Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2007
Похоже, что подле каждого народа есть племя, народность, нация, которая в его глазах выглядит не только национальной, но профессиональной, экономической группой. Занятия этой группы всегда — из тех, что одновременно востребованы хозяйственными, бытовыми, культурными потребностями данного народа, но отвергаются его же нравами и моралью. К таким занятиям могут относиться торговля, но также врачевание, гадание, колдовство, предоставление средств, вводящих в экстаз (особые, «чужие» наркотики, музыка, танцы, секс и так далее).
Народам, нациям вообще нелегко дается разделение территорий, владений, сфер влияния. Нелегко складывается мировое и региональное разделение труда. Но в сегодняшнем мире эти отношения регулирует международное право, что позволяет государствам обходиться без глобальных и, в меньшей степени, региональных конфликтов. Международное право, заметим, построено на принципах равенства всех субъектов.
Многообразные отношения жителей внутри страны урегулированы еще более детально. Право, существующее в большинстве современных государств, тем или иным образом управляет отношениями между этими субъектами, устанавливая в том числе принцип равенства перед законом. Отлажены — в большей или меньшей степени — отношения и между юридическими лицами.
Сложнее вопрос о регулировании отношений между национальными образованиями (небольшими народностями, этническими меньшинствами и группами) внутри государств — империй, федераций многонациональных субъектов. Но и здесь чаще всего современный законодатель провозглашает равенство, автономию, одинаковую правосубъектность, хотя нередко провозглашенный закон идет вразрез с установками этих групп в отношении друг друга.
Но современное законодательство не умеет регулировать отношения, в которых субъекты — не индивиды, а коллективные образования без юридически определенных границ и с заведомо неравным статусом. Они существуют во взаимно-непризнаваемых ценностно-культурных пространствах, пересекаясь в точке практической необходимости друг в друге, она же — точка вражды. Эта вражда регулярно взрывается эксцессом: погромами и резней.
Но иногда действия против описываемых меньшинств становятся открытой государственной политикой. Современный иранский лидер утверждает, что ему не верится в массовое уничтожение евреев в нацистской Германии. Но ведь не верилось до поры и самим евреям. А еще дольше — самим немцам. Наличие высокоурбанизированной космополитической культуры, либеральной традиции, гуманистических начал — всего того, что является антиподом ненависти к национально-профессиональному меньшинству, не оказалось достаточным барьером. Конечно, действия нацистского режима против евреев нельзя сводить к одной лишь этнической вражде и даже к одной лишь национальной политике. Как нельзя из этого выводить агрессию нацистской Германии против Польши, а затем СССР, хотя таковая сопровождалась соответствующей риторикой. Но для нынешней темы важно, что именно эта не отрегулированная европейской правовой культурой форма отношений внутри социума оказалась наиболее подходящей для сокрытия в ней совсем других целей и интересов. Она предоставила властям «третьего рейха» такой мощный культурный ресурс, что идея им воспользоваться витает в политическом воздухе до сих пор. И даже политическое фиаско нацистов не смогло ее скомпрометировать.
Итак, о соблазне использовать этот ресурс. О том, что это за ресурс, скажем в применении к нашим сегодняшним реалиям. Мы живем нынче в условиях рыночной экономики. Она у нас такая, что очень многое необходимое наиболее массовым категориям наших граждан или нравящееся им первоначально стало продаваться на рынках, а также в ларьках и киосках. Значительную часть этой торговли взяла на себя наиболее динамичная часть местных сообществ. Во всех городах России появилась категория «челноков». В их клетчатых сумках была перевезена гигантская масса товаров первой необходимости. Как в годы «военного коммунизма» усилия «мешочников», так и в годы реформ — усилия «челноков» в очень значительной мере смягчили тяготы, на которые обрекал население развал ранее организованных форм снабжения.
Но как это часто бывает, общественной реакцией была не благодарность, но презрение к этим «спекулянтам». Да и те, кто счел, что лучше «стоять на рынке», чем видеть глаза своего голодного ребенка, сами считали себя совершающими нечто оправдываемое только крайней нуждой, но в принципе — неблаговидное.
Законы рынка, однако, ведут к тому, что рынки постепенно закрываются. Челнокам стали составлять все более сильную конкуренцию крупные импортеры и перевозчики. Конкуренция не всегда была честной. У крупных фирм куда больше возможностей, чем у одиночек-челноков, договариваться с чиновниками высших уровней о льготах, влиять на принятие различных правил, инструкций, норм. Заметим, на стороне крупных фирм не только больше денег на поддержку своих интересов. Им на руку и та самая культурная норма, осуждающая «торгашество» как занятие, предполагающее и развивающее в человеке дурные наклонности и черты.
Второй волной торговцев, пришедших на рынки, оказались люди, прежде невиданные в большинстве российских городов и сел. Это были выходцы с Кавказа. В некоторых местах это были торговцы и работники из Средней Азии, где-то из Вьетнама и Китая. Воспроизвелась историческая ситуация, складывавшаяся не раз и в России, и во множестве других стран мира. Появились инокультурные — иноязычные, иноверные, непонятные и потому кажущиеся опасными — люди и образовали свои маленькие, не смешивающиеся с местными мирки.
Азербайджанцы в массе своей у себя в Азербайджане — это крестьяне и промышленные рабочие, не «торгаши». То же касается грузин, армян, чеченцев и прочих народов Кавказа, а также народов Средней Азии и Дальнего Востока. А вот про «выходцев с Кавказа», как и выходцев из прочих регионов, то есть тех, кто оказался в рассеянии, в диаспоре, надо сказать обратное. Диаспоры оказываются в окружении, чаще всего недружественном, и отыскивают ниши, не занятые этносом, в расположении которого они находятся. Обратиться к занятиям, которые наименее популярны у большинства, — наиболее вероятный исход. Та же логика требует и выработать личностный профиль, построенный как дополнительный, то есть контрастный, по отношению к местному.
Другая важнейшая черта таких меньшинств — сплоченность. Одна из наиболее частых претензий тех, кто считает себя русскими, к тем, кого они считают евреями, состоит в том, что «они все друг за друга держатся, друг друга протаскивают, а мы все поодиночке». Те же претензии — к нынешним «кавказцам» либо китайцам. А высокий уровень солидарности есть очень существенное преимущество при конкуренции на рынках. При прочих равных условиях десять торговцев из одной этнической (земляческой, религиозной, любой иной) общины обладают многократно большими возможностями, чем десять порознь торгующих представителей этнического большинства, или, как выражаются наши руководители, «коренного населения». (Заметим, что, стремясь ему помочь, стоит не ограждать его от «засилья “черных”», а поощрять создание собственных торговых организаций — кооперативов, товариществ, фирм.Это и будет экономически адекватным ответом конкурентам.)
Вдобавок к сплоченности и консолидированному капиталу у описываемых меньшинств существует ресурс изолированности и непрозрачности для сил контроля или рэкета. Остается вопрос о «предпринимательской жилке». Как считается, везде и всегда «этнические предприниматели» ее имеют, а обслуживаемые ими покупатели и потребители услуг — нет. Тем гордятся, но на то и обижаются. Понятно, как такая жилка может развиться в племенах, родах, семьях, из поколения в поколение не пашущих, не сеющих, а лишь торгующих и считающих выручку. Но в современных российских городах торгуют и считают выручку люди, у себя на Кавказе и в иных местах тому не учившиеся. В чем же дело?
Диаспоры всегда являют собой следствия исторических несчастий, одномоментных или длящихся. То может быть изгнание, как у евреев, или геноцид, как у армян. Для многих стран, таких как Вьетнам, и таких регионов, как Кавказ, это войны. Для других — как Средняя Азия, Китай и опять-таки Кавказ — это аграрное перенаселение, безработица. Такие экстраординарные социальные обстоятельства способны в короткое время повлиять на культурные нормы, управляющие социальным поведением. Пример русских челноков — тысяч учительниц и инженеров, честных советских служащих, сумевших за недели превратиться в успешных торговцев кроссовками и колготками, поясняет, как может произойти включение резервных программ, оказывается, хранящихся в культурном запасе «неторгового» народа. Добавим, что челноки действовали в ситуации гораздо меньшей вынужденной консолидации. «Этнические предприниматели», неласково встречаемые местным населением, принудительно солидарны, а это ведет к гораздо более быстрой выработке стереотипов поведения, в том числе — поведения торгаша, предпринимателя. То, на что в иных условиях нужны десятилетия, здесь совершается за месяцы.
Условия взаимодействия «этнических предпринимателей» и их клиентуры ведут к дивергенции. Образующийся потенциал напряжения является соблазном для политиков. В том числе и наших, здешних. Теперь видно, что они переоценили его значимость. «Коренное население», которому они хотели понравиться еще больше, не преисполнилось благодарности.
В январе 2007 года «Левада-центр» выяснял мнение населения (репрезентативная выборка, 1600 человек) о том, к чему приведут «введенные с начала этого года ограничения на торговлю иностранцев на российских рынках».
В одном вопросе выяснялось ожидаемое воздействие этих мер на уровень преступности в России. Затруднились с ответом 16%. Сочли, что они «приведут к снижению уровня преступности», 22% опрошенных. А 25% решили, что, напротив, эти меры «приведут к увеличению уровня преступности». Еще чаще — в 37% случаев — отвечали, что эти меры «никак не повлияют на уровень преступности».
Другой вопрос выяснял ожидания относительно того, как эти меры подействуют на цены на рынках. В этом случае затруднились ответить 13%. Ответы остальных распределились так:
«Приведут к снижению цен» — 11%.
«Никак не повлияют на цены» — 27%.
«Приведут к росту цен» — 49%.
За последние годы многие российские политики пришли к убеждению, что чем менее цивилизованно действовать и выступать, в том числе — по национальному вопросу, тем больше будет поддержка со стороны «народа». Похоже, что этот ресурс они исчерпали. Теперь будет выигрывать тот, кто быстрее переучится.