Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 6, 2007
Антон Валерьевич Табах (р. 1974) — экономист, старший аналитик ИК «Тройка-Диалог», в 1998—2007 годы экономист по СНГ и Восточной Европе управляющей компании « Alliance Capital Management» (Нью-Йорк, США).
Антон Табах
Россия и Восточная Европа: друзья поневоле?
В этой статье я хотел бы дать общее описание системы экономических отношений, сложившейся на сегодняшний день между Россией и странами Восточной Европы, причем как с точки зрения взаимных интересов и противоречий, так и с позиции обоюдных ожиданий. Прежде всего необходимо отметить, что, несмотря на стремление подавляющего большинства восточноевропейских стран все больше и больше ориентироваться на рынок Европейского союза, реально они сохраняют достаточно тесную взаимосвязь с российской экономикой. С другой стороны, торговля стала значительно более сбалансированной, чем в начале 1990-х годов, очевиден также и сдвиг интересов участников рынка в сторону посреднической деятельности, прежде всего в сельскохозяйственной отрасли и машиностроении. Фактически можно констатировать частичное восстановление «контуров» старой, привычной для СЭВа, системы торговых отношений и рынков.
Процессы последнего десятилетия достаточно закономерны. Как бы ни хотелось правительствам восточноевропейских стран добиться большей ориентации на рынки Западной Европы и интеграции в них, положение вещей таково, что после первичной нестабильности торговые потоки многих отраслей пошли в обратную сторону, на восток. Это связано с тем, что «хорошие» места на западных рынках давно заняты, а в России и на Украине в последние годы наблюдается рост платежеспособного спроса. Причем здесь я имею в виду прежде всего полностью легальную, «белую» торговлю, а, например, не «серый» рынок перегонки подержанных автомобилей, дающий той же Польше около миллиарда евро в год, проходящих через неучтенные финансовые потоки (что для такой страны весьма немало).
Не стоит считать, что сложившаяся при СЭВе система является эффективной или в полной мере отражает некие реальные современные потребности экономик наших стран. Выгоды от СЭВа были весьма условны, а ущерб — от искаженной системы субсидий и энергетических квот, неразвитости потребительского сектора и зацикленности на советском рынке — огромен. Но «промежуточное» состояние экономик Восточной Европы, вкупе с их относительно небольшими размерами и все еще сохраняющимся «наследием» в виде производств и инфрастуктуры, во многом поддерживает сложившуюся интеграцию. Просто она стала другой.
Другая достаточно яркая черта экономического развития стран Восточной Европы с середины 1990-х годов заключается в том, что они не только выступают в качестве торговых посредников, но и становятся объектом приема западноевропейских и российских инвестиций (в начале 2000-х), причем практически без дополнительного вмешательства правительств: как российского, так и собственных. Происходит это в значительной мере в силу элементарного невнимания и укоренившихся стереотипов. В России — из-за того, что многие представители власти в принципе не научились считать восточноевропейские страны равноправными экономическими партнерами (конечно, только если речь не идет об экономическом аспекте политического конфликта). В Восточной Европе — поскольку опять же рассматривают взаимоотношения с Россией, вечным источником «страха и ужаса», в значительной мере в политической плоскости. Так что действительно плодотворное экономическое сотрудничество происходит как бы исподволь, само по себя, но зато на уровне как малого, так и крупного бизнеса: сначала восточные европейцы «входили» в Россию, потом российские бизнесмены стали покупать активы в странах «Новой Европы».
На уровне крупного бизнеса россиян интересует прежде всего энергетика, хотя, например, в Болгарии присутствие российских структур и частных лиц очень велико в банковском секторе. Восточноевропейские компании проявляют интерес к строительной отрасли, сфере банковских и страховых услуг. В результате экономики оказываются довольно сильно интегрированы и в значительной степени (помимо чисто политических случаев) «эмансипированы» от искажающего воздействия политики правительств в целом и национальных регуляторов (тарифных, антимонопольных и других) в частности, что не может не радовать.
При этом структура приобретенной собственности может весьма сильно отличаться в зависимости от конкретной страны и сектора экономики. Например, в Венгрии подавляющим большинством крупных активов за пределами сельского хозяйства владеют крупные европейские и международные холдинги, велика роль современных и бывших госбанков, которые в том числе участвуют и в экспансии на российский рынок. В Болгарии ситуация схожа, только в роли инвесторов выступают преимущественно наши сограждане, в Польше и Чехии роль национального бизнеса значительно выше. Именно поэтому ситуация в каждой стране весьма своеобычна и требует отдельных подходов, что в свою очередь усложняет процесс интеграции.
***
Обратимся к факторам, которые предопределили современное состояние экономик стран Восточной Европы и перспективы их развития. Общим и единым для всех фактором явилась готовность политического класса и общества в целом сделать все, чтобы войти в объединенную Европу, реализовать связанные с ней чаяния, как экономические, так и политические.
Другим фактором является отсутствие запаса прочности и «подушки безопасности»,которое заставило проводить либерализацию достаточно радикально. При этом ситуации в конкретных странах были весьма различны. Например, в Венгрии первоначальные темпы реформ были значительно ниже, чем у соседей, соответственно ниже были и социальные издержки, но это привело к тому, что сейчас темпы их роста отстают от темпов роста в других странах. В Польше все проводилось в шоковом режиме, там предпринимались большие и разносторонние усилия, чтобы быстро провести либеральные реформы. Из-за специфики местного политического устройства (раздробленность политического пространства и частая смена правительств) всего добиться не получилось, но подобная цель была сформулирована и были достигнуты большие успехи в развитии и укреплении местного бизнеса. У Чехии, на мой взгляд, был наибольший запас прочности: из всех постсоветских стран объем ее внешнего долга был меньше всех, ее экономика была наиболее развитой как до введения социализма, так и на всем протяжении сэвовского периода, сыграло свою роль и месторасположение, удобное для привлечения иностранных инвестиций. В отличие от Польши и Венгрии в Чехии всегда официально декларировались и претворялись в жизнь жесткие принципы экономической политики. Не только денежной, которая была достаточно жесткой практически повсеместно, но и фискальной, бюджетной и других. В результате у Чехии и сейчас наименьший среди восточноевропейских стран внешний долг, самые низкие процентные ставки (так как госдолг незначителен) и достаточно низкая инфляция. А, например, ее бывший партнер — Словакия начала реальные реформы позже всех, но за счет дешевизны рабочей силы и удобного географического месторасположения за последние восемь лет смогла накопить необходимые иностранные инвестиции, несмотря на явное отставание и даже торможение экономического развития в 1990-е годы.
Обратимся теперь к Прибалтике. В Эстонии изначально проводилась более жесткая экономическая политика, и, будем объективны, у этой страны больше всего возможностей жить за счет процессов, происходящих в российской экономике: прежде всего это транзит и услуги (например, оффшорные банки для российских компаний). В Эстонии, в отличие от Латвии, было меньше того, что называют «легаси» («антиквариата») — советских предприятий, обремененных в том числе социальными проблемами, и больше развитой инфраструктуры — хороших, качественных портов с более выгодным расположением. В Литве процессу реформ мешали значительный сельскохозяйственный сектор, менее удобное расположение и более социально ориентированное правительство.
Различной была и природа имеющихся «историй успеха». Столь любимое сегодня исследователями «экономическое чудо» Эстонии — это прежде всего результат безысходности. У страны, по сути прижатой к стенке, было очень мало возможностей поддерживать сколько-нибудь приемлемый уровень существования, и необходимость проводить радикальные налоговые и социальные реформы с частичной компенсацией потерь из бюджета была абсолютной и поэтому поддержанной избирателями (из числа которых было вычищено подавляющее большинство русскоязычных жителей).
Возвращаясь к Польше, следует сказать, что причины успеха здесь объясняются прежде всего взвешенной макроэкономической политикой, консенсусом по основным вопросам (например, социальной и пенсионной политике) и достаточно активным населением. Кстати, Польша показывает еще и хороший пример того, насколько важно своевременно проводить необходимые и, по сути, неизбежные реформы. Их успехи в 1990-е помимо ключевых, описанных выше факторов можно объяснить тем, что на первом этапе все экономические преобразования проводились достаточно быстро и почти в полном объеме. А вот большинство из тех реформ, которые были отложены до лучших времен, до сих пор так и не реализованы. В Польше большой неприватизированный сектор, очень большие проблемы в сельском хозяйстве (наиболее защищенном в процессе реформ): консолидированное землевладение и монополизированная инфраструктура. В результате 27% населения работает в секторе, который производит около 4% ВВП, безработица, достигает 16% (в Варшаве 1,5—2%, во многом за счет скрытой занятости) и явно недостаточная социальная политика.
С моей точки зрения, действительно экономическим чудом можно признать Словакию, которая после восьми лет правления иррационального режима Мечьяра сумела стать крупнейшим в регионе центром автомобильной промышленности и черной металлургии, полностью модернизировав устаревшие предприятия. Безусловно, какой-то первоначальный «запас» у нее был (в основном в металлургии), плюс наличествовали относительно дешевая рабочая сила и удобное географическое расположение, однако без последовательных и достаточно жестких мер экономической политики («плоское» налогообложение, реформы социальной политики и трудового права) бурный рост «старой экономики» вряд ли стал бы возможным.
Если говорить о перспективах, то сегодня размер душевого ВВП таких стран, как Польша, Венгрия, Чехия, составляет примерно половину аналогичного показателя в странах «старой Европы». Этот отрыв не запределен и вполне может быть компенсирован в исторически обозримые сроки. Имея более высокие темпы роста, они могут выйти на общеевропейский уровень примерно за два десятилетия, фактически не предпринимая никаких дополнительных усилий помимо отдельных проблемных областей. А вот в Болгарии и Румынии этот показатель составляет менее 30% среднеевропейского уровня, что, с одной стороны, конечно же, демонстрирует потенциал роста за счет искоренения бедности, но, с другой стороны, делает экономики этих стран крайне зависимыми от европейских субсидий. Если для Польши и Венгрии эти субсидии важны скорее как стимул для модернизации инфраструктуры (до чего руки не доходили много лет), то в Болгарии и Румынии дотации Брюсселя — жизненная необходимость.
***
В этих условиях, при растущем присутствии российского бизнеса, как крупного, так и малого и среднего, все равно складывается впечатление, что Россию в Восточной Европе за пределами политических конфликтов просто не видно. Есть российские компании, реализующие свою экспансию в Европу через бывшие социалистические страны. Однако, за исключением энергетической сферы, это сотрудничество между предприятиями не имеет таких выраженных и специфических «российских» черт, которые обращали бы на себя внимание широких слоев населения и политиков.
Если же говорить отдельно об энергетике (поставках энергоресурсов, их транспортировке, производстве энергии), то здесь вступают в силу страхи, имеющие скорее историко-политическую, нежели чисто экономическую, природу. Но и с этим, по объективным данным, многие смирились и воспринимают Россию и российский бизнес как серьезного партнера. Для российских энергетических компаний присутствие в Восточной Европе — это отнюдь не конечная цель, а скорее элемент глобальной стратегии по присутствию на мировых рынках, в частности «старой Европы». Восточная Европа для «энергетической» России — это некая промежуточная территория и потенциальный источник проблем в отношениях с Евросоюзом.
Здесь же надо принять во внимание, что на фоне невысокого (или уже реализованного) интереса крупного российского бизнеса (прежде всего энергетического) в рассматриваемом регионе и относительно невысоких инвестиционных возможностей малых и средних компаний довольно быстро растет платежеспособный спрос со стороны российских граждан. Это позволяет предположить, что дальнейшие попытки по проникновению на новые рынки будут идти преимущественно с восточноевропейской стороны, поставляющей товары и услуги для российских граждан и предприятий.
Немаловажно, что после вступления большинства стран бывшего социалистического лагеря и советской Прибалтики в ЕС (2004—2007 годы) развитие восточноевропейских экономик находится под сильным влиянием и регулируется политикой общеевропейских институтов. С другой стороны, «вновь прибывшие» государства существенно влияют на отношения России и ЕС. Так, экономические отношения между Россией и Восточной Европой все в большей степени выстраиваются через Брюссель. России выгодно то обстоятельство, что новые члены ЕС получили мощного внешнего «надзирателя». Для многих восточноевропейских стран с маловменяемой политикой в отношении российского бизнеса Брюссель выступает в роли доброго доктора, а общеевропейские подходы, пусть достаточно консервативные и медлительные, — в роли успокоительного или стимулирующего средства, в зависимости от ситуации. С точки зрения российского бизнеса, это не так плохо, поскольку со «старой Европой» отношения у нас не столько хорошие, сколько привычные. Государственным органам и крупным компаниям проще иметь дело с одним, пусть медлительным, но привычным, партнером, нежели с множеством крайне разнообразных и непоследовательных местных регуляторов. В этом смысле показательно, что, несмотря на проблемы по отдельным направлениям, которые вызваны как спецификой интересов российского бизнеса, так и политическими амбициями, в целом динамика развития экономических отношений между Россией и странами Восточной Европы достаточно позитивна.
Безусловно, для любой страны, чья государственность существовала непродолжительное время или вовсе отсутствовала, характерно стремление проводить самостоятельную политику. Для стран Восточной Европы это сочетается с выраженным желанием примкнуть к сильному и влиятельному партнеру в целях обеспечения безопасности и расширения рынков. И если раньше «старший брат» был в Москве (пусть даже вынужденно), то теперь новые члены ЕС получили «старшего брата» в Брюсселе, и это вполне естественный процесс. Хорошо это для России или нет — спорный вопрос, но это объективная данность. Однако сотрудничество между российским и восточноевропейским бизнесом продолжалось и в более тяжелые времена. Хотелось бы надеяться, что бóльшая стабильность и прогнозируемость экономических отношений будет приносить пользу обеим сторонам.