Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2008
Антон Вадимович Свешников (р. 1968) — историк, доцент Омского государственного университета.
Ольга Сергеевна Свешникова (р. 1980) — историк, социолог, преподаватель Омского государственного университета.
Антон Свешников, Ольга Свешникова
Здесь ли родился Заратустра?
Или пути и последствия спасения одного археологического памятника
В степях Урала, на юге Челябинской области, вдалеке от современных центров цивилизации находится, пожалуй, самый известный археологический памятник России — Аркаим. В восприятии человека, профессионально не связанного с археологией, Аркаим выглядит примерно так: среди степи высятся насыпи в форме двух колец, одно внутри другого. Между ними ямы и валы. Больше, пожалуй, ничего интересного обыватель увидеть не сможет. Сухим языком археологии Аркаим описывают так:
“…укрепленное поселение эпохи бронзового века (XVII-XV вв. до н.э.) в Челябинской области. Округлой формы диаметром около 170 м. Прямоугольные дома из глинобитных кирпичей. Расположены полукругами вокруг центральной площадки, без дверей, выход на крышу по лестнице. Наружная стена внешнего круга домов служила стеной города”[1].
Археологическое описание памятника тоже никакого представления о его популярности и ее причинах не дает. Просто потому, что причина ее не в научном значении Аркаима. Сегодня он явление культуры, которое может быть понято только при обращении к широкому контексту политических, идеологических, культурных процессов, протекавших в советском обществе во второй половине 1980-х — начале 1990-х годов.
В короткой, но весьма насыщенной событиями истории Аркаима 1990 год стал годом перелома и ознаменовался целым рядом событий, имевших весьма серьезные последствия для формирования самого феномена Аркаима.
Немного истории
Аркаимская, или Большекараганская, долина — это небольшой уголок лесостепи, расположенный у восточных склонов Уральских гор на территории современной Челябинской области, к югу от города Магнитогорска. В 1970-е годы в связи с разработкой проекта создания Большекараганской межхозяйственной оросительной системы в долине дважды (в 1971 и в 1977 годы) были проведены археологические разведочные работы и обследовано 10 археологических объектов. В ноябре 1986 года облводхоз приступил к строительству Караганского оросительного водохранилища. Строительные работы велись вахтовым методом в течение зимних месяцев. В связи с этим с июня 1987-го, в соответствии с действующим законодательством и существующей практикой, было начато археологическое исследование памятников Большекараганской долины, которые должны были оказаться в зоне затопления, на дне будущего водохранилища. Исследование проводилось археологической экспедицией Челябинского государственного университета под руководством кандидата исторических наук доцента Геннадия Здановича. Именно участники этой экспедиции (отряд под руководством Сергея Боталова) и обнаружили в долине недалеко от впадения в Большую Караганку реки Утяганки неизвестный ранее памятник — Аркаим. Памятник был атрибутирован как поселение бронзового века, принадлежащее синташтинской (или, как ее иногда называют, петровско-синташтинской) культуре. Зданович датировал памятник XVIII-XVI веками до нашей эры. В ходе дальнейших работ в долине был обнаружен еще целый ряд археологических памятников. Сама по себе ситуация нахождения археологического объекта или просто памятника культуры на территории предстоящих масштабных технических (чаще всего строительных) работ не является беспрецедентной для отечественной и мировой практики. Подобное встречается достаточно часто. В этом случае чаще всего проводятся археологические раскопки, а затем начинается запланированное строительство. Так, например, в зоне затопления при строительстве Красноярской и Саяно-Шушенской ГЭС оказались многие памятники древнего изобразительного искусства[2]. С точки зрения приоритетов советской политики хозяйственные нужды имели гораздо большее значение, чем сохранение археологических памятников.
Но в данном случае ситуация сложилась иначе. Зданович развернул активную борьбу за спасение памятника, проявив энергию и незаурядные организаторские (или, как сказали бы сейчас, менеджерские) способности. Борьба за спасение археологического памятника приобрела невиданные доселе массовые масштабы и формы.
Во-первых, под лозунгом “борьбы за сохранение уникального памятника культуры” была организована кампания “писем в защиту”, подписанных известными людьми, обладающими значимым общественным авторитетом. Например, в августе 1987 года письма “в защиту Аркаима”, адресованные соответственно члену Политбюро ЦК КПСС Александру Яковлеву и первому секретарю Челябинского обкома партии Николаю Швыреву, подписали директор Эрмитажа академик Михаил Пиотровский и директор Института археологии АН СССР академик Борис Рыбаков. Президиум созданного за несколько лет до того Уральского отделения АН СССР принял постановление “Об обращении творческой интеллигенции к ученым Урала по вопросу о сохранении уникального археологического памятника Аркаим”, в котором говорилось: “Считать необходимым сохранить культурный комплекс Аркаим, уникальный памятник раннегородской цивилизации эпохи бронзового века степной Евразии как объект, имеющий огромную научную и культурную значимость”[3]. В ходе обсуждения проблемы Аркаима на заседании Президиума УО АН СССР в качестве аргумента против строительства водохранилища говорилось и о его малой хозяйственной значимости и, следовательно, нерентабельности строительства.
Во-вторых, развернулась активная кампания обсуждения “проблемы Аркаима” в региональных средствах массовой информации.
В-третьих, период с 1987 по 1990 год — это время невиданной интенсификации археологических исследований в Большекараганской долине. В ходе полевых работ на протяжении нескольких сезонов в долине удалось обнаружить несколько десятков археологических памятников. Для участия в полевых работах активно привлекаются специалисты из соседних научных центров и даже из-за рубежа. В июле-августе 1989 года на Аркаиме проводится Всесоюзный полевой симпозиум по проблемам памятников протогородской культуры Урало-Казахстанских степей, титульным организатором которого стал Институт истории и археологии УрО АН СССР.
Эмоции “героического периода” драматической борьбы за спасение памятника впоследствии достаточно выразительно опишет сам Зданович:
“…нам верилось и не верилось в то, что можно остановить гигантского Молоха стройки и вырвать из его тисков магические круги Аркаима. Ведь весь трагизм и бессилие отечественной археологической службы, даже ее нелепость становились понятными здесь, в нашем палаточном лагере, расположенном буквально у подножья строящейся плотины. Помню, острая безнадежность обнажалась по вечерам, когда уходил в темноту рабочий день, крестьянский и наш, а насыщенная ослепительным электрическим светом и ревом моторов огромная стройка не затихала ни на минуту”[4].
Результатом этой борьбы стала невиданная доселе, беспрецедентная победа общественности, как это позиционировалось, в противостоянии с государственными структурами. В 1991 году решением Совета министров РСФСР территория Большекарагинской долины была объявлена заповедником и строительные работы были прекращены. Был создан специализированный природно-ландшафтный и историко-археологический центр “Аркаим”. Широкомасштабные археологические раскопки после этого правда прекратились, но зато ведутся многочисленные научные исследования, в которых принимают участие ученые различных специальностей — от геологов до астрономов, проводятся научные конференции и издаются сборники научных трудов (серия “Труды заповедника Аркаим”)[5], и, кроме того, на территории заповедника создается своеобразная этнографическая экспозиция музея под открытым небом.
Аркаим как явление культуры
Но ситуация сложилась не такая однозначная, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что в борьбе за спасение памятника, преследуя, безусловно, “благие цели”, ученые, и в первую очередь сам Зданович, позволили себе вполне сознательно определенные отклонения от традиционного режима поведения “советского ученого”. “Защитники Аркаима” предложили принципиально новый режим позиционирования как по линиям “внешнего” взаимодействия (“ученый и власть” и “ученый и общество”), так и во взаимоотношениях с коллегами. “Новаторство” это в определенной степени понятно — старый поведенческий режим вряд ли позволил бы спасти памятник. Новый же, продуктивный с точки зрения решения поставленной задачи, включал в себя ряд достаточно своеобразных моментов.
Во-первых, обосновывая значимость памятника, челябинские археологи, отбросив внутреннюю критичность, многие, мягко говоря, не совсем доказанные гипотезы подавали как подтвержденные материалом выводы. Уже в первых работах об Аркаиме (когда исследования фактически только-только начинались) говорилось о крупном городском (или “протогородском”) центре, центре особой цивилизации и тому подобное. Аркаим изначально сопоставлялся с “протогородами” Средней Азии, Месопотамии и, естественно, Троей. Впоследствии, в середине 1990-х годов, был введен даже специальный нарочито яркий, “красочный” термин — “Страна городов” — для обозначения территории района близ Аркаима в целом. При этом, по мнению специалистов, опубликованные материалы до сих пор не позволяют научно подтвердить эти выводы. Многие реконструкции Здановича представляются весьма сомнительными[6].
Создатели “образа Аркаима”, не останавливаясь на достигнутом, подключают все более сложные контексты интерпретации, объявив, например, Аркаим древней обсерваторией и начав там палеоастрономические исследования. Палеоастрономия — достаточно молодая научная дисциплина, возникшая совсем недавно на стыке гуманитарных и естественно-научных исследований[7], — требует особой осторожности и корректности выводов, чего о работах отвечающего за палеоастрономические исследования в Аркаиме Константина Быструшкина сказать нельзя. Большинство профессиональных археологов довольно сдержанно[8], а порой и весьма критически относится к “идеям” Здановича, который, в свою очередь, объясняет это “завистью”. Он — победитель, сумевший отстоять памятник, и подобная самооценка позволяет ему держаться уверенно и на “внутрикорпоративные разборки” и условности смотреть свысока.
Во-вторых, обосновывая значимость Аркаима, команда Здановича стала позиционировать его не просто как “памятник культуры”, подключив к вырабатывающемуся режиму защиты особые, но, безусловно, актуальные для периода конца 1980-х культурные контексты. Аркаим “подавался” как древнее святилище, место, обладающее особой (био)энергетикой, особым духом. В условиях идеологического вакуума, широкого распространения эзотерических и оккультных интересов, массовых нетрадиционных религиозных движений этот ход, осуществляемый посредством как публикаций в различных СМИ, так и использования устных каналов передачи информации, через рассказы посвященных, “приобщившихся”, должен был выполнить функцию “апелляции к общественному мнению”[9]. И, по большому счету, выполнил. Аркаим стал местом массовых паломничеств, в первую очередь для людей с более-менее явным интересом к эзотерике.
В-третьих, команда Здановича, стремясь сконструировать особую значимость памятника, подключила к решению этой задачи и определенный, весьма специфический идеологический контекст. Аркаим объявлялся прародиной ариев и родиной легендарного пророка Заратустры, сопоставлялся с описанным в древнейшем памятнике иранской мифологической традиции “Авесте” городом легендарного царя и первопредка Йимы, со всем сопутствующим идеологическим шлейфом.
Наконец, в-четвертых, Аркаим был превращен в “медийный продукт” посредством многочисленно тиражируемой СМИ трансляции его образа и проблематики. Он стал модным, раскрученным брендом[10].
Итак, памятник спасти удалось. Но, однако, созданная для его спасения “машина” по производству новых культурных смыслов и образов на этом не прекратила свою работу. Более того, его маховик только набирал обороты. На смену Молоху строительства плотины пришел Молох строительства имиджа, диктующий вызвавшим его на свет свои законы и требующий своих жертв.
Аркаим в контексте идеологической борьбы
Не прошло бесследно и подключение ресурса идеологии. В 1990-е годы Аркаим (как ценность, приносящая символический капитал) стал предметом борьбы между представителями различных, как правило, радикальных националистических течений и связанных с ними изданий[11]. Очевидно, что Аркаим — “место памяти”, вот только непонятно, памяти о чем. Непрозрачность Аркаима в этом качестве и стала поводом для борьбы. В нее включились, с одной стороны, русские ультранационалисты, призывающие видеть в Аркаиме “вторую родину ариев” и проявление великой дохристианской цивилизации наших предков, а с другой стороны, башкирские националисты, утверждающие, что создали Аркаима — это предки современного башкирского народа и так далее. Возникшее межнациональное напряжение стало причиной шага, всю политическую дальновидность которого можно оценить только сейчас, — в 1998 году на Аркаиме начал проводиться фольклорно-этнографический фестиваль евразийских народов с одноименным названием[12]. Понятно, что основной пафос фестиваля — “Мы все представители братских народов. Аркаим — наша общая прародина”. Но напряжение в поле идеологических и даже политических спекуляций, создаваемых “пустым” содержательным ядром — образом Аркаима, растет, усиливаясь на протяжении 2000-х годов. Особенно значимым в этом плане является посещение Аркаима в 2005 году президентом Владимиром Путиным[13]. Хотя что оно значит — непонятно. Единственным его ощутимым результатом является возросшая уверенность в своих силах Здановича, используемая им в ходе его полемики с коллегами. Он получил дополнительный “символический капитал”: “Президент меня понял, а вы — нет”. Да и в целом, в идеологически окрашенных высказываниях директор Аркаима стал более уверен: “Я не против, если Аркаим станет национальной идеей”[14]. При желании в своих целях можно использовать любую идеологию.
Зримые последствия спасения
Культурные контексты, созданные в период спасения Аркаима, активно преобразовывают пространство в двух направления. Во-первых, общественность, участвовавшая в спасении Аркаима, да и просто слышавшая о нем, хотела памятник увидеть. Поскольку находится он вдали от оживленных трасс и населенных пунктов, посещение памятника требовало специальных усилий. К чести создателей парка, они сумели организовать пребывание туристов, причем таким образом, чтобы не нарушить сохранность памятника. Постепенно разросшийся туристический лагерь — это целая инфраструктура с возможностью проживания разной степени комфортности (от коттеджа до палатки), с магазином, столовой, снабжением питьевой водой, душем, подвозом дров и так далее. На территории парка активно стоятся экскурсионные объекты (Музей природы и человека, Музей древних производств, Ветряная мельница, Курган Темир и другие), но их популярность не может сравниться с горой Шаманкой. Эзотерический туризм, начавшийся с посещения памятника Тамарой Глобой в 1991 году, составляет основу притока посетителей (в год это более 25 тысяч человек[15]).
Молох имиджа превратил Аркаим из археологического памятника в место паломничества эзотерически настроенных граждан. Особая “энергетика места”, разумеется, имеет здесь свои вполне осязаемые формы, в качестве таковых выступают два холма, прилегающих к территории лагеря, — гора Шаманка и гора Любви, и центр собственно археологического памятника Аркаим. В туристический сезон (с мая по октябрь) можно наблюдать примерно следующие сцены:
“Стоя на горе Шаманка, возвышающейся над туристическим лагерем, мы увидели группу человек в двадцать. Люди подошли к выложенной на горе спирали. Руководитель группы, женщина средних лет, заявила, что это один из энергетических столбов. Она предложила клиентам пройти по спирали. Находясь в ее центре, надо было бросить камни по четырем сторонам света и загадать заветное желание. Подул легкий ветерок, и женщина-гуру многозначительно подняла палец вверх и возвестила: “Духи Аркаима приняли нас!” Люди послушно идут по машинке для исполнения желаний, бросают камешки и ждут чуда”[16].
На Шаманке и горе Любви кроме чудотворного бега по каменным лабиринтам поют мантры, совершают оздоровительные пассы руками и даже ночуют с целью обретения энергии, избавления от венца безбрачия и так далее.
Отдельная тема — это центр городища, выложенный руками заботливых археологов камнями и снабженный посаженной в центр круга керамической фигуркой человека, “смотрящего в небо”. Вход на памятник разрешен только в сопровождении экскурсовода, каковым для нас, побывавших на Аркаиме в качестве участников научной конференции, выступил сам Геннадий Зданович (личность, требующая, конечно, отдельного разговора: доктор наук, интеллигентный, образованный человек, приятный в общении, верящий в идею величия Аркаима и преображающийся до неузнаваемости, когда речь заходит о главном памятнике его жизни). Экскурсия включает кроме описания особенностей местной природы, истории раскопок, результатов реконструкций и возможность приобщиться к “энергии места”. Подведя нас к центру памятника, Зданович, вдохновенно совершая пасы руками, сказал: “Это место обладает какой-то особой энергией. Вы можете это почувствовать. Поставьте вот так руки ладошками друг к другу и поводите ими. Чувствуете покалывание?”
Более важным последствием “раскрутки” Аркаима как места особой энергетики стала возможность восприятия в качестве таковых и других археологических памятников и поиск их по всей территории России. На Черноморском побережье Кавказа желающие подзарядиться энергией освоили “целебное возлежание” на дольменах, в Хакасии каменные стелы на погребениях осаждаются желающими потереть о них спину, поскольку это “прибавляет мужскую силу”. Там, где каменных сооружений не нашлось, энергетику ищут в местах скопления археологических памятников: так, в 400 километрах севернее Омска отыскался “пуп Земли”, расположенный вблизи деревни Окунево, прямо в археологическом микрорайоне[17]. Местные “аркаимчики” в отличие от своего старшего брата и прародителя не являются плодом акций по их спасению, а, напротив, активно разрушаются медитирующими и камлающими.
Таким образом, представляется, что Аркаим как явление культуры формируется на перекрестке нескольких тенденций уникальных культурных процессов конца 1980-х — начала 1990-х годов.
Во-первых, события вокруг Аркаима оказались в принципе возможными в условиях частичной девальвации гомогенной политической власти и начала формирования сферы публичной политики (или, вернее сказать, некоего подобия этой сферы). Важнейшим этапом этого процесса, безусловно, стал Первый съезд народных депутатов СССР. Очевидно, что в 1970-е решение по этому вопросу было бы принято в “кабинетном режиме”, без всякого общественного обсуждения. В 1989-1990 годы “общественность”, озабоченная проблемами “экологии культуры” (Дмитрий Лихачев) и, после проведенной в периодике кампании по поводу “поворота сибирских рек”, болезненно реагирующая на строительство любых водохранилищ, выступила как весомая сила на политическом поле, к которой имеет смысл апеллировать.
Во-вторых, в условиях кризиса советской идеологии рухнула “единственно правильная версия” исторического метанарратива. Гуманитарные науки, и история в том числе, теряют кредит доверия в качестве значимых для общества и обладающих “истиной в последней инстанции”. Стираются важные для функционирования исторического знания границы между профессиональной, академической историографией и обыденными представлениями о прошлом. Расцвет исторической публицистики сочетается с методологическим кризисом профессиональной историографии. Сфера “публичной истории” переживает явную “болезнь роста”. Общество не имеет общепринятых ориентиров в поисках “образа прошлого”, необходимого для личностной идентификации. В этих условиях, с одной стороны, “прошлое” становится объектом борьбы различных принципиально несовместимых между собой и сконструированных по различным правилам версий исторического нарратива (либерального, националистического, имперского и так далее). Резко активизируется мифотворчество в сфере построения многочисленных вариантов национальной мифологии[18]. С другой стороны, в условиях провозглашенного недостатка концептуально прозрачных объясняющих моделей, которых ждет общество от профессиональной историографии, формируется специфический феномен “folk-history”[19], в пространстве которого значимыми фигурами для формирования образа прошлого оказались такие авторы, как Анатолий Фоменко, Эдвард Радзинский, Лев Гумилев, Александр Бушков, М.Э. Анжи. Недаром, в соответствии с “духом времени”, идеология Аркаима конструируется как своеобразный дискурсивный синтез Жириновского и Кашпировского.
В-третьих, преобладающая в средствах массовой информации диагностика “настоящего времени” как идеологического и даже мировоззренческого кризиса делает модным и востребованным брендом “нетрадиционные”, в том числе “неоязыческие”, религиозные движения, позиционирующие себя как альтернативные духовные поиски с выходом в сферу политики[20].
В-четвертых, само научное сообщество историков (и археологов) оказалось не готовым к серьезным общественным трансформациям. Изменение режима общественного и политического функционирования исторического знания привело к размыванию норм профессионализма и конвенциального образа науки. Хотя подспудно эта тенденция намечалась и ранее, пик ее приходится на начало 1990-х. Вот что пишет об этом Александр Формозов:
“Беспардонных фальсификаторов у нас пока еще немного, но, увы, и ученых, работающих безупречно, маловато. Вместо того чтобы четко разграничить классификационные фактологические статьи и синтетические поисковые исследования, все выпускают некую мешанину, полуправду, изображая ее святой истиной. Создаются схемы, где есть и что-то полезное, надежное, и что-то сомнительное, надуманное, но в таком сочетании и изложении, когда разобраться в подлинной ценности введенных в оборот материалов решительно невозможно”[21].
Безусловно, порочная практика “феодального права” в археологии, когда руководитель экспедиции, держатель открытого листа, считается чуть ли не собственником находок, не подпуская к ним коллег, в значительной степени повлияла и на формирования феномена Аркаима.
Таким образом, решив “тактическую” проблему (спасение памятника”), исследователи Аркаима собственными руками создали для себя проблему “стратегическую”. История Аркаима продолжается…
________________________________________
1) Матющин Г.Н. Археологический словарь. М.: Просвещение, 1996. С. 14.
2) См.: Дэвлет М.А. Петроглифы на дне Саянского моря. М., 1998.
3) Постановление Президиума Уральского отделения АН СССР “Об обращении творческой интеллигенции к ученым Урала по вопросу сохранения уникального археологического памятника Аркаим” // Аркаим: Исследования. Поиски. Открытия. Челябинск, 1995. С. 214
4) Аркаим: Исследования… С. 4.
5) Аркаим. 1987-1997: Библиографический указатель / Сост. Д.Г. Зданович, Е.И. Коган, Н.Н. Орлова. Челябинск, 1999. См. также раздел “Наши публикации” на официальном сайте: www.arkaim-center.ru/index.php?page=19.
6) О сомнительности выводов Геннадия Здановича много говорилось на заседании ученого совета Института археологии РАН по обсуждению проекта комплексной интеграционной программы междисциплинарных исследований археологических памятников Южного Урала (3 июня 2005 года). См.: Кореняко В.А., Кузьминых С.В. О профессиональной этике в современной отечественной археологии (По следам обсуждения “Проблемы Аркаима”) // Российская археология. 2007. № 2.
7) См.: Потемкина Т.М. Основные этапы и организационные формы развития археоастрономии // Астрономия древних обществ. М., 2002. С. 10-16.
8) Показательно, что немногочисленные специалисты, принимающие гипотезы Геннадия Здановича, вынуждены описывать памятник “с его слов” (см.: Матющенко В.И. Древняя история Сибири. Омск, 1999. С. 85-87; Он же. Археологический словарь. М., 1996. С. 14). Половину объема статьи Матюшина, посвященной Аркаиму, занимает цитата из описания знаменитого Чатал-Гуюка.
9) Приведем лишь некоторые заголовки и высказывания об Аркаиме: “За две тысячи лет до Трои”, “Еще не было Будды, Христа, Мохаммеда, а Аркаим уже был”, “Жил ли на Южном Урале пророк Заратустра?”, плакат при подъезде к Аркаиму — “Здесь родился Заратустра”, “Настоящие арийцы родом из Челябинской области”, “Аркаим — побратим Стоунхенджа”, “Аркаим — великая обсерватория древности”, “Москва — третий Аркаим”, “Тамара Глоба нашла пуп Земли: именно отсюда есть-пошла русская земля, начался исход русского народа, заселившего всю нашу страну…”, “Была Русь, была грамота, были свои духовные ценности, и доказательством тому Аркаим”, “Аркаим — символ русской славы”.
10) Поисковая система Яндекс по запросу “Аркаим” дает более 240 тыс. сносок. Значительная часть из них — это фирмы, издательства, продукты с одноименным названием.
11) См.: Шнирельман В.А. Страсти по Аркаиму: арийская идея и национализм // Язык и этнический конфликт. М., 2001.
12) На официальном сайте информацию о нем можно найти по адресу: www.arkaim-center.ru/index.php?page=37.
13) См.: Быков Д. “Президент выбрал ариев?” Чем нам грозит посещение Путиным Аркаима // Собеседник. 2005. 1 июня.
14) Кореняко В.А., Кузьминых С.В. О профессиональной этике в современной отечественной археологии.
15) Данные официального сайта специализированного природно-ландшафтного и историко-археологического центра “Аркаим”: www.arkaim-center.ru.
16) Угаев М. Магический конвейер Аркаима // Челябинский рабочий. 2006. 9 ноября. В той же газете приведена характерная беседа:
“- А как избавиться от дурной энергии? — спрашивают экскурсанты.
— Возьмите камень и отнесите его на вершину…
— Горы Любви?
— Нет, на вершину Шаманки. Вся дурная энергия останется в этом камне.
Пыхтят, стараются. К вечеру на горе — груда камней.
На следующий день прибывает другая группа.
— А как…
— Чтобы избавиться от дурной энергии, возьмите камень на вершине Шаманки и принесите его вниз.
— И он сконцентрирует в себе всю дурную энергию?
— Сконцентрирует” (Радченко Е. Тринадцать лет Аркаима // Челябинский рабочий. 1999. 16 июля).
17) См.: Речкин М.Н. Окуневский ковчег. М., 2003; Он же. Сибирь спасет человечество? Т. 2. Окуневский кристалл — жемчужина России. М., 2005. Статьи с говорящими названиями в большом количестве представлены в Интернете. См., например: “Окунево — пуп земли?” (http://1link.com.ua/news2435.html), “Деревня Окунево — ворота в параллельный мир” (www.74rif.ru/okunevo.html).
18) См.: Шнирельман В.А. Националистический миф: основные характеристики // Славяноведение. 1995. № 6. С. 3-13; Он же. Второе пришествие арийского мифа // Восток. 1998. № 1. С. 89-107; Национальные истории в советском и постсоветских государствах / Под ред. К. Аймермахера и Г. Бордюгова. 2-е изд. М., 2003.
19) Обстоятельный, хотя и не бесспорный анализ этого феномена см.: Володихин Д.М. Феномен фольк-хистори // Отечественная история. 2000. № 4. С. 16-24. К сожалению, ограниченный объем статьи не позволяет подробнее остановиться на анализе этого интересного явления.
20) См. главу “Постсоветские язычники” в книге: Клейн Л.С. Воскрешения Перуна: К реконструкции восточнославянского язычества. СПб., 2004. С. 105-130. См. также: Неоязычество на просторах Евразии. М., 2001.
21) Формозов А.А. Человек и наука: Из записей археолога. М., 2005. С. 26-27.