Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2008
Ольга Александровна Сибирева (р. 1975) — социолог религии, сотрудник информационно-аналитического центра «СОВА».
Ольга Сибирева
Исцелять в храме: наблюдая за «молебнами о здравии» отца Поликарпа
Пятницкий храм села Панино, Спасского района, Рязанской области, известен далеко за ее пределами благодаря еженедельно проводимым там необычным богослужениям — «молебнам о здравии». В кавычках, потому что они заметно отличаются от традиционных православных молебнов и являются плодом творчества настоятеля храма, архимандрита Поликарпа (Гришина), много лет проработавшего хирургом. «Молебен» в Панино представляет собой долгое (продолжительностью более трех часов) богослужение, состоящее из собственно молебна о здравии, заклинательных молитв (об изгнании бесов), чтения Евангелия и помазания. Все это сопровождается подробными комментариями священника.
К экзорцизму (изгнанию бесов) в Русской православной церкви отношение скорее отрицательное: заниматься этим могут лишь отдельные священники и только по благословению (разрешению) епископа. Тем не менее, практически в каждой епархии обычно есть один-два священника, проводящие «отчитки» вне зависимости от наличия такого благословения. Деятельность настоятеля панинского храма вызывает нарекания в Рязанской епархии. В 2004 году на епархиальном совете «прозвучало имя архимандрита Поликарпа, который якобы занимается такими «исцелениями». Владыка[1] призвал всех присутствующих поступать в таких случаях по-евангельски: сначала предупредить с глазу на глаз, если не послушает, то сказать в присутствии одного-двух свидетелей, если и это не подействует, обратиться к правящему архиерею с официальным рапортом. Он подчеркнул, что «у нас, в Рязанской епархии, такого шаманства не должно быть. Это шаманизм стопроцентный»[2]. Однако прямого запрета на проведение нестандартных богослужений не последовало.
Изгнание бесов весьма популярно у определенной части населения, совсем не обязательно одержимых. Некоторые считают нужным присутствовать при отчитках в случае физического недомогания или жизненных неурядиц. В Панино, по словам настоятеля, «молебны» собирают не менее 100—150 человек каждую субботу — на порядок меньше, чем на воскресной литургии. В 2006 году я сама наблюдала около 200 присутствующих на таком богослужении людей, приехавших из разных районов Рязанской и соседних областей. В отличие от большинства сельских храмов, пожилые не доминировали, люди были самого разного возраста. Еще одной особенностью стало заметное количество мужчин: вероятно, большая часть из них приехала в качестве шоферов и сопровождающих, но сочла нужным выстоять всю длинную службу. То, что большинство собравшихся привели в храм именно проблемы со здоровьем, можно было заметить визуально: некоторых поддерживали под руки и усаживали на привезенные стулья, кого-то даже вносили прямо в кресле.
Перед чтением заклинательных молитв настоятель предупредил о возможных опасных последствиях, особенно для тех, кто не защищен нательным крестом. О том, что значительная часть присутствовавших не являлась регулярными прихожанами православных храмов, красноречиво свидетельствовала очередь из желающих приобрести крестик, мгновенно выстроившаяся перед свечным ящиком после этого предупреждения. Ни одно свое действие священник не оставлял без комментария. В предварявшей службу пространной проповеди говорилось о важности веры в Бога, доверия Ему, о заповедях и элементарных правилах поведения в храме. Обращаясь с молитвами к святым, батюшка кратко пересказывал их жития, объясняя, почему просьба об исцелении адресована именно этим святым. Евангелие читалось на двух языках (церковнославянском и русском) и тоже подробно комментировалось. Надо сказать, приходы, способные похвастаться столь же масштабной катехизаторской работой, составляют исключение из правила не только в Рязанской епархии, но и в РПЦ в целом.
По моим наблюдениям, наибольший интерес собравшихся вызвали раздававшиеся в храме материальные «лекарства»: освященная вода и сероватого цвета соль. Рекомендации по их употреблению напоминали инструкции к медицинским препаратам: воду, например, настоятель советовал пить утром, почистив зубы, натощак, а вечером — перед ужином или через час-полтора после еды. При этом четко оговаривалось, что эту воду могут пить только присутствовавшие на «молебне» (обычно на употребление святой воды таких ограничений не накладывается). К концу службы батюшка уже почти совсем перевоплотился во врача. Во время помазания все желающие могли подробно рассказать о своем диагнозе, священник задавал уточняющие медицинские вопросы. Помазывал елеем не только лоб, как обычно, но и по желанию — больное место, на которое указывал подошедший. Не знаю, сколько прихожан-пациентов отца Поликарпа получили исцеление. Но что всем им гарантированы персональное внимание священника и возможность осмысленного участия в богослужении — это точно.
Биографическая справка
Архимандрит Поликарп (в миру — Степан Дмитриевич Гришин) родился 19 декабря 1935 года в селе Топилы, Милославского района, Рязанской области, в крестьянской семье. В 1950 году окончил семилетнюю школу. В 1953 году — медицинское училище в городе Сталиногорск (ныне Новомосковск), Тульской области. В 1959 году окончил лечебный факультет Рязанского медицинского института. С этого же года работал хирургом в медицинских учреждениях Саранска с перерывом на полугодовую стажировку в клинике профессора Амосова в Киеве. Через несколько лет продолжил хирургическую практику в Рязани. Состоял в КПСС. Исключен за религиозные взгляды. Подготовил, но не защитил кандидатскую диссертацию. В 1976 году при содействии митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова) поступил в Ленинградскую духовную академию, которую окончил в 1980 году. В 1978 году епископом Выборгским Кириллом (Гундяевым, ныне митрополит Смоленский и Калининградский) пострижен в мантию. В том же году митрополитом Ленинградским и Новгородским Антонием (Мельниковым) рукоположен в сан священника. С 1980 года — настоятель прихода св. Алексия в Лиепае (Латвийская ССР). Создал большую молодежную общину, проводил беседы на дому. Дьякон храма (затем священник в храме св. Троицы в Риге) Андрей Маслов написал в милицию заявление, в котором обвинил о. Поликарпа в хранении оружия и антисоветской литературы, антисоветском содержании проповедей, гомосексуализме и финансовых нарушениях. По этому поводу о. Поликарпа неоднократно вызывали на допросы в КГБ и МВД, аннулировали регистрацию, после чего он был вынужден покинуть Латвию[3]. В 1987—1988 годах — клирик Брянской епархии, служит в городе Севск. В 1988 году переехал в Рязань. Перенес инфаркт, несколько лет не служил. С 1992 года — настоятель храма св. мц. Параскевы Пятницы в селе Панино, Спасского района, Рязанской области.
Беседа с архимандритом Поликарпом (Гришиным)[4]
Отец Поликарп: Мой путь к священству начался в период, когда у нас была все-таки бесовская власть. Часто мне задают вопрос: почему вы ушли из хирургов в священники? Я 18 лет работал хирургом. Я полгода проходил курс усовершенствования у профессора Амосова в Киеве, мне это очень многое дало. Я увидел, в общем-то, христианское, чисто человеческое отношение, любовь к больному. Это «сгорая сам, свети другим» в этом профессоре и его коллегах. Это не считая времени и не смотря, сколько его на больного тратится, — я все это увидел в той клинике. В общей сложности 18 лет я провел хирургом, но я всегда оставался верующим человеком. «Верующим», я бы сказал, в кавычках, потому что я был безграмотен.
Ольга Сибирева: Вы с детства ходили в храм?
О.П.: Да, я с детства ходил в храм. Хотя в нашем селе
уже храма не было, ходил в Скопин, это за
О.С.: У вас духовник был, чье-то влияние?
О.П.: Нет, без всякого воздействия. Я очень любил медицину, и может любой теперь сказать, кто такой хирург Гришин. Вот вчера был бывший главный врач, мой ученик, из Спасска, вспоминал, как я сюда приезжал, оперировал. То есть в хирургической деятельности я достаточно много сделал. Но я продолжал, конечно, изредка посещать храм. И то ли, может быть, мое непонимание, что усиленно следят за людьми верующими, то ли моя наглость такая, [уверенность] что ничего не будет. Конечно, меня быстро высчитали, что я посещаю храм. Фотографировали. И потом началось гонение. Напрямую не говорили, но, допустим, могли рано утром приехать и расспрашивать: «Кто у вас тут в квартире живет?» Потом начали ходить по соседям. Двух соседей заставили написать, что видели у меня иконы. А они, естественно, их видели, потому что я их приглашал в гости. Маленький такой кабинет был, там всегда висели распятия, всегда горела лампада. Я молился значительно усерднее, чем сейчас молюсь. И тогда, наверно, дошло до предела, когда и их измучили, и заведующего кафедрой, главный врач был очень порядочный. Партийные собрания там устраивали, исключили из партии.
О.С.: А в партию вы каким образом попали?
О.П.: Когда я уезжал в клинику Амосова, нужно было заведовать торакальным отделением. А заведовать отделением и не быть членом партии было невозможно. Я не считал, что я совершал какое-то преступление. И до сих пор думаю, что членами партии могли быть разные люди, что там было много порядочных людей. И тогда, под воздействием этого гонения, я решаю найти пути, чтобы уйти. Вообще какая-то внутренняя была мечта все-таки принять монашество. Я к тому времени имел добрые, хорошие отношения с некоторыми священниками, которые являются образцом священства.
О.С.: Вы можете назвать имена?
О.П.: Ну, вот такие, как отец Виктор Шиповальников[5], он сейчас в Малаховке. Ныне покойный отец Александр Буров. Отец Валентин из Новотомникова[6]. Он, я помню, болел, у него грыжа была. Познакомились, я еще был хирургом. У него последнее время тоже были гонения, нападения, он же все-таки совершал молебны. Он меня благословлял на эти молебны. И он мне как бы давал практические навыки, что, как совершать. Все это, наверное, навело на мысль, что надо поступать в академию. И, безусловно, незнание о том, что церковь как бы не отделена от государства. Я этого не знал, что под очень строгим оком находится церковь. Я, действительно, слепо верил, что она отделена. Конечно, ошибался. По окончании академии я в Латвию поехал работать.
О.С.: По поводу ваших молебнов. Владыка же объявил их «стопроцентным шаманизмом».
О.П.: Да. Значит, владыка ошибается в том плане, в этом я не могу с ним согласиться. Что такое молебен? То, что показано по телевидению, по НТВ, какие-то кричащие полусумасшедшие, — это дико. Ведь больные разные: душевная болезнь, больные бесноватые, больные телесные, тут и притворство, тут все что угодно. Я совершаю молебен согласно двум требникам. Первая часть требника — это молебен о болящих, он церковью благословлен. И вторая часть — это Большой требник[7]. Там написано: «О недужных больных», то есть больных, которые поражены не только телесно, но и духовно. И все это идет наряду с канонами, с молитвами. Единственное, что я добавляю, вот святитель Лука[8] — я ему добавляю молитву, как врачу. Преподобный святитель Нектарий, молитва перед иконой «Всецарица», перед иконой «Скоропослушница», перед иконой «Неупиваемая чаша» — то есть там, где сказано, при каких болезнях к каким святым обращаемся, вот и все. И не только молебен, это просто молитвы. Обязательно божественная литургия, обязательно! Поскольку это невозможно физически, не выдержит никто, обязательно молебен идет, а на следующий день я их поминаю уже на проскомидии и обязательно за божественной литургией, также читаю молитву.
О.С.: При этом сами они, как правило, не присутствуют.
О.П.: Многие присутствуют. А некоторых я вообще поминаю не только 40 дней, а может быть, полгода и год. Наиболее тяжелых больных.
О.С.: Они сами записываются?
О.П.: Нет, я вижу. Вот, например, у нее два мальчика, один готовится к пересадке почки. Или отрок Николай, который только что приехал, вернулся из Петербурга, куда я советовал им с позвоночником. Искривление позвоночника — тяжелейшее! — вообще позвоночника нет, его несколько раз оперировали. И мальчик, когда шел на операцию, говорил: «Я же благословение о. Поликарпа имею, я буду здоров, выздоровею, я буду жив». И мама оттуда звонила, просила молитв. Это молитвы непрерывные порой. О каком может быть шаманстве речь? Это просто грубейшее непонимание!
О.С.: Просто немногие люди этим занимаются среди священников.
О.П.: Вы знаете, это огромный труд. Нужно любить больного. И, не беря с него ничего, вы о нем молитесь. Вы несете огромнейшую ответственность перед людьми и перед Богом. Он приходит и спрашивает: «А мне, батюшка, оперироваться или не оперироваться? А мне химиотерапию делать или не делать?»
О.С.: Хорошо, у вас есть медицинское образование, но человека же нужно все равно обследовать, чтобы какой-то совет дать.
О.П.: Да, но они приходят часто с обследованиями. Приходят люди, которым уже ничто не поможет. Сегодня я всем приводил в пример раба Божьего Константина. Это человек, который до последнего, за неделю до смерти, за 4—5 дней, играл еще в волейбол. А у него раковое поражение полностью обоих легких. И надо было его поддерживать на этом уровне, его дух. И он работал, ездил в командировки. И, умирая, соборовался здесь, на молебнах был. И он умирал без боли. Вы знаете, легко сказать, молебен о болящих, легко осудить отца Поликарпа. Пусть любой возьмет. Хоть один бы батюшка взял бы 3—4 больных и попробовал бы с ними позаниматься немножко. Потому что это не просто встал на колени и прочитал молитвы. Порой встаешь и думаешь: «Да лучше бы со мной это было, чем с этим больным». Особенно детки когда, раковые дети, раковые больные. Мама идет на операцию или ребенок, они звонят, приезжают: «Батюшка, благословите на операцию». А операция идет на головном мозге, опухоль головного мозга. Вы должны себе представить, что может произойти и чем помочь в данной ситуации. Вы не просто сказали: «Бог благословит» — и забыли. Нет! Если вы любите человека, вы его не забудете! Вы вместе с ним выздоравливаете и вместе с ним умираете. Вот если будешь так служить, то любой епископ бы, наверное, в ноги поклонился священнику. Меня не увидишь ни пьяного, ни курящего. Вот вчера я очень устал, в три часа только пришел после службы — приехали люди, надо с ними поговорить. Я просто не могу физически, потому что это не значит поговорить. Это они так думают: поговорить. А я должен в свое сердце принять их страдание. И я должен им объяснить, о них помолиться — это минимум час, а то и больше.
О.С.: Здесь присутствовало более 200 человек. Вы же не всех их знаете лично.
О.П.: Не знаю.
О.С.: Когда к вам попадает список этих людей, вы не знаете, кто из них болен этим душевным недугом, у кого просто поясница заболела.
О.П.: Они подходят потом под помазание святым елеем, говорят, с чем они приехали. Очень многие до этого приезжают. Я прихожу всегда раньше, и многие идут, чтобы с ними побеседовали. То есть я должен на себя взять ответственность за каждого человека, который присутствует, и помочь ему. Это самое главное. И, если бы приезжало, может быть, пять человек или десять, я бы мог им уделить огромнейшее внимание и заботу. Когда толпа приезжает, и толпа приезжает не просто так, она приезжает с Тамбова, с Москвы, с Моршанска, с Мурома и так далее. Однажды приехала тяжелейшая семья! Батюшка, страдающий алкоголизмом. Старший сын, страдающий алкоголизмом. Средний сын, страдающий алкоголизмом. И младший сын — практически отсутствие зрения в одном глазу, и он лечился, сейчас он поступает в семинарию.
О.С.: Когда я присутствовала на молебне, меня поразило, что вы такую мощную катехизацию при этом проводите.
О.П.: Ради этого все! Вот если бы владыка послушал или прислал бы кого-нибудь послушать. Они выходят другими людьми. И они уже приезжают, потому что я не щажу их, говорю так, как есть. Как они заходят в храм без страха Божия, как они выходят, как они не причащаются. Я думаю, что эти молебны, если бы силы у батюшек были, пусть проводят их. И не просто читать молебен — после каждой молитвы надо разъяснить, что это было, комментарий. Иначе человек за эти два с половиной часа устанет, уже не будет слышать вас, у вас не будет контакта с ним. А тут волей или неволей, вы меняете одно, второе — окропление водой, проповедь, Евангелие, икона. Перед иконой объяснить еще, о чем речь идет.
О.С.: Что-то даже, какие-то кусочки русифицировали, как мне показалось.
О.П.: Обязательно. Иначе они не поймут. У нас Евангелие читается на двух языках всегда за божественной литургией. Читаю на славянском, потом выхожу — на русском. Я всем говорю: если бы человек посещал наш храм, он бы был высокообразованным в богословском плане. Потому что ни одной службы не проходит, чтобы не было разъяснения Евангелия, апостольских чтений и так далее.
О.С.: Есть в епархии еще священники, которые занимаются «отчитками», этими молитвами?
О.П.: Я думаю, молебен о болящих вообще должен бы совершаться в любом храме. Но это огромнейший труд, который священник не хочет брать на себя. В его же требнике священническом есть молебен о болящих. Вот и соверши этот молебен в конце божественной литургии. Помяни, пусть те болящие, которые будут у тебя присутствовать, пиши их списки. В следующий раз помолись о них на проскомидии, помяни их на божественной литургии. Тяжелых больных помяни еще в домашней молитве. Другой вопрос — молебен о недужных так называемых, где вычитываются молитвы все-таки характера запретительного. Тут дьявол, конечно, нападает не только на священника, но и на его окружающих. Через них он отрицательно действует, тут надо быть очень осторожным. Я не вижу здесь какого-то шаманства. Если эти молитвы напечатаны в требнике, если они издревле совершались, если Господь исцелял бесноватых больных, а теперь бесноватых очень много, ну почему же нельзя им помогать? Им нужно помогать. И самое, наверно, важное — это проповедь, слово Божье. Это своего рода ликбез, курсы. Потому что без них люди приезжают — вот на Преображение приехали несколько женщин, одна из них даже готовила тут, и, узнав о том, что нет молебна о болящих, они развернулись и поехали назад.
О.С.: Они же специально для этого и приезжали.
О.П.: Но это страшно даже подумать: идет великий праздник двунадесятый — наше с вами Преображение. Это не Яблочный Спас! А именно Преображение Господне. Господь показал, что именно благодать Божия распространяется от Господа Бога на всю природу. В это время уйти, повернуться задницей и пойти, простите меня. Это потребительское, это «Дай мне! Дай мне, Господи!», как будто в магазин она пришла! «Дай мне, Господи, — она говорит, — а у меня печень болит, а у меня то-то. Я пришла — Ты дай мне! Я почерпну — и все. Я вот пять рублей положу». Или, например, буквально два-три дня, в воскресенье, закончилась только служба, и приезжают сюда две женщины. Одна в брюках стоит. Время закончилось, мы просто чай пьем, мне нужно проводить людей, и женщины эти ждут меня. Что вы хотели? «Вот, мы привезли больного, нам сказали, что вы можете ему помочь». Я говорю: «Не я помогаю, Господь помогает». Во-первых, сделал замечание: «Вы, — говорю, — с непокрытыми головами. Прежде, чем вы едете, вы спросите, куда вы едете. Вы не к попу едете, а к священнику, монаху, поэтому надо немножко себе вид приобретать». Второе — уже служба закончилась, все. «А мы вам заплатим, а вы отслужите». Я просто был вынужден закрыть дверь перед ними и сказать: «Бог за деньги не лечит». «Мы заплатим», вы понимаете! Я на исповеди не кладу тарелку: у меня такое внутреннее впечатление, что я за исповедь деньги беру. Это мне страшно! Поэтому мы не ходим с тарелкой, может быть, это ошибка моя, но совесть меня обличает: за что же? Да, я тружусь. И труд огромнейший. Исповедь — это самое тяжелое, наверное, послушание в церкви. Но человек скажет: «Я заплатил. Я был на исповеди, и я заплатил». Поэтому у меня к этому отношение отрицательное. И здесь: «А мы заплатим». Какими можно деньгами оплатить этот труд?! И некоторые обращаются: «Мы заплатим, а вы домой приезжайте». Наверное, это на бытовом таком, базарном уровне: мы заплатим — и за деньги все можно. Да, можно заплатить и можно быть епископом, наверное, можно быть кем угодно. Но не каждому.