Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2006
Левада-центр, где я, уважаемый читатель, работаю, часто обращается к теме истории, теме «Россия и ее окружение». По этим вопросам проводятся разнообразные исследования, и одна из форм — групповые дискуссии. Подобные обсуждения отечественной истории в среде тех, кто в советские времена считался интеллигенцией, показывают, что одна из наиболее популярных трактовок такова: испокон веков российские правители старались собирать земли, то есть расширять территорию государства. Вокруг центра, а им считается Москва, кольцом наращивались присоединенные территории. Особенностью процесса, как отмечают участники таких бесед, было то, что метрополия тратила гораздо больше сил на политическое подчинение, а затем на культурную ассимиляцию своих приобретений, нежели на их экономическую эксплуатацию. От этого у населения метрополии сохранялось ощущение, что мы их кормим, и глубокое чувство обиды на тех неблагодарных, кто решил уйти.
Последние прямые территориальные приобретения были сделаны при Сталине. За это расширение владений многие нынешние россияне чтят и уважают его. Ведь при Сталине были не просто расширены границы, но вокруг них было выстроено очередное кольцо — буферная зона из стран с правительствами, полностью подконтрольными Москве, — так называемый соцлагерь. Нынешние собеседники не строят иллюзий насчет добровольности пребывания наших союзников в этом лагере, СЭВе, Варшавском договоре. Но как бы то ни было, говорят они, половина мира была наша.
О Хрущеве и Брежневе помнят, что они пытались развить эту «кольцевую» логику построения империи и создать еще один или два вала по периферии лагеря. Вспоминают слова: некапиталистический путь развития, движение неприсоединения. Эти новые пояса обороны создавались из бывших колоний главного политического соперника — «Запада». Но мы их не эсплуатировали, говорят интеллигентные собеседники. В отличие от европейских империй Россия использовала их бывшие колонии не как экономический, но прежде всего как политический и военно-стратегический ресурс. Одним из основных средств превращения новых союзников в этот ресурс было обеспечение их советским оружием. До сих пор долги им списываем.
В течение нескольких лет описанная конструкция развалилась — и не в результате военного столкновения. Некоторые из собеседников полагают, что роковую роль сыграл Афган, война, затеянная с одними целями, продолжающаяся с другими, законченная с третьими. Другие говорят, что СССР проиграл третью мировую войну, в нее не вступив, или Советский Союз проиграл холодную войну (гонку вооружений, информационную революцию и так далее). Наиболее интересным, думаю, покажется такое соображение: все дело в том, что «настоящей» мировой войны не было. По мысли его автора, это и развалило конструкцию, целиком и полностью построенную на идее военного противостояния и военной победы над врагом. К миру никто не готовился, мирной жизни полагалось оставаться недосягаемой мечтой. А когда эта мирная жизнь оказалась серьезной политической, культурной, бытовой реальностью для более чем одного поколения, центр тяжести конструкции сместился и она распалась.
Горбачева у нас добром не поминают даже интеллигентные люди. Он все развалил. Этими словами выражают мысль о том, что при Горбачеве была демонтирована мировая система, в которой наша страна имела описанное выше место и роль. Начался поиск нового места России. Оно было найдено при Ельцине: мы продаем нефть развитым странам Запада. «Нормальным советским людям», бывшим работникам НИИ и вузов, не была близка следовавшая из этого логика: они наши клиенты, потому они всегда правы. Авторитарные режимы — нефтяные экспортеры Востока — наши конкуренты, они всегда не правы. А именно этим, полагают они, определялась при Ельцине наша прозападная и либеральная позиция.
По исследованиям, которые тогда приходилось проводить, было видно, что внешняя политика министра иностранных дел Андрея Козырева, согласно которой наши бывшие враги — это наши друзья, а их враги, наши бывшие друзья вроде Ирака, Кубы и КНДР, теперь для нас не компания, с огромным трудом укладывалась в головах у многих. С трудом, потому что прежняя система представлений, по которой мы в крепости, а крепость в кольце врагов, сохранялась.
Дальнейшая логика дискуссии такова. Ельцин дальше править не мог, сменил себя на преемника. Преемник, что естественно, после определенного момента начал искать себе собственную социальную базу, отличную от базы «семьи». То, что он — выходец из органов, сыграло свою роль в том, где именно он нашел эту базу, но роль не решающую. Главным, по мнению участников дискуссии, было то, что не затронутыми коррупцией при помощи нефтяных денег остались всего два сегмента советской элиты. Это сотрудники госбезопасности и вооруженцы. Их «неиспорченность» и «советское бескорыстие», а равно — стремление получать «как все», «как теперь принято», были ресурсом, мимо которого никакой правитель, ищущий себе «своих», не мог бы пройти.
И вот эти две элитные группы пришли править бал. С их явлением началось новое определение места России в мире. Многие из собеседников полагают, что это просто возврат к холодной войне. Но если говорить о том, как эти процессы отражаются в головах остальных жителей России, то увидим, что это не совсем так.
От групповых дискуссий с интеллигенцией давайте перейдем к материалам массовых опросов. Мнение интеллигенции (а в данном случае мы зачислим в этот разряд всех людей с высшим образованием) можно выделить отдельной строкой. Опросы проводились по репрезентативной выборке населения РФ в возрасте 18 лет и старше (1600 человек) в мае-июне 2006 года. Чтобы контрастнее показать роль такого фактора, как (высшее) образование, приводятся также данные об ответах людей, у которых нет и полного среднего. Как будет видно, в вопросах внешней политики нынешняя «интеллигенция» придерживается практически тех же позиций, что и «простой народ» или «весь народ». Особая интеллигентская точка зрения утрачена. (Можно ли после этого говорить об интеллигенции как об особой группе — вопрос, который выходит за рамки этих заметок.)
Вот животрепещущая тема: отношения с США. По линии разрядки-перестройки, нового мышления и многополярного мира все в порядке: 57% россиян находят эти отношения хорошими, лишь 28% — плохими. С Западной Европой и того лучше, соотношение — 76% к 11%. При этом в оценках отношений с Западом образованные люди не отличаются от необразованных, специалисты не отличаются от рабочих.
Продолжим. США плюс Западная Европа — это, как все понимают, НАТО. А разговор о НАТО — это уже разговор о военном противостоянии. Дискурс совсем иной. Но какой? В духе холодной войны или в духе нового мышления? Об этом вопрос:
Есть ли основания у стран Запада, входящих в блок НАТО, опасаться России?
Задержите глаза на этой строке, уважаемый читатель. Решите про себя, какой бы вы выбрали ответ. Потом прикиньте, как ответила бы образованная публика, необразованная и, наконец, вся Россия. А теперь смотрите на результаты опроса:
|
Кто отвечает |
Да |
Нет |
|
Люди с высшим образованием |
29% |
63% |
|
Люди с неполным средним образованием |
34% |
55% |
|
Все россияне 18 лет и старше |
31% |
59% |
Получается, нечего нас пугаться господам из НАТО. И мы как образованные люди понимаем это чуть лучше других. А надо ли нам их опасаться?
Есть ли основания у России опасаться стран Запада, входящих в блок НАТО?
Ну а здесь чего ожидать, коль скоро Западу нас бояться нечего? Предлагаю снова загадать ответы. А потом смотрим:
|
Кто отвечает |
Да |
Нет |
|
Люди с высшим образованием |
57% |
34% |
|
Люди с неполным средним образованием |
63% |
27% |
|
Все россияне 18 лет и старше |
62% |
29% |
Угадали? Знали, что так будет: вам бояться нечего, а нам есть чего? Есть известная — но наводящая большую тоску — красота в симметрии этих ответов, два к одному и тут и там. Но это не симметрия отношений: пусть нас боятся настолько же, насколько мы их.
Может, мы с вами и образованные люди, но это ничему не помогает. Пусть не с двукратным, но все равно с подавляющим перевесом господствует в наших головах убеждение, что, во-первых, это мы миролюбивые, а они — Запад — агрессивные и что, во-вторых, Запада надо бояться. И в своих собственных головах мы находим этому подтверждение:
Согласны ли вы с утверждением, что США пользуются нынешней слабостью России, чтобы превратить ее во второстепенную страну, сырьевой придаток Запада?
Звучит? А отзвук в сердце находит? А в сердце необразованного человека найдет? Посмотрим:
|
Кто отвечает |
Да |
Нет |
|
Люди с высшим образованием |
70% |
27% |
|
Люди с неполным средним образованием |
75% |
15% |
|
Все россияне 18 лет и старше |
74% |
18% |
Эти данные были собраны еще до того, как про США были сказаны сакраментальные слова: «товарищ волк кушает», то есть соблюдает свои интересы, а интересы эти в том, чтобы скушать нас[1]. Сказавший их, как видим, мог полагаться на широко разлитую во всем русском обществе, включая его образованную часть, фобию. О том, что это именно фобия, прикровенный страх, нам говорит приведенный выше результат – мол, отношения со Штатами у нас ОК.
Значит, никакой взаимности. Мы мирные и смирные, хотим дружить. А они только и ждут, чтобы урыть нас.
Ну тогда встает вопрос, а смогут ли? Сразу скажем, что вообразить себе военный конфликт с США готовы не более 22% россиян (образование роли не играет), 67% считают его невероятным.
Ну а если все-таки он произойдет, чем дело кончится? Прокрутите для себя этот фильм ужасов до конца и спрогнозируйте, пожалуйста, результат. Итоги опроса приводятся ниже:
Выстоит ли Россия в случае такого конфликта?
Выстоит и победит 28%
Выстоит и сохранится, но ценой колоссальных потерь 30%
Не выстоит и перестанет существовать 6%
Под угрозой окажется существование всего человечества 23%
Затруднились ответить 13%
Над этими результатами стоит подумать отдельно. Я же хочу обратить внимание на следующее. Во-первых, россияне (за вычетом меньшинства в 6%, среди образованных — еще меньше) не допускают мысли о том, что их отечество может прекратить свое существование, — гибель всего мира представить соглашается вчетверо больше людей. Уже из этого следует, что Россия не может не победить. (В эпической лексике, связанной с Великой Отечественной войной, глаголы «выстоять», «одолеть», «победить» очень близки.) И действительно, более четверти россиян (среди молодежи — до трети) просто уверены в военной победе над США. А 30% (среди высокообразованных — 35%) верят в то, что выстоим, хотя будет очень тяжело. Но нам не впервой. Итого, почти шестеро из десяти россиян утратили существовавший со времен войны в Заливе страх перед войной с США (тогда-то и появилось ощущение, что с Америкой драться нельзя, они нас победят). Теперь в народе снова есть вера в свои силы, в свою историческую судьбу: противостоять другой половине мира.
Можно порадоваться за людей, избавившихся от комплекса неполноценности. Но можно в свою очередь и обеспокоиться.
Но все же, я думаю, прямого столкновения не будет. Правило, по которому живем уже которое десятилетие, гласит, что с главным противником мы не воюем. Мы воюем со второстепенными. Вот с ними война нужна. И если одна затухает, начинают другую.
Эти войны по-прежнему связаны с обсуждавшейся концепцией колец вокруг нашей страны-цитадели. Но тогда шла речь о формировании колец безопасности. Политики последних нескольких лет повернули дело по-иному.
Они формируют кольцо опасности.
В самом деле, чем запомнится политика РФ в отношении стран ближнего зарубежья в начале XXI века? Тем, что страны, исторически годные в союзники, ибо ими правили такие же бывшие советские начальники, как и в России, любыми средствами превращали в недругов. Вдруг проснувшаяся забота о «соотечественниках» или территориальные претензии, требование разрешить военное присутствие или поддержка местных сепаратистов — все способы, годные, чтобы всерьез испортить отношения с соседом, были пущены в дело. В каждом отдельном случае с сопредельной стороны слышались предупреждения о возможном росте антироссийских настроений! Ответом обычно бывало лишь усугубление такой политики. Соседям она казалась смесью абсурда с кошмаром. А нам с вами? Видеть «национальный интерес» России в испорченных отношениях с соседями и в поддержке их союза с нашим соперником на первый взгляд трудно.
Но это на тот взгляд, который полагает, что интерес государства — это мир и процветание его населения. А если интерес иной, поскольку субъект интереса — не все абстрактное население, а вполне конкретные элиты, связанные с силовым удержанием власти, наращиванием производства вооружений и так далее, то все становится объяснимым. Но особой чертой момента, на которую указывают исследования, яляется то, что партикулярный интерес этих элит может реализовываться с опорой на позиции широкой публики.
Общественный дискурс, в котором неразличимы ныне голоса образованных и малограмотных, свиреп. Перед нами Америка, которая хочет нас превратить в сырьевой придаток. Мы не будем с ней воевать, хотя могли бы. Но мы покажем ее союзникам, в особенности тем, кто из числа наших бывших, что такое великая держава.
Для того чтобы держава продолжала считать себя великой, ей нужно быть окруженной сильными врагами. Сегодня россияне готовы считать таковыми чуть ли не половину своих соседей — бывших республик СССР или членов Варшавского договора. Мы снова в кольце. Только так можно открыть новый период имперской истории.