Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2007
Галина Михайловна Михалева (р. 1957) — директор Центра изучения современной политики Российского государственного гуманитарного университета.
Что такое «Единая Россия» — политическая партия или бюрократическая организация? Чтобы дать ясный ответ на этот вопрос, нужно разобраться в том, что мы, собственно, понимаем под партией и каковы особенности партийного развития в современной России.
Что есть партия?
Партии — политический институт, имеющийся сегодня в подавляющем большинстве стран мира. Они начали возникать два века назад и существуют в различных формах во всех государствах, режимы которых не являются тоталитарными, то есть и в автократиях, и в демократиях. Они являются практически универсальным феноменом, причем как в стабильных демократиях, так и в странах, декларирующих или же практикующих конкурентные выборы и элементы разделения властей[1]. Политические установления и практики, составляющие сущность демократического правления, не только созданы политическими партиями, но были бы без них немыслимы, отмечает один из самых известных исследователей партий Ричард Кац[2].
Партии использовались и авторитарными, и тоталитарными режимами, однако в подобных ситуациях их природа совершенно иная: здесь правящая партия выступает «квинтэссенцией» государства, неразрывно связана с органами государственной безопасности и является машиной для контроля над всеми сферами общественной жизни. Для тоталитарных режимов характерно существование только одной партии. Авторитарные же режимы допускают, помимо основной («государствообразующей») партии, выступающей инструментом организации правящей элиты, наличие и других партий, заведомо играющих минимальную роль и занимающихся имитацией демократического процесса.
Короткий период формирования российской многопартийности во многом отличается от аналогичных периодов в других странах. Это обусловлено несколькими обстоятельствами.
Во-первых, Россия, пройдя в начале ХХ века лишь самые первые стадии становления демократических институтов, после прихода к власти большевиков долгое время оставалась тоталитарной, а затем жестко авторитарной системой с доминирующей партией-государством — единственным типом партии, существенно отличающимся от прочих типов. Из-за этого политический опыт, связанный с многопартийностью, прервался, а сами носители этого опыта исчезли. Результатом стал так называемый «антипартийный эффект», сопровождавший ранние стадии трансформации: граждане подозревали новые партии в стремлении стать второй КПСС, а элиты не видели в них значимого инструмента для достижения своих целей. В отличие от большинства стран с более или менее успешным транзитом в становлении постсоветских политических институтов партии играли минимальную роль.
Во-вторых, в ходе российских преобразований, начинавшихся вполне типично, выбор в пользу демократии был сделан не сознательно и целенаправленно, но представлял собой ситуативное, временное решение[3]. Партии же начинают играть важную роль в политическом процессе лишь тогда, когда большинство демократических институтов уже развернуто.
В-третьих, отказ от базовых демократических принципов, наблюдаемых в последнее время, сопровождается интенсивным использованием демократической риторики. В отличие от большинства автократий российский правящий режим не смог взять курс на последовательную и целенаправленную изоляцию страны. Как следствие, российские партии, вне зависимости от их характера, входят в международные структуры, а в их развитии наблюдаются те же тенденции, что и во всем мире: профессионализация, выход на первый план информационной политики, гибкость политических позиций, снижение роли лидеров.
Наконец, непоследовательность российских законодателей в отношении норм, регулирующих деятельность партий и ход избирательных процессов, на данном этапе привела к утверждению правил, подходящих, скорее, для прошлого века, а не для постиндустриального общества. И это окончательно запутывает ситуацию.
Партийная жизнь по советским правилам
Занимаясь регулированием деятельности политических партий, наши законодатели на протяжении всего постсоветского периода по инерции воспроизводили советские стереотипы. Между тем главная задача партии тоталитарного типа — контроль над ее членами. Более того, опираясь на подчиненные общественные организации, такая партия пытается держать под надзором всех граждан, от которых ожидается не только подчинение, но регулярная демонстрация массовой поддержки режима — на съездах, митингах, собраниях. Отсюда и формы организации таких мероприятий: с президиумом, кворумом, регулярностью. В последние годы российские депутаты навязали современным партиям правила жизни массовых партий конца XIX — первой половины XX века, по численности, так и во внутренней организации. Причем такие требования оказываются выгодными только «партиям власти», а точнее, административным партиям, которые используют административные ресурсы и бюджетные деньги.
В Венгрии, для того чтобы зарегистрировать партию, один человек подает заявление, после чего он может от имени своей «партии» участвовать в выборах. В Чехии для тех же целей достаточно десяти человек. В других восточноевропейских странах нужно собрать тысячу подписей поддержки — и партия зарегистрирована. Наш законодатель эту планку все время повышает: сначала пять тысяч, потом десять, теперь пятьдесят тысяч. Требование «разветвленности» предполагает, что партия должна иметь не менее пятисот членов в половине регионов и не менее двухсот пятидесяти членов — в остальных. На партийных собраниях, в том числе по выдвижению кандидатов, необходимо наличие кворума. Кстати, само требование проведения таких собраний выглядит абсурдно, ибо где можно устраивать собрания организаций с численностью пять тысяч человек и больше? И как тогда проводить тайное голосование, которое предписывается законом для выбора руководящих органов или выдвижения кандидатов? Это лишь малая часть вопросов, порождаемых упомянутой нелепицей.
Конечно, современные партии, действующие в демократических странах, устроены по-другому. Их особенности таковы:
— Это небольшие, так называемые «картельные» партии, работающие со своими сторонниками и избирателями в основном через средства массовой информации.
— Руководящие органы таких партий состоят из профессиональных политиков, которые чаще всего не обладают качествами «вождей», ведущих за собой массы.
— Подобные партии выступают системным элементом государственного устройства и финансируются из государственного кармана только в случае участия в выборах, независимо от результата.
— Программы партий в условиях консолидированных демократий мало отличаются друг от друга, а в ходе избирательной кампании просто акцентируются различные темы, а не предлагаются альтернативные взгляды на экономическое, политическое и социальное развитие.
Краткий курс истории административных партий
Первые попытки создания организаций, призванных имитировать политическую активность и демонстрировать наличие политических альтернатив, относятся еще ко времени заката КПСС. В 1988-1989 годах эти функции выполняли организации, альтернативные «Мемориалу». После отмены пресловутой шестой статьи советской Конституции, провозглашающей коммунистическую партию руководящей и направляющей силой советского общества, именно с такой целью была создана Либерально-демократическая партия Советского Союза во главе с Владимиром Жириновским. Однако настоящее и серьезное административное «партийное строительство» началось только после выборов 1993 года.
В том избирательном цикле участвовала одна «чисто» административная партия — Партия российского единства и согласия (ПРЕС), созданная для представительства интересов элиты сугубо бюрократическими методами. Ее членами стали мобилизованные Сергеем Шахраем, в это время — министром по делам федерации и национальностей, чиновники региональных отделов возглавляемого им ведомства. Кроме того, участником избирательной кампании стал «Выбор России», своеобразный кентавр, наполовину административный, наполовину общественный. Сосуществование чиновников и демократов в одной организации порождало немало проблем и сеяло взаимную подозрительность. В целом же тогдашняя элита еще не очень понимала эффективность партийного инструмента, не умела толком использовать административный ресурс, да и СМИ оставались пока относительно свободными. Именно поэтому результаты двух упомянутых партий оказались довольно скромными: 5,5% и 6,7% соответственно.
К началу второго избирательного цикла президенту Борису Ельцину подсказали, что «в демократических странах две партии сменяют друг друга у власти». Идея создать управляемую двухпартийную систему ему понравилась. Премьер-министру Виктору Черномырдину было поручено создать правую партию, а председателю Государственной Думы Ивану Рыбкину — оппонирующую ей левую партию. Активное участие региональных элит в строительстве «Нашего дома — России» (НДР), возглавляемого самим председателем правительства, воспринималось федеральными властями как показатель лояльности. В субъектах федерации за партийное строительство взялись главы администраций, быстро были созданы региональные организации, в которые входили не только чиновники, но и лидеры общественного мнения — ректоры вузов, известные артисты, журналисты. Единственное, чего не хватало новой партии, — «простых» членов, получивших партбилет по убеждению и готовых работать бесплатно.
Ивану Рыбкину не удалось выполнить поставленную задачу; хотя его блок был зарегистрирован и включен в избирательный список, на выборах он получил чуть больше 1% голосов. Результаты НДР, впрочем, тоже оказались неважными: всего 10%. Однако сам инструмент административной партии в 1995 году показал свою эффективность. Хотя, как и на прошлых выборах, партии бюрократии по-прежнему оставались «одноразовыми»: старые не получали поддержки сверху и исчезали с политической арены, в то время как новые «раскручивались» с чистого листа.
Особенностью избирательного цикла 1999 года стала жесткая конкуренция двух административных партий накануне президентских выборов. Объединению «Отечество», созданному мэром Москвы Юрием Лужковым, мэром Санкт-Петербурга Александром Яковлевым и экс-премьером Евгением Примаковым, оказали поддержку многие региональные руководители, в особенности главы регионов-доноров. Именно на его основе был создан избирательный блок регионального начальства «Отечество — Вся Россия» (ОВР) — по мнению многих региональных чиновников, «будущая партия власти»[4].
Кремлевская группа оказалась в ситуации, требующей не только создания новой, причем мощной, политической организации, но и поиска новых союзников. Так появился на свет межрегиональный блок «Единство», сделавшийся основой новой административной партии. Судорожное строительство очередной партии власти, по замыслу его инициаторов, должно было отнять голоса у сильного противника в лице ОВР и «запустить» президентскую кампанию Владимира Путина. Союзники были найдены в лице прежде всего региональных лидеров, чья политическая лояльность центру мотивировалась экономической зависимостью: заявление о создании «Единства» подписали лидеры 39 субъектов федерации.
На этот раз «партия власти» строилась, исходя из новой стратегии, в корне отличавшейся от методов создания ПРЕС или НДР: ее формирование представляли прежде всего в качестве информационного события, в то время как партийному строительству как таковому уделялось минимальное внимание. С самого начала было решено вести избирательную кампанию, опираясь исключительно на телевидение. Главными ресурсами «Единства» стала поддержка со стороны Владимира Путина, демонстрируемая общероссийскими телеканалами. Официальными учредителями блока выступили партии и объединения, никому, кроме узких специалистов, не известные и существующие по большей части только на бумаге. В программных тезисах нового блока, впоследствии ставшего движением, соседствовали «универсальные принципы рыночной экономики» и «патриотический консерватизм». Главным инструментом возрождения страны объявлялось сильное государство. Примером для подражания «Единство» считало Либерально-демократическую партию Японии.
Главным ресурсом кампании 1999 года был, конечно, административный ресурс, а главной интригой — конкуренция двух административных блоков, регионального и федерального. Правда, за «Единством» стоял потенциальный наследник, набирающий популярность и, соответственно, опирающийся на неограниченные административные, финансовые и информационные возможности. Все это в совокупности обеспечило федеральной бюрократии победу над регионалами: «Единство» получило 23,3% против 13,3% ОВР.
Именно в этом избирательном цикле начинает оформляться новый тип административных партий, или «партий власти». Это структуры, рекрутирующие членов среди чиновников разного ранга. Сформировавшийся «класс чиновников», опирающийся на им же созданный класс крупных собственников (или же, добавим, представляющий собой симбиоз того и другого), уже не только осознает себя в качестве правящего класса, но и умело организуется для защиты своих интересов, открыто используя находящиеся в его распоряжении административные, финансовые и иные ресурсы[5]. Стратегия создания административных партий оказалась вполне рациональной, обеспечив правящей элите успех[6]. На повестке дня, таким образом, стояла задача по всемерному укреплению сложившейся административной партии-победительницы.
«Единство» превращается в «Единую Россию»
После выборов «Отечество», партия региональных элит, основанная как потенциальный противовес Кремлю, начала стремительно слабеть. В регионах ее члены переходили в «Единство», а партнер по блоку, «Вся Россия», после выборов практически прекратил существование. У лидеров ОВР не оставалось другого выхода, кроме как под давлением Кремля отказаться от своего политического начинания. Они полностью сдали позиции новой силе — «Единой России», созданной в декабре 2001 года. Хотя новый президент и присутствовал на учредительном съезде, он в довольно резкой форме предупредил новую «партию власти», что та не должна упиваться собственной исключительностью. Впрочем, с течением времени его позиции изменились, и «Единая Россия» стала превращаться в настоящую доминирующую партию.
Перед началом нового избирательного цикла был принят новый федеральный закон о партиях, зафиксировавший тот факт, что элиты теперь видели в них эффективный инструмент борьбы за власть и самоорганизации. Основные идеи нового закона состояли в следующем:
— возможно только индивидуальное членство в партиях;
— партии становятся единственными субъектами избирательного процесса на федеральном уровне;
— партии должны иметь отделения в большинстве субъектов федерации;
— партии должны иметь большое число членов, при этом не только в целом, но и в региональных отделениях;
— партии должны доказывать серьезность своих намерений регулярным участием в выборах;
— партии поддерживаются, но при этом и контролируются государством.
Парламентские выборы 2003 года происходили по завершении важнейшей реформы Владимира Путина, изменившей федеративные отношения в пользу федерального Центра и ослабившей региональные элиты. Кроме того, голосование состоялось на фоне вытеснения олигархов из сферы принятия политических решений и передела собственности в пользу государства. Главные особенности тех выборов по сравнению со всеми предыдущими заключались в беспрецедентном использовании административного ресурса, отсутствии свободного доступа к средствам массовой информации и наличии большого количества пиар-проектов.
Впервые административная партия прямо, ничего не утаивая, заявила прочим участникам кампании и избирателям, что общие правила существуют для всех, но не для «Единой России». Лидеры федерального списка — тридцать семь губернаторов — не скрывали, что подавляющее их большинство не собирается идти в Государственную Думу. Отказ от участия в телевизионных дебатах показал, что партии власти не просто нечего сказать: она даже не считает нужным общаться с гражданами и содержательно полемизировать с другими участниками политического процесса. Впрочем, можно согласиться с Владимиром Гельманом в том, что это отнюдь не ослабляло «Единую Россию», но, наоборот, было одной из составляющих ее успеха: роль идеологии как продукта, привлекательного на электоральном рынке, существенно снизилась[7].
Более 37,5% голосов «Единой России» и проведенные ею в Государственную Думу депутаты-«одномандатники» обеспечили формирование абсолютно послушного парламента, который, согласно меткому выражению одного из лидеров партии-победительницы, председателя нижней палаты Бориса Грызлова, перестал быть местом для дискуссий. Последующие выборы президента, превратившиеся в референдум по доверию Владимиру Путину, «отраженным светом» помогли и «Единой России».
Последний избирательный цикл означал: российские элиты окончательно готовы отказаться от конкуренции в обмен на безопасность и сохранение властных позиций. Высокий уровень поддержки президента позволял всемерно упрочить «его» партию, располагавшую абсолютным большинством в нижней палате. «Единая Россия» продолжала укрепляться вплоть до последнего времени, формальными и неформальными методами обеспечивая себе главенствующие позиции в центре и регионах. В составе Высшего совета партии — глава президентской администрации Сергей Собянин, заместитель председателя правительства Александр Жуков и еще три министра. Региональные элиты тоже представлены крупными фигурами: среди его сопредседателей Минтимер Шаймиев и Юрий Лужков, а в составе — еще тринадцать глав регионов. В партийной фракции в Государственной Думе сейчас состоят 304 человека, или более 67,5% депутатов палаты.
Главным знаменем и основой для политического позиционирования по-прежнему остается поддержка Владимира Путина и его курса. Характерно высказывание Владислава Суркова на совещании 6-7 июня 2007 года: «Почему победа “Единой России” так важна и для партии, и для страны? Потому что “Единая Россия” — это гарант преемственности курса президента Путина. Потому что президент и партия — это одно политическое целое»[8].
Без ответа, однако, остаются два вопроса:
Во-первых, почему все же председатель правительства и сам президент по-прежнему не члены этой партии?
Во-вторых, что будет делать «Единая Россия», если президент все же откажется от идеи третьего строка и решится уйти с политической арены?
Искусство зачистки, или Как обеспечить доминирование
Начиная с 1993 года российские выборы становились все менее конкурентными, причем ситуация ухудшалась с каждым новым избирательным циклом.
Прежде всего, очень быстро изменялось избирательное и партийное законодательство. Новации были направлены на обеспечение максимального благоприятствования партиям, подконтрольным Кремлю, и столь же максимального усложнения жизни для партий, Кремлю возражающих, особенно — не имеющих представительства в Государственной Думе. Недавно вступившие в силу жесткие нормы закона о партиях, связанные с численностью, разветвленностью, финансовой и организационной отчетностью, последовательно дополнялись изменениями в избирательном законодательстве. Список этих изменений впечатляет:
1) Введение на федеральном уровне заградительного барьера в 7%, дополненное в течение 2006 года коррективами региональных избирательных законов, также повысивших барьеры до федерального уровня.
2) Введение пропорциональной избирательной системы на федеральном уровне; при этом федеральная часть списка должна включать не более трех фамилий, а сам список дробится на 100-150 региональных списков.
3) Введение двойной несвязанной избирательной системы на региональном уровне.
4) Запрет на участие общественных организаций в избирательных объединениях.
5) Возможность «автоматического» выдвижения на выборах любого уровня для партий, представленных в Государственной Думе, и усложнение условий выдвижения для непарламентских партий.
6) Повышение суммы избирательного залога с 37,5 до 60 миллионов рублей, сопровождавшееся аналогичными изменениями региональных избирательных законодательств.
7) Уменьшение доли брака в собранных подписях с 25% до 10%, а также запрет на одновременный сбор подписей и внесение залога, исключающий использование партиями механизма «подстраховки».
8) Ограничение прав для непарламентских партий и запрет для общественных организаций в части делегирования своих представителей в избирательные комиссии, подкрепленные запретом для некоммерческих организаций официально наблюдать за ходом выборов.
9) Введение императивного мандата, предполагающего потерю депутатского статуса с выходом из фракции.
10) Запрет блоков и запрет на участие членов одной партии в списках другой.
11) Подтверждение права губернаторов, возглавляющих федеральные и региональные списки, передавать свои мандаты стоящим за ними кандидатам.
12) Отказ от графы «против всех».
13) Поправки в закон «О противодействии экстремистской деятельности», расширяющие набор признаков экстремизма и фактически позволяющие объявить «экстремистской» любую оппозиционную деятельность и любую критику власти.
14) Снятие ограничений с применения досрочного голосования.
15) Сокращение практики ручного пересчета голосов.
16) Отмена барьера явки избирателей.
17) Запрет критики партий-конкурентов в ходе избирательных кампаний.
Далее, помимо изменения нормативной базы, последовательно нарастало использование административного ресурса. Прямые угрозы и давление на участников избирательного процесса, отказы в регистрации, принуждение к голосованию за административные партии, сомнительные с правовой точки зрения решения судов используются теперь повсеместно. Дополняют приведенный перечень уже привычные фальсификации, включая манипуляции с досрочным голосованием и выносными урнами. Иначе говоря, если раньше выборы были нечестными, но хотя бы альтернативными, то сейчас уничтожаются сами альтернативы.
Искусственная многопартийность
Благодаря изменению законодательных норм, подзаконных актов и административной практики, в стране практически создана искусственная многопартийность. Подавляющее большинство партий, зарегистрированных Министерством юстиции и имеющих право участвовать в выборах, абсолютно лояльно и подконтрольно правящей группе. Эти партии одновременно, в зависимости от ситуации, пользуются любыми идеологиями: от радикального либерализма до социализма, от умеренного национализма до открытой ксенофобии. Они единодушно поддерживают президента Владимира Путина и его курс. Подобная партийная система выполняет только одну задачу: она организует и консолидирует тех, кто уже находится у власти, помогая им сохранить и упрочить позиции.
Общее у всех этих партий, как бы они ни назывались — «Единая Россия», «Справедливая Россия», «Гражданская сила», «Патриоты России» или как-то иначе, — в одном: они не представляют интересы граждан и не предлагают собственного видения развития страны. В последние годы такой же партией стал и Союз правых сил, согласившийся с игрой по описанным выше правилам. Что же касается Либерально-демократической партии России, то она была и остается успешным бизнес-проектом своего лидера, всегда беспрекословно выполнявшего задания Кремля, кому бы он ни принадлежал.
На политическом поле остались только две по-настоящему оппозиционные партии. Осторожная оппозиция в лице Коммунистической партии Российской Федерации пытается сохранить своих избирателей и привлечь новых, поэтому вынуждена воздерживаться от резкой персональной критики представителей власти. Коммунисты сегодня стоят перед сложным выбором: либо отказаться от традиционных национал-коммунистических постулатов и потерять идентичность, либо обновиться и потерять традиционный электорат. На этом фоне «ЯБЛОКО» — единственная демократическая гражданская оппозиционная партия, которая предлагает альтернативный курс развития страны и защищает интересы ее граждан.
По-видимому, творцов российской партийной системы не пугает неудачный опыт создания двух подконтрольных партий и опасности, с ним связанные. Накануне нового избирательного цикла из совершенно разнородных частей была выстроена «Справедливая Россия», призванная создавать видимость конкуренции на политическом поле, не выходя за указанные рамки — поддержки президента (или его преемника) и проводимого политического курса. Цель этого эксперимента вполне очевидна: выстраивание партийной системы по образцу ГДР или Болгарии эпохи социализма, с одной заведомо побеждающей партией и несколькими партиями-сателлитами, заранее обреченными на второстепенное положение во властных структурах.
Такая конструкция не имеет отношения к потребностям и интересам граждан и развитию страны. Однако «Единой России», как показали последние выборы и ряд конфликтов в регионах, она может доставить массу неприятностей. Впрочем, серьезной угрозой новая административная партия станет лишь в том случае, если она превратится в главный инструмент одной из конкурирующих между собой кремлевских элитных групп. А это, в свою очередь, возможно только в случае повышения значимости выборов для завоевания и сохранения власти, другими словами, в случае хотя бы частичного возврата к принципам честных, свободных и прозрачных — демократических — выборов.
Партия — но особого типа
Административные партии в условиях гибридных и авторитарных режимов — это инструменты политической элиты, имеющие лишь фасадный характер и затрудняющие становление партийной системы, в которой партии на относительно равных условиях связывают государство и общество. В чем особенности административных партий по сравнению с «настоящими», еще сохранившимися российскими гражданскими партиями?
Во-первых, в административных партиях чрезвычайно велик разрыв между руководителями, депутатами и партийной «массовкой», которая практически ничего не определяет. Гражданские партии, напротив, ориентированы на максимизацию демократических принципов, укрепление связки руководства и рядовых членов, в том числе через проведение внутрипартийных опросов, референдумов, массовых мероприятий.
Во-вторых, по мере усиления авторитарных тенденций все большее значение приобретает водораздел, характерный для начала перестройки: между партиями, поддерживающими существующий режим, и партиями, выступающими за его принципиальное изменение. Понятно, что административные партии защищают систему.
В-третьих, к лидерам оппозиционных партий избиратели и партийные массы предъявляют требования, типичные для массовых партий: наличие харизмы, умение работать с большими группами людей и так далее. Для административных партий, управляемых из Кремля, такие характеристики лидеров, наоборот, противопоказаны. Подбор их вождей производится по принципу управляемости, а яркие фигуры отсеиваются на самых ранних этапах.
В-четвертых, наличие или отсутствие в административных партиях платформ и фракций не имеет значения для принятия внутрипартийных решений, которые всегда «спускаются» сверху. Руководители нижних звеньев фактически назначаются, хотя формально действует демократическая процедура; возникающие конфликты разрешаются также «сверху». В то же время левопатриотическая оппозиция ориентируется на коммунистические образцы и демократический централизм, а либеральная оппозиция для привлечения сторонников использует фракционный механизм и внутрипартийную демократию.
В-пятых, ведение избирательных кампаний у партий этих двух типов также все больше различается. В то время как административные партии широко используют ресурсы СМИ, бюрократическое давление и фальсификации, гражданские партии вынуждены ориентироваться на прямой контакт с избирателями и массовые акции.
В-шестых, действующие механизмы финансирования, несмотря на введение, а затем и существенное увеличение государственной поддержки, не выравнивают положение партий двух разных типов. Административные партии располагают практически неограниченным финансовым ресурсом, включая как использование государственных средств, так и денежную поддержку бизнеса. Гражданские партии вынуждены довольствоваться минимумом, при этом бизнес, готовый их поддерживать, идет на существенные риски.
В-седьмых, взаимодействие со СМИ тоже не равнозначно. Для гражданских партий и их лидеров постепенно закрывается доступ на федеральные телевизионные каналы, сокращается их присутствие и в региональных СМИ, а для партий административных такое присутствие неизменно гарантировано.
Чем больше в ходе транзита Россия отклонялась от вектора демократизации, тем больше наши партии, которые начали формироваться в целом по европейскому образцу, отходили от зарубежных аналогов: похожие по внешним признакам, они все менее выполняют те функции, которые присущи классическим партиям. Голосование за российские партии сводится к выражению отношения к курсу исполнительной власти, преимущественно протестному или преимущественно лояльному[9]. Наши партии больше не справляются с представительством социальных интересов, формулированием альтернативных политических курсов, налаживанием связи между органами власти и обществом.
Партии в России и Европе: сходства и различия
Если мы сравним современные российские партии с европейскими, то увидим довольно много сходного, несмотря на различие их природы. Подобно классическим картельным партиям, наши административные партии имеют сильные позиции в государственных институтах, которые расширяют поле их деятельности. Отличие состоит в том, что они не выполняют контрольных функций, так как отсутствует оппозиция, обладающая тем же политическим статусом. Далее, российские административные партии, подобно западным, программно мало отличаются друг от друга, как и их голосования и управленческие решения — если их представители занимают позиции в исполнительной власти. Именно поэтому граница между ними обозначается лишь названиями, лидерами и стилистикой поведения.
В отличие от западных партий квалификационные характеристики партийной элиты у нас имеют второстепенное значение; более того, за некоторыми исключениями, происходит так называемый «негативный отбор» — наиболее яркие персонажи вытесняются на периферию политической жизни. Сходны и отношения со СМИ, роль которых в существовании и электоральных успехах российских административных партий также является доминирующей. Наконец, наши партии, подобно западным, тоже становятся несущим элементом государственного здания, получая прямое и непрямое финансирование от государства. В целом отечественные административные партии во многом похожи на западные, но главные задачи у них все же другие: они являются инструментом правящей элиты и призваны укреплять сложившуюся политическую систему. Для репрезентации интересов граждан, контроля или выработки альтернативных политических курсов в складывающейся партийной системе места почти не остается.
У гражданских оппозиционных партий несколько иные особенности.
Во-первых, их позиции в государственных институтах крайне слабы, и они почти не влияют на официальный политический курс. Контрольные функции для них также остаются нереализуемыми.
Во-вторых, отличия их программных установок в отношении режима можно сравнивать с базовыми политическими различиями времени массовых партий, поскольку им присущи альтернативные представления о путях развития страны. Если для КПРФ это путь социалистический, то для партии «ЯБЛОКО» — социально-либеральный.
В-третьих, руководство этих партий, как и раньше, опирается на партийные массы, выполняет в меру возможностей функции социального патронажа и ищет союзников среди определенных слоев населения и организаций. В таких условиях учет мнения рядовых членов партии или хотя бы создание видимости этого существенно ограничивает поле маневра для партийного руководства. (Примерами могут служить бесконечные дискуссии в КПРФ об отношении к радикальным левым или в «ЯБЛОКЕ» — об отношении к СПС.)
В-четвертых, оппозиционные партии ориентированы на повышение качественных характеристик партийной элиты, которая могла бы использовать инновационные методы.
Наконец, в-пятых, оппозиционные партии, не имея выхода на федеральные информационные каналы, вынуждены одновременно использовать архаичные методы пропаганды своих идей, например издавая партийные газеты, и обращаться к новым типам коммуникации, широко привлекая интернет-ресурсы и используя блоги.
Сохранение альтернативности выборов пока оставляет возможность для существования оппозиции и вместе с ней, в случае внутриэлитного раскола, возможности «опрокидывающих» выборов. Но преференции, оказываемые государством административным партиям, а также нарастающие сложности партий оппозиционных несут в себе угрозу, поскольку стимулируют появление радикальной несистемной оппозиции, организованной и действующей вне институциональных рамок. Искусственная многопартийность и выборы без выбора опасны и для страны, и для самой правящей группы, потому что выталкивают недовольных и несогласных, с которыми можно было бы вести парламентские дискуссии, на улицы и в подполье. Ситуация становится тупиковой, ибо попытки власти бороться насильственными методами с внесистемными оппозиционерами, число которых в обозримой перспективе будет только нарастать, повлекут за собой быструю утрату легитимности.