Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2008
Сергей Маратович Гуриев (р. 1971) — ректор Российской экономической школы (Москва). Автор книги «Мифы экономики» (М.: Альпина, 2006), обозреватель газеты «Ведомости» и журнала «Форбс».
Сергей Гуриев
Экономическое сознательное и бессознательное: источники ложных представлений об экономике в России
Экономические заблуждения, мифы, теории заговоров — назовем их корректно «ложными представлениями» — зачастую оказывают весьма сильное влияние на экономическое поведение людей, их решения относительно потребления, сбережения и инвестирования накопленных средств. При этом, как представляется, в России роль этих ложных представлений особенно велика: даже если сравнивать ситуацию с положением дел не в развитых, а хотя бы в развивающихся странах. Не решаясь описывать российскую ситуацию в этом отношении как совершенно уникальную, попробуем все-таки выделить основные причины столь высокого уровня «мифологизации» всего экономического в России, равно как и проиллюстрировать это примерами из практики.
Мое глубочайшее убеждение состоит в том, что ложные представления о природе и сути экономической деятельности возникают прежде всего из-за недостатка знаний: в России по-прежнему очень плохо обстоит дело с экономическим образованием — как среднего россиянина, так и представителя элиты. Можно встретить блестящих управленцев, чиновников, бизнесменов — ведущих специалистов в своей сфере, но у всех них, несмотря на глубокое понимание своей «проблемной области», есть какие-то совершенно странные представления о том, как устроена экономика в целом или хотя бы отдельные ее области.
Отчасти, хотя это совсем отдельный вопрос, изъяны образования связаны с объективными недостатками российской экономической науки, которые, среди прочего, объясняются и недостатком данных. В США на многие вопросы, в принципе, можно дать ответ, поскольку доступны подробные и разнообразные данные. В России данных нет объективно, и причин тому масса: короткие временные ряды, в течение которых ведется наблюдение; высокая инфляция, искажающая данные; банальное игнорирование ряда показателей статистическими органами. Нехватка качественных данных порождает естественное недоверие и к результатам экономических исследований.
Механика возникновения и закрепления экономических заблуждений основывается на двух принципах: неверии в экономическую науку как таковую и, вследствие этого, экстраполяцию своего жизненного опыта на экономические проблемы, то есть рассмотрение ситуации на своем предприятии, в своем регионе, городе или семье в качестве репрезентативной. Хотя многие идут на это осознанно, подавляющее большинство не понимает и этого.
Есть и другой источник ложных представлений, когда индивиды, сознательно или нет, распространяют мифы и стереотипы, действуя прежде всего в своих частных интересах. Можно привести массу примеров, когда люди, работающие в конкретной отрасли, пытаются доказать всем, насколько эта отрасль важна и полезна для всей экономики — и поэтому нуждается в льготах и поддержке государства. Есть люди, которые пытаются продвигать интересы не отрасли, а конкретных предприятий, и тогда слышны заявления о том, что конкуренция — это плохо, а сложившаяся структура отрасли, то есть соотношение сил между существующими предприятиями, — образец, требующий безусловного сохранения, и, следовательно, необходимо делать все, чтобы на этот рынок не вошли другие фирмы, поскольку конкуренция будет контрпродуктивной.
Не так давно Центр экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР) Российской экономической школы принял участие в исследовании по результатам опроса примерно десяти тысяч человек в России и по тысяче человек в каждой переходной посткоммунистической экономике. Сам опрос проводился Европейским банком реконструкции и развития, а сотрудники ЦЭФИР написали несколько статей по его результатам[1]. Проведенное исследование было как раз сосредоточено на анализе восприятия реформ, свободного рынка, частной собственности (так, в ходе опроса задавался вопрос о том, считает ли респондент необходимым пересмотреть результаты приватизации) жителями стран с переходными экономиками. Результаты показывают, что на отношение к обсуждаемым категориям влияют образование, доход, социальный статус, опыт нахождения в положении безработного и в целом — жизненная и экономическая траектория индивида за последние десять—пятнадцать лет.
И, по крайней мере для России, выяснилась одна очень неприятная вещь: если раньше нам казалось, что «нерыночные» мифы и стереотипы исчезнут сами собой, то полученные результаты серьезно опровергают это предположение. Было логичным предположить, что люди, которым сейчас 60 лет, будут воспринимать рыночную экономику в негативном ключе: они пострадали от рыночных преобразований и вместе с тем прекрасно помнят свою молодость в советское время, когда социальные невзгоды казались незначительными, возможности сравнивать не было, и даже минимальный набор социальных гарантий и благ был достаточным для удовлетворенностью жизнью. И, в принципе, эта тенденция прослеживается: неприятие реформ выше среди людей, относящихся к возрастной группе в 60 лет; чуть ниже — среди людей, которым 50, и так далее, примерно до возраста 30—35 лет. Однако далее наступает перелом: люди, которым сейчас меньше 25 лет, ощутимо хуже относятся к реформам, чем те, кому 30 лет.
Причины этого явления требуют более внимательного изучения. Моя гипотеза состоит в том, что это связано с увеличивающимся присутствием государства в экономике и, как следствие, в нарастающей пропаганде, стремлении во что бы то ни стало обосновать его вмешательство в работу рынков. Все это находит закономерное отражение в СМИ, в образовательном процессе, а люди, имеющие меньший жизненный опыт, относятся к восприятию подобной информации менее критически. Играет свою роль и прямое общение молодых со старшим поколением. Люди, которые не помнят Советского Союза, более восприимчивы к информационному давлению и восприятию ложных стереотипов.
Впрочем, наряду с эффектом отбора, есть и эффект обучения. Так, в рамках рассматриваемого исследования задавался вопрос о том, кто должен обеспечивать людей работой — государство или рынок? Подавляющее большинство россиян считает, что государство. Кто должен регулировать цены на еду — 85% россиян считает, что государство. Конечно, это трудно понять, если вспомнить, что подавляющее большинство респондентов жили в Советском Союзе, где государство регулировало цены на еду, а еды не было. Но такой же опрос мы провели среди студентов Российской экономической школы, и ни один студент не сказал, что государство должно регулировать цены на еду.
Конечно, необходимо сделать ремарку, что приведенные выше факты относятся скорее к «макромифам», то есть общим рассуждениям о рыночной экономике, конкуренции и прочем, в то время как отношение конкретного молодого человека к конкретному проявлению экономической жизни может быть более трезвым и рациональным. Вполне возможно, что критика россиянами рынка и конкуренции связана с тем, что критикуют они рынок, сложившийся сегодня именно в России: монополизированный, непрозрачный, коррумпированный. Это понятно и правильно.
Другое дело, что многие представители так называемой элиты, люди, влияющие на общественное мнение, используют отрицательный опыт работы на российском рынке для того, чтобы дискредитировать рынок вообще. Некоторые делают это искренне, считая, что другого рынка в России быть не может, некоторые — вполне умышленно, понимая, что на существующем рынке, например в качестве главы госпредприятия, бесплатно получающего ресурсы из бюджета, жить им будет значительно лучше. При этом, заметим, созданные в прошлом году госкорпорации пока не знают, что делать с полученными деньгами: они положили их под 3—6% годовых на депозиты в госбанках, что в любом случае ниже уровня инфляции. При сколько-нибудь прозрачной и ответственной системе принятия решений деньги можно было бы вложить на мировом рынке по большей ставке, их можно было бы вернуть населению и бизнесу посредством снижения ставок единого социального налога или налога на добавленную стоимость, но поддержание отрицательной реальной доходности средств, собранных из наших налогов, — это неэффективное использование средств.
К сожалению, люди, принимающие эти и подобные им решения, не совсем понимают принципы работы рынкаи предпочитают контроль конкуренции. Это объяснимо: конкуренцию, в принципе, никто не любит, да и не должен любить, кроме потребителей. Но потребители плохо организованы, их интересы никто не представляет, и потому ответственность экономистов, ученых, профессионалов состоит как раз в том, чтобы доказывать, что конкуренция действительно приносит благо, создает стимулы для появления новых продуктов, инвестиций, реализует социально более справедливые механизмы перераспределения товаров внутри экономики. В России можно найти примеры подобной успешной конкуренции: это, например, рынок мобильной связи, который (при всех существующих на нем проблемах) развивается феноменально успешно. Связано это в первую очередь с тем, что на нем не работает ни одной компании со сколько-нибудь значительным государственным участием, поэтому они вынуждены выигрывать за счет более эффективной работы на конкурентном рынке.
Зачастую распространению ложных представлений об экономике способствует и профессиональное сообщество, которое уделяет недостаточное внимание той или иной проблеме или ограничивается общими суждениями. В полной мере это касается макроэкономических аспектов развития нашей страны. Распространенное заблуждение — недооценка населением существующей сегодня макроэкономической стабильности и роли Стабилизационного фонда как одной из ключевых ее компонент. Связанное с ним «ложное представление» в профессиональной среде — оценка природы наблюдаемой сегодня в России инфляции.
Отметим, что заблуждение населения, основанное во многом на недостатке образования и отсутствии опыта жизни в экономике при низкой инфляции (уровень которой был бы ниже 5% в год), позволяет удивительным образом, с одной стороны, недооценивать роль Стабилизационного фонда и его «хранителей», а с другой, — не обращать внимания на то обстоятельство, что именно стабильному развитию экономики за последние годы, и в частности снижению процентных ставок, мы обязаны появлению и развитию рынка розничного кредитования, сектора финансовых услуг для предприятий и домохозяйств. При этом именно Стабилизационный фонд позволил хотя бы относительно снизить для Центрального банка остроту выбора первоочередных действий: либо проведение мер против укрепления реального обменного курса рубля, либо антиинфляционная политика. В его отсутствии рубль укрепился бы еще сильнее, а вот инфляция могла бы быть еще большей. Одновременно с этим наличие значительных резервов российской экономики поддерживает высокий суверенный рейтинг Российской Федерации, что позволяет российским компаниям и банкам привлекать деньги по весьма низким ставкам и направлять их на кредитование российского населения и инвестиционных проектов. При этом никто в здравом уме не может сегодня предположить, что кризис на западных рынках может привести к спекулятивной атаке на рубль, — повторение 1998 года попросту невозможно.
Что касается инфляции, то обсуждение ее немонетарной природы в профессиональной среде имеет свою интересную специфику. Фактически мы наблюдаем спор о терминах, который приводит к появлению заблуждения по существу предмета. В среднесрочной или долгосрочной перспективе инфляция всегда носит монетарный характер, но на небольших промежутках цены оказываются достаточно негибкими и не сразу реагируют на меры кредитно-денежной политики. Именно этот момент многие называют немонетарной природой инфляции, хотя на самом деле подобные оценки появляются в результате анализа инфляционных явлений на очень коротком горизонте — в пределах одного года. В результате, мы уже много лет живем в таком «краткосрочном периоде» и все время продолжаем обсуждать немонетарную природу инфляции. Но реальность такова, что люди живут все-таки больше одного года и, следовательно, в конце концов, ощущают на себе последствия неверной краткосрочной политики. Если мы потратили очень много денег в конце предыдущего года, то это не может не сказаться на уровне инфляции в году текущем. И можно сколько угодно делать прогнозы о том, что инфляция будет 8,5% или 9,5% за год, но простая арифметика показывает, что будет она все-таки не менее 13%. А это уже очень большая величина. Таким образом, первоначальное, кажущееся безобидным, переопределение терминов (какая разница, как называть модель российской инфляции: моделью краткосрочной негибкости цен или немонетарной природы) ведет к вере в то, что роль немонетарных факторов велика, краткосрочные эффекты экстраполируются на долгосрочный период, и как-то забывается, что за пределами одного года с инфляцией нужно бороться только денежными способами.
А в целом это приводит к недооценке значимости стабильного развития, с одной стороны, и уровня инфляции, с другой. И это мне кажется существенной ошибкой, поскольку до сих пор инфляция у нас слишком высокая, укрепление рубля все равно продолжается, процентные ставки по-прежнему слишком высокие. На практике это означает, что ипотечные кредиты дороги, а большинство населения страны не имеет доступа к потребительскому кредитованию. Это негативный эффект заблуждений. Позитивным же эффектом можно считать то, — но пока это только гипотеза, требующая подтверждения данными, — что российская экономика растет быстрее, чем мы сами этого ожидаем: в первую очередь потому, что не заметили, как у нас возник и начал динамично развиваться сектор финансовых услуг. Это стало возможным благодаря макроэкономической стабильности и структурным изменениям в банковской сфере (закон о страховании вкладов, закон о кредитных историях).
Таким образом, ложные представления, сознательные или нет, влияют на экономическую политику, делая ее популистской и не ориентированной на долгосрочное развитие. Но стоит все-таки помнить, что долгосрочное развитие — это не вопрос ста или двухсот лет, это вопрос вполне обозримого для каждого человека периода: двадцати-тридцати лет. То есть это горизонт, внутри которого каждый из нас может ощутить на себе результаты этого развития. Экономическая «близорукость» — одно из самых опасных явлений, с точки зрения продуцирования и укрепления мифов, вот почему важно помнить, что мы, а не только наши дети и внуки, будем жить не только сегодня, но и завтра.