Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2007
Алла Алексеевна Язькова — руководитель Центра Средиземноморье—Черноморье Института Европы РАН.
Алла Язькова
Юго-Восточная Европа в эпоху перемен
В контексте международных событий последних двух столетий и в сопутствующих ему представлениях современников Юго-Восточная Европа, более известная под именем Балкан, неизменно сочеталась с негативными коннотациями. С понятием «Балканы» ассоциировался термин «балканизация», означавший, по оценке известного югославского аналитика и публициста Ранко Петковича, состояние постоянного конфликта между государствами по поводу спорных территорий и положения проживавших за пределами своих стран этнических групп населения[1]. К этой характеристике можно добавить фактор многолетней своекорыстной «игры» крупных европейских и мировых держав на противоречиях как между балканскими государствами, так и между населявшими их народами.
В конце ХХ века эти сложные процессы завершились распадом самого крупного балканского государства — Союзной Федеративной Республики Югославии, а возникшие в итоге региональные кризисы и конфликты не преодолены и по сей день.
Вопреки этому большинство стран региона хотя и не всегда последовательно и успешно, но включается в процессы модернизации и продвижения по пути атлантической и европейской интеграции. В общеевропейских проектах и научно-политической литературе Балканский регион все чаще обозначается как «Юго-Восточная Европа». Да и в общественном сознании большинства его стран становится все более заметным желание поскорее преодолеть опасную склонность к конфликтам, пресловутый синдром «балканизации», стереотипные представления о Балканах как о «пороховом погребе» и «уязвимом подбрюшье» континента.
Но можно ли сегодня утверждать, что понятие «Юго-Восточная Европа» уже пришло на смену употреблявшемуся на протяжении многих десятилетий термину Балканы?
И да, и нет. Балканский полуостров, вне всякого сомнения, остается географической основой Юго-Восточной Европы. Но в условиях продолжающихся процессов модернизации и продвижения по пути региональной и общеевропейской интеграции указание на его европейскую принадлежность становится для входящих в него стран особенно важным и значимым. Как справедливо отмечают современные авторы, регион приобретает основания для поэтапного включения в европейскую интеграцию именно в качестве Юго-Восточной Европы[2]. При этом речь идет об исторически сложившейся группе балканских стран, общность которых становилась очевидной только на тех этапах истории, когда им приходилось решать общие задачи. Например — бороться за национальную и государственную независимость на рубеже XIX и ХХ веков.
На этом отрезке истории и сформировался комплекс региональных характеристик, в наличии которых итальянский исследователь Стефано Бьянкини усматривал балканскую специфичность. С одной стороны, ей присуще сходство духовной и материальной культуры всех народов, населяющих Балканы. С другой стороны, в местном менталитете присутствуют такие особенности, которые противопоставляют его культурному миру Западной Европы[3]. О том же в свое время писал и известный румынский историк Николае Йорга, отмечавший, что по одежде, типам используемых орнаментов, архитектуре, методам ведения сельского хозяйства, обычаям и суевериям, образу мыслей и чувств балканские народы «абсолютно идентичны друг другу»[4].
В то же время стратегически важный и густонаселенный регион Юго-Восточной Европы (общая численность проживающего здесь населения составляет около 50 миллионов) буквально пронизан источниками различного рода потенциальных противоречий. Здесь издавна происходило соприкосновение православия, католицизма и ислама, неоднократно выливавшееся в острые религиозные конфликты. Этническая карта региона по своей пестроте несопоставима с другими частями Европы (за исключением, пожалуй, Кавказа). Находясь на протяжении веков под властью Османской и Австро-Венгерской империй и ощущая на себе постоянное, хотя и далеко не однозначное воздействие России, Балканский регион воспринял как позитивные, так и негативные стороны всех этих влияний.
В XIX веке Российская империя хотя и не бескорыстно, но достаточно активно способствовала появлению здесь новых независимых государств. После возникновения СССР и вплоть до Второй мировой войны государства Юго-Восточной Европы были в той или иной мере встроены в политику «санитарного кордона», а в послевоенные годы их отношения с Советским Союзом складывались по известной модели «международных отношений нового типа», которая после 1968 года стала известна как «доктрина ограниченного суверенитета». После распада СССР вновь наступил период отчуждения, и поэтому отношения России со странами этого региона на протяжении последних полутора десятилетий приходится выстраивать заново.
Таким образом, государства Балканского полуострова формировались в условиях противоречивых культурно-исторических и политических влияний. Более того, в ХХ веке на Балканах произошло мощное столкновение порожденных западной цивилизацией идеологий — коммунизма, фашизма и национализма[5], что еще более усилило конфликтный потенциал региона. Иными словами, многие из ныне свойственных Балканскому региону проблем уходят корнями в прошлое. Среди них — и исторически сложившаяся многоэтничность, и пóзднее формирование наций и государств, и, как следствие всего сказанного, затяжная экономическая отсталость и политическая нестабильность.
Характерной чертой международного развития балканских государств остается их зависимость от крупных европейских держав, которые после мировых войн сами решали — как правило, с выгодой для себя — крайне болезненные для Балкан вопросы об установлении либо изменении государственных границ. После Второй мировой войны были определены нынешние границы между Румынией и Венгрией, разрешены территориальные споры между Болгарией, с одной стороны, и Грецией и Турцией, с другой. Сложнее оказались проблемы территориального урегулирования между Италией и Югославией, спор между которыми по поводу «свободной территории Триест» был окончательно разрешен лишь в 1975 году[6]. Надолго затянулось и послевоенное урегулирование между Грецией и Албанией, состояние войны между которыми формально было прекращено лишь в феврале 1988 года.
В годы «холодной войны» к территориальным спорам добавилось и противостояние блоков, что позволяло говорить о Балканах как о микромодели всего мира с его конфликтами и противоречиями. Расположенные в регионе государства входили в НАТО (Греция и Турция), Организацию Варшавского договора (Румыния и Болгария), Движение неприсоединения (Югославия) либо оставались в самоизоляции (Албания — единственная европейская страна, не подписавшая Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе). Положение осложнялось также и внутрисистемными политическими столкновениями. Среди них — конфликт Сталина и Тито в 1948 году, разрыв отношений СССР с Албанией в 1960 году, переход Румынии в середине 1960-х годов на позиции «диссидента» в социалистическом содружестве.
Правда, в противовес этому в 1960—1980-е годы автономно развивались процессы межбалканского сотрудничества, ставшие после 1975 года своеобразным преломлением «духа Хельсинки» и прологом последующего преодоления противостояния мировых систем на Балканах. Нельзя в этой связи не заметить, что активизация такого взаимодействия в то время способствовала постепенному размыванию национальных, идеологических и геополитических барьеров в отношениях между самими балканскими странами и в их контактах с Западом.
Однако последующее крушение коммунистических режимов в Болгарии, Румынии и Албании привело к дестабилизации общеполитической ситуации в регионе и возрождению в конце 1980-х годов националистических идей и лозунгов. Еще до начала войны в Югославии американский исследователь Стивен Лэррэби отмечал, что главная угроза европейской безопасности теперь исходит не от советского блока, а от межэтнических конфликтов и политической фрагментации[7]. К его мнению присоединяется и греческий исследователь Танос Веремис, с точки зрения которого главными причинами нестабильности на Балканах в начале 1990-х годов стали эскалация межэтнических конфликтов и ослабление взаимного доверия[8].
Наиболее тяжелыми для Юго-Восточной Европы оказались последствия распада СФРЮ — бывшей Югославии. Возникшие в результате кризисы и конфликты пытались предотвратить и погасить, хотя и не всегда приемлемыми методами, сначала Европейский союз, а затем США и НАТО. По оценке многих международных экспертов, прологом к эскалации масштабных конфликтов на территории Югославии стало поспешное признание Евросоюзом в конце 1991 и начале 1992 годов независимости Хорватии и Словении, сделанное в противовес националистической политике руководства Сербии. Кульминацией балканской политики США и НАТО стало нанесение в марте—июне 1999 года бомбовых ударов по Союзной Республике Югославии, которое лишь post factumбылооформлено резолюцией Совета Безопасности ООН № 1244, признавшей территориальную целостность СРЮ.
На протяжении 1990-х годов Россия также пыталась оказывать содействие в разрешении югославского кризиса, но поначалу у российской правящей элиты не было ни четкого понимания его истоков, ни конструктивных идей по его преодолению. Долгое время ставка делалась на те силы СРЮ, которые этот кризис и породили, — на Слободана Милошевича и его окружение. Российская внешняя политика проявила в те годы ряд черт, позволявших говорить о ситуативной реакции на события в контексте собственно российских проблем и в то же время — о стремлении к консервации status quo в регионе и недопущении каких-либо изменений. Ее неутешительным итогом стали результаты голосования в Совете Безопасности ООН после начала авиаударов по СРЮ, когда 26 марта 1999 года за предложенную Россией резолюцию, характеризовавшую действия НАТО как агрессивные, проголосовали только сама Россия, Китай и Намибия.
Сегодня на Балканах не стреляют — и в этом заслуга миротворческих сил ООН, НАТО и Европейского союза, — но остаются тлеющие очаги потенциальных кризисов. В данной ситуации важной остается и функция России как постоянного члена Совета Безопасности ООН. В этой связи достаточно упомянуть о ее вкладе в сложный и длительный процесс переговоров по урегулированию «проблемы Косова»,автономного края в составе Сербии с преимущественно албанским населением. Предоставление краю независимости, на чем настаивают косовары, легко может повлечь за собой новый взрыв территориальных и межэтнических противоречий, серьезно подорвать стабильность в регионе.
Российской дипломатии удалось на завершающей стадии переговоров по статусу Косова в Совете Безопасности (март—апрель 2007 года) перевести их на уровень прямых контактов между представителями Белграда и Приштины при посредничестве «тройки» в составе России, ЕС и США. При этом в основу переговоров была положена идея о том, что «не скороспелое решение вопроса о статусе Косово, а достижение компромисса должно стать целью и необходимостью для всех»[9].
Тупиковая ситуация вокруг косовской проблемы создает потенциальную угрозу новых вооруженных конфликтов в Балканском регионе. В случае предоставления независимости Косову к этому краю могут потянуться пограничные с ним территории Македонии и Черногории, населенные албанцами. Предвосхищая такую возможность, о своем намерении воссоединиться с Сербией заявляют сегодня националистические круги Республики Сербской, что ставит под угрозу само существование Боснии и Герцеговины. Наконец, неизбежный в подобном случае взрыв национализма в Сербии может окончательно подорвать стабильность в западной части Балкан. Все сказанное ставит под сомнение нынешнее единство Юго-Восточной Европы. Ее западная часть, объединяющая шесть стран — Албанию, а также фрагменты бывшей Югославии в составе Боснии и Герцеговины, Хорватии, Македонии, Сербии и Черногории, — остается наиболее проблемной частью Европейского континента.
Переход к рыночной экономике оказался здесь более сложным, чем в других бывших социалистических странах. Распад Югославии и вооруженные конфликты на ее территории самым разрушительным образом сказались на экономическом положении затронутых ими стран, негативно повлияли на течение и темпы переходного периода. Несмотря на значительную международную помощь, регион по-прежнему весьма далек от макроэкономической стабильности и экономического оздоровления. Сегодня экономические показатели входящих в него стран отличаются от результатов, достигнутых не только в странах Центральной и Восточной Европы, но и в восточной части самих Балкан — в Болгарии и Румынии, ставших в 2007 году членами Евросоюза[10].
Но, несмотря на предрасположенность к политическим кризисам и экономическую стагнацию, нельзя не учитывать и сохраняющуюся общность целей и задач исторически сформировавшейся группы стран Юго-Восточной Европы. Проходящие здесь процессы модернизации и демократизации пока еще далеки от европейских образцов. Условна консолидация несовершенной партийной системы, проблематичны независимость судебной власти и ее эффективность, эфемерна свобода СМИ. Но при избранной ориентации на вступление в Европейский союз выбор демократического пути для стран региона представляется безальтернативным. Попятное движение станет возможным лишь при утрате европейской перспективы или в случае взрывной дестабилизации в отдельных точках или в регионе в целом[11].
Европейский вектор во внешней политике стран Юго-Восточной Европы обозначился еще в начале 1990-х годов, став определяющим для последующего этапа. Существенной причиной, укрепившей тяготение бывших социалистических стран к евроатлантическим структурам, оказалась их неспособность самостоятельно улаживать затяжные межгосударственные кризисы и конфликты. Свою роль здесь сыграл и распад СССР, а также новая конфигурация взаимоотношений с его наследниками — прежде всего, с Россией. Но главным фактором, побудившим их ориентироваться на «возвращение в Европу» и интеграцию в НАТО и ЕС, стало то, что не только государственные лидеры, но и большинство населения связывали с таким курсом надежды на лучшую жизнь и преодоление авторитарного наследия.
Высказываются, впрочем, и другие мнения, согласно которым инициативная роль в расширении НАТО на восток принадлежала самому Североатлантическому альянсу, стремившемуся к укреплению своих стратегических позиций. Не сбрасывая со счетов несомненную значимость оказанного западного влияния, хотелось бы заметить, что главными стимулами «дрейфа на запад» оказались все-таки внутренние факторы. В разных странах они проявляли себя по-разному, но все балканские государства объединяло то, что явное несоответствие их экономического и политического развития стандартам НАТО и особенно ЕС лишь подтверждало направление их движения.
«Пионерами» выступили Румыния и Болгария: в мае 2004 года они стали членами НАТО, а с января 2007 года обеспечили себе членство в ЕС. Сложнее обстоит дело с государствами Западных Балкан. Их переговоры с Евросоюзом в обозримое время едва ли увенчаются успехом. Что же касается НАТО, то наиболее активные контакты с альянсом сегодня поддерживают Хорватия, Македония и Албания, подписавшие в ноябре 2002 года соглашение о совместных действиях на этом направлении. Сербия, Черногория, а также Босния и Герцеговина по разным причинам пока не включены в переговорный процесс, хотя их настойчивое стремление добиться хотя бы первичного приобщения к процессу интеграции очевидно.
Не менее сложные проблемы в связи с новым вектором балканской политики после крушения «реального социализма» возникли и на Западе. Задача налаживания контактов со странами Балканского региона оказалась для ЕС крайне сложной. Согласно принятому в июне 1993 года на заседании Европейского совета в Копенгагене решению, членство в ЕС возможно для тех государств, которые соответствуют так называемым «копенгагенским критериям»[12]. В них, однако, не «укладывались» даже наиболее стабильные балканские государства — Болгария и Румыния, и именно поэтому сроки их вступления в ЕС неоднократно переносились. Албании конкретные даты даже не предлагались, а республики распавшейся СФРЮ были лишь включены в предварительную программу «Региональный подход для Балкан». В итоге к концу 1990-х годов отношения ЕС со странами Юго-Восточной Европы характеризовались, по оценке одного из греческих исследователей, «удивительным разнообразием». В регионе соседствовали: полный член Евросоюза — Греция, два кандидата «второй волны» расширения — Болгария и Румыния, ожидающая интеграции в ЕС уже почти двадцать лет Турция, а также Албания, Македония, Босния и Герцеговина, Хорватия и СРЮ, включенные в дополнительные программы Евросоюза[13].
Впоследствии, как уже отмечалось, планку удалось преодолеть лишь Болгарии и Румынии. Между тем, в западной части Балкан сложился своеобразный заколдованный круг: политическая стабильность в Юго-Восточной Европе невозможна без прогресса в экономике, а он, в свою очередь, тормозится отсутствием политической стабильности. Сказанное не означает, что положение стран, удостоившихся вступления, абсолютно безоблачно: наиболее существенным препятствием для нормального функционирования Румынии и Болгарии в рамках ЕС остается коррупция, которая, по определению Европейской комиссии, представляет собой масштабную и системную проблему, подрывающую правосудие, экономику и веру граждан в государство. Но попытки ускоренного обуздания коррупции и особенно теневой экономики повлекут негативные последствия, в частности повышение и без того высокого уровня безработицы[14]. Кроме того, по подсчетам специалистов, введение европейских квот на экспорт сельскохозяйственной продукции и жесткие нормы продовольственной безопасности могут привести к разорению 40% малых и средних предприятий отрасли[15]. На устранение подобных барьеров уйдут годы. Это существенно осложнит реализацию социальных программ стран—членов ЕС и кандидатов на вступление.
Для отношений государств Юго-Восточной Европы с НАТО особое значение имела принятая Вашингтонским саммитом 1999 года Стратегическая концепция, где по понятным причинам (саммит проходил в самый разгар натовских бомбардировок СРЮ) основное внимание было уделено положению дел в Балканском регионе[16]. Принятые в Вашингтоне документы легли в основу дальнейших процессов трансформации и модернизации НАТО. Первые практические шаги по регулированию международных кризисов за пределами традиционной зоны ответственности альянса были сделаны именно в Балканском регионе, но их результаты оказались значительно скромнее ожиданий. Не была достигнута основная цель — обеспечение стабилизации в кризисном районе Юго-Восточной Европы. Установление международного протектората над Косовом также не решило ключевой проблемы определения статуса края и положения в нем национальных меньшинств.
В соответствующих разделах Стратегической концепции были обозначены условия интеграции стран Юго-Восточной Европы в НАТО. Среди них — урегулирование международных споров мирными средствами; разрешение межэтнических и территориальных конфликтов с соседями; приверженность верховенству закона и защите прав человека, отказ от угрозы применения силы и создание системы демократического и гражданского контроля над вооруженными силами; предоставление партнерам информации о состоянии экономики и о принципах экономической политики[17].
Румыния и Болгария смогли, хотя и весьма условно, преодолеть заданную альянсом планку. Что же касается государств западной части Балкан, то генеральный секретарь НАТО Яап де Хооп Скеффер заявил, что для того, чтобы стать кандидатами на вступление, Босния и Герцеговина, а также Сербия в дополнение к реализации военных реформ должны активно сотрудничать с Гаагским трибуналом по бывшей Югославии[18]. После 2002 года известные перспективы вступления в НАТО появились у Албании, Хорватии и Македонии, причем определяющими здесь стали стратегические интересы самого Североатлантического блока.
Подводя итоги, можно заключить, что, несмотря на многочисленные препятствия и трудности, страны Юго-Восточной Европы продолжат сотрудничать с европейскими и евроатлантическими структурами. Стремление «вернуться в Европу» остается доминирующим не только для политиков, но и для большинства населения этих государств. Его реализация во многом будет зависеть от того, когда и насколько успешно будут преодолены экономические и социальные барьеры между Востоком и Западом Европы и одновременно налажено — уже на новой основе — их сотрудничество с традиционными партнерами, прежде всего с Россией.
Сегодня, если исключить «проблему Косова», Юго-Восточная Европа уже не может восприниматься как поле геополитического противостояния России и Запада. В новой ситуации складываются реальные условия для масштабного экономического сотрудничества нашей страны со странами региона. Опираясь на крупнейшие энергетические компании, Россия сегодня в состоянии проводить более активную региональную политику, чем прежде. В данном смысле расширение российского экономического присутствия логично вписывается и в политику стабилизации региона, и в отношения России с Евросоюзом. Но это не исключает обострения конкуренции за контроль над путями нефти и газа, попыток создания альтернативных российским путей поставок энергоносителей в Юго-Восточную и Южную Европу[19].
Типичным для экономических отношений России со странами Юго-Восточной Европы стал существенный дисбаланс во взаимной торговле и явная асимметрия интересов России и ее партнеров, которые стремятся вернуться на российский рынок. Саму же Россию не устраивает то обстоятельство, что 90% ее экспорта в страны Юго-Восточной Европы приходится на энергоносители, сырье и полуфабрикаты, а доля готовой продукции продолжает неуклонно снижаться[20]. Здесь, безусловно, сказывается ориентация наших партнеров на получение высокотехнологичной продукции из стран Евросоюза, хотя на нынешнем этапе их возможности в указанном плане остаются ограниченными.
Из всего сказанного следует вывод о необходимости трехстороннего сотрудничества государств Юго-Восточной Европы с Россией и Евросоюзом, которое для них выгоднее и перспективнее, чем любые односторонние варианты. Только так, несмотря на неизбежные препятствия и трудности на этом пути, может завершиться этап векового противостояния России и Запада на Балканах.