Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2007
Владимир Александрович Мау (р. 1959) — ректор Академии народного хозяйства при Правительстве РФ, автор 20 монографий, книг и учебных пособий и более 400 брошюр и статей.
Владимир Мау
Экономика застоя: путь в никуда
Когда мы говорим о поступательном экономическом развитии в 1970-х годах, следует помнить о том, что в советской экономике существовал так называемый инвестиционно-политический цикл. Суть его заключалась в том, что относительная либерализация экономики (расширение самостоятельности предприятий) приводила к повышению темпов экономического роста, но одновременно дестимулировала инвестиции и подталкивала к политической либерализации. После этого власть «накидывала» удавку, политическая либерализация сворачивалась, а за этим тормозились темпы экономического роста. Затем колебания повторялись.
Горбачевская перестройка поначалу представлялась либерализацией такого же рода. Интересный вопрос, который позднее задавали себе многие исследователи: почему за ней не последовало консервации, почему произошел срыв? Ведь первые шаги перестройки вполне укладывались в рамки очередного инвестиционно-политического цикла.
На самом деле все оказалось сложнее. Либерализация приводила не только к повышению темпов роста (по крайней мере, в текущем периоде), но и к снижению инвестиционной активности, потому что росли потребление, спрос на конечные товары и услуги. В рамках цикла снижение инвестиционной активности и политическая либерализация компенсировались ужесточением централизации, соответственно, усилением инвестиций и снижением свобод, но накапливанием потенциала для будущего повышения темпов.
Таким образом, 1968 год — это год сворачивания не только политических, но и экономических «свобод». Напомню, что реформа 1965 года, которая обеспечила довольно высокие темпы роста, порядка 7% в год, была свернута тогда же. Отчасти это было связано с ослаблением инвестиционной активности, ростом потребления и несбалансированным ростом производства, но в значительной мере — с пражскими событиями, ведь в Праге тоже все начиналось с экономической реформы.
Дальше экономическая ситуация начинала ухудшаться, и в 1970-1971 годах началось обсуждение новой экономической реформы. Предложенную концепцию могли начать реализовывать в 1972-1973-е годы, но в 1973-м случился известный скачок цен на нефть, и все экономические реформы были отложены, поскольку, как посчитало руководство страны, они стали не нужны. Экономические реформы не нужны, когда высоки цены на нефть. На это стоит обратить внимание.
Еще одна попытка оживления советской экономики была осуществлена в 1979 году. Тогда было принято известное постановление ЦК КПСС «О совершенствовании планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работ». Однако оно не оказало существенного воздействия на происходившее в экономике. И реальные попытки реформирования начались только в 1983-м, при Юрии Андропове.
В любом случае ни одна из проводившихся или обсуждавшихся реформ не предполагала изменения формы собственности. Это, кстати, был удивительный ментальный феномен, характерный для сознания наших экономистов (я помню это по себе). Тогда казалось, что либерализация экономических отношений без затрагивания вопроса собственности может дать существенный эффект. Сейчас этого понять совершенно невозможно.
Отчасти такое представление было связано с тем, что за покушение на советскую собственность можно было лишиться работы, да и не только. Экономист, который занимался прикладной работой, это понимал и поэтому, как правило, оставлял все вопросы, связанные с собственностью, теоретикам, которые произносили об этом стандартный набор бессмыслиц. Во всем этом была, как показала практика, одна осмысленная вещь. Нам говорили: если тронуть собственность, то режим рухнет. Они были правы: так и произошло.
Экономисты же, занимавшиеся прикладными вопросами (совершенствованием хозяйственного механизма, как было принято тогда говорить), полагали, что если изменить систему планирования, оценки и стимулирования предприятий, то экономика будет развиваться быстрее, темпы роста повысятся — и все это без вмешательства в отношения собственности.
Это была иллюзия, что очень ясно продемонстрировал опыт 1987-1989-х годов, когда вопрос собственности был затронут всерьез. Выяснилось, что при расширении прав предприятий (трудовых коллективов) без введения частной собственности инвестиции начинают стремительно падать. Как только трудовой коллектив получает право принятия решений, он совершенно утрачивает заинтересованность в развитии той собственности, над которой у него появился хотя бы частичный контроль. У работников не было долгосрочной мотивации, у них не было ни акций, которые гипотетически могли бы расти в цене, ни реального права собственности. Мотивация коллектива во главе с директором была предельно короткой — получить в свой карман как можно больше и как можно быстрее. Соответственно, начался безумный рост зарплат без какого-либо расширения производства. Кооперативы просто стали частью этой системы. По сути, они ничего не производили, а создавались вокруг предприятий лишь для покупки товаров по госцене и перепродажи по равновесной цене спроса и предложения.
Что касается инерционности советской экономики, то таковой она была только до нефтяного бума. Дальше произошел структурный слом. Если бы не нефтяной бум, советская экономика могла бы существовать еще очень долго. Загнивая, но долго, поскольку минимально зависела от внешних рынков. Нарастала бы только продовольственная проблема. Нефтяной бум, по сути, сломал советскую экономику.
В краткосрочном периоде Советскому Союзу повезло, потому как скачок цен на нефть совпал с вводом в строй Самотлорского месторождения. Мы одновременно получили и самые высокие цены на нефть на мировом рынке, и самую дешевую по себестоимости нефть, которая когда-либо у нас была.
Но, получив этот огромный ресурс, советское руководство потеряло интерес к росту производительности труда и развитию внутреннего производства. За 1970-е годы структура экономики существенно изменилась, она стала абсолютно зависимой от нефтяных доходов, с одной стороны, и поставок продовольствия, ширпотреба и машиностроения из развитых стран, с другой. Да, уже после 1963 года были закупки продовольствия за рубежом, но минимальные. Одно дело закупить 2-3 миллиона тонн зерна год — и то испытывая чувство стыда, а другое дело, как в 1984-м, завезти 42 миллиона тонн и считать, что это нормально.
Экономика стала гораздо более открытой, население привыкло к импортным товарам. Зависимость от импорта продовольствия становилась просто чудовищной, причем в широком смысле, поскольку зерно — это ведь не только хлеб, но и корма, а следовательно, животноводство и далее.
А вот когда цены на нефть падают, симметрично поменять структуру экономики уже невозможно. Не можем же мы сказать: «А вот теперь переходим на ивановский ширпотреб, а есть вы будете столько, сколько ели в начале 1960-х годов». Это бывает только при тяжелом кризисе. В относительно стабильной ситуации (какой она виделась еще в 1985 году) в ответ на падение цен в шесть раз сократить бюджетные расходы симметрично невозможно. И именно поэтому начались интенсивные заимствования, просьбы об экономической помощи, что, в конечном счете, и привело к краху всей советской системы.
Проводя аналогии с современной ситуацией, можно еще раз подчеркнуть важность политики Стабилизационного фонда, необходимого для того, чтобы наши расходные обязательства не зависели от экономической конъюнктуры. У советского руководства есть только одно извинение — на их памяти подобного падения цен на нефть не было. До того момента XX век знал поступательное движение цен на нефть, поэтому советское правительство было уверено, что это навсегда. Но сейчас, когда мы знаем, что цены могут двигаться в обе стороны, и к тому же гораздо лучше, чем в 1970-е годы, знакомы с эффектом «голландской болезни», было бы безумием повторять опыт Советского Союза.
Даже в период высоких цен на нефть внешнеторговую политику СССР условно можно обозначить как «Нефть в обмен на продовольствие». Как Ирак в последние годы Саддама Хусейна. Ну и использование поставок ресурсов и средств от их продажи для поддержки дружественных режимов. Но уже в середине 1980-х годов произошло значительное снижение цен, как считается, в результате договоренности между США и Саудовской Аравией, когда последняя значительно увеличила предложение нефти, вызвав резкое снижение котировок.
Меня, кстати, поражают наши левые и псевдопатриоты, которые кричат, что крах Советского Союза стал результатом заговора саудитов и американцев. А кто довел советскую политику до такого состояния, чтобы она спровоцировала подобную договоренность? И кто довел советскую экономику до состояния такой чудовищной зависимости от внешней конъюнктуры?
Если выделить ключевые черты экономического развития того периода, то можно сказать, что 1970-е — это период инвестиционной деградации и одновременно это период, во время которого должна была бы происходить адаптация к только что появившимся постиндустриальным вызовам. Это требовало очень сложной структурной перестройки. Кризисные 1970-е для Западной Европы и Америки как раз были связаны с тем, что экономика адаптировалась к новой структуре. В этом состоянии темпы роста, естественно, ниже, возможны спад и инфляция.
Советская экономика росла в тот период примерно на 2,5-3% в год, что считалось нормальным на фоне третьего этапа, как считали советские идеологи, общего кризиса капитализма. Выяснилось же, что развитые страны готовились к более высоким темпам роста, информационному веку, а Советский Союз методично шел к своей гибели, лелея 2,5-3% роста в год.
1970-е годы в советской экономике — это застой не в смысле ничегонеделания, а в смысле отказа от качественных структурных реформ, от адаптации к вызовам новой эпохи. Советская экономико-политическая система была способна решать мобилизационные задачи, но не умела улавливать «тонкие» колебания. Так она была создана, и так она могла существовать, немного трансформируясь, но, в общем-то, особо не меняя своего жесткого индустриального ядра. Она была абсолютно неадаптивна, и эта фундаментальная проблема и привела в результате к ее гибели.
Застойность советской экономики следует понимать как результат неспособности улавливать новые вызовы и адаптироваться к ним. Необходимость в этом на тот момент частично компенсировалась высокими ценами на нефть. Как было сказано именно тогда, в 1970-е, в известной юмореске Ширвиндта и Державина: «Зачем выходить в открытый космос, если и так все нормально?»