Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2007
Илья Сергеевич Максимов (р. 1980) — независимый журналист.
Умом, как известно, Россию не понять. Парадоксальность нашего бытия вызывает порой появление социально-политических феноменов, которые с трудом вписываются в логические рамки. Если что-нибудь у нас причисляется к множеству объектов «А», то это вовсе не означает, что оно ведет себя как объекты, относящиеся к данному множеству. Напротив, оно вполне может обладать признаками объекта из множества «В». Но удивляет даже не это. Поразительно, до какой степени сами российские граждане готовы воспринимать такое положение вещей как нечто само собой разумеющееся. Смысловая противоречивость отдельных элементов социальной реальности не вызывает отторжения, из-за чего складывается впечатление, что каждый член общества волей-неволей замешан в тайном заговоре лжецов.
Впрочем, можно подобрать и более позитивный синоним. Например, представить дело так, будто совершенно независимо от идей Жан-Жака Руссо социальные группы, игравшие главные роли в российской политике на рубеже XX-XXI веков, заключили между собой своего рода «общественный договор». Кавычки в данном случае совершенно оправданны, поскольку общество, в широком смысле этого слова, не имело ни малейшего отношения к указанной сделке. Она полностью на совести нескольких групп давления, среди которых условно можно выделить «бюрократию», «силовиков» и «банкиров». Каждая из них исходила из собственных интересов и преследовала свои цели, однако ни одна так и не обрела полного контроля над ситуацией — и потому была вынуждена договариваться с партнерами.
>Не общественный договор
Как и в других подобных случаях, предметом этой сделки была политическая власть. Не случайно главным продуктом соглашения стало формирование, называемое «партией власти» — партией, которая обладает возможностью диктовать свою волю на всей территории страны, является источником правовых норм и сосредоточивает (или пытается сосредоточить) в своих руках механизмы организованного насилия.
На первый взгляд, неологизм «партия власти» содержит в себе противоречие: цивилизованные политические системы предполагают, что власть выступает в качестве приза, за который политические объединения борются в конкурентной борьбе; у нас же получается, что государственная власть генерирует партию из себя самой и сливается с ней в единое целое. Однако в этом нет ничего странного, если вспомнить о тех условиях, в которых формировался данный симбиоз, и, главное, о предпосылках его возникновения.
Изначально перед Владимиром Путиным и «Единой Россией» стояла задача удержания власти и ее сохранения в той конфигурации, которая устраивала большую часть политической элиты страны. Эта конфигурация успешно служила и продолжает служить, маскируя процесс борьбы за владение уже имеющимся властным ресурсом и изображая полноценное соревнование различных партий, которое якобы ведет к овладению властью как «переходящим призом».
Вспоминая о том, как все начиналось, как «Единство» сначала проглотило «Отечество — Всю Россию», а потом превратилось в «Единую Россию», необходимо иметь в виду те опасения, которые мучили российских бюрократов, силовиков и банкиров во второй половине 1990-х годов. С одной стороны, был страх перед возможной реставрацией коммунистического режима, подогреваемый стабильно высоким электоральным рейтингом партий левого толка. Обратное перераспределение властных полномочий и финансовых потоков было чревато крахом для набравших вес финансово-промышленных групп, поскольку неизбежно привело бы к пересмотру итогов приватизации. С другой стороны, был страх перед переходом к подлинной демократии, многопартийной и плюралистической системе, федеративному компромиссу с региональными элитами. Чем дальше, тем больше как сами эти институты, так и стоящие за ними понятия дискредитировались, оказавшись в конце концов почти лишенными смысла.
Именно страх потерять власть выступил главным стимулом заключения нового «общественного договора» между политическими кланами, силовыми группами и экономическими корпорациями. Символами этой конвенции стали стабильность и олицетворяющий ее Владимир Путин. Договор предусматривал своего рода доверительное управление властью, переданной этому человеку; его целью стала консервация того положения вещей, которое было выгодно договаривающимся сторонам. Суперпозиция главы государства, закрепленная Конституцией 1993 года, оказалась в этой ситуации как нельзя кстати.
Если в основе большинства политических партий лежит определенная совокупность взглядов и общность людей, которые эти взгляды разделяют, то единственным объединяющим началом «Единой России» можно назвать курс президента Российской Федерации. Причем данное утверждение относится не к любому лицу, занимающему данный пост по воле народа, а к вполне конкретному человеку. По сути, «Единая Россия» — это партия, приверженцы которой во время президентских выборов отдают свои голоса Владимиру Путину. Однако, как только мы начинаем примерять к его месту другого человека, единство «Единой России» оказывается под большим вопросом.
Это обстоятельство позволяет утверждать, что в процессе превращения в подлинную политическую партию смена лидера-знамени станет для «Единой России» серьезным испытанием. В своем нынешнем статусе «партии одного лица» она не очень соответствует классическим критериям; кроме того, срок ее жизни заведомо ограничивается периодом, в течение которого данное лицо находится при занимаемой должности. Поскольку вариант установления открытой диктатуры, при всей его соблазнительности, для нынешнего режима выглядит не слишком приемлемым, «Единой России» так или иначе придется эволюционировать в сторону цивилизованных политических форм.
>Группа поддержки
Пока, впрочем, партийная инженерия Кремля приводит к появлению странных новообразований, которые при всем желании не вписываются в классические определения партий. Как и в случае с самопровозглашенной «суверенной демократией», эти объединения наделены национальной спецификой, обусловленной сложившейся в России политической конъюнктурой.
Согласно наиболее распространенному определению, партия есть политическая общественная организация, которая борется за власть или за участие в осуществлении власти[1]. Как уже отмечалось, с этим признаком создатели «Единой России» разобрались, просто назвав свое формирование «партией власти». Зачем бороться за то, что у тебя и так уже есть? Нужно сконцентрировать усилия на том, чтобы оградить власть от участия в ее реализации других общественных организаций, и эта миссия выполняется вполне успешно. Напомню, почти сразу после наделения президентскими полномочиями Владимир Путин инициировал принятие нового Федерального закона «О политических партиях», который увеличил их минимальную численность до 50 тысяч членов. Вся дальнейшая реформа избирательной системы также была направлена на последовательное сокращение числа политических партий, способных попасть в Государственную Думу, а значит — хоть как-то влиять на принятие государственных решений.
Казалось бы, все правильно: одна партия борется с другими партиями за власть. Но здесь нужно принять во внимание то, что в цивилизованном обществе подобная борьба происходит в рамках жестких правовых норм, на которые ни одна из конкурирующих сторон не способна повлиять. «Единая Россия» действует прямо противоположным образом: одержав в 2003 году промежуточную и не слишком убедительную победу на парламентских выборах, она закрепляет итог путем изменения правил игры.
Реформы, которые для этого проводятся, характеризуются глубокими противоречиями между их формой и содержанием, между замыслом и результатом. Показателен в указанном смысле переход к пропорциональной избирательной системе. С точки зрения классической теории Мориса Дюверже[2], она должна способствовать генезису многопартийности, тогда как мажоритарная система, напротив, формирует двухпартийную политическую модель. Между тем коррекция избирательного права, осуществляемая «Единой Россией», и попытка построения бинарной системы, которую предпринял Кремль накануне выборов 2007-2008 годов, свидетельствуют о постепенном сужении политического спектра и тренде к отказу от многопартийности.
Впрочем, даже если исходить из логики нормативно-правовых актов, принимаемых нынешним составом Государственной Думы, где доминирует «Единая Россия», природа этой партии также выглядит весьма противоречивой. Легальное определение политической партии, закрепленное федеральным законом, звучит следующим образом:
«Политическая партия — это общественное объединение, созданное в целях участия граждан Российской Федерации в политической жизни общества посредством формирования и выражения их политической воли, участия в общественных и политических акциях, в выборах и референдумах, а также в целях представления интересов граждан в органах государственной власти и органах местного самоуправления»[3].
Как видим, здесь дважды упоминаются такие понятия, как «общество» и «граждане». Однако «Единая Россия», бесспорно, относится к числу объединений, сформированных «сверху» и оттуда же управляемых. Как уже отмечалось выше, своим появлением она обязана соглашению между высокопоставленными группами давления, а отнюдь не самоорганизации гражданского общества. Основная слабость «Единой России» заключается именно в крайне неубедительной реализации представительской функции. Пока за ней не стоит ни одна весомая часть российского общества, за исключением чиновников. Не случайно, по данным на 2007 год, почти 60% ее состава приходится на служащих[4]. «Партия власти» вполне оправдывает это название, поскольку партбилет с медведем постепенно становится пропуском в бюрократическую систему или индульгенцией, предохраняющей от исключения из чиновной касты, но отнюдь не декларацией гражданственности и не свидетельством политической позиции.
Несмотря на главенствующую роль в парламенте и губернаторском корпусе, «Единой России» до сих пор не удается по-настоящему активно участвовать в политической жизни страны, не говоря уже о том, чтобы вовлекать в этот процесс граждан. Акции и мероприятия, которые, возможно, проводит партия, теряются на фоне реальной политической повестки дня, формируемой президентом, его администрацией, правительством и другими ньюсмейкерами. Национальные проекты и прочие показательные инициативы исходят не от «партии власти». Партия лишь подхватывает их и, так сказать, «раскручивает». Таким образом, максимум «политической жизни», который «Единая Россия» может позволить своим членам, — это причастность к группам поддержки подлинных политиков. Данный тезис особенно ярко иллюстрируется акциями примыкающих к ней молодежных движений наподобие «Наших» и «Молодой гвардии», вполне довольных своей скромной ролью партийных агитаторов.
Перечисленные в федеральном законе цели политической партии пока выглядят почти недостижимыми для «Единой России». Начнем, например, с формирования общественного мнения. Даже при том, что у «партии власти» весьма неплохие информационные ресурсы в сравнении с ее непосредственными конкурентами, степень их влияния на суждения и взгляды людей относительно невелика. Причина все та же: доминирование в политическом секторе СМИ представителей исполнительной власти во главе с президентом.
Политическое воспитание и образование граждан России современным партиям дается с трудом, и «Единая Россия» здесь тоже не является исключением. Несмотря на принятие разного рода патриотических программ (с очень скромным, впрочем, бюджетом), политпросвещение и прочая педагогика отнюдь не выглядят сколько-нибудь значимым приоритетом партийной деятельности. Понимая, что у большей части российского общества до сих пор сохраняется советская «прививка» от подобного суггестивного воздействия, «партия власти» относится к данному требованию закона как к формальности. Еще сложнее дело обстоит с таким пунктом, как выражение мнений граждан по любым вопросам общественной жизни, доведение этих мнений до сведения широкой общественности и органов государственной власти. Согласно федеральному закону, политические партии обязаны этим заниматься, поскольку именно так реализуется функция народного представительства. Но, будучи партией бюрократии, «Единая Россия» не в состоянии ни выражать мнение широких слоев населения, ни, тем более, до кого-либо его доводить. Единственное устойчивое самоопределение политической позиции, которое имеет право на жизнь в рамках «Единой России», умещается в нехитрый лозунг: «Мы — с Президентом».
С одной стороны, такой софистический выход, конечно, удобен для партии, обладающей столь неоднородной структурой. Чтобы точки зрения отдельных партийных авторитетов не противоречили друг другу, проще привести их к одному, ничего не значащему знаменателю, который можно использовать на все случаи жизни. С другой стороны, этот маневр полностью лишает «Единую Россию» важнейшего канала обратной связи, оставляя и партию, и власть с завязанными глазами и наедине с собой. Одним из наиболее заметных симптомов кризиса обратной связи, охватившего отечественную политическую систему, стало учреждение нового совещательного органа — Общественной палаты. Находясь вне партий, именно она, как ни странно, призвана выполнять возложенную на них функцию выражения мнения граждан и его доведение до властей предержащих.
>План, которого нет
Бенжамен Констан определял политическую партию как «общность лиц, публично исповедующих одну и ту же политическую доктрину». Выделение в качестве основного признака наличия доктрины или платформы действительно кажется оправданным для партий, образовавшихся в ходе демократического политического процесса. Идеология — визитная карточка политика, недвусмысленно заявляющая о том, чьи интересы он защищает. Но если попытаться подойти к «Единой России» со стандартными либеральными, социал-демократическими либо консервативными шаблонами, неизбежно натолкнешься на вопиющую аморфность ее доктрины. Исходя из названия партии и претензий на главенствующее положение в общественно-политической жизни, можно предположить, что причина такой размытости кроется в стремлении охватить максимальный спектр электората. Увы, кто везде — тот нигде.
«Единой России» до сих пор не удалось найти собственную нишу в современном политическом континууме. В первую очередь об этом свидетельствуют ее программные документы. Основной манифест партии — «Россия, которую мы выбираем» — подчеркнуто декларативен. Его авторы старательно избегают высказываться по ключевым вопросам, которые стоят перед страной, ограничиваясь общими фразами. Так, в этой программе нет ни слова о налоговой политике государства, имеющей важнейшее значение для предпринимательского сообщества и среднего класса. Здесь можно прочесть о том, что идеал «Единой России» — это «экономика, основанная на современных методах управления, инвестиционной привлекательности, эффективном использовании ресурсного и технологического потенциала, обеспечивающая высокие жизненные стандарты каждому россиянину»[5]. Но о том, каким образом партия предполагает достичь всего этого благолепия, программа умалчивает. Мы узнаем также, что Россия должна превратиться в демократическое государство, «в котором действуют ответственные политические партии, независимые средства массовой информации, влиятельные институты гражданского общества». Однако в программе нет и намека на какие-либо конкретные предложения, направленные на формирование демократических институтов власти или укрепление гражданского общества.
«Единая Россия» бросает вызов трем угрозам: вымиранию населения страны («сбережение народа»), взяточничеству и казнокрадству («борьба с коррупцией») и экономической стагнации («создание экономики инновационного типа»). При этом партия не инициирует никаких реформ, призванных решить данные проблемы. В борьбе с демографическим кризисом главным козырем остаются национальные проекты, которые инициированы и реализуются вне зависимости от воли партии. Войну с коррупцией народу предлагают выиграть самостоятельно:
«Главное, что мы готовы сделать уже сегодня, — это привлечь институты гражданского общества, самих граждан к участию в антикоррупционных парламентских расследованиях, обеспечить массовую общественную поддержку антикоррупционной политики, создать в обществе обстановку нетерпимости в отношении взяточничества».
А «создание экономики инновационного типа означает переход к политике эффективного распоряжения ресурсами». Данный тезис предполагает, что на протяжении долгого времени в России не умели эффективно распоряжаться ресурсами и исправить столь плачевную ситуацию сможет только вторая победа «Единой России» на выборах. Способы предотвращения экономической стагнации в программе, опять же, не раскрываются.
Безусловно, политтехнологи и аналитики, работающие на «партию власти», отдают себе отчет в том, что ее нынешняя программа не только несовершенна, но и не соответствует своему названию. По сути, она представляет собой перечень деклараций, которые дают читателю весьма туманное представление об устремлениях партии. Понимая неполноценность партийной программы «парламентского большинства», Кремль нашел простое решение проблемы смыслового дефицита. Им стал так называемый «план Путина». По словам руководителя Центрального исполнительного комитета «Единой России» Андрея Воробьева, он представляет собой «синтез идей восьми Посланий президента»[6]. Причем существует эта доктрина достаточно давно; как утверждает Борис Грызлов, «план Путина — документ, который реализуется начиная с 2000 года»[7].
Таким образом, испытывая нехватку собственных идей или страх перед их высказыванием, идеологи «партии власти» пошли по пути наименьшего сопротивления и заимствовали программу у своего лидера и вдохновителя — главы государства. Пока трудно сказать, оформят ли они ее пункты в некий цитатник или будут апеллировать к ней как к расплывчатому и всеобъемлющему канону. Однако совершенно очевидно, что никакой новой идеологической состоятельности «план Путина» партии не придаст.
Отсутствие политической доктрины, низкий уровень репрезентативности, пренебрежение легальными целями позволяют утверждать, что, несмотря на свой формальный статус, «Единая Россия» не является партией в строгом смысле этого слова. Она представляет собой искусственный административный конструкт, призванный обеспечить сохранение влияния на политико-экономическую жизнь страны трех основных групп давления. Тех самых групп, которые придумали и Путина, и его «план».