Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2006
В России всегда культивировался интерес к так называемой интеллигенции. Я написал «так называемой», поскольку согласия называющих по поводу объединительных признаков этого класса, прослойки, профессионального сообщества, или как там еще, нет. Нет и признаков, разграничивающих интеллигенцию и «других». Тем не менее такая расплывчивость не мешает нам утверждать, что интеллигенция выиграла в какой-то момент, а в какой-то момент проиграла, что, например, имярек — настоящий интеллигент, а такой-то — гад ползучий и интеллигентным человеком его не назовешь. Приходится слышать, что интеллигенция «повела себя неправильно» или, наоборот, «позиция интеллигенции противостояла произволу». Что же касается экономистов, то их всегда интересует вопрос о доходах и расходах, о производстве и потреблении, как только речь заходит о каком-то феномене.
Политических и общественных мыслителей волнуют другие вещи. На рубеже XVIII и XIX веков, по-моему, еще мадам де Сталь отметила такую беду России, как отсутствие посредника между правящим политическим классом и остальным населением. С тех пор кто только не говорил о разрыве, пропасти между «правительством» и «народом». Наше знаменитое «мы и они», наверное, не исчезнет из русского сознания никогда. При этом смысл, вкладываемый в понятие «мы», равно как и в понятие «они», плавал, варьировался от говорящего к говорящему. Несмотря на то, что все говорящие и, что важнее, слушающие друг друга понимали.
Проблема посредника, который находит общий язык и с высшим, и с низшим классом, — это не наша или, вернее, не только наша проблема. Цементирование общества осуществляет именно средний класс. Он, и только он, способен сформулировать и донести до высшего класса, правящей элиты требования и просто желания низшего класса. Ровно так же он объясняет низшему классу смысл и последствия принятых наверху решений. Огромна роль среднего класса в экономике. Его основное богатство — человеческий капитал. Средний класс — носитель компетентностей. Он не может жить в «демонстративной праздности» по Веблену. В этом смысле он скорее труженик. Но он и не сторонник культа труда. Любое рутинное «делание» вызывает в представителях среднего класса желание изменить ситуацию. Желание, сходное с зудом. Поэтому он — источник новаций.
Когда в результате великих реформ Александра II Россия начала приходить в божеский вид, то в ней совершенно естественным путем возник средний класс. Как и полагается, он сочувствовал низшим классам, давил на высшие, одновременно создавал общества трезвости, не противился злу насилием и занимался просвещением темных масс. Средний класс ринулся в науку и инженерию. Экономическая динамика России последней трети XIX века потрясает. Экономическое поведение человека из среднего класса очень своеобразно. Замечательный и изобретательный поэт Всеволод Некрасов как-то сказал мне, что ни талант, ни трудолюбие не обеспечивают успех в поэзии. Были и поталантливей. И трудились они, эксплуатируя свой талант, вовсе не слабо. А вот у него не получалось. Попробовал так. Не получилось. Все бросил. Попробовал иначе. Не выходит. Совсем по-другому попробовал. Получилось! Это характерная модель экономического поведения среднего класса. Тыканье головой об стену. Не использование богатства, как у высших классов, и не рутинная добросовестная работа низших классов, а вот такое «поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Так, между прочим, средний класс, у которого не было богатства и который не хотел трудиться, и создал тот вполне сносный мир, в котором мы живем. Хотя бы экономически сносный.
Очень интересно самоназвание русского среднего класса — интеллигенция. Вообще говоря, по всем параметрам у русского среднего класса ничего специфически русского нет. Это горожане. Но слово «горожане» — буржуа, бюргеры — во времена возникновения русского среднего класса было дискредитировано французским и немецким средним классом. Эпоха была романтическая. Или, вернее, постромантическая. Самоирония Жорж Санд, Флобера, Гейне привела к тому, что их русские коллеги никак не могли назвать себя мещанами, или даже горожанами. Пафос Беранже уже давно выдохся. Надо было дождаться Мандельштама, чтобы он реабилитировал термин, написав: «Я горожанин и друг горожан». Название «буржуа» для среднего класса обладает некоторой экономико-географической точностью. И высшие и низшие классы тех эпох были связаны с землей, почвой, природой. Горожане — люди воздуха. Ненависть наших «деревенщиков» к среднему классу вполне понятна. Интересно, что она поддерживалась комплексом неполноценности буржуа, то есть горожан. Избранное русским средним классом самоназвание — интеллигенция — отражает одну, но, видимо, чрезвычайно важную особенность. Действительно, основным богатством и инструментом деятельности среднего класса являются мозги, интеллект. Таким образом, самоназвание ориентируется на источник доходов среднего класса, рассматривая его как объединяющий признак и признак разграничительный. Такая суперэкономическая ориентация, естественно, должна быть сглажена и чем-то закамуфлирована. Чем? Только нашим кодексом поведения. Здесь уже царствует фантазия необыкновенная.
В России сегодня наиболее ценные и выверенные исследования проблем среднего класса проводятся экономистами и социологами под руководством Татьяны Малевой[1]. Надо сказать, что они тщательно избегают термина «интеллигенция», но… Уже утверждения, что средний класс — это сложная мифологема, что это фронтир массовых слоев населения и, наконец, идеализированный образ будущих членов общества, говорят о том, что у исследователей, хотя бы подсознательно, маячит перед глазами неписаный кодекс поведения интеллигенции. Никуда от этого не денешься. И не надо.
В экономической науке принято выделять средний класс по уровню доходов или величине материальных активов. В эту группу автоматически попадают люди с высшим уровнем образования. Представители среднего класса по доходам ощущают и ведут себя именно как представители среднего класса. А у нас разве так? Если выделить средний класс по доходам или другим материальным ресурсам, то это будет один средний класс. Если по уровню образования, профессиям, социальному положению — другой. А если по самооценке — третий. Исследователи сделали, на мой взгляд, конструктивный вывод из нашей ситуации. У нас не один средний класс, а несколько средних классов. Их пересечение они назвали ядром, видимо, в глубине души, надеясь, что со временем и профессора начнут получать побольше, и дворники, считающие себя интеллигентами, отложат метлу и возьмут в руки циркуль.
Живет ядро среднего класса в Москве и Санкт-Петербурге. Ну, еще немножко в областных городах. Предпринимательством заниматься вроде бы хочет, но не получается. Вообще, в смысле трудовой и предпринимательской активности мало отличается от низших классов. Деньги старается копить и начал заводить пластиковые карты не только для зарплатных схем. Кредиты берет как все. То есть практически не берет. Наиболее интересным, на мой взгляд, при анализе как обобщенного среднего класса, так и его ядра было бы исследование потребительских предпочтений. Что тут мы видим? На медицину тратит как все. В том числе и на заботу о здоровье домашних животных. На отдых за границу выезжает чаще, чем низшие классы, но тоже мало. О внешности своей заботится побольше других. Автомобили и мебель чаще покупает. Читает и смотрит телевизор как все. Может быть, читает что-то другое, но это не уловишь. Компьютерами и спортом занимается больше, чем низшие классы. Что есть, то есть. Рост платных образовательных услуг наблюдается у всех, но у средних классов несколько побольше. Вообще надо сказать, что структура потребления средних классов отличается от других не столь уж большими цифрами, но некоторой особенностью. Если появляется нечто новое, в чем-то хотя бы необычное, то проявляется оно именно в потреблении среднего класса.
Вообще экономико-социальные исследования Татьяны Малевой, Вадима Радаева, Анатолия Овсянникова, Лилии Овчаровой и других чрезвычайно интересны. Если мы видим, что наш средний класс — средоточие ума нации — еще весьма далек от наших желаний, то это повод озаботиться, а не плюнуть на проблему и продолжить рассуждать о роли интеллигенции в российской истории. Да, средние классы политически инертны, как и все, они не готовы взять на себя ответственность за национальное развитие. Но других нет. А этих становится все больше.