороны, перед нами уход от реальности, нежелание брать на себя ответственность за конкретные решения, иждивенческие настроения; с такими людьми не хочется иметь серьезных дел, так как они безответственны и, как правило, эгоистичны. С другой стороны, — детство, постоянная игра, креативность.
***
— Где они, эти дни, когда я умела летать?
— А почему ты теперь не можешь, мамочка?
— Потому, что я — взрослая. Когда люди вырастают, они забывают, как это делается.
— Почему забывают?
— Потому что перестают быть веселыми, непонимающими и бессердечными.
Только веселые, непонимающие и бессердечные умеют летать.
Джеймс Барри. «Питер Пэн»
Впрочем, и сама ребячливость не обязательно болезненное и вредное качество. Такие люди «легки» в неформальном общении, с ними весело и интересно; в принципе, быть ребенком — это мечта любого взрослого, но взрослый и отличается тем, что четко анализирует ту ситуацию, в которой он может позволить себе «играть в детство».
А может быть, критика кидалтов (да и сам термин) — это взгляд «взрослых» (чей интерес — это работа и семья) на «недорослей» (у кого эти интересы еще не сформировались, но есть другие, больше похожие на детские)? Такая позиция основана на жестких конструктах бинарной оппозиции детство—взрослость, характерных для индустриального общества, для культуры модерна, где государство и рынок заинтересованы как в (вос)производительном труде «взрослых», так и в огромных аудиториях потребителей, в первую очередь, молодежи. Между прочим, флешмобы могут быть использованы и во вполне зрелых, политических целях (например, акции студентов Европейского университета в Петербурге, происходившие после его временного закрытия в начале этого года) — может быть, именно этого боятся те взрослые, которые находятся у власти (в семье, обществе, государстве)? А иные мультики иногда содержат ярче выраженную политическую критическую позицию, чем многочисленные «взрослые» передачи, большие фильмы или сериалы, промывающие мозги национал-патриотической риторикой[16]. Да и роли «жертвы», «ребенка» — не являются ли они столь привлекательными именно потому, что позволяют исключить себя из «вызывающей и дискредитирующей борьбы за власть между соревнующимися, самовлюбленными взрослыми»[17]?!
Кроме того, стоит все же различать кидалтов как адептов стиля, с одной стороны, и неудачников, в том числе игроманов или алкоголиков, с другой. Потребитель «детского» жизненного стиля, кидалт — это отнюдь «не лузер, который сидит перед компьютером, заваленный пустыми банками из-под пива, и режется в игры. Индустрия для кидалтов рассчитана на людей с неплохим доходом — лузерам она недоступна»[18]. Известно, что различные виды психологических зависимостей могут быть проявлением либо личной незрелости и безответственности за свою жизнь и здоровье, либо безответственности общества за последствия алкоголизма и нарко- или игромании. Все это дает человеку возможность отгородиться от действительности при минимуме усилий — достаточно лишь найти всепоглощающее занятие, которое уже не оставит ни времени, ни возможности обращать внимание на проблемы окружающей реальности. Вообще, любые виды зависимости можно рассмотреть с этой точки зрения: когда человек не может ничего с собой сделать, а просто пьет горькую, играет в стрелялки или спускает последние деньги в игровых автоматах. Среди российских социологов, психологов и публицистов встречается такой взгляд на социальный инфантилизм, как на медицинский диагноз. Но, говоря о практиках наших современников в терминах зависимости, диагноза и «лечения», не монополизируем ли мы власть давать единственно верные определения? Ведь идея киберзависимости, например, тоже придумана «взрослыми», «экспертами», поскольку новые стили жизни, занятия и поведение вызывают неприязнь у представителей других поколений.
Наделять идентичностью других при помощи диагнозов — это попытка нормализовать действительность сообразно своим взглядам, которые пусть и не однородны, но взаимосвязаны и представляются врачам, педагогам, психиатрам, правосудию единственно верными[19]. А на чем основаны эти правильные устои? На идеологии государства-нации, которому нужны рабочие, солдаты и матери. С такой точки зрения, всех, кто занимается непроизводительной и нерепродуктивной активностью, выходит из-под контроля «старших» (родителей, руководства), следует определить как больных, подвергнуть остракизму и лечению. Дисциплинированное и самовоспроизводящееся население есть предмет заботы государства и его институтов, где политическая власть осуществляется не только полицией, армией, госаппаратом, но и учреждениями знания, обучения, попечения, включая медицину[20].
Между тем рынок отвлекает людей от полезной деятельности посредством таких культурных стилей, которые оставляют потребителя в рамках непродуктивной игровой активности. Поняв это, в США, например, взяли на вооружение бум игровой активности и разработали игру «Американская армия», которую теперь успешно используют для рекрутирования новобранцев.
Вместе с тем, правительству выгодна инфантилизация людей, отказавшихся от значительных «взрослых» идеологических баталий, и это отнюдь не заговор бизнеса и не лень развращенных потребителей. Инфантилизации способствует и наполнение телевещания гламуром, примитивным юмором, трансляциями шоу «легких денег», конкурсов красоты и тому подобных жанров «бескрылого искусства для народа»[21]. Впрочем, установки, канализируемые массовой культурой, разноречивы. Многочисленные сериалы и шоу представляют персонажей, которым сопутствует легкая удача, шанс «выиграть миллион», получить квартиру, высокооплачиваемую работу или мужа со всеми этими атрибутами. Массмедийное поле заполнено как мелодраматическими сюжетами о семейной жизни, так и «мужскими забавами»: перестрелками, расследованиями, погонями и слежками. Объединяет все эти жанры информационных потоков полное отсутствие критического взгляда на политику и общество. Можно зафиксировать наличие критической позиции в сети, но, пожалуй, там она, как правило, и остается:
«…Тишь да гладь в политике, умеренная, хоть и медленная, нормализация дел в социальной сфере, гламуризация прессы, которой давно уже не о чем писать, кроме частных семейных историй да вялых коррупционных расследований.
Все амбиции по строительству великих утопий можно реализовать в “Живом журнале”. А в жизни лучше ограничиться дискуссиями о том, какой пляж предпочтительней, какой крем от загара эффективней и у какого представителя власти гармоничнее подобран галстук»[22].
Правда, у интеллектуалов есть еще один способ критики и выражения интеллектуального превосходства над примитивной государственной пропагандой — стеб. Студенты, вообще образованная молодежь во всем мире являются самой политически активной частью общества, у нас эта категория «почти поголовно состоит из “пофигистов”, способных только стебаться»[23], полагая, что «относиться к чему-то серьезно, иметь твердую позицию, думать не только о наполнении желудка и кошелька, за что-то бороться, пытаться изменить мир к лучшему — это смешно и немодно, а всякий, считающий иначе, просто лишен чувства юмора и вообще отстал от жизни»[24].
Дети-бумеранги
Миссис Дарлинг подошла к окну, теперь она уже не спускала глаз с Венди. Она сказала Питеру, что усыновила всех мальчишек и охотно усыновит и его.
— И вы пошлете меня в школу?
— Конечно.
— А потом — на работу в контору?
— Ну, вероятно.
— И скоро я вырасту и стану мужчиной?
— Довольно скоро.
— Нет, не хочу! О Вендина мама! Подумать только: однажды утром я проснусь, а у меня — борода!
— Я любила бы тебя и бородатого, — успокоила его Венди, а миссис Дарлинг протянула к нему руки, но он отшатнулся:
— Осторожно, леди. Никому не удастся меня изловить и сделать из меня взрослого мужчину.
Джеймс Барри. «Питер Пэн»
В современных условиях культ индивидуализма доходит до такой степени, что человек испытывает страх самостоятельности и потому хочет максимально отодвинуть время взросления, оставаясь в том состоянии, когда не нужно брать на себя какой-либо ответственности. Такое поведение, возможно, объясняется общей тенденцией «продления молодости» в современном обществе (желание выглядеть молодым, следование молодежной моде, увлечение компьютерными играми и различными формами досуга, традиционно предписываемыми молодому поколению: дискотеками, клубами, различного рода тусовками). В качестве еще одной практики продления молодости можно назвать и тенденцию позднего вступления в брак, создания семьи, рождения детей.
В ряде стран мира констатируется рост числа молодых взрослых, которые возвращаются домой после некоторого периода жизни отдельно (например, во время учебы): доля тех, кто вернулся в отчий дом, выросла с 25% в 1950-м до 46% в 2001-м. В Японии 70% одиноких работающих женщин в возрасте 30—35 лет живут с родителями, в США со своими родителями живут 18 миллионов 20—34-летних, а это 38% всех одиноких молодых взрослых. Появился новый термин «дети-бумеранги». Эти молодые взрослые живут с родителями не потому, что те нуждаются в помощи, а потому что сами пользуются их поддержкой. Возможно, тому способствует рост разводов среди молодых пар, возможно, родительское гнездо представляет собой эмоционально теплую нишу, убежище, откладывающее начало самостоятельной жизни; слышны упреки и в адрес гражданского брака, который-де способствует менее жесткой ответственности. Серьезным весом обладает экономическое объяснение, подразумевающее более низкое качество жизни у одиночек. Впрочем, есть и многочисленные обратные примеры: живущие с родителями детишки, разъезжающие на последних моделях BMW, покупающие сумочки от Gucci за $2800 и иные дорогие аксессуары и игрушки[25], одежду с детскими элементами от дорогих модельеров, куклы ugly dolls и тому подобные предметы.
Взрослые дети на шее у родителей, «маменькины сынки и дочки», «недоросли» — явление далеко не новое. Подтверждение тому — многочисленные примеры из произведений художественной классической литературы. Но никогда ранее так много взрослых не стремилось вернуться назад, в детство. Дело даже не в том, могут ли они жить одни, а в том, что самостоятельная жизнь перестала цениться. Такие идеалы, как зрелость, ответственность, преданность, противоречат современной культуре непостоянства, преобладающей в повседневной жизни. Трудности с взрослением отражают снижение ожиданий независимости, обязательства и экспериментирования[26]. Постепенное вымывание ориентиров взрослой идентичности разочаровывает молодых в их стремлении перейти на следующую жизненную ступень. Одной из причин тому считаются высокие стрессовые нагрузки, монотонность и высокий ритм офисной работы, которые, с одной стороны, отрывают мужчин и женщин от мира семьи, а с другой, приобщают к миру высоких технологий и виртуальной реальности. Уход в детство в этом случае признается как механизм защиты от стрессов.
Мальчики и девочки в стране Нетинебудет
— А больше всего где бываешь?
— Там, где потерянные мальчишки.
— Кто они такие?
— Ребята, которые вывалились из колясочек, пока няньки зевали по сторонам. Когда ребята выпадут из коляски и их семь дней никто не хватится, тогда они отправляются в страну Нетинебудет. Я там — их командир.
— Как здорово!
— Здорово-то здорово, да скучновато. У нас ведь нет там девчонок.
Джймс Барри. «Питер Пэн»
В момент своего появления (середина 1960-х годов) термин «kidults» касался мужчин — в инфантилизме женщин никто, собственно, и не сомневался. Иллюзия строилась на традиционном представлении о том, что на мужчине лежит больший груз ответственности: добытчик, глава семьи, на него возлагается груз социальной ответственности. А женщина-де может себе позволить быть слабой, беззащитной, «маленькой». В соответствии с этими гендерными стереотипами строятся сюжеты книг и фильмов, а также реальное поведение, установки и поступки многих людей[27].
В действительности женщина в условиях необходимости воспитания ребенка, «зарабатывания на жизнь», ценности карьерного роста, участия в политической жизни страны ничуть не уступает по грузу социальной ответственности современному мужчине. Желание хотя бы на время отгородиться от обязательств, любовь к последним техническим новинкам и нежелание стареть — вот ориентиры кидалтов, общие для обоих полов. И сегодня к кидалтам можно отнести как мужчин «за тридцать» с последними моделями мобильных телефонов или новенькими навороченными гаджетами, так и женщин среднего возраста в молодежных нарядах с яркими принтами. Считается, что женщине легче следовать такому стилю — детские и женские символические атрибуты в культуре во многом совпадают — наивность, непосредственность, эмоциональность…
Главная черта кидалтов — бегство в детство, от стрессов делового мира в мир иллюзий, желание уйти от проблем. Отсюда и соответствующие стили поведения: беззаботность, легкое отношение к жизни, минимум обязательств перед окружающими, неспособность или нежелание рационального осмысления реальности. Впрочем, «убежать в мир социальных иллюзий» пытались и наши прадеды, и прабабки, когда они (в любом возрасте) верили в революционные идеалы и действовали в соответствии с ними. Кстати, извечный вопрос о том, каким образом в нашем человеке уживаются столь противоположные свойства, как разнузданность и святость, лень и трудолюбие, раболепие и тяга к воле, получает ответ, когда мы начинаем сравнивать все это с тем, что происходит в душе ребенка[28].
Если мир социальных иллюзий является более справедливым, комфортным и притягательным, то, может быть, дело не в человеке, а в той действительности, где он оказался? Может быть, дело в том, что у нас не достает социально ориентированных рынка и государства, не хватает социально ответственных людей и «каких-либо общественных организаций, где молодой человек мог бы проявить свое конструктивное социальное начало»[29]? Вот и уходит молодежь в реконструкторы — и, между прочим, она вовсе не изолирована и не дистанцирована от «реальности». Многие работают, имеют семьи, молодежный фольклор динамичен и реагирует на социальные потрясения. Сохранение детскости во взрослом возрасте может означать неподчинение сложившимся отношениям буржуазного общества (например, восстание студентов в Париже в мае 1968 года и, вообще, движение новых левых ассоциировалось и с сексуальным освобождением, и с требованиями либерализации образования, — называть это детскостью есть политический консерватизм). Между тем, именно поколение бэби-бумеров, поколение 1960-х, которое восприняло контркультурную «радикальную» философию отрицания сущностной ценности работы, было движущей силой инфантилизации. Принятие классического западного концепта взрослости означало бы для него согласиться со смирительной рубашкой индустриальной системы, против которой оно выступало[30].
Зато у продленного детства сколько угодно своих промоутеров. Психотерапевты призывают взрослых контактировать со своим внутренним ребенком, психологи уверяют, что зрелость наступает лишь после 35 лет. На удовлетворение потребностей питеров пэнов работает большой бизнес, в том числе солидные дома моды выпускают панамки, белье и галстуки с персонажами мультфильмов.
Стиль жизни формируется не столько по гендерному признаку, сколько по другим социальным показателям: имущественному статусу, социальному капиталу, системе ценностных координат. Позволить себе быть инфантильным «по жизни» или «впадать в детство» ради психологической разгрузки может не всякий. Рано взрослеть человека заставляют определенные жизненные ситуации.
Раннее взросление
Постепенно волосы у Венди поседели, а Джейн выросла и тоже вышла замуж. И у нее появилась дочка Маргарет.
И Питер Пэн теперь прилетает за Маргарет, и они вместе улетают на остров Нетинебудет, и Маргарет там рассказывает ему сказки о нем самом, и он их слушает с жадностью.
Когда Маргарет вырастет, у нее родится дочь, которая тоже в свою очередь сделается мамой Питера, и так это будет продолжаться до тех пор, пока дети не разучатся быть веселыми, непонимающими и бессердечными.
Джеймс Барри. «Питер Пэн»
А может быть, проблема невзрослеющих детей, живущих за счет родителей, лишь раздувается журналистами и экспертами? В самом деле, ведь при этом недооценивается разнообразие населения. В США подростки-иммигранты нередко бросают школу, устремляясь на заработки, чтобы поддержать своих родителей, тогда как их богатые американские сверстники остаются молодыми и беззаботными, они не спешат жениться, первого ребенка заводят после 30-ти, выпускники колледжей живут за счет родителей как минимум до 25 лет. Американский adultescent[31]— взрослый, остающийся частью подростковой или молодежной субкультуры: этот стиль требует средств или родителей, платежеспособных настолько, что они могут содержать еще одного человека (узнаем ли мы в этой картинке отечественных бабушек и дедушек, отдающих добрую часть своей пенсии внукам, которые вполне могли бы и сами позаботиться о своих престарелых родственниках?).
Кидалты, в отличие от неустроенных иммигрантов, не копят на жилье, они слишком заняты, чтобы связывать себя обязательствами по недвижимости, страховке и детям.
«…Они живут сегодня. Им не надо решать проблемы прописки — они вообще не решают проблем. Я думаю, что они отличаются не по социальному статусу, а по идеологии»[32].
Все это не имеет ничего общего с теми 20-летними, растущими в нищете и крайней бедности, тем более, с иммигрантами, которые в 12—14 лет получают первую работу, чтобы поддержать своих родителей (а не наоборот) и помочь младшим братьям и сестрам.
«Для них такие молодежные ориентиры, как образование, дружба, радости, ребячливое неблагоразумие, остаются в тени двух главных ответственностей: помочь поддержать семью и удержаться от депортации. Быстрое взросление — это реалии бедности и часто просто культурная реальность цветного населения Америки, для которого ответственность за семью — это данность, а не возможность… В сочетании с неопределенным будущим, с угрозой депортации — это тяжелая нагрузка на молодого человека, заставляющая ощущать себя взрослым в юном возрасте»[33].
В России конца 1980-х — середины 1990-х годов резко возрос отток учащихся из средней школы. Количество быстро повзрослевших детей, которые «отсеялись» из школ и сразу оказались на рынке труда, достигло полутора миллионов.
Численность учащихся на начало учебного года и выпускников школ, Россия, %
Учебные годы |
Поступили в 1 класс |
Выпуск из неполной средней школы |
Поступили в старшие классы средней школы |
Выпуск из средней школы |
1973/74 — 1982/83 |
100,0 |
102,9 |
59,7 |
57,2 |
1984/85 — 1993/94 |
100,0 |
85,5 |
45,6 |
41,0 |
Источник: первичные данные Госкомстата России[34].
С одной стороны, этим поколениям просто не повезло: они попали в тот временной период, когда их родители становились безработными и всей семьей они выходили на рынок труда; их перспективы были неопределенными, а ресурсы крайне ограниченными. С другой стороны, этот отток был специфическим по социальному составу, как показало исследование выпускников средних школ:
«Доля выходцев из нижних социальных слоев сократилась более чем вдвое, а подростки из верхних слоев, дети родителей с высшим образованием составили половину школьного выпуска. Такие показатели не фиксировались прежде»[35].
С тех пор много воды утекло. Россиянам от 18 и старше в 1992-м и 2007 году задавали вопрос «Что такое, на ваш взгляд, детство?» Результаты показали, что стремление стать ответственным человеком уступило место беззаботности [36]:
|
1992 |
2007 |
Чувство счастья, полноты жизни |
37 |
5 |
Бессилие, беспомощность, зависимость |
4 |
4 |
Острота восприятия, свежесть чувств и ума |
24 |
22 |
Болезни |
1 |
1 |
Свобода от обязанностей |
1 |
22 |
Желание побыстрее вырасти |
51 |
40 |
Затрудняюсь ответить |
10 |
2 |
Вопрос еще и в том, что именно считать взрослыми качествами, а что — детскими, кто дает эти определения и с какой целью. Ведь если взрослость — это война и насилие, обман и консерватизм, а детскость — это открытость и доверие, неординарность и любознательность, то нам всем не мешало бы стать немного детьми. Шоу-бизнес из детей делает маленьких взрослых, знающих рыночную цену своей внешности, — вспомним школы моделей, куда многие родители наперегонки отправляют своих чад. Не забудем и то, какие у нас в стране традиции воспитания детей в семье: жесткие рамки стереотипов (особенно гендерных), масса запретов и запугиваний. В обществе, где детей окружает атмосфера паранойи, где они утратили столь ценную повседневную свободу, возникает своеобразная ответная реакция — неприятие риска, связанное с новой культурой вечной детскости[37], культурой Питера Пэна. А сколько у нас маленьких взрослых наблюдает и испытывает жестокость — в семье, школе, на улице[38].Так что социум у нас очень взрослый, даже слишком. Инфантилизация общества в этом смысле нам пока не грозит.
***
То, что кидалты сегодня — это явление политики, экономики и культуры, приходится признать хотя бы потому, что они выступают целевой группой для развивающейся бизнес-индустрии: общая тенденция насаждения культа молодости, бегство от реальности в «красивую жизнь» (книги, телевизионные каналы, одежда, автодизайн) является весьма выгодной для компаний, производящих стиль. Но современное молодое поколение столь же разнородно, как и все современное общество в целом. Последнее время (по данным социологических опросов о ценностях и предпочтениях современной молодежи) наметилась тенденция в изменении отношения к жизни в сторону построения карьеры, принятия ответственности за родных и близких, следовательно, в сторону «взросления». Но очевидно, что в современном обществе существуют определенные предпосылки для продления детства, точнее, отсрочки самостоятельной жизни. До 25—30 лет молодой человек или девушка могут оставаться детьми, находясь на иждивении родителей, это связано и с получением высшего образования в вузах, и с изменением системы ценностей у молодого поколения (в частности ценности семьи, карьерного роста).
А вот инфантилизм на уровне гражданской ответственности может быть обусловлен состоянием общества. Кидалты сделали осознанное решение: дать своему внутреннему ребенку идти своей дорогой. Выглядеть молодыми и привлекательными ранее вовсе не значило вести себя по-детски. Понятное, в общем-то, желание «не выглядеть старым» заменено вполне осознанным культивированием незрелости и может указывать на глубокую неуверенность в будущем. Не потому, что вокруг рынок и потребительство, а потому, что больше ничего другого нет. Или есть, но очень мало.
И если в середине 1980-х — 1990-х годах взросление некоторых российских детей ускорилось, то этому способствовали отнюдь не только резкие перемены социально-экономического статуса их родителей. В те годы бурлила политическая жизнь, разномыслие выходило из подполья, множились партии и общественные организации. Народ нищал, социальное расслоение росло. Позже начался рост благосостояния и бюрократического аппарата. И, хотя по большому счету бедных у нас не убавилось, но тех, кто раньше был готов идти на баррикады, и их детей уже перестала заботить такая «патетическая муть», как отношения режима и оппозиции, свобода слова, социальные проблемы и неравенство. Настало время веселых, непонимающих и бессердечных…